ВРЕМЯ ТО ЖЕ, НО ТЕПЕРЬ РУССКИЕ: ПРОТИВНИК ЗАМЕЧЕН

Примерно в 9 часов, когда окончательно исчезли остатки утреннего тумана,^{316} движение союзных войск замечают у Меншикова. Первое впечатление — удивление. Но совсем не потому, что враг движется вдоль моря в пустоту, в неприкрытое место, где совсем нет войск. Русским еще никогда не приходилось сталкиваться с таким странным построением. Привычные к виду больших батальонных «коробок», чины штаба ожидали появление плотных колонн. Вместо этого «…все войска их были развернуты; колонн мы не видели, что нам казалось загадочным».^{317}

Кстати, ход мыслей правильный. Понять-то поняли, но выводов не сделали. Видно, стояли, смотрели, обсуждали и представляли, как навалится французский или английский батальон на русский, лязгнут штыки, замашут сабельками офицеры, грянет громовое «Ура!» — и пойдет русская сила крушить басурман. Потому, видно, и не хватило запаса мысли срочно принимать меры, перестраивать боевые порядки, хотя бы в ротные колонны, отводя за ближайшие складки местности и отправляя к стрелками всех оставшихся в строю штуцерных. Делать хоть что-нибудь, но не ждать врага как цели на мишенном поле. Не сделали ничего. Надеялись на слабый дух противника, на геройский дух своих войск, на славный русский штык, в конце концов.

Увы, через несколько часов случилось то, что и должно было случиться.

«Но вышло не то, что мы ожидали: англо-французы и не думали о нашем штыке, да и свои штыки отомкнули, возлагая, и весьма справедливо, всю надежду на огонь».^{318}

Не хочу ни на йоту оправдывать русских генералов. Что толку — других на Альме всё равно не было. И поддерживать вой голосов, что русская военная мысль была отсталой, тоже не собираюсь. Просто забыли в императорской армии на Альме те уроки, которые когда-то делали ее грозной силой. Ничего нового на самом деле французы не демонстрировали: ёще Суворов успешно применял трехшереножный строй батальонов, упирая на огонь в сочетании с движением.

Через час у Кирьякова появляется адъютант, посланный от Меншикова: «Враг приближается!»

Это замечает стоящий в строю полка ротный командир Тарутинского егерского полка Ходасевич: «Около 11 часов утра мы смогли разглядеть

колонны союзных армий, продвигавшиеся в великолепном порядке, с развевающимися знаменами, дробью барабанов и музыкой полковых оркестров, как на военном смотре. Вскоре после этого адъютант князя прогалопировал за нашим батальоном к генералу с информацией, что враг выдвинулся против нашего левого фланга».^{319}

В 11.30 все войска находятся в движении.^{320} Волнуются все. Среди французских пехотинцев и артиллеристов нарастает характерное для неопределенности ожидания боя напряжение.

Занавес поднят. Спектакль начинается…