Посольство под Смоленск

При своем движении ночью через Москву против Вора Жолкевский мог, конечно, захватить почти беззащитную столицу, но не сделал этого и тем приобрел большое доверие у бояр. После удаления Вора последовали взаимные угощения: Жолкевский задал пир боярам, а те отвечали ему тем же. Затем гетман начал торопить отправление большого посольства под Смоленск, согласно договору 17 августа, для избрания королевича, и очень ловко повел дело так, что удалил вместе с ним из Москвы самых опасных для короля людей: умного и деятельного князя В. В. Голицына, который сам имел виды на престол, и не менее умного и крепкого русского человека Филарета Никитича Романова. Жолкевский уговорил бояр поставить во главе посольства Голицына, а Филарет должен был ехать под Смоленск представителем всего православного духовенства.

В состав посольства входили, кроме того: окольничий князь Мезецкий, думный дьяк Томила Луговской, Захар Ляпунов, троицкий келарь Авраамий Палицын и другие; всего было до 1200 человек вместе со слугами. Такое большое количество членов посольства объясняется тем обстоятельством, что вместе с послами под Смоленск отправилась и большая часть того «случайного собора», из людей от земли, которые находились в Москве при выработке условий 17 августа об избрании Владислава. Посольство покинуло Москву 11 сентября. «Патриарх же митрополита (Филарета) и бояр благословляше и укрепляше, чтобы постояли за православную, за истинную христианскую веру, ни на какие б прелести бояре не прельстилися. Митрополит же Филарет даде ему обет, что умереть за православную за христианскую веру». Филарет должен был потребовать, чтобы королевич немедленно крестился у него и у смоленского архиепископа Сергия.

Удаливши из Москвы Голицына и Филарета Никитича, Жолкевский поспешил сделать то же самое и относительно инока поневоле, бывшего царя Василия Ивановича Шуйского; по настоянию гетмана последний был переведен в Иосифов Волоколамский монастырь, а его братья – в Белую; царицу же Марию заточили в Суздальском Покровском монастыре.

Чтобы подготовить легчайший захват Москвы королем, Жолкевскому оставалось сделать еще один шаг: занять столицу и Кремль польскими отрядами, о чем его просили сами бояре, «начата мыслити, како бы пустити Литву в город, и начата вмещати в люди, что будто черные люди хотят впустить в Москву Вора… Уведа же то, патриарх Ермоген и посла по бояр и по всех людей, и нача им говорите со умилением и с великим запрещением, чтобы не пустити Литвы в город. Они же ево не послушаша и пустиша етмана с литовскими людьми в город».

Жолкевский, зная малочисленность своего отряда и хорошо помня судьбу поляков в кровавую ночь, когда был убит первый Лжедимитрий, хотел стать по слободам около столицы. «Мне кажется, гораздо лучше разместить войско по слободам около столицы, – говорил он представителям своего войска, – которая будет, таким образом, как будто в осаде». Но с ним не согласились его подчиненные, желавшие скорее добраться до царской казны и других сокровищ, хранящихся в Москве.

«Напрасно ваша милость считает Москву такою могущественною, как была она во время Димитрия, а нас – такими слабыми, как были те, которые приехали к нему на свадьбу, – отвечал ему пан Мархоцкий. – Спросите у самих москвичей, и они вам скажут, что от прихода Рожинского до настоящего времени погибло 300 000 детей боярских… Мы теперь приехали на войну, а не на свадьбу…»

С другой стороны, бояре, боясь черни, также не переставали просить Жолкевского ввести поляков в город; на возражения же по этому поводу Гермогена обыкновенно столь бесцветный князь Ф. И. Мстиславский отвечал ему, по некоторым сведениям, с сердцем, чтобы «он смотрел за Церковью, а в мирские дела не вмешивался».