ВОЙНА НЕРВОВ
Когда 23 мая Гитлер разъяснял своей военной верхушке сложившуюся ситуацию и собственные намерения, Япония как раз ввязалась в бои с Красной армией в Монголии на Халхин-Голе. Конфликт постепенно разрастался, но его искры пока не перекинулись на Европу. Гитлер хотя и придавал большое значение Японии, тем не менее нерешительность со стороны Токио в деле расширения военного союза заставляла медлить и его самого. По его словам, «в интересах самой Японии заблаговременно начать действовать против России»{314}. Почему он сказал «заблаговременно»? Сталин, во всяком случае, отреагировал сразу же, приказав разработать план изгнания японцев из спорного района. Одновременно он подал сигнал Берлину о своей готовности к поиску компромиссного решения.
1 июля части японской Квантунской армии попытались нанести довольно серьезный удар, но были отброшены превосходящими силами объединенных советско-монгольских войск{315}. Затем вплоть до 22 августа бои прекратились, пока Сталин не приказал Жукову начать крупномасштабное наступление. Это был первый блицкриг, в результате которого в течение всего нескольких дней была уничтожена 6-я японская армия. В это же время Риббентроп прибыл в Москву, чтобы заключить со Сталиным сенсационный пакт о ненападении. Советский диктатор однозначно стал победителем в войне нервов летом 1939 г.
Попытки западных держав заполучить Москву и составить с ней антигерманский военный союз слишком затянулись. Эти переговоры начались еще в апреле и привели к подписанию 24 июля франко-англо-советского договора о взаимопомощи. При этом все стороны рассматривали данный документ как отвлекающий маневр, так как ни Лондон, ни Париж не были в состоянии, да и не намеревались серьезно выполнять свои обязательства в случае войны. Они были больше заинтересованы в том, чтобы отвлечь от себя первый удар хорошо вооруженной германской военной машины и создать дополнительные фронты на востоке или юго-востоке Европы, как это случилось в Первую мировую войну, или безучастно принять экспансию Гитлера. Такое развитие событий, а Гитлер уже до некоторой степени понял это, им было не дано. От Красной армии западные военные эксперты, естественно, не ожидали, что она в состоянии провести широкомасштабную наступательную операцию в западном направлении. Сталин, со своей стороны, демонстрировал стремление запросить высокую цену за вероятную интервенцию и добиться от западных держав обязательств первыми начать активные военные действия. Одновременно он вел секретные переговоры с Берлином, о чем вскоре по Европе поползли слухи, которые вполне могли поднять цену его благосклонности.
Борис Шапошников, новый начальник Генерального штаба Красной армии, в памятной записке Сталину от 10 июля 1939 г. определял четыре возможных варианта начала войны: 1) германское наступление на Францию и Англию; 2) отдельное самостоятельное наступление германской армии только на Польшу; 3) нападение Германии при поддержке Венгрии и Болгарии на Румынию; 4) прямое нападение Германии на СССР через Эстонию, Латвию и Финляндию{316}. Из этого следует, что советское руководство в полной мере осознавало наличие плана «Барбаросса-1939» и направления наступления вермахта через Прибалтику и Румынию. Возможно, русские несколько преувеличивали обороноспособность польской армии, в противном случае они должны были бы задуматься о последствиях скоротечной победы немцев на Висле и о том, что вермахт может выйти на восточные границы Польши.
Тем временем Варшава категорически отказывалась пропустить Красную армию на свою территорию с целью оказания совместного отпора германскому агрессору. Для Сталина это не было неожиданностью, как и аналогичная позиция румынского правительства. А вот если бы у польского правительства в последнюю минуту сдали нервы и оно сломилось бы под натиском своих западных союзников, то у обоих диктаторов могли возникнуть большие проблемы: у Гитлера — в случае согласия Польши уступить Данциг и коридор; тогда пропадает предлог начать войну с Польшей, а у Сталина — в случае, если Польша даст согласие на продвижение советских войск в направлении Восточной Пруссии и Вислы с целью нанесения прямого удара по вермахту, когда Жуков в это же время проводил свое наступление на Дальнем Востоке против японской армии.
Советская сторона предпочла попытаться побудить западные державы к сражению за Рурскую область и нанести их главный удар по центральным районам Германии. В этом случае, как бы прикрываясь вихрем войны на Западе и под защитой польского фронта на Висле, Красная армия могла бы осуществить наступление на Восточную Пруссию через район Вильнюса. Западным державам следовало наряду с Польшей убедить и прибалтийские страны пропустить советские войска через их территорию. При этом Шапошников намеревался использовать только 30% своих вооруженных сил, чтобы справиться с кригсмарине на Балтике и занять побережье. Это была своеобразная антимодель плана Альбрехта, вывернутого наизнанку, которую командующий кригсмарине на Балтийском море сумел правильно распознать и оценить. Если бы советское руководство в ходе переговоров с западными державами продолжало придерживаться этого плана, а Польша дала бы согласие на продвижение частей Красной армии через район Вильнюса, то германское руководство в соответствии с планом Альбрехта могло бы в ответ начать превентивные военные действия в направлении на Ленинград и северо-восток России. Даже если в Москве план Альбрехта и был уже известен, то речь шла в этом случае, по меньшей мере, о хорошо продуманной советской концепции «передовой обороны».
При этом у советской стороны не было ясности в вопросе о том, какую конкретную роль должен играть южный фланг. Русские лишь требовали для себя права на проход своих войск через территорию Румынии, т. е. это был вариант, который уже давно учитывался как вероятное направление советского главного удара. Тем не менее вполне можно предположить, что в случае совместного выступления со своими союзниками Красная армия могла бы войти на территорию польской Галиции и Румынии, обеспечила бы свое политическое влияние и захватила нефтепромыслы, а потом — в результате ответных мер Германии и Венгрии — вероятно, отказалась бы от рискованного дальнейшего наступления вдоль Дуная. Возможное поражение советских передовых частей на Дунае могло бы значительно ослабить позиции Сталина в альянсе западных держав и привести к нежелательному для него новому «Мюнхену», который мог повлечь за собой германскую интервенцию на Украину. Во всяком случае, со стороны Сталина было весьма разумно не афишировать своих намерений нанести удар по укрепленной Восточной Пруссии или осуществить глубокий прорыв в Юго-Восточной Европе.
В том случае, если бы Германия нанесла удар по западным державам, а те остановили бы ее наступление на Рейне и начали сами наступать на центральные районы страны, то у Сталина появились бы хорошие шансы легко захватить Прибалтику, район Вильнюса, Бессарабию и Буковину и сохранить за собой эту добычу, опираясь на силу еще не знавшей поражений армии. Если бы столкновение германского агрессора и западных держав привело к затяжной позиционной войне по примеру Первой мировой войны, а это тогда предполагало большинство военных экспертов, то у Красной армии, несмотря на хорошо организованную оборону в Восточной Пруссии и Галиции, все равно появилась бы прекрасная возможность вступить в эту игру, будучи достаточно сильной. Сталин в отличие от авантюрного Гитлера был, несомненно, умным игроком и умел рассчитывать каждый шаг, да и время работало на хозяина Кремля.
Война нервов лета 1939 г. долгое время оставалась безрезультатной. Когда 12 августа в Москве начались переговоры советской стороны с французской и британской миссиями с целью выработки единого плана противодействия дальнейшей германской агрессии, то, даже учитывая, что интересы трех партнеров по альянсу согласовывались с большим трудом, возможно было еще многое. Немцы при этом не исключали полностью возможность успешного достижения этого соглашения. Было бы весьма легкомысленно полностью надеяться на прогнозы Гитлера, что Польшу можно было изолировать и разбить в ходе одной-единственной молниеносной военной акции и самим вернуться в казармы. Однако и его заявление о наступлении на Запад не стоило считать серьезным, поскольку его нельзя было реализовать ввиду отсутствия достаточных для этого сил. В самом худшем случае всего за несколько дней рейх мог быть втянут в мировую войну, как это произошло в 1914 г. По воспоминаниям Браухича, Гитлер якобы заявил: «Я был бы идиотом, если бы ввязался в войну из-за Польши, как те бездари в 1914 году»{317}.
Но какие же выводы сделало ОКБ из заявления Гитлера 23 мая? Военная игра в мае исходила из того, что СССР начнет наступление первым, и поэтому недовольный Гальдер должен был согласиться с ее результатами, когда стало ясно, что внезапное нападение крупных подвижных соединений с далекоидущими оперативными целями еще не отработано должным образом. Поэтому ОКБ предприняло ряд дополнительных мер по мобилизации, обучению и подготовке войск. Кроме того, на сентябрь 1939 г. планировалось проведение широкомасштабных тактических учений моторизованных частей с целью отработки «задач на марше и в бою»{318}. На самом деле так в скрытой форме уже полным ходом шла подготовка к войне. Наконец, 23 мая Гитлер потребовал, чтобы вермахт был в любое время готов с порога своих казарм атаковать соседние страны.
Одновременно он возвестил о созыве партийного «съезда мира», что, несомненно, было попыткой ввести в заблуждение общественность, но и давало ему также возможность в случае удачи (скоротечная успешная кампания в Польше и никакого расширения войны) либо неудачи (Германия остается без союзников) быстро отступить и сделать паузу в войне нервов, направленной на развязывание мировой войны.
Что касалось возможных осложнений в результате втягивания Красной армии в военные действия, то авторы польской кампании еще продолжали думать над этим. Это выразилось в разработке так называемого «плана военной разведки», в котором были изложены детальные инструкции о донесениях и докладах фронтовых групп касательно противника. В центре внимания, естественно, находилась польская армия, но в случае войны следовало собирать данные и о русских войсках, если они окажутся на территории Польши. Особенно это касалось парашютно-десантных подразделений, их вооружения, организации и др., а также — железнодорожных станций в приграничных районах, где из-за разной ширины полотна приходилось менять вагонные тележки{319}. К тому же это были важные цели в тактической воздушной войне. Не в последнюю очередь следовало проявлять интерес к тому, как будет реагировать коммунистическая пропаганда на вступление СССР в войну на польском театре военных действий.
В соответствии с приказом на стратегическое развертывание сухопутных сил по плану «Вайс» от 15 июня 1939 г.{320}, по польской армии наносился неожиданный удар западнее Вислы, что должно было привести к ее разгрому. С оперативно-тактической точки зрения речь шла о силах и целях, которые уже были опробованы в ходе военной игры Гальдера. Командующий сухопутными войсками выразил намерение по возможности предупредить мобилизацию и выступление противника. Планировавшийся разгром польских войск в результате концентрических ударов из Силезии, Померании и Восточной Пруссии строился по известной схеме. Правда, при таком охвате поляков в клещи следовало учитывать возможный контрудар со стороны Галиции. Поэтому большим преимуществом стало участие в операции Словакии с ее дополнительной армией, которую можно было развернуть в том направлении.
Примечательным в этом варианте является тот факт, что, во-первых, Германия отказывалась от участия в операции Венгрии и тем самым — от Карпатской Украины, а во-вторых, наступавшая из Восточной Пруссии в южном направлении 3-я армия должна была игнорировать либо связать ложным маневром на своем левом фланге слабые силы поляков в районе Вильнюса. Если при этом в приказе говорилось об обеспечении безопасности границы с Литвой минимальными силами, то расчет, очевидно, делался на вероятное военное вмешательство СССР и наступление русских через Вильнюс и Литву в направлении Восточной Пруссии. К сожалению, документы 3-й армии не могут свидетельствовать об этой ранней стадии планирования польской кампании, так как они, вероятно, были уничтожены в 1942 г{321}. А ведь они могли бы разъяснить, как выглядело планирование вооруженного столкновения с Красной армией на северо-востоке Польши, которое вплоть до июня 1939 г. все еще представляло собой вполне реалистичную возможность.
Так, в означенном приказе указывается лишь, что 3-я армия наносит удар из Восточной Пруссии на Варшаву и «далее в направлении на восток». В этом еще угадывается диспозиция военной игры Гальдера, которая предусматривала наличие тылового рубежа, развернутого на восток. А вот что должно было произойти дальше, оставалось неясным. На огромной территории Восточной Польши могло произойти объединение остатков войск противника с целью продолжения военных действий, не исключено, что и при поддержке Красной армии. Тогда потребовалось бы проведение второй операции, т. е. переход в оборону по линии Вислы (по примеру 1920 г.) либо — продолжение наступления и преследование остатков польских войск.
До сих пор историки не обращали внимания на разработанный Гудерианом в июле 1939 г. «план проведения оперативно-тактических учений моторизованных подразделений 1939 г.». В ходе них предполагалось устранить недостатки, которые со всей очевидностью обнаружились в ходе военной игры Гальдера в мае того же года. Место проведения учений определили в Северной Баварии в направлении с юга на север до линии реки Майн. Исходная установка предполагала, что «синим» (собственные войска) удалось избежать серьезного столкновения с преобладающими силами противника и закрепиться на хорошо подготовленных позициях по северному берегу Майна, принимая в расчет то, что тот предпримет дальнейшее наступление. Группа армий «синих» силами 3-й армии на направлении главного удара и 10-й на фланге и в тылу противника намеревается перейти в контрнаступление на его восточном фланге. В результате предполагалось быстро сокрушить этот фланг противника и «тем самым добиться в районе Бамберга полного уничтожения его основных сил, продвинувшихся глубоко на север»{322}.
Если поменять местами Майн и Вислу, Бамберг и Варшаву, то можно получить вариант плана нового «чуда на Висле». Номера армий были идентичными с теми, которые были запланированы для осуществления похода на Польшу. Ну а поскольку выбор местности не предполагал случайности, то отсюда, естественно, следует, что тем самым отрабатывалась вероятная оборона по линии Рейна с такой же лесистой и холмистой местностью Пфальца. Правда, номера армий на этих учениях говорят не в пользу такого предположения, равно как и заявление Гитлера в мае о том, что наступление на Западе не планируется.
В середине июня Гитлер получил из внешнеполитического отдела НСДАП докладную записку под общим названием «Вопросы Восточной Европы». В ней высказывалась озабоченность тем фактом, что до сих пор отдавалось предпочтение чисто военным приготовлениям, политические же вопросы упускались. Отмечалось, что чрезвычайно важно выработать соответствующее отношение к населению будущих восточных областей в интересах Германского рейха. В ожидании германо-польского конфликта области на востоке Польши следовало рассматривать как «накопитель сил и неоценимый плацдарм для будущего разгрома России […], так как должен наступить момент внутреннего сотрясения советского рая (и началом его, возможно, послужит смерть Сталина), и там возродится национально-политический дух, угнетавшийся советскими властителями». Всех белорусов и жителей Западной Украины следовало, таким образом, использовать в интересах Германии, чтобы полностью вытеснить «московитов»{323}. Ведомство Розенберга жаловалось также на недостаточную координацию акций, направленных против Украины, и не упустило случая указать на то, что в Галиции и Буковине польские евреи составляют «самую компактную часть населения», может быть, даже — «самое большое скопление евреев. Ни в коем случае нельзя недооценивать этот важнейший залог жизненного нерва евреев»{324}. На поставленные вопросы ответ мог дать только фюрер, он же мог дать и распоряжения о начале соответствующих подготовительных мероприятий.
Летом 1939 г. Гитлер не воспользовался предложением Розенберга и его штаба экспертов, но прибег к нему весной 1941 г., когда планирование нападения на СССР уже продвинулось достаточно далеко. В июле 1939 г., как это видно из докладной записки ведомства Розенберга, руководящие партийные круги целиком занимала идея вероятной оккупации восточной части Польши и вытекающей отсюда возможности дальнейшей интервенционистской политики. Вероятно, Гитлер принял к сведению содержание докладной записки, так как аргумент Розенберга, что «со смертью Сталина» может начаться внутренний развал Советского Союза, встречается в выступлении Гитлера перед командованием вермахта 22 августа, о котором речь еще пойдет далее. Почему руководство нацистской партии брало в расчет смерть Сталина, когда тот был еще вполне здоров, непонятно. Возможно, в Германии предполагали, что среди русских начнется внутренняя борьба за власть, жертвой которой мог бы стать красный диктатор.
Трудно сказать, насколько на дальнейшие мысли и поступки Гитлера могло повлиять замечание о «жизненно важном нерве евреев», пролегавшем в Восточной Польше. Так, в августе во время переговоров с Москвой он даже вскользь не упомянул об этом, а относительно немецких евреев высказался лишь в смысле их вынужденной эмиграции и депортаций (план «Мадагаскар»). А вот спустя два года, в августе 1941 г., апогей операции «Барбаросса» совпал с решением активизировать массовое уничтожение еврейского населения в бывшей Восточной Польше и придать ему системный характер. В своей грубой логике Гитлер использовал «важнейший залог», который он отнял у Сталина, с целью уничтожения «жизненного нерва евреев». Он вернулся к тому прогнозу, который открыто сделал его воинствующий нацистский журнал «Der Sturmer» еще в мае 1939 г.:
Выдержка из журнала «Der Sturmer», май 1939 г.:
«В России против евреев следует провести карательную операцию, причем такую, которая уготовит им такой же конец, который ждет каждого убийцу и преступника: смертный приговор и казнь! Евреев в России следует умерщвлять. Их надо вырвать с корнем и истребить полностью. Тогда мир увидит, что конец евреев — это конец большевизма»{325}.
Летом 1939 г. нападение на Польшу становилось все более вероятным, что не в последнюю очередь выразилось в изменении облика польской армии. Из вероятного союзника сделали врага. В апреле 1939 г. отдел «Иностранные армии Ост» повторно издал большим тиражом «Краткий справочник польских вооруженных сил» по состоянию на 1 марта 1939 г. Представленная ранее оценка польской армии (воспитана в наступательном духе, не способна проводить крупных операций и выдерживать тяжесть моральных нагрузок) была дополнена следующей цитатой: «Крайне необходимо нанести польской армии мощный удар еще в самом начале войны. В противном случае выжидательное поведение противника может существенно укрепить самосознание и моральный дух польского солдата»{326}.
К 1 июля 1939 г. этот отдел издал «Памятку об особенностях войны в Польше», которую вместе с другими материалами необходимо было раздать военным вплоть до каждой роты. Наряду с обычной информацией чисто военного характера в отношении населения и армии использовались подстрекательские клише, которые должны были полностью исказить положительный облик поляков.
Выдержка из «Памятки об особенностях войны в Польше» от 1 июля 1939 г.:
«Польское население настроено фанатично и склонно к саботажам и нападениям на немцев. В случае даже незначительного успеха поляк становится заносчивым и склонным к агрессии. В случае даже незначительного поражения он быстро становится пессимистичным.
Обходительное с ним обращение он начинает скоро воспринимать как слабость. Главный источник их национальной ненависти католическое духовенство. Против Польского государства кроме фольксдойче выступают многие поляки и кашубы из бывших германских провинций, а также прежде всего — украинцы. Евреи в своем большинстве видят в немцах личных врагов, но ради денег готовы на все. В случае ухудшения военной обстановки и затягивания войны национальные меньшинства будут представлять угрозу для польской армии. Предусматривается широкомасштабная зачистка западных районов Польши и всех важных промышленных и транспортных центров. Следует рассчитывать на то, что запасы продовольствия могут быть уничтожены либо отравлены». Выводы:
«Армия — это неполноценный боевой инструмент. Вооружение и оснащение тяжелой артиллерией, танками, самолетами и бомбами не соответствует современным требованиям. Командование отличается неуверенностью и схематичностью. Эффективность огня противника преуменьшается, а собственные возможности — в любом случае преувеличиваются. Однако эти слабые места частично компенсируются фанатизмом офицерского корпуса и невзыскательностью, твердостью и готовностью к самопожертвованию солдат».
В то время как командование вермахта занималось интенсивной подготовкой нападения на Польшу, включая использование испытанной «пятой колонны», которая была готова на случай инцидентов в приграничной полосе и уже разжигала психологическую войну, дипломаты также проявили лихорадочную активность и подготовили несколько вариантов стратегических решений.
Польша в последний момент могла дрогнуть под натиском Германии и все-таки пойти на соглашение с Гитлером. Таким образом, план «Барбаросса-1939» мог реализоваться как общий германо-польский проект, как это оговаривалось с Варшавой с 1935 г., либо как стратегическое наступление через Прибалтику и удар по Украине при соблюдении Польшей дружеского нейтралитета.
Польша могла отменить свой позволительный в случае войны запрет на продвижение частей Красной армии по ее территории и подать тем самым сигнал к заключению четырехстороннего военного пакта. В этом случае Гитлер конечно же не отступился бы от своих далекоидущих экспансионистских планов. Он стремился вырваться из кольца блокады и добиться скорейшего успеха, а наиболее обещающим было только восточное направление. После разгрома польской армии это привело бы к продолжению войны, но уже против СССР и при условии пассивности противника на Западном фронте. Военная игра Гальдера как раз и была нацелена в этом направлении.
Два историка, Кристиан Хартманн и Сергей Случ, опубликовав секретное выступление Гальдера, указали на то, что до сих пор неизвестны документы, в которых в 1939 г. упоминались и принимались бы в расчет конкретные подразделения, предназначенные одновременно для польской кампании и дальнейшей войны против СССР. Представленный ими документ из московского спецархива, в котором речь идет как раз об этом, скорее всего следует рассматривать как английскую фальшивку{327}. Ее автором мог быть британский журналист Генри Уикхем Стид, возглавлявший во время Первой мировой войны британскую пропаганду против Габсбургской династии. Затем непродолжительное время он возглавлял редакцию «Times» и считался экспертом по Восточной Европе, уже тогда предупреждая об опасности, которую представлял Гитлер. Вероятно, некий бывший австрийский офицер записал выступление Гальдера в академии вермахта, и затем эти записи по официальным каналам были направлены в Лондон и в Москву. Правда, на них, скорее всего, не обратили никакого внимания.
Если предположить, что находящиеся в спецархиве в Москве и в фондах Public Record Office в Лондоне документы подлинные, то этот факт подтверждает выдвигаемую здесь гипотезу, что поход против СССР в июне 1939 г. был вполне реален. Исходя из приписываемого Гальдеру высказывания, можно понять, что после разгрома Польши «победоносная армия, наполненная духом выигранных битв гигантов», будет готова сразиться с большевиками или брошена на Запад, благодаря преимуществам внутренних транспортных линий, «чтобы добиться там быстрой и решительной победы»{328}. Если даже допустить, что речь Гальдера являет собой фальшивку британских специалистов, она тем не менее отражает представления современников о возможностях и планах германской армии.
В действительности западные державы стремились выиграть время, не принимая на себя никаких твердых обязательств по отношению к Сталину, и это полностью отвечало интересам Гитлера. Это открывало для него любые возможности и подпитывало его надежду на то, что Польша может быть изолирована и разбита, и это не приведет к возникновению столь страшившей его мировой войны на нескольких фронтах. Это идеальное решение могло бы после скоротечного столкновения с польской армией привести вермахт к воротам Минска и в глубинные районы Украины, и с привлечением прибалтийских государств подготовить трамплин к броску на Советский Союз.