О «подлых провокациях Финляндии и Прибалтики»
О «подлых провокациях Финляндии и Прибалтики»
Выше говорилось о снисходительности Берия (по крайней мере, еще весной и летом 1940 г.) к нарушениям немецкими летчиками советского воздушного пространства. Однако такая снисходительность проявляется только в отношении немцев, которых как раз если не в тот момент, то в перспективе были основания опасаться. А вот поляки… Но о них уже сказано, поговорим о других. Хотя бы о финнах…
Как известно, 12 октября 1939 г. Сталин предложил Финляндии обменять Карельский перешеек (вместе, понятно, с мошной линией Маннергейма, что делало страну практически беззащитной) на карельские болота. Ну, понятно, Кремлев выражает опасения, что крошечная Финляндия (население которой в тот момент было меньше населения одного Ленинграда) может обстрелять с границы нашу «вторую столицу» своей дальнобойной артиллерией. Финляндия отказалась, тем самым, по мнению С. Кремлева, «сделав для СССР военный путь разрешения конфликта практически неизбежным» (1. С. 144).
Вот так! Не хотите «меняться» — силой отберем! На всякий случай, правда, Кремлев «отмазывает» своего кумира и таким образом СССР вообще от провокации в Майниле (когда произошел обстрел советской погранзаставы, в котором тут же, через час с небольшим, безо всякого разбирательства обвинили финнов): мол, обстрел произошел 25 ноября 1939 г. в 15.45, а Берия с 20.50 до 24.00 24-го и с 17.35 до 20.00 25 ноября сидел у Сталина, а поскольку, мол, вряд ли Берия мог передоверить столь деликатную операцию кому-то другому, то из этого и следует, что обстреляли действительно финны.
Добавляется при этом (голословно, разумеется), что «они (финны. — Д. В.) вели себя осенью 1939 г. крайне безрассудно и нагло. Чтобы убедиться в этом, достаточно познакомиться с записями и фактологией московских переговоров Сталина с Паасикиви и Таннером в октябре — ноябре 1939 года» (1. С. 148).
Ну так познакомьте, г-н Кремлев, читателя «с записями и фактологией московских переговоров», какие проблемы? Места в книжке мало? Ну хоть пару страничек посвятите, сразу все вопросы отпадут! Нет, чего-то стесняются! Такую стеснительность сталинистов при разговоре о чем-то для них неблагоприятном (если это неблагоприятное подтверждается документами, а подтверждать ох как не хочется) мы еще не раз будем наблюдать.
Впрочем, насчет «наглости и безрассудства» Кремлев по-своему прав. Нет, ну в самом деле наглецы: линию Маннергейма, которую 20 лет строили, за карельские болота не отдали! И «безрассудство» налицо: встретив в темном переулке громилу, отказались обменять полтинник на пятак, вот и пострадали — лишились полтинника вообще даром, да еще и по морде получили!
Это, добавим, не последний случай, когда Кремлев с вызывающей наглостью обвиняет самого пострадавшего в его избиении и ограблении: мол, предлагали же «по-хорошему»!
И не первый. Вот о вступлении Польши во Вторую мировую войну: «Англия и Франция спровоцировали Польшу на войну с немцами (так! — Д. В.) вместо достижения с ними разумного компромисса». Однако «конфликт между Германией и Польшей был потенциально локальным», и его «глобализировала Британия…, а также… Франция» (очевидно, тем, что в ответ на германское нападение на Польшу 3 сентября 1939 г. объявили Германии войну. — Д. В.) (1. С. 142–143).
Опа! Это уже прямо уголовная философия: «Тебя не бьют — не заступайся за тех, кого бьют, жди своей очереди» (литературный перевод матерного уголовного афоризма)!
А теперь — более подробно об инциденте в Майниле. Собственно, если, как сообщает нам Кремлев, «отказ Финляндии от переговоров с СССР сделал войну неизбежной», то дальнейшее можно не обсуждать. Обстреляли финны там что-то, не обстреляли, судьба их все равно уже была решена. Это не я сказал, это Кремлев сказал.
А все-таки — кто обстрелял? Начнем с того, что обстрел произошел не 25 ноября в 15:45, а 26 ноября в 15:45. Так что Берия, если уж действительно никому не мог передоверить «столь деликатную операцию», вполне мог успеть. Отметим, кстати, что с 3 по 27 ноября 1939 г. в дневнике Берия тоже имеется большая лакуна, причем она продолжительнее, чем упоминавшиеся лакуны в апреле 1940-го и июне 1941 г. и даже чем лакуна в последние предвоенные дни и после начала войны (последняя длится с 20 июня по 4 июля 1941 г.).
Отметим также, что совещания у Сталина с участием Берия в конце ноября 1939 г. имели место, кроме 24-го и 25-го, также и 27–29 ноября, а вот 26-го — нет! Все дело в том, что это было воскресенье! Но 31 (!) декабря 1939 г. тоже было воскресенье, да еще и предновогоднее, а Берия на совещании у Сталина присутствовал. А еще присутствовал он на совещании 15 ноября с участием Жданова, Ворошилова и других, а также деятеля Финской компартии, Коминтерна и ВКП(б) О. В. Куусинена. «Последнее, — пишет Кремлев, — говорит само за себя: подготовка к войне с финнами вступила в завершающую фазу» (1. С. 148–149).
Стоп! Какая еще подготовка к войне с финнами — если принять советскую точку зрения об «отражении финского нападения» — за полторы недели до этого самого «нападения» (если считать таковым инцидент в Майниле)?
Добавим еще свидетельство журналиста Анцеловича, который до войны работал руководителем Ленинградского ТАСС: «В ТАССе часто получали закрытые пакеты с надписью: «Вскрыть тогда-то». Вскрываем и в указанный в конверте день помещаем сообщение ТАСС в прессе. Получил я пакет осенью 1939 г. с распоряжением — вскрыть через две недели. Настало нужное число, вскрываю, читаю: «Вчера белофинны обстреляли пограничный участок территории нашей страны. Убито столько-то, ранено столько-то. СССР объявил финнам войну. Я поехал на место, проверил факты. Но объясните, как наши могли за две недели до событий узнать, как и когда финны нас обстреляют?»[35]
Нужны комментарии? Это не говоря уже о том, что за четыре дня (26–30 ноября 1939 г.), необходимые для штурма линии Маннергейма, войска к границе не подтянешь!
А теперь — снова насчет личного участия Берия в Майнильском инциденте… Вернее, о том, могли он кому-то «передоверить столь деликатную операцию». Так вот, командир полка, который красит заборы и чистит сортиры за своих подчиненных, — плохой командир. Нарком внутренних дел, который «никому не может передоверить столь деликатную операцию», — плохой нарком. Добавим, что Лаврентий Павлович имел подчиненных, которым и не такие операции можно было доверить. Скажем, его присутствие в Мексике в момент убийства Троцкого никем не зафиксировано.
Нет и никаких сведений о присутствии кого-либо из руководителей германских спецслужб в Глейвице 31 августа 1939 г. (кто забыл: вечером этого дня немцы, переодев заключенных соседнего концлагеря в польскую форму, инсценировали нападение на немецкую радиостанцию в Глейвице, что и послужило предлогом для нападения Германии на Польшу) — ни Гиммлера, ни Гейдриха, ни Кальтенбруннера, ни Шелленберга… кто там у них еще был?
Или на Глейвиц тоже «сами поляки напали», как г-н Кремлев? Судя по общему отношению автора и комментатора дневников к немцам и полякам («Англия и Франция спровоцировали Польшу на войну с немцами вместо достижения с ними разумного компромисса»), почему бы (в интерпретации Берия — Кремлева) и нет!
И потом, какие-то глупые у советской пропаганды получаются враги: всегда выбирают для провокаций против СССР самый неподходящий момент. Вот и финны дождались, пока Германия подпишет пакт с СССР и ввяжется в войну на Западе, чтобы уж наверняка никто помочь не мог! А заодно дождались, пока СССР рекогносцировку пограничных территорий завершит (командование Ленинградского округа занималось этим с января 1939 г.) и войска подтянет.
А в мае 1940 г. «литовцы ведут себя недружественно» (1. С. 173) — нашли время! Франция рушится под ударами Вермахта, англичане получили на орехи под Дюнкерком и рады были, что удалось добраться до другого берега Ла-Манша, а у Гитлера почти все войска на Западе. В Восточной Европе (да и в Центральной), кроме Красной Армии, мощных вооруженных сил нет. И в это время Литва ведет себя недружественно?
В циркуляре Молотова от 14 июня 1940 г. (без ссылок на архивы, естественно) и комментариях Кремлева также говорится о «недружественном поведении» руководителей Прибалтики по отношению к СССР. Оказывается, прибалты хотели… расторгнуть пакт с СССР и перейти под протекторат Германии (это когда все силы Германии были на Западе, а на Востоке оставалось 10 пехотных дивизий!)[36]. На 15 июня 1940 г. прибалтийские власти намечали проведение «балтийской недели» с явной антисоветской направленностью. Полиция начала аресты лояльных СССР граждан (это в условиях советской оккупации! Самому-то не смешно?).
Понятно, «подлым провокаторам» дали отпор, и 14-го же июня 1940 г. они согласились на создание «дружественных СССР» правительств. О последнем требовании СССР Кремлев без тени стыда пишет:
«14 июня 1940 г. Молотов беседовал с министром иностранных дел Литвы Урбшисом. Нынешним обитателям официального Кремля не мешало бы прочесть запись этой беседы, да и остальным их согражданам тоже — это (запись беседы. — Д. В.) хороший документ по русской геополитике. «Гордый» (кавычки Кремлева. — Д. В.) прибалт юлил как ошпаренный и на все соглашался». В общем, бандиты хвалятся тем, что до полусмерти напугали человека, приставив к его виску пистолет и заставив на все согласиться.
Примерно так же пятнадцатью месяцами ранее Гитлер вел себя по отношению к главе Чехословакии Гахе, когда в нарушение Мюнхенского соглашения заставлял его согласиться на полную оккупацию Чехии Рейхом. Правда, там было еще хуже: Геринг и Риббентроп чуть не гоняли Гаху с кулаками вокруг стола, на котором лежали готовые на подпись документы о капитуляции, угрожая, что в случае неподписания через полчаса Прага будет обращена в руины немецкой авиацией…[37]
Впрочем, кое-какие уроки из всего этого «нынешние обитатели Кремля», судя по пятидневной Кавказской войне в августе 2008 г., извлекли. И Саакашвили, который вел себя как маленький Сталин (и загонял в свою мини-империю всех, кто когда-либо имел несчастье к ней принадлежать, желания не спрашивая), на место поставили. Жаль, что в 1940 г. не нашлось сверхдержавы настолько же сильнее СССР, насколько Россия сильнее саакашвиливской Грузии, которая бы заставила «отца народов»… ну, галстуков он не носил… скажем, сгрызть от страха любимую самшитовую трубку!
Но вернемся в Прибалтику 1940 г. Сразу для контроля за созданием этих новых правительств (кстати, применительно к старым слово «правительства» Кремлев берет в кавычки) выехали: Вышинский в Литву, Деканозов в Латвию и Жданов в Эстонию. Ну, натурально, тут же начались «демонстрации трудящихся» (а это уже кавычки мои. — Д. В.) с требованиями отставки старых правительств… (1. С. 180–181).
Между прочим, Берия честнее Кремлева. У него этой лабуды про «демонстрации трудящихся» нет. Лаврентий Павлович, правда, считает, что «поддержку населения мы получили хорошую, это не Финляндия», однако сквозь такие заявления просвечивает реальная причина успеха в Прибалтике: «Вячеслав (Молотов. — Д. В.) провел большую подготовку (мы уже видели, какую. — Д. В.), литовцы сдрейфили и остальные тоже» (1. С. 178).
А вот ранее, в феврале 1940 г., применительно к Финляндии Берия признает, что больше рассчитывает «на свои диверсионные группы» (а не на «народное восстание». — Д. В.) (1. С. 158). Кому-то что-то еще непонятно после этого насчет главной движущей силы «демонстраций трудящихся в Прибалтике»?
Добавим, что Берия и раньше проговаривался. Например, о том, что в Грузии «антисоветские и антисоциалистические силы были традиционно сильны. Скажем, партия меньшевиков (антисоциалистическая сила? — Д. В.) в этой республике насчитывала до 1921 г. 80 тыс., а большевиков было всего 2 тыс. (1. С. 46). Казалось бы, если так, то уважайте выбор народа, и пусть правят меньшевики! Но нет, меньшевики у него — «самая вонючая публика» наряду с поляками (2. С. 111–112). И вообще, логика, как у Шигалева в «Бесах»: народ не согласен — так уничтожить народ! А в России в 1918 г. разве было иначе? Вспомните итоги выборов в Учредительное собрание и судьбу последнего.