Глава 12 Похороны
Глава 12
Похороны
У китайцев множество траурных церемоний, которые зависят от ранга и общественного положения усопшего. Если речь идет о мужчине, то, когда становится очевидным, что смерть близка, его переносят умирать в атриум, и там, на дощатой постели, поставленной на козлы, он и лежит до своей кончины. Согласно обычаю, ближайшие родственники умирающего кладут рядом с ним на ложе его лучшие одежды, чтобы облачить его непосредственно перед смертью. Шапку или шляпу кладут на подушку, рубашку и куртку – около тела умирающего, штаны – у ног, а ботинки – около ступней. Больной переносит все эти процедуры совершенно спокойно. Иногда можно даже слышать, как он благодарит за то, что ему дали наряд, в котором он явится душам усопших предков. Когда решают, что вскоре наступит агония, его омывают теплым отваром ароматных листьев, как правило – листьев дерева помело. После этого умирающего одевают. Вряд ли стоит говорить о том, что эти своеобразные обряды зачастую ускоряют наступление смерти. Ближайший родственник закрывает глаза усопшего, видимо, для того, чтобы тело выглядело не столь безобразно. Согласно Вергилию (Энеида, IX, 487) и Овидию (Героини, I, 102, 111; II, 102; X, 120), сходный обычай существовал и у народов других стран. Закрывая глаза усопшего, родственник обращается к нему по имени, произнося приблизительно такие слова: «Не печалься о том, что оставляешь нас; ты ушел в блаженство, и мы, твои родственники, надеемся воздать тебе посмертные почести, процветая в этом мире твоими благодеяниями».
Больной, вынесенный умирать в вестибюль
Вскоре после смерти родственники зовут мастера Нань-мо-лао. Обычно это даосский священнослужитель. Он обращается к одной из душ (считается, что в каждом китайце три души) с просьбой выйти из трупа и поспешить в элизий. При этом он распевает молитву под названием «Кай-Лу» («Открытие пути»). Затем Нань-мо-лао составляет гороскоп умершего и сообщает родным, где именно на пути к элизию находится душа, когда она вернется навестить их, а также какой вид она примет в следующей жизни. Если они узнают, что их родственник возродится в человеческом облике, они торжествуют; если же оказывается, что он станет зверем или пресмыкающимся, они печалятся и молятся за него, заказывают храмовые службы и приносят в жертву золотую и серебряную фольгу, свернутую в виде слитков серебра и золота. Если покойный был важной персоной, у входной двери дома устраивают навес – конструкцию из бамбуковых шестов, покрытую циновкой. С середины навеса свешивается пучок белых и голубых бумажных лент. Это предупреждение случайным гостям, чтобы они не входили в дом, где сейчас траур, и не сделались бы от этого нечисты. По свидетельству Горация (Оды, II, 14, 23) и других античных авторов, схожий обычай существовал у древних римлян. Над дверью дома, где был траур, вешали кипарисовую ветвь, чтобы туда не вошел первосвященник, – это привело бы к его осквернению с обрядовой точки зрения. Если человек умирает неожиданно, или же родственники не успевают переодеть его в лучшее платье до того, как он умер, ближайший родственник облачается в одежду из грубого холста и спешит к ближайшей реке или к колодцу. Там он покупает у Хэлун Вана, или Царя речных драконов, воду, которой омывают лицо и все тело усопшего. В уплату в проточную воду бросают четыре монеты и иногда живую рыбу. Полагают, что рыба сообщит речному божеству о том, что у него купили воду и заплатили за нее. Ближайшего родственника сопровождают к реке или к колодцу несколько друзей, причем двое поддерживают его под руки, поскольку он предположительно идет сгорбленным от печали. Процессию возглавляют двое музыкантов или больше; их инструменты издают такие нестройные звуки, что, однажды услышав, о них вряд ли возможно забыть. Лицо и тело умершего скорее окропляют, чем омывают этой водой, поскольку смысл ритуала состоит не столько в очищении, сколько в искуплении греха. Затем несколько наемных служителей из класса парий у-цзо{78} обнажают тело умершего, чтобы омыть его в теплой воде, и облачают в одежды, соответствующие рангу покойного. Пока они обряжают тело, члены семьи или стоят, или преклоняют колени у ложа, на котором лежит тело. Не допускается присутствие беременных женщин.
На мертвое тело человека, принадлежавшего к первому, второму или третьему рангу, кладут три шелковых одеяния. Усопшим ниже пятого ранга полагается лишь два шелковых одеяния. Когда одежды положили на тело, два человека начинают бить в гонги. Во время одевания трупа выбрасывают жертвенное печенье из рисовой муки, которое до того лежало на земле возле ног умершего: считается, что теперь оно уже бесполезно. Впоследствии его съедают люди, одевавшие тело, или же подбирают нищие, которые в таких случаях выстраиваются у дверей, надеясь, что им хоть что-нибудь перепадет. Как-то раз я видел полумертвого от голода беднягу, ворвавшегося в прихожую дома, где одевали покойника. Он мечтал получить печенье, но один из y-пзо, который не переставал следить за ним, выпрыгнул вперед и, к ужасу скорбевшей семьи, сбил нищего с ног.
Когда тело укладывают в гроб, парии по одному расходятся по углам комнаты и начинают бить об пол большим молотком, чтобы напугать злых духов. Если покойный принадлежал к любому из пяти высших рангов, на его голову надевают золотой венец{79}. Стоимость таких венцов бывает разной. Мне довелось видеть лежавшую в гробу в полном облачении покойную жену некоего чиновника пятого ранга. На ней был венчик из золоченого серебра и шелковые одежды, на которых золотом были вышиты цветы и бабочки. Я видел и тела маньчжурских дам в полном погребальном облачении. Они были в еще более пышных платьях (насколько это вообще возможно). В обычае китайцев также украшать мертвые тела бриллиантами, золотыми серьгами, серебряными, золотыми или яшмовыми браслетами, шпильками и т. д. Иногда эти украшения дарят друзья умершего, для того чтобы он мог вспоминать о них в мире духов. Если покойный принадлежал к первому, второму или третьему рангу, ему в рот кладут жемчужину, золотую монету, серебряную монету, нефритовую монету, а также монету, изготовленную из другого драгоценного камня, – итого пять предметов. Если он принадлежал к четвертому, пятому, шестому или седьмому рангу, родственники вправе положить ему в рот золотую монету и пять крошечных нефритовых украшений разной формы. Чиновникам восьмого и девятого ранга кладут в рот маленькую серебряную и маленькую золотую монеты. Но часто используют и три серебряных монеты, иногда – лишь одну. А бедняки кладут в рот усопшему три медяка. Как сообщает Ювенал (III, 267), у древних римлян существовал обычай класть мелкую монету в рот мертвого, чтобы тот мог заплатить Харону за перевоз через реку в Аид. Китайцы иногда кладут в рот мертвым также зерна необрушенного риса или семена трех разных злаков. Когда у-цзо совершают все эти процедуры с телом, стоящие вокруг него безутешные родственники отворачиваются. Зато верные слуги смотрят, как бы у-цзо не утащили с трупа какого-нибудь украшения. По обычаю, в гроб также кладут какую-нибудь небольшую вещь, которая особенно нравилась покойному. Я присутствовал на похоронах моего большого друга по имени Лу Паньгуань.
Сыновья положили в гроб англо-китайский словарь доктора Уэллса Уильямса. Они сообщили мне, что их отец получал большое удовольствие от чтения этой книги и в течение нескольких прошедших лет каждый день тратил некоторое время на ее изучение. В некоторых случаях в гроб в ноги покойного кладут упакованные в небольшую сумку волосы, выпавшие при расчесывании, и обрезки ногтей. Обычай класть в гроб ценные вещи создают для воров искушение забираться в гробницы богачей, и некоторые семьи, осознавая этот риск, ограничиваются позолоченными украшениями из сандалового дерева. Некогда вместе с мертвым телом закапывали множество медных монет. В гробницу взошедшего на престол в 147 году от Р. X. Хуаньди, императора династии Хань, положили такую внушительную сумму, что она была ограблена бандой разбойников. Поэтому во время правления династии Цзинь, начавшегося в 265 году, возник обычай сожжения бумаги, символизирующей слитки золота и серебра (об этом я уже писал).
Поместив в гроб мертвое тело, у-цзо проверяют, прямо ли оно лежит, при помощи веревки, которую протягивают от головы к ногам. За этим тщательно наблюдают родственники. В это время лицо покойного покрывают белым шелковым покровом, а тело накрывают двумя покрывалами или больше. Покрывала дарят родственники и друзья. Иногда число подаренных покрывал достигает двадцати или тридцати. В таких случаях неиспользованные предают священному огню, чтобы они перенеслись в мир духов и усопший мог пользоваться ими там. Случается, что иногда их не сжигают, а находят им применение в доме. Окаймленные белым шелком покрывала различаются по текстуре и цвету в соответствии с рангом усопшего. Так, если покойный принадлежал к первому, второму или третьему рангу, они бывают ярко-красными, если к третьему или четвертому рангу – темно-красными, если к пятому – зелеными; к шестому – фиолетовыми, к седьмому – пепельными; а если к восьмому или девятому – белыми. На дно гроба кладут незакрепленную доску, на которой и покоится тело. В доске проделано семь отверстий. Считается, что они символизируют семь звезд, и поэтому доска называется «семизвездной». В доске есть не только отверстия, но и желобки. Между ней и дном гроба помещают некоторое количество извести и растительного масла. В ряде случаев обязанность закрыть гроб крышкой и прибить ее возлагается на ближайшего родственника. Но нередко он просто подносит гвозди служащему похоронного бюро, при этом стоит на коленях около гроба и держит обеими руками тарелку с гвоздями, пока гробовщик не кончит свое дело. В конце этой церемонии ему подносят медное украшение в виде цветка лотоса с длинным стеблем. К нему крепятся несколько разноцветных лоскутков шелка. Гробовщик устанавливает его в вертикальном положении в центре крышки гроба. Там оно и остается до дня похорон, когда его кладут на алтарь предков. По сло-вам китайских знатоков, это украшение (оно называется цзы-сунь-тай) означает пожелание, чтобы род усопшего никогда не пресекался. Закрытый гроб герметично запечатывают при помощи асфальта.
Китайцы полагают гроб неотъемлемой принадлежностью похорон, и почти во всех городах и деревнях существуют так называемые гробовые сообщества (их иногда именуют ссудными обществами Долголетия). В области Гуанчжоу провинции Гуандун есть несколько таких компаний. Каждый из их членов имеет право на гроб и саван. Вступить в общество могут только лица старше шестнадцати лет. Каждый год в третью луну проводится общее собрание, на котором каждый член общества платит годовой взнос в размере трехсот шестидесяти монет. Имена тех, кто не уплатил годовой взнос, вычеркивают из перечня членов. Каждый должен платить взносы в течение шестнадцати лет. По истечении этого времени он считается почетным членом общества. Если он умирает, общество выплачивает наследникам расходы на погребение.
Китайские гробы очень прочны. По форме они напоминают ствол дерева. По большей части для их изготовления используют три вида древесины: первый называется цинь-ша, он очень тяжелый и тонет в воде; второй – дин-шу, а третий – лю-шу. Дерево, из которого делают гроб, бывает от четырех до пяти дюймов{80} толщины. Гробы стоят от трех до четырех тысяч долларов. Как правило, их покрывают несколькими слоями лака. Гроб герцога покрывают красным лаком и украшают золотыми цветами. Гробы маркиза, графа или барона тоже покрывают красным лаком, но золотых цветов на них нет. Вообще гроб любого чиновника – обладателя первых пяти рангов – можно покрывать красным лаком. Людям, при жизни обладавшим одним из низших четырех рангов, полагается гроб с черной лакировкой. Более бедные довольствуются простым гробом без всякого лака.
Всем людям старше шестидесяти лет полагается иметь наготове гроб. Нередко на шестьдесят первый день рождения отца или матери сыновья преподносят им гроб – это считается вполне уместным подарком. Иногда он хранится до востребования в монастырях и храмах. В Шанхае я был в монастыре, куда отдали на хранение несколько гробов. А в Нанкине в храме, посвященном Спящему Будде, я видел гроб, принесенный семидесятипятилетним стариком в тот же день, когда он получил этот подарок от сыновей. В Кантоне и в других городах на юге Китая люди порой хранят гробы дома. Эта практика распространена и в центральных провинциях Китая; я видел гробы в нескольких домах в Цзюцзяне и Ханькоу. Во время моего пребывания в Уси Сянь на берегах Великого канала я видел семью, перебиравшуюся в другой город; отец, человек преклонных лет, нес гроб; как мне сообщили, для него он был более ценен, чем вся остальная обстановка. Сейчас китайцы кладут умершего в один гроб, а не в два, как это было во время династии Чжоу; как говорят, от этого обычая отказались во время правления династии Тан. Однако вернемся к обрядам, соблюдаемым в домах, где царит траур. Гроб с телом покойного ставят на козлах рядом с алтарем предков. Под ним на полу на трех кирпичах стоит лампа. Чтобы она могла гореть днем и ночью, в нее усердно подливает масла самый близкий родственник или кто-то вместо него. Считается, что она дает свет той душе, которая остается в мертвом теле. К востоку от гроба находится стойка для одежды, на которой находятся одежда, шляпа и башмаки умершего. Установив в зале гроб и лампу, родственники выстраиваются по обеим его сторонам и поклоняются духу умершего. Этот обряд продолжается на протяжении первых семи недель траура и сопровождается громкими причитаниями, особенно перед завтраком и перед ужином. В таких случаях усопшему подносят порцию еды, причем церемониймейстер напоминает собравшимся о его добродетелях. Китайские причитания над умершим бывают такими долгими и громкими, что в этом отношении могут соперничать с древнеегипетскими. Действительно, известно, что на Востоке, как правило, не стесняются в выражениях скорби. В Евангелии от Марка по этому поводу сказано о «плачущих и вопиющих громко» (5: 38); кроме того, в Деяниях апостолов мы читаем: «Стефана же погребли мужи благоговейные и сделали великий плач по нему» (8: 2). Громче и чаще причитают над умершим в седьмой, четырнадцатый, двадцать первый, двадцать восьмой, тридцать пятый, сорок второй и сорок девятый дни траурного периода. На заре каждого из этих дней родственники выходят на улицу и горестно голосят, опустившись на колени перед входной дверью. Насколько мне известно, это время причитаний, обращенных именно к той душе, которая находится на пути в элизий. На ступенях крыльца оставляют кушанья и другие приношения странствующей душе. Кроме того, множество жертв приносят той душе, что, по поверью, остается в теле. Например, в богатых семьях на седьмой день приносят в жертву тушу барана и девять блюд с девятью разными яствами, а также вино. Кроме того, устраивают обед для друзей семьи. Размер жертвоприношений определен регулирующими расходы населения законами. Душе герцога приносят в жертву семь баранов, в священном огне сжигают сорок тысяч бумажных слитков золота, выставляют не менее пятнадцати столов с различными кушаньями. В честь умершего маркиза в жертву приносят шесть баранов, сжигают тридцать шесть тысяч бумажных слитков и выставляют тринадцать столов. Душе графа достается шесть баранов, тридцать две тысячи слитков и десять столов. И далее с понижением ранга умершего соответственно уменьшается и количество жертвоприношений. Душе чиновника девятого ранга или человека вообще, не имеющего какого-либо ранга, приносят в жертву одну овцу, пять тысяч бумажных слитков золота и два стола с угощением. На двадцать первый день траура устраивают пир в честь души, которой суждено найти дорогу в элизий: согласно поверью, именно в этот день она возвращается в дом погостить. Весь день домашние стараются не заходить в зал, где накрыты столы, а остаются в своих комнатах. Входные двери запирают. Соседи тоже закрывают двери домов. Это делается из страха возбудить возможный гнев потревоженного призрачного гостя. Этот суеверный обычай возник во время правления династии Тан в 620 году. Самым горячим его защитником в тот момент был некий ученый по имени Ли Цайбо.
Как правило, семья надевает траур лишь через три дня после смерти родственника, поскольку ей вменяется в обязанность по меньшей мере в течение нескольких дней надеяться на воскресение. Траурные одежды шьют из грубого холста. Сыновья или другие ближайшие родственники и шапки носят из того же материала. С макушки каждой шапки на нитках свешиваются ватные шарики. Из многих мест Писания явствует, что и в древности у азиатских народов при трауре носили платье из холста. В Китае в течение первых семи недель после утраты родственники умершего не стригут ногти, волосы и не бреют бороду. Согласно Геродоту, подобный обычай существовал и у египетского простонародья. О нем упоминается и в Библии. Ясно, что китайцы в трауре выглядят очень грязными. Бывает, что осиротевшая семья постится, а жены и мужья в течение некоторого времени должны жить раздельно. Более того, им запрещено женить и выдавать замуж сыновей и дочерей, а из членов семьи никто не должен обращать внимания ни на какие хорошие известия. Крайне предосудительно в период траура бывать в театрах или слушать музыку. Со стульев и с другой мебели снимают обычные красные покрывала и заменяют их синими (синий – цвет траура). Висящие в разных комнатах картины или снимают, или поворачивают к стене; фрески и другие украшения, которые убрать нельзя, закрывают листами белой бумаги. Немедленно вызывают домой всех членов семьи, которые были в отсутствии, когда умер их родственник. Если это сыновья умершего, им приходится, входя в дом первый раз после смерти родителя, ползти на четвереньках в знак глубокого унижения и скорби. Замужняя дочь умершего тоже оставляет мужа на неделю, чтобы облачиться во вретище и присоединиться к причитаниям домашних. Однако на седьмой день она снимает вретище и возвращается домой к мужу в паланкине, который несут четверо носильщиков. Даже если это происходит днем, перед ее паланкином подвешивают зажженные фонари ярких цветов. Это означает, что, хотя в отчем доме царит скорбь, в доме мужа она найдет (или должна найти) радость и привет. Когда она прибывает к дверям дома своего мужа, ей полагается переступить через костер из соломинок, чтобы очиститься. Как-то раз, идя по кантонской улице Лянь-хуа-цзянь, я увидел пожилую женщину с бинтованными ногами, переступавшую через такой костерок. Край ее платья загорелся, и, если бы ей тут же не оказали помощь, она могла бы пасть жертвой своей верности обычаю. У древних римлян существовал похожий обряд, который соблюдали во время feriae denicales – поминок. На десятый день после смерти дом подметают особой метлой, а его обитатели также проходят очищение, переступая через огонь.
В течение семи дней после смерти мужчины его вдова и дети демонстрируют глубину своей скорби, сидя не на стульях, а на полу. Ночью они тоже спят не в кроватях, а на циновках, постеленных на полу у гроба. В этот период в доме не готовят еду, и доставку всего необходимого возлагают на друзей и соседей. Похожий обычай существовал в глубокой древности в Палестине (ср.: 2 Цар., 3: 35; Иер., 16: 7; Иез., 24: 17). Кроме того, принесенную еду приходится есть руками – палочками нельзя. В период траура не пользуются также иголками и ножами. Как бы то ни было, существует обычай, согласно которому, если покойный был глубоким стариком, на седьмой день сыновья или ближайшая родня разводят огонь во внутреннем дворике и готовят на нем рис. При этом они сидят вокруг огня, наблюдая за процессом варки. Женщины тоже сидят вокруг огня, изливая свою скорбь. Рис в кастрюле, где он варился, ставят перед табличкой с именем умершего; Нань-мо-лао звонит в колокольчик и читает молитвы. Затем кастрюлю открывают и отсыпают чашку риса. Эту чашку подобающим образом подносят в качестве жертвенного угощения табличкам с именами предков семьи. Еще одну чашку ставят перед табличкой усопшего, оставшийся делят между собой семья, соседи и друзья. Считается, что рис этот приносит удачу, и часто соседи спешат в дом умершего, беспокоясь, как бы не остаться без своей доли. Эту церемонию китайцы называют «Чжу шоу фань» – «Варка риса долголетия».
Затем пишут на светло-коричневой бумаге письма всем родственникам и друзьям покойного, сообщая о его смерти. Их запечатывают в конверты того же цвета. Письмо складывают так, чтобы первым адресат увидел иероглиф, означающий «скорбь». Письма пишутся по одному шаблону. Вот перевод одного такого документа, попавшего мне в руки:
«Грехи мои многочисленны и мерзки, и я достоин смерти. Однако мою жизнь пощадили. Боги наказали меня, отняв жизнь у моего отца. Он умер в 5-й день 10-го месяца в большом зале своего дома. Ныне же с почтением, убитый скорбью, я сообщаю друзьям о горестном бедствии. Теперь моя мать одинока. Далее следуют имена сына и внука покойного:
Туй Аданъ
Туй Ачжэн,
проливающие кровавые слезы и скорбно склоняющие головы к земле».
В добавление к этим подписям пишут и имена племянников; напротив них ставят иероглифы, означающие «слезы текут и головы склоняются». Иногда письма разносят внуки или племянники покойного, иногда – облаченные в траур слуги. Своеобразный обычай, согласно которому сын приписывает смерть отца своим грехам (или наоборот), очевидно, существовал и у обитателей Ханаана. Так, в Третьей книге Царств (17: 18) вдова из Сарепты Сидонской говорит Илии-пророку о смерти своего сына: «…ты пришел ко мне напомнить грехи мои и умертвить сына моего». Такие письма разносят вечером. При этом их иногда не передают слугам адресатов, а бросают в дверь прихожей, потому что в Китае плохая примета видеть у дверей человека в трауре. Все, получившие письма, немедленно отправляют в дом покойного денежные подарки. Эти деньги (они называются хо-и, «вспомоществование») тратят на благовония, свечи и жертвоприношения душе усопшего. Члены семьи должным образом одаривают сочувствующих им друзей маленькими фарфоровыми кубками или винными и чайными чашечками. На пороге дома покойного ставят белую доску, где черными иероглифами записаны час, день и год его рождения и смерти; его имена и титулы; имена и титулы его сыновей, внуков и племянников. На двадцать первый день траура перед домом выставляют три высоких шеста. На каждом из них прикреплена большая бумажная птица, напоминающая аиста. Считается, что эти птицы уносят душу в элизий. В течение следующих трех дней буддийские монахи возносят молитвы десяти царям буддийского Аида и просят их ускорить полет души умершего к Западному Раю.
Гроб остается в доме на протяжении семи недель – сорока девяти дней, и рядом с ним в атриуме ставят жертвенник. Жертвенник находится напротив стоящего на временном помосте стула с портретом покойного и его именной табличкой. У всех обеспеченных китайцев есть портрет, написанный для этой цели. Иногда (редко) вместо портрета используют деревянную статуэтку. Например, один раз мне довелось видеть идол генерала по фамилии My, в то время командующего маньчжурскими войсками в Гуанчжоу. Идол был подарен ему от имени армии; его хранили в храме Пяти Гениев. Впоследствии My забрал эту статуэтку (изображение было очень похоже) с собой в Маньчжурию. У проживавшего в старом Гуанчжоу китайца по имени Чэнь Ганцзюнь в домовом храме предков тоже стояла деревянная статуя, изображавшая его самого. Кроме того, в буддийских храмах мне попадались подобные же загодя изготовленные небольшие деревянные или глиняные изображения монахов. На жертвеннике аккуратно раскладывают разные фрукты. Перед табличкой ставят чашку чая, тарелку с едой и кладут пару палочек. Если умерший был курильщиком опиума, на жертвенник, покрытый цветами, распускающимися в это время года, кладут и трубку. Рядом со стулом, на котором находится табличка, ставят длинный бамбуковый шест с темно-красной атласной лентой, на которой золотыми иероглифами начертаны имена и звания умершего. Вид этой ленты, как и многих других вещей, зависит от ранга умершего. Так, умершим чиновникам первых трех рангов полагается лента длиной в девяносто китайских дюймов{81}. Длятех, кто ниже рангом, используют ленты покороче. Если умерший был преклонного возраста, к этому шесту прикрепляют две длинные связки медных монет, если среднего возраста – одну связку.
Освящение савана
На седьмой день траура друзья в знак сочувствия присылают семье покойного различные подарки. Они предназначаются душе умершего и состоят из свеч, или печений, или флажков и небольшой суммы денег. На флажках (белых или синих) золотыми иероглифами прославляются добродетели покойного – знак сочувствия его родственникам, это считается чем-то вроде писем с соболезнованиями. Вместе с подарком посылают и письмо; одно из них попало ко мне в руки. Общий дух подобных писем ясен из приведенного ниже перевода. «Аху-ан, ваш глупый младший брат, дарит вам два флажка, на которых начертаны слова утешения. Он также посылает одного жареного поросенка, две корзины мучных печений, разные фрукты, бутылку вина и немного денег – 10 долларов. Я все плачу горькими слезами из-за того, что вы умерли; но более всего я скорблю о том, что ваше пребывание в этом мире вышло таким коротким. Дано в третий день десятого месяца третьего года правления под девизом Тунчжи».
Письмо бросают в священный огонь, чтобы оно улетело к духу умершего. В дверях дома за столом сидит специальный человек и записывает подарки; когда дни траура кончатся, сверяясь с этим списком, семья разошлет дарителям равноценные подарки от имени усопшего родственника. Флажки, о которых я только что упоминал, по получении развешивают на стенах внутри дома. Они придают помещению торжественный вид, что особенно заметно вечером, когда в залах зажигают свет. В богатых семьях флажки бывают большими и дорогими. И их так много, что они сплошь покрывают стены дома. Другие подарки, например фрукты, цветы, печенье и свечи, ставят на жертвенник в качестве жертвоприношения духу умершего. В тот же день все дарители приходят в дом, где царит траур, чтобы поклониться отлетевшей душе и принести горящую ароматическую палочку, которую ставят на жертвенник. При этом они одеты не в официальную чиновничью форму, а в простые темные одежды, и даже те из них, кто имеет право на ношение павлиньего пера в виде кокарды, не надевают его. В этот день, когда прибывают гости, на крыльце дома сидят три-четыре музыканта, пронзительные и нестройные звуки флейт которых сливаются в заунывные мелодии. Этот обычай неоднократно напоминал мне фрагмент в Евангелии от Матфея (9: 23), где «пришел Иисус в дом начальника и увидел свирельщиков и народ в смятении». Кроме того, в этот же день – седьмой день траура – приглашают буддийских или даосских священнослужителей помолиться, дабы облегчить полет души к элизию. В комнате, примыкающей к залу, где стоит гроб, они возводят семь жертвенников. Над ними вешают картинки, изображающие соответственно Будд Прошлого, Настоящего и Будущего, а также десять картинок, на каждой из которых нарисовано одно из десяти царств буддийского ада. Через определенные промежутки времени они устраивают службы за упокой души умершего. Люди победнее не в состоянии пользоваться услугами буддийских монахов; они в таких случаях прибегают к помощи Нань-мо-лао, о котором я уже упоминал. Эти обряды повторяют на четырнадцатый, двадцать первый, двадцать восьмой, тридцать пятый, сорок четвертый и сорок девятый день траура. Важнейший из них – двадцать первый. Расходы по службе тридцать пятого дня берут на себя женщины в семье. Когда моления происходят в честь духа высокопоставленного человека, ритуалы и обряды бывают в высшей степени пышными и дорогостоящими и производят глубокое впечатление на китайцев.
Так, когда умер его светлость Бо Гуй, генерал-губернатор Гуанси и Гуандуна, все гражданские и военные чины, служившие в то время в Кантоне и его окрестностях, на двадцать первый и тридцать пятый день траура являлись во дворец, где лежало его тело в парадном одеянии. По всей видимости, почести, воздаваемые умершему, не были пустой формальностью. В тот раз, как и во многих других случаях, я заметил, что, когда присутствующие кланялись именной табличке, облаченные в грубый холст, сыновья умершего простерлись ниц в глубоком самоуничижении и горе. Затем молившиеся чиновники приветствовали простертых на полу юношей, а те вежливо подтверждали похвалы, которыми награждали тень их отца.
Если дом, где находится гроб с покойным, слишком мал, чтобы вместить множество гостей, нередко портрет и табличку с красной атласной лентой, на которой начертаны его имена и звания, переносят в общий зал ближайшего храма. Однако это бывает, пожалуй, только во время похорон чиновников. Так, останки Лай Цзунняня, известного генерала, убитого при осаде Сучжоу, перевезли на его родину, в Кантон, и поместили в одном из храмов, чтобы дать городской знати возможность попрощаться с ним.
Мне пришлось быть свидетелем другой подобной церемонии, устроенной в честь прославленного воина Чжан Голяна, павшего смертью храбрых в битве с повстанцами в Цзяннане. В августе 1861 года в одном из государственных храмов Кантона я видел церемонию похорон императора Сяньфэна. Депеша с печальным известием о смерти императора была получена в Матоу, пригородной резиденции правительства, чиновниками, облаченными в платье из грубого холста. Затем депешу передали глашатаю, который, подняв руки над головой, пронес ее среди громких сетований в приемную, где прочел вслух в присутствии всех чиновников. Затем чиновники направились в храм Гуань-ди, где на возвышении стоял покрытый желтым шелком трон, скрытый от глаз занавесями из того же материала. Гражданские чины, во главе которых шел генерал-губернатор, выстроились по левую сторону трона, а военные чины во главе с маньчжурским генералом – по правую; затем они простерлись ниц по команде церемониймейстера. Тут же все принялись рыдать; иные пытались специально довести себя до слез. Некоторые даже довели себя до того, что из ноздрей и рта у них пошла пена. Эта нелепейшая церемония повторялась несколько дней подряд; и на протяжении многих недель горожанам запрещалось брить голову или посещать общественные места отдыха.
Перейдем к рассказу о том, что делают китайцы с мертвыми. Уже в глубокой древности почти у всех народов существовал обычай не оставлять умерших непогребенными. Так, в Библии – старейшей доступной нам книге – мы находим лишь два упоминания о кремации. Первое из них содержится в Первой книге Царств (31: 12) и относится к сожжению тел Саула и его сыновей. Во втором случае, в книге пророка Амоса (6: 10), говорится о сожжении тел умерших во время морового поветрия. И китайцы не являются исключением из этого, по-видимому, всеобщего правила. Это не касается лишь большинства буддийских священнослужителей. Следует также отметить, что во время правления династии Сун (с 960 года) в провинции Цзяннань бытовала практика кремации.
В то время в каждой деревне этой провинции для церемонии отводили специальное место под названием хуа-янь-тин, или хранилище пепла. Когда пепел доставали из погребального костра, его нередко бросали в ручьи и реки, протекавшие по соседству. Позже в той же провинции существовал буддийский монастырь под названием Дун-сы: тамошние жрецы убеждали народ приносить туда мертвых для кремации на том основании, что души сожженных таким образом людей должны были стать Буддами. Когда в монастырский погребальный костер ударила молния, многие сочли это знаком божественного недовольства и подали губернатору петицию с просьбой не дозволять возобновления здесь кремации. По всей видимости, за исключением этих нескольких случаев, на протяжении всей истории Китая мертвых хоронили. С другой стороны, у монголов существует обычай кремировать умерших, но так как для них кремация – очень дорогая церемония, по большей части к этому прибегают богачи. Бедные монголы оставляют своих мертвых в степях, по которым кочуют, чтобы их пожрали дикие животные (чаще всего – волки и лисы). Погребальный костер, как правило, разводят на вершине холма. Обычно родственники отмечают место сожжения тела, насыпая там груду камней. В степях Внутренней Монголии мне встретилось несколько таких могильников.
Китайские семьи, которые не могут найти или купить благоприятного места для захоронения, пока не накопят денег на полагающиеся погребальные ритуалы, нередко оставляют гробы на склонах холмов, поэтому холмы превращаются в своеобразные кладбища. Иногда гробы стоят там по нескольку лет, на протяжении которых останкам покойного воздают все подобающие почести. В других случаях, когда у родственников по бедности, из-за переезда или смерти не получается похоронить останки, гробы долго стоят заброшенными, и в конечном счете их зарывают за общественный счет. В западном пригороде Кантона находится храм Цзы-Чжу-Мяо. В 1870 году в нем был устроен фонд для приобретения участка земли, чтобы захоронить там несколько гробов, многие годы стоявших на склонах холма в Бэйцуне – деревне, находящейся примерно в семи милях от города. Конечно, пайщики этого фонда руководствовались жалостью к несчастным душам покойников, которых не предали земле. Вскоре после того как забытые мертвые тела предали земле, я посетил место захоронения. Там я обнаружил трех или четырех человек, которые, по их словам, пришли из отдаленной деревни Тай-ши, чтобы вырыть тело одного из своих предков. Поскольку на каждом гробу было написано имя, а при каждой могиле был небольшой надгробный камень, они нашли останки без труда. Они сложили кости в урну, в которой собирались перевезти их в деревню, где, вероятно, жили и умерли целые поколения этой семьи.
Подобно другим древним народам, китайцы придают огромное значение этим ритуалам. Когда не удается должным образом устроить погребальную церемонию – например, если покойный утонул или пал в бою, – это считается настоящим бедствием. Из нескольких фрагментов Ветхого Завета{82} очевидно, что древние иудеи придавали погребальным ритуалам сходное значение, а древние римляне верили, что души людей, чьи тела не были погребены, были по меньшей мере сто лет не в состоянии пересечь реку Стикс. Вообще в Риме погребение было настолько важным, что римляне совершали полагающиеся ритуалы у пустых могил, если их друзья погибали, а тела не удавалось найти. Можно найти параллель этому обычаю в Китае, жители которого в благоговейном почтении к усопшим не уступают европейским народам классической древности. Во время правления императора Чжан-ди в I столетии христианской эры был принят специальный закон. Согласно ему, если не удается найти тела павших в битве солдат или погибших во время сражений на море моряков, их души следует призывать при помощи молитв и заклинаний и изготовлять бумажные или деревянные подобия людей принятия этих душ. Затем изображения следовало похоронить со всеми обычными церемониями. В китайских летописях зафиксирован первый случай выполнения этого необычайного указа сыновьями офицера по имени Ли Ху: он пал в бою, и тело его не было найдено. В настоящее время это общепринятый обычай. Мне довелось быть свидетелем этой своеобразной церемонии во время посещения Дали – административного центра девяноста шести деревень. На земле лежало изображение пропавшего без вести, одетое в очень дорогие одежды. Несколько мужчин и женщин в глубоком трауре стояли вокруг него на коленях. В центре круга даосский жрец заклинал дух войти в «тело» и сопровождать его к могиле. Чтобы душа умершего не попала в заключение в одном из десяти буддийских адов, из глиняных кирпичиков изготовили миниатюрные подобия подземных узилищ. Они напоминали кукольные домики. Затем жрец принялся заклинать царей адских сфер. По окончании каждого заклинания он коротким магическим жезлом давил одну из подземных тюрем. В конце концов изображение пропавшего без вести с обычными церемониями уложили в гроб и проводили к могиле скорбящие родственники. До ухода я узнал еще, что человек, которого считали умершим, был купцом и несколько лет назад уехал торговать в соседнюю провинцию Гуанси, и с тех пор родственники ничего о нем не слышали. Поэтому они решили, что он погиб в море или был убит пиратами. Иногда пропавшие и считавшиеся умершими люди, чьи похороны таким образом устраивали родственники, возвращались к своим домашним очагам. Я был знаком с уроженцем Цзы-цзе, деревни неподалеку от Синаня в уезде Наньхай, которого в молодости похитили и продали в рабство в Гаване, где он жил в течение двадцати лет. Конечно, его друзья решили, что он умер. Были проведены все необходимые церемонии, и его младшие братья, племянники и двоюродные братья, по обычаю, поклонились табличке с его именем, которую затем поместили на семейный алтарь предков. Пропавший вернулся в отчий дом в 1870 году. Теперь он торгует фруктами на улице Лу-бэй-хан в западном пригороде Кантона.
В Китае существует закон, согласно которому сыновья пропавших без вести родителей должны носить легкий траур и ни в коем случае не посещать общедоступные места отдыха. Однако, как я понял, этот закон чаще нарушают, чем соблюдают.
Китайцы – большие приверженцы геомантии; наиболее подходящими для захоронения местами они считают склоны холмов, с которых видны реки и ручьи или озера и пруды. Холмы, расположенные рядом с большими и малыми городами, часто сплошь покрыты могилами – печальными памятниками древности и многолюдности имперских поселений. Холмы, примыкающие к горам Белых Облаков со стороны Кантона, можно назвать огромными погребальными курганами. Они с подножия до вершины буквально усеяны могилами. Летними вечерами, при свете закатного солнца, холмы представляют собой ошеломляющее зрелище; и я никогда не забуду, что чувствовал однажды вечером в монастыре Бай-юнь{83}, созерцая унылую картину этого огромного языческого кладбища.
За благоприятное для захоронения место богатые семьи платят большие деньги. Не довольствуясь тем количеством земли, которое каждому смертному отводят, например, в Европе, они покупают участки, где мог бы уместиться просторный особняк. Место для погребения выбирает геомант. Для этого он нередко проводит на склонах холмов по нескольку дней с компасом, чтобы точно определить нужное место. Иногда его сопровождают не только двое или трое ближайших родственников усопшего, но и столько же людей с мотыгами и лопатами, которые на разных участках берут пробы земли, чтобы он мог изучить разные образцы. Китайцы зовут отверженных людей, сопровождающих геоманта, Шань-Гоу – горными псами. После приобретения участка обращаются к предсказателю судьбы, чтобы он определил благоприятный день для рытья могилы. Могильщики не начинают работы, пока члены семьи умершего не поклонились гениям горы; ближайший родственник зачитывает письмо, обращенное к этим божествам; при этом он облачен не в траур, а в парадное платье. Все письма такого рода бывают совершенно одинаковыми. Ниже я привожу текст следующего документа, виденного мной: «Мы, сыновья и родственники такого-то, умершего тогда-то, намереваемся похоронить здесь его останки. Поскольку мы сейчас желаем приготовить могилу, мы просим вас не только разрешить нам сделать это, но и заботиться о нас постоянно и всегда покровительствовать нам. Более того, мы с глубоким уважением просим вас милостиво принять наши приношения – фрукты и вино». Каждый из присутствующих совершает коутоу, и письмо направляют богам посредством сожжения.
Пока роют могилу, за рабочими наблюдает один из членов семьи, и там же ставят времянку, крытую циновками. На дно могилы кладут трехдюймовый слой извести, смешанной с древесным углем, а на него – доску, покрытую утоптанным плотным слоем угольной пыли. Когда могила вырыта, необходимо выбрать счастливый день для похорон. Иногда из-за этого погребение откладывается на несколько дней или даже недель. Родственники одного знакомого мне человека, который умер, придавали такое значение правильному выбору счастливого дня, что похороны пришлось отложить даже на несколько месяцев. В течение этого времени в приготовленной могиле, согласно обычаю, лежала плита, на которой было начертано его имя. В некоторых областях принято откладывать похороны, если в доме есть беременные женщины. В таких случаях умершего хоронят только после родов. Бабушку одного моего близкого знакомого не могли похоронить несколько лет, потому что в семье оказывалась беременной то одна, то другая женщина.
Накануне похорон родственники в траурных одеждах приходят в дом умершего плакать и причитать у гроба. Родственники несут в домовый храм предков длинную белую ленту, которая называется тканью души, чтобы душа могла попрощаться с духами предков семьи. Насколько мне известно, раньше для этого в храм предков заносили сам гроб. Во время этого прощания родственники громко причитают, выстроившись перед табличками с именами предков.
В некоторых провинциях родственники покойного за день до похорон совершают ритуальное очищение улиц и домов, мимо которых назавтра пойдет похоронная процессия. Эта церемония под названием Гань-лу-шуй совершается следующим образом: все даосские или буддийские священнослужители, которых только удается созвать, в доме семьи усопшего читают молитвы за упокой души и сообщают ей о том, что друзья собираются предать тело земле утром, а также умоляют ее сопровождать тело к месту последнего упокоения. Затем составляется процессия, которая проходит по улицам города или деревни тем же маршрутом, каким завтра понесут гроб. Каждый из жрецов играет на примитивном музыкальном инструменте, чтобы злым духам, находящимся поблизости, не дать появиться во время прохождения похоронной процессии. Полагают, что в противном случае они могут напугать душу умершего, которая тогда вернется обратно в дом. Шествие возглавляет юноша с бочонком святой воды в левой руке и пучком иссопа – в правой. Он окропляет водой улицы и магазины, чтобы помешать злым духам укрыться там. Мне пришлось видеть такое шествие лишь однажды, и тогда оно состояло из облаченных в дорогие одежды из синего атласа даосских жрецов с музыкальными инструментами, на которых они играли нечто вроде торжественной погребальной песни. Юноша, несший святую воду, одетый в подобающий случаю наряд, заходил в каждую лавку и окроплял пол. Бесспорно, лавочники, которые впускали его с видимым радушием, ни в коей мере не сомневались в действенности ритуала.
В некоторых деревнях вечером накануне похорон, если умерший был в преклонном возрасте, соседи собираются в доме его семьи и дробно бьют в гонги и барабаны или поют песни. В три или четыре часа в день похорон снимают все погребальные украшения, укрепленные перед дверями, и сжигают их под стоны и причитания осиротевшей семьи. Затем перед табличкой с именем умершего ставят столы с угощением, и Нань-мо-лао обращается к духу с такими словами: «Ныне мы собираемся отнести ваши останки к могиле; и поскольку вам необходимо сопровождать их к могиле и пребывать с ними вечно{84}, мы приготовили для вас прощальную трапезу. Пожалуйста, отведайте». Он завершает свою речь, и собравшиеся родственники тут же разражаются новыми причитаниями.
Если умершему было шестьдесят лет или более, после описанной церемонии в дверях встает человек, который бьет в гонг, созывая друзей и соседей. Дальние родственники и друзья ожидают выноса тела на улице, а близкие родственники остаются в это время в доме. Перед выносом тела Нань-мо-лао поджигает бумагу и помахивает ею вокруг гроба и вдоль него. Считается, что таким образом он производит его очищение и вместе с тем освещает дорогу. Затем Нань-мо-лао призывает душу сопровождать тело к могиле, а скорбящие родственники стоят вокруг, плача и причитая. Когда эта церемония окончена, старший сын берет табличку с именем умершего и кладет ее в паланкин. В другой паланкин он кладет его портрет, прикрепив сверху красную атласную ленту, на которой золотыми иероглифами выведены имя и титулы покойного. Под золочеными балдахинами раскладывают жертвоприношения, которые всегда несут в китайской погребальной процессии, и тогда носильщики заходят в дом за гробом. Пока они поднимают гроб, родственники в смятении разбегаются по соседним комнатам. Они боятся, как бы день, определенный геомантом для похорон, не оказался на самом деле несчастливым и как бы из-за этого оскорбленная душа не покарала присутствующих болезнями или другими бедствиями. В первый раз я увидел это на похоронах старого купца по имени Лу Паньгуаня. Я ничего не знал об этом предрассудке и потому был несколько удивлен, когда семья умершего обратилась в паническое бегство, как только носильщики взялись за гроб. Через некоторое время, решив, что угроза миновала, родня вновь собралась. Но меня-то о предполагаемой опасности никто не предупредил, и я естественным образом пришел к выводу, что поведение китайцев, как обычно, основывалось на первейшем законе природы – чувстве самосохранения. Когда тело переносят через порог, душе покойного приносят жертвы. Гроб ставят на дроги на улице, где он остается во время остальных похоронных обрядов. Один из них состоит в том, что все взрослые члены семьи – как мужчины, так и женщины – торжественно проходят вокруг гроба.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.