Стратегия 32 ВЛАСТВУЙ, ВНЕШНЕ ПОКОРЯЯСЬ: СТРАТЕГИЯ ПАССИВНОЙ АГРЕССИИ

Стратегия 32 ВЛАСТВУЙ, ВНЕШНЕ ПОКОРЯЯСЬ: СТРАТЕГИЯ ПАССИВНОЙ АГРЕССИИ

Любая попытка подчинить людей своей воле — это форма агрессии. А в обществе, где превыше всего ставятся бескровные, мирные формы разрешения конфликтов, агрессия тем эффективнее, чем лучше ее удается замаскировать: агрессия, скрытая под маской уступчивости, даже любви. Чтобы следовать стратегии пассивной агрессии, вы должны научиться внешне ладить с людьми, уступать, не оказывать сопротивления. Но на самом деле именно вы должны владеть ситуацией. Вы не настойчивы, даже слегка беспомощны, но в действительности все вращается вокруг вас. Кто-то может догадаться о ваших намерениях и прийти в неистовство по этому поводу. Не беспокойтесь — просто убедитесь, что ваши агрессивные планы достаточно хорошо замаскированы, чтобы можно было все отрицать. Ведите себя правильно, и окружающие устыдятся своих подозрений. Пассивная агрессия — стратегия весьма популярная; вам предстоит научиться и тому, как самому ежедневно защищаться от несметных полчищ пассивно-агрессивных воинов, стремящихся напасть на вас и разгромить.

ВИНА КАК ОРУЖИЕ В декабре 1929 года представители английских властей в Индии чувствовали себя довольно нервозно. Индийский национальный конгресс — крупнейшее освободительное движение в стране — прервал переговоры, отказавшись обсуждать предложения, согласно которым Британия должна была постепенно возвратить Индии автономное правление. Конгресс вместо этого требовал теперь немедленного предоставления стране полной независимости. Возглавить кампанию гражданского неповиновения попросили Махатму Ганди, который когда-то изучал право в Лондоне, а в 1906 году, служа адвокатом в Африке, изобрел особую форму протеста — пассивное сопротивление. В Индии начала 1920-х годов он возглавлял кампании гражданского неповиновения против британцев и добился на этом поприще немалых успехов. Его посадили в тюрьму, но после этого он стал самым почитаемым и авторитетным человеком в стране. Для англичан иметь дело с Ганди было нелегко — этот хрупкий человек только казался слабым, на деле же был бескомпромиссным и непреклонным борцом.

Несмотря на то что Ганди исповедовал принцип непротивления и неукоснительно этого принципа придерживался, высшим английским чиновникам в Индии было неспокойно: экономика Великобритании переживала отнюдь не лучшие времена. Они подозревали, что он может организовать бойкот британских товаров, не говоря уж о массовых демонстрациях, уличных беспорядках в индийских городах — сущем кошмаре для властей.

За действия английских властей в Индии отвечал индийский вице-король, лорд Эдвард Ирвин. Входила в его обязанности и разработка стратегии подавления освободительных движений. Надо сказать, что сам Ирвин восхищался Махатмой Ганди как личностью. Однако в этом случае принял решение действовать против него решительно и жестко — нельзя было позволить ситуации выйти из-под контроля. Он с тревогой ждал, что же предпримет Ганди. Шли недели, и вот наконец 2 марта Ирвин получил от Ганди письмо — тронувшее его своей честностью и искренностью — с описанием деталей кампании гражданского неповиновения, которую он, Ганди, был намерен организовать. Предполагалось, что это будет протест против налогов на соль. Британцам принадлежала монополия на производство соли в Индии, и они эту монополию удерживали, хотя кто угодно мог свободно добывать этот продукт на побережье. Мало того, производство соли облагалось довольно высоким налогом. Непосильное налоговое бремя ложилось на плечи беднейших индийцев, для которых продажа соли была единственным средством к существованию. Ганди планировал пройти с маршем протеста от ашрама вблизи Ахмадабада до прибрежного городка Данди, где намеревался собирать соль, вынесенную на берег волнами, и призвать индийцев повсюду следовать его примеру. Все это можно предотвратить, обращался Ганди к вице-королю, если вы немедленно отдадите приказ о ликвидации солевого налога.

Прочтя письмо, Ирвин испытал облегчение. Он представил себе, как шестидесятилетний Ганди, миниатюрный и хрупкий, опираясь на бамбуковую палочку, выводит своих сторонников из ашрама. Их, наверное, будет человек восемьдесят, а то и меньше, а путь предстоит немалый — от моря, где они планируют выпаривать соль на берегу, их отделяют более двухсот миль. По сравнению с тем, чего ожидали и чего опасались англичане, этот протест казался смехотворно, абсурдно слабым. О чем думает Ганди? Он явно утратил связь с реальностью! Даже некоторые из членов Индийского национального конгресса были глубоко разочарованы планом Ганди, тем, как именно он решил выразить протест. Как бы то ни было, Ирвин понял, что ему нужно менять стратегию. Подавлять марш, применять насилие по отношению к этому блаженному старику и его последователям, среди которых к тому же немало женщин? Это попросту не дало бы результатов. Это выглядело бы слишком дурно. Уж лучше оставить их в покое; мало-помалу они устанут, выдохнутся, и все уляжется само собой. В конце концов, возможно, неудачный поход дискредитирует Ганди в глазах индийцев, подорвет его непререкаемый авторитет. Освободительное движение расколется или, по крайней мере, ослабеет, что позволит Англии со временем вновь укрепить свои позиции.

По мере того как Ирвин наблюдал за подготовкой марша Махатмы Ганди, он все больше укреплялся в правильности своего решения. Поход приобретал очертания почти религиозного обряда, заставляя вспомнить Будду и его священное путешествие в поисках божественной мудрости или описанный в «Рамаяне» уход Рамы. Слова Ганди звучали поистине апокалиптически, их пафос нарастал: «Мы начинаем войну не на жизнь, а на смерть, это священная война». Казалось, эти речи находили отклик у бедняков и нищих, и те начали стекаться к ашраму Ганди, желая услышать его. Он тем временем связался с несколькими кинокомпаниями, предлагая им запечатлеть на пленку предстоящий марш, словно какое-то важное историческое событие. Ирвин сам был верующим и рассматривал себя в первую очередь как представителя богобоязненной, цивилизованной нации. Он только утвердился в своем решении позволить Ганди беспрепятственно вести к морю свою процессию, понимая, что это поможет укрепить репутацию Англии.

Ганди и его сторонники вышли из ашрама 12 марта 1930 года. Проходя от деревни к деревне, небольшая группка постепенно росла. С каждым днем Ганди держался все более решительно. Он призвал студентов по всей Индии бросить занятия и присоединиться к маршу протеста. На призыв откликнулись тысячи. Вдоль дороги собирались толпы желающих увидеть, как он идет. Его речи и воззвания становились все более пылкими и пламенными. Казалось, Ганди испытывает терпение англичан, провоцирует их на решение его арестовать. К Данди они подошли 5 апреля, там был проведен обряд очищения, а затем участники похода стали выпаривать соль на берегу. Мгновенно по всей Индии разнеслась новость: Ганди нарушил закон о соли.

Ирвин следил за событиями с нарастающей тревогой. Только сейчас он отчетливо понял, что Ганди ловко его провел: вице-король мог бы предпринять меры, чтобы не допустить этого похода к морю, решительно запретить его, а вместо этого позволил Ганди действовать и теперь в бессилии наблюдал, как демонстрация протеста набирает силу. Религиозная подоплека происходящего, которая показалась англичанину совершенно безвредной, зажгла массы; с помощью соли — казалось бы, мелкого, частного вопроса — Ганди както удалось вызвать всеобщее недовольство политикой англичан в Индии. Он виртуозно подобрал тему, которую англичане не распознали вовремя как опасную, но которая вызвала живейший отклик среди местного населения. Все последующие события можно было бы предотвратить, сориентируйся Ирвин сразу по получении письма, прикажи он тогда задержать Ганди. Теперь было слишком поздно: этот арест только подлил бы масла в огонь. С другой стороны, невозможно было сидеть сложа руки — это означало бы расписаться в собственной слабости и отдать инициативу. Тем временем по всем городам и деревням Индии прокатилась волна мирных демонстраций — любые попытки англичан ответить на них насилием лишь вызвали бы еще большее сочувствие к демонстрантам. Положение Ирвина было поистине безвы- ходным: казалось, что бы он ни сделал, как бы ни поступил, будет только хуже. Он нервничал и мучился, созывал бесконечные совещания, — и ничего не предпринимал.

Шли дни, дело приобретало все более широкий резонанс. Тысячи индийцев направлялись на морские побережья Индии, чтобы выпаривать соль по примеру Ганди. В крупных городах проходили массовые демонстрации, на которых эту нелегально добытую соль раздавали и продавали по символической цене. Одна форма мирного протеста сменяла другую — так, например, конгресс призвал бойкотировать британские товары. В конце концов англичане по приказу Ирвина начали применять силу при разгоне демонстраций. Махатма Ганди был арестован 4 мая 1930 года и препровожден в тюрьму, где провел девять месяцев без суда.

В ответ на арест Ганди недовольство и протест вспыхнули с новой силой. 21 мая две с половиной тысячи индийцев прошли маршем к государственной соляной фабрике Дхарасана, которую охраняли вооруженные отряды индийской полиции и британские служащие. Когда демонстранты приблизились, на них обрушились удары полицейских дубинок. Следуя примеру Ганди, проповедовавшего непротивление, демонстранты не пытались обороняться, только закрывались и увертывались от града сыпавшихся на них ударов. Те, кто мог стоять на ногах, продолжали двигаться вперед, пока жестокому избиению не подверглись все участники марша. Эта отвратительная сцена не ускользнула от внимания журналистов — события на фабрике получили в прессе широкий резонанс. Сходные инциденты происходили почти одновременно по всей Индии, так что от сентиментальных чувств, которые некоторые индийцы еще продолжали питать к Англии, не осталось и следа.

Волнения приняли массовый характер, и Ирвину пришлось начать переговоры с Ганди и пойти на многочисленные уступки — беспрецедентный случай для вице-короля, представителя Британской империи. Несмотря на то что английское господство в Индии продолжалось еще многие годы, Соляной поход Махатмы Ганди ознаменовал начало конца, а в 1947 году англичане оставили Индию без борьбы, предоставив ей долгожданную независимость.

ТОЛКОВАНИЕ

Ганди был удивительно мудрым и хитрым стратегом, а его внешний облик постоянно вводил в заблуждение противни- ков, заставляя недооценивать его возможности. Залог любой успешной стратегии в том, чтобы хорошо понимать и неприятеля, и себя самого, и Ганди, получивший образование в Лондоне, превосходно понимал англичан. Он видел, что это люди в высшей степени либеральные, которые воспринимают себя как блюстителей традиции политической свободы и порядочности. Такое представление о самих себе — которому не были помехой многочисленные противоречия, например, их образ жизни в колониях и отношение, подчас отвратительное, к местному населению — глубоко укоренилось в сознании британцев и имело для них первостепенное значение. С другой стороны, индийцы на протяжении многих лет подвергались унижениям со стороны английских поработителей. Огромный этот народ в массе своей не был вооружен и неспособен на мятеж или партизанскую войну. Если бы индийцы попытались взбунтоваться, как это происходило в других колониях, англичане мгновенно смяли бы их, представив дело таким образом, словно действовали вынужденно, из самообороны. При этом их собственный воображаемый образ цивилизованных, порядочных людей не понес бы никакого урона. Ганди предложил другой выход: непротивление, ненасилие — его идеал и высоко ценимая им философия, традиция, в которой издавна воспитывались индийцы. Благодаря непротивлению можно было великолепно сыграть на порядочности англичан, на том, что они питали отвращение к насилию и применяли силу лишь в случаях крайней необходимости. Нападение на людей, которые вели себя совершенно мирно и не оказывали сопротивления, шло вразрез с представлениями англичан о собственной нравственной безупречности. Смутив англичан, заставив их почувствовать вину, удалось бы парализовать их действия и перехватить стратегическую инициативу.

Соляной поход, пожалуй, можно считать квинтэссенцией, ярчайшим проявлением стратегического таланта Махатмы Ганди. Во-первых, он намеренно избрал тему для протеста, которая должна была показаться британцам незначительной, даже курьезной. Ответив насилием на этот поход за солью, англичане могли выставить себя в смешном свете. Написав обезоруживающее своей прямотой письмо к Ирвину и отождествив себя с этим банальным на первый взгляд мероприятием, Ганди обеспечил себе определенные гарантии. Теперь он мог готовить поход, не боясь возможных репрессий. Он воспользовался этой возможностью и постарался так представить предстоящий поход в глазах индийцев, чтобы привлечь к нему всеобщее внимание. Религиозные символы, которыми были насыщены его воззвания, имели еще одно назначение: они призваны были еще ослабить англичан, усилив их нерешительность. Будучи людьми довольно религиозными, они не могли выступить против духовного лидера. Наконец, Ганди, словно умелый режиссер-постановщик, позаботился о том, чтобы Соляной поход выглядел достаточно зрелищно и драматично и привлек прессу для освещения этого события.

Когда марш начал набирать обороты, остановить его было уже невозможно. Из брошенной Ганди искры загорелось пламя, в борьбу включились народные массы по всей стране. Любое решение Ирвина в этой ситуации оборачивалось для него проигрышем. Соляной поход не просто послужил образцом для будущих акций протеста — было совершенно ясно, что он стал поворотным пунктом в борьбе Индии за национальное освобождение и независимость.

В наши дни нас окружают множество людей с такими же противоречивыми представлениями о власти и праве, какие были у англичан. Чтобы выжить и добиться успеха, им нужна власть, но в то же время им необходимо верить в собственную добродетель. Такие люди без колебаний нападут на противника, если только тот выглядит хоть немного агрессивным или ведет себя недостойно. Если же при этом противник окажется слабее их, тем хуже для него — удар будет тяжеловесным, всю свою силу они вложат в него. Верх стратегической мудрости в том, чтобы этого не допустить, а, сыграв на скрытом чувстве вины и либеральной раздвоенности, выглядеть добрым, хорошим, безобидным, даже безразличным. Это обезоружит противника и поможет вам сломить оборону. Решив бросить вызов и оказать сопротивление, делайте это благочестиво, справедливо, миролюбиво. Если, не справившись с собой, противник ответит применением силы, то он будет плохо выглядеть в глазах окружающих, как, впрочем, и в своих собственных. Заколебавшись же, он утратит преимущество, уступив вам инициативу и возможность влиять на ход войны в целом. Трудно, почти невозможно сражаться с людьми, которые поднимают вверх руки и не оказывают привычного агрессивного сопротивления. Это вызывает растерянность и подрывает боевой дух. Действуя таким образом, можно использовать чувство вины как особый род оружия. В дипломатичном современном мире ваше пассивное, мирное сопротивление парализует неприятеля.

Я верил в политику петиций, депутаций и дружественных переговоров. Но все это пошло прахом. Я понимаю теперь, что свергнуть это правительство такими средствами невозможно. Моей религией стало подстрекательство. Наша война—это война без применения насилия. 

Махатма Ганди (1869–1948)

ПАССИВНАЯ ВЛАСТЬ В начале 1820 года в Испании разразилась революция, спустя несколько месяцев за ней последовала еще одна — в Неаполе, который в то время имел статус города-государства в составе Австрийской империи. Короли обеих стран были вынуждены смириться с принятием либеральных конституций, разработанных по образу и подобию конституции революционной Франции. Они боялись, что их может ожидать та же участь, что и французского Людовика XVI, обезглавленного в 1 793 году. Тем временем правители сильнейших европейских держав того времени — Англии, Австрии и Пруссии — содрогались при мысли, что мятежи могут докатиться до их границ. А ведь сравнительно недавно, после победы над Наполеоном, положение, казалось, стабилизировалось. Они хотели уберечься от опасности, приостановить продвижение революций.

В разгар всеобщей тревоги русский император Александр I (1777–1825) неожиданно выступил с предложением. Его план показался многим лекарством даже более опасным, чем сама болезнь. Русская армия была самой большой и сильной в Европе; Александр предлагал послать свои войска в Испанию и Неаполь для подавления обоих мятежей. В обмен на эту услугу было выставлено условие: оба короля должны провести либеральные реформы в своих странах, предоставляющие населению больше свобод, дабы довольные жизнью граждане более не помышляли о бунтах.

Император видел в своем плане нечто большее, нежели практическую программу по спасению европейских монархий, — он был частью великого крестового похода, шагом к осуществлению мечты, которую Александр лелеял с первых дней своего царствования. Глубоко верующий человек, он хотел добиться, чтобы европейские монархии сами реформировали себя и создали нечто вроде христианского братства мудрых, справедливых правителей во главе с ним, православным царем. Хотя власть предержащие и воспринимали Александра с его утопическими идеями как своего рода юродивого, однако многим либералам и даже революционерам в Европе он виделся другом и защитником — редкостный правитель, симпатизировавший их делу. Поговаривали о его контактах и даже общих делах с различными людьми либеральных взглядов.

Александр настойчиво продолжал развивать свою идею: теперь он предлагал ведущим европейским державам провести конгресс для обсуждения будущего Испании, Неаполя и самой Европы. Английский министр иностранных дел, лорд Каслри, направлял царю письмо за письмом, пытаясь отговорить его от этой затеи. Ни в коем случае не нужно вмешиваться, когда другие страны выясняют отношения между собой, увещевал он; не нужно препятствовать Англии помогать дружественной и союзной Испании пресечь мятеж. Австрия готова оказать такую же помощь Неаполю. Другие министры и монархи писали Александру о том же, приводя сходные доводы. Они единым фронтом выступили против плана русского царя. Только один человек — министр иностранных дел Австрии князь Клеменс фон Меттерних — ответил Александру в другом ключе, и это было по меньшей мере удивительно.

Меттерних, вне всякого сомнения, был самым влиятельным и могущественным из европейских министров. Реалист до мозга костей, он всегда медлил, прежде чем решиться на какой-то смелый шаг или — тем более — вовлечь Австрию в какое бы то ни было предприятие. Он был консерватором и свято верил в неоспоримое преимущество стабильности. Если перемены и должны происходить, пусть происходят медленно и постепенно. Но Меттерних к тому же был для многих загадкой — истинный царедворец, он мало говорил, не спорил и все же неизменно добивался своего. Сейчас он не только поддержал идею Александра о созыве конгресса, но и был, казалось, открыт для других идей русского царя. Может, за прошедшие годы с ним произошли душевные перемены и он с возрастом полевел, склоняясь к более радикальным взглядам? В любом случае, он лично занялся организацией конгресса, назначив его на октябрь того же года и определив место проведения — австрийский городок Троппау (в наши дни г. Опава в Чехии).

Александр I был в восторге: имея Меттерниха в качестве союзника, он мог рассчитывать на осуществление своих предложений и еще на многое помимо того. Между тем, когда он прибыл в Троппау, обнаружилось, что представители других стран-участниц конгресса (так называемого конгресса Союза пяти в Троппау и Лайбахе) настроены отнюдь не на дружеский лад, они держались настороженно, чтобы не сказать больше. Французы и пруссаки были холодны; Каслри вообще отказался приехать. Чувствуя отчуждение и изоляцию, Александр вновь воспрянул духом, когда Меттерних предложил участникам конгресса провести частные встречи для обсуждения предложений царя. В течение нескольких дней они часами сидели, запершись в зале заседаний. Говорил в основном Александр: Меттерних слушал по обыкновению внимательно и сосредоточенно, соглашаясь, кивая. Царь, мысли которого были подчас расплывчаты, старался как можно четче обрисовать, каким видится ему положение в Европе, объяснить, как важно участникам конференции сплотиться, продемонстрировать свое внутреннее единение. Он не мог скрыть огорчения из-за того, что не может изложить суть вопроса достаточно выразительно и точно, вдохновить слушателей своими идеями.

В конце концов Меттерних признался царю, что и он также видит духовную опасность, грозящую Европе. Ужасные безбожные революции были настоящим бедствием. Если они поддадутся духу радикализма, пойдут хотя бы на малые уступки, дав хотя бы намек на возможность компромисса, то рано или поздно все будет разрушено этими поистине сатанинскими силами. Пока шла конференция в Троппау, в одном из полков русской армии вспыхнул и был подавлен мятеж. Меттерних предупредил Александра, что это — первый симптом революционной заразы, проникающей и в саму Россию. Слава богу, царь, столп и средоточие духовной мощи, все прекрасно понимает и стремится не допустить этого. Александр должен возглавить крестовый поход против революций. Именно поэтому Меттерних с таким воодушевлением воспринял мысли царя относительно Испании и Неаполя, и именно в таком ключе он их истолковал.

Энтузиазм Меттерниха окрылил русского императора: вместе они смогут выстоять против натиска вольнодумцев. Впрочем, как-то так получилось, что в итоге, завершая беседу, они не обсуждали план ввода русских войск в Испанию и Неаполь. Напротив, Александр пришел к заключению, что сейчас, пожалуй, не время тревожить правителей Испании и Австрии, давить на них с требованием изменять конституции и вводить реформы — это лишь ослабило бы их позиции. В данный момент им нужно собрать все силы, дабы противостоять развитию революций. Теперь Александр уже видел всю несвоевременность и незрелость некоторых своих либеральных идей и спешил поделиться с Меттернихом новыми соображениями.

Конгресс закончился заявлением о великой общей цели держав — в основу его легли идеи русского императора — и соглашением, согласно которому австрийские, а не русские, войска помогут вернуть королю Неаполитанскому полноту власти, а затем покинут королевство, предоставив ему править самостоятельно.

После того как Александр вернулся в Россию, Меттерних писал к нему, выражая благодарность за мудрое решение. «Мы участвуем в битве против сатаны, — с жаром отвечал ему царь. — В таком деле недостаточно быть дипломатами. Только те, кого Господь поставил править людьми, способны, если Он благословит, выиграть битву с дьявольской силой».

Действительно, царь был полон решимости продолжить дело; он вернулся к мысли направить свою армию в Испанию, чтобы покончить с революционной чумой. Меттерних отвечал, что пока в этом нет нужды — в настоящее время разрешением испанской проблемы уже занимается Англия, — но на конференции следующего года можно будет вернуться к обсуждению этого вопроса.

В начале 1821 года разразилась новая революция, на сей раз в Пьемонте, итальянском королевстве, входившем в состав Австрийской империи. Короля вынудили подписать отречение от престола. В этом случае Меттерних всей душой приветствовал ввод русских войск, и девяносто тысяч русских солдат присоединились в качестве резерва к австрийской армии, направлявшейся в Пьемонт. Русская армия в опасной близости от границ Пьемонта отрезвляюще подействовала не только на самих мятежников, но и на их сторонников по всей Италии — все эти смутьяны до сих пор тешили себя иллюзией, что русский царь сочувствует их идеям и поддерживает их. Больше они так не думали.

Австрийская армия в считанные недели подавила революцию. В ответ на учтивую просьбу Меттерниха русские отвели войска. Царь был горд своим растущим влиянием в Европе. Он, однако, сам не заметил, как его первоначальные планы, планы крестового похода, были подменены на прямо противоположные: вместо того чтобы возглавить борьбу за прогресс и реформы, он стоял теперь на страже существующего порядка, показал себя не меньшим консерватором, чем сам Меттерних. Приближенные не могли понять, как это произошло.

ТОЛКОВАНИЕ Князь Меттерних, возможно, был одним из тех людей, кто на протяжении всей человеческой истории наиболее удачно применял прием пассивной агрессии. Другие дипломаты подчас винили его в излишней осторожности, даже слабости, но в конце концов, как по волшебству, он всегда добивался желаемого результата. Залогом же его успехов было умение настолько скрывать свою агрессивность или враждебность, что они вовсе не были видны.

Меттерних всегда тщательно оценивал своего оппонента. В случае с императором Александром I он знал, что имеет дело с человеком пылким, идущим на поводу у своих чувств и подверженным резким перепадам настроения. Тем не менее царь, несмотря на свои высокоморальные христианские убеждения, тоже был по-своему агрессивным и честолюбивым: ему хотелось возглавить крестовый поход. В глазах Меттерниха он представлял не меньшую опасность, чем Наполеон: такой человек, будучи уверен, что творит добро для всей Европы, мог пройти со своей армией из конца в конец континента, сея невероятный хаос.

Встать на пути могучей армии Александра было бы, как понимал Меттерних, равносильно самоубийству. Хитроумный дипломат знал: пытаться убедить царя в том, что он не прав, слишком опасно. Это могло вызвать у Александра чувство неуверенности и привести его к нежелательному крену влево и опасному желанию действовать в одиночку. Вместо этого князь нашел другой подход, он прибег к пассивно-агрессивному методу, стремясь придать усилиям царя иное направление, перенаправить их направо.

Пассивная часть кампании Меттерниха была проста: князь продемонстрировал свою податливость, сочувствие идеям царя, с которыми на самом деле он был категорически не согласен. Он, например, принял предложение Александра о проведении конференции, хотя и считал ее ненужной затеей. Затем, во время приватных дискуссий с царем в Троппау, на первых порах он слушал его и с восторгом соглашался. Царь верит в духовное единство? Меттерних разделяет его веру — хотя его собственные взгляды были куда более практическими, они не включали такие зыбкие материи, как духовность. Князь был реалистом и был мастером реальной политики. Он льстил царю, превознося те его личные качества — например, религиозный пыл, — которые на самом деле считал опасными. Он поощрял царя развивать свои идеи.

Заставив Александра поверить себе, подавив таким образом его подозрения, сломив внутреннее сопротивление, Меттерних между тем предпринимал и агрессивные действия. В Троппау он постарался изолировать Александра от других европейских монархов, так чтобы русский император полностью зависел от него. Затем он ловко устроил эти длящиеся часами приватные встречи, в течение которых у него была возможность тонко воздействовать на царя, исподволь внушая ему, что революции не в пример опаснее существующего в Европе положения дел, и превращая радикальную идею христианского крестового похода в атаку на либерализм. В конце концов, играя на темпераменте Александра, его настроениях, пылкости, говоря с ним его же языком, Меттерних сумел вовлечь императора в подавление революции в Пьемонте. Появление русской армии у границы Пьемонта не только реально втянуло Александра в реакционные действия, но и отвратило от него европейских либералов. Он больше не делал туманных и расплывчатых широковещательных заявлений, столь привлекательных для либералов; он наконец приступил к решительным действиям, причем действовал в противоположном направлении. Меттерних одержал полную, триумфальную победу.

Словосочетание «пассивная агрессия» для большинства из нас имеет негативную окраску, однако в качестве сознательно избранной стратегии пассивно-агрессивное поведение дает неограниченные возможности для того, чтобы манипулировать людьми и вести скрытую войну. Подобно Меттерниху, можно действовать на два фронта. Внешне вы любезны, дружелюбны, поддерживаете идеи окружающих, сочувствуете их взглядам, меняете облик, подобно самому Протею. Помните: люди упрямы и несговорчивы. Пытаясь противостоять им открыто или изменить их взгляды, вы рискуете добиться противоположного эффекта. Пассивное, соглашательское поведение, напротив, не дает им цели для атаки, им нечему противиться. Вы же тем временем, подыгрывая сопернику, получаете возможность незаметно подтолкнуть его в нужном вам направлении — как если бы вы прорыли отводной канал от реки, вместо того чтобы ее перегораживать. Агрессивная часть вашей стратегии выражается в том, что вы мало-помалу внедряете в сознание людей элементы своих идей, заражаете их своей энергией, так что они, сами того не замечая, начинают действовать с вами заодно. При таком подходе они не могут заметить, что именно и как вы делаете, а следовательно, у вас появляется пространство для незаметных действий, закулисных маневров. Вы можете следить за своими подопечными, изолировать их от других людей, вовлекать их в опасные предприятия, в результате которых они еще больше попадают к вам в зависимость. Они видят в вас своего союзника. Вы милы, обходительны, слабы — кто может поверить в то, что именно вы дергаете веревочки за ширмой?

Настоящим достижением политики Меттерниха было то, что ему удалось уничтожить русский либерализм и добиться превалирования над наиболее опасным соперником Австрии, успешнопритворившись при этом, будто подчиняется ему.

—Генри Киссинджер. «Восстановленный мир», 1957

КЛЮЧИ К ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ Многим людям, если не большинству, свойственна определенная ограниченность, и это порождает определенные проблемы: раздумывая о ком-то или о чем-то, что с нами произошло, мы, как правило, склонны выбирать самые простые, лежащие на поверхности толкования, самые общие характеристики. Человек либо хороший, либо плохой, либо симпатичный, либо неприятный, его (или ее) намерения благородны либо низменны; случай или счастливый, или несчастный, удачный или пагубный; мы рады или огорчены. Истина же состоит в том, что в жизни все вовсе не так уж просто. Каждый человек неизменно представляет собой смесь хорошего и дурного, у каждого есть слабости и сильные стороны, недостатки и достоинства. В отношении нас они могут одновременно руководствоваться благими и дурными намерениями — это результат двойственного к нам отношения. Даже у самого позитивного события могут оказаться свои недостатки, теневые стороны. А мы нередко радуемся и грустим одновременно. Конечно, упрощая картину, сводя все к примитивному набору терминов и представлений, мы стараемся облегчить себе восприятие мира — в противном случае разобраться во всем было бы слишком сложно. С другой стороны, это приводит к тому, что наши оценки оказываются оторванными от реальности, а следовательно, многое мы воспринимаем и интерпретируем неверно, ошибочно. Насколько лучше ориентировались бы мы в мире, насколько понятнее стали бы для нас многие люди и события, умей мы замечать и осмысливать все бесконечное богатство нюансов.

Эта наша тенденция схематизировать, судить о вещах в простых терминах объясняет, почему пассивная агрессия настолько действенна в качестве стратегии и почему столь многие люди используют ее — намеренно или неосознанно. По определению люди, действующие как пассивные агрессоры, пассивны и агрессивны в одно и то же время. Внешне они приветливы, дружелюбны, податливы, можно даже назвать их любящими. Одновременно с этим они втайне строят козни, предпринимают враждебные действия. Их агрессивная деятельность подчас очень тонка, незаметна — мелкий саботаж, замечания, отпущенные у вас за спиной. Все эти мелочи, однако, способны нанести немалый вред.

Когда жертвами подобного обхождения становимся мы сами, то можем убедиться, как трудно, почти невозможно поверить, что и то и другое происходят параллельно. Мы еще можем принять идею о том, что человек может быть приятным в один день и несносным в другой; мы говорим, что он подвержен смене настроений. Но быть скверным и очаровательным одновременно — это нас смущает, повергает в растерянность. Мы склонны принять внешнюю линию поведения этих людей за их истинный облик, невольно попадая в плен их обаяния, обходительности или дружелюбия. Замечая, что что-то не в порядке, что несмотря на внешнюю приветливость человек замышляет или делает что-то направленное против нас, мы искренне изумляемся и возмущаемся. Наша растерянность позволяет пассивному агрессору, этому воину-стратегу, захватить еще большую власть над нами.

Существуют два вида пассивной агрессивности. Первая — это намеренная стратегия, как в случае с Меттернихом. Вторая — скорее полубессознательное или даже совсем неосознанное поведение, к которому люди постоянно прибегают в малозначительных и не таких уж малозначительных ситуациях повседневной жизни. У вас может возникнуть искушение простить этих агрессоров второго типа, ведь они, кажется, даже сами не понимают, что творят и к чему приводят их действия, или не в силах остановиться. Однако, как правило, люди отдают себе отчет в своих действиях намного лучше, чем нам кажется. Скорее всего, ваша реакция — результат того, что вы обмануты их внешней доброжелательностью или беззащитностью. Мы обычно проявляем крайнюю терпимость по отношению к этой второй разновидности.

Главное в применении пассивной агрессии как осознанной стратегии — то, как вы будете выглядеть в глазах своих неприятелей. Они ни под каким видом не должны догадаться о тех скрытых смутьянских мыслях, которые бродят у вас в голове.

В 1802 году страна, называемая теперь Гаити, была французской колонией, отделившейся в результате восстания рабов, возглавляемого Туссеном-Лувертюром. В тот год войскам, которые были направлены туда Наполеоном для подавления восстания, удалось, благодаря измене, схватить Туссена и морем отправить его во Францию, где спустя короткое время тот умер в тюрьме. Среди наиболее доверенных командиров Туссена был некто по имени Жан-Жак Дессалин, который сдался французам и даже служил в их армии, помогая усмирить оставшиеся очаги мятежа, так что они были весьма и весьма ему благодарны. Позднее, однако, оказалось, что его поведение было коварной уловкой: подавляя остатки мятежа, Дессалин передавал захваченное оружие французам, но часть его всякий раз утаивал и прятал, пока у него не образовался целый арсенал. Одновременно он собирал и готовил новую армию в отдаленных областях страны, куда его направляли с заданиями. Позднее, выбрав подходящий момент, когда французская армия была серьезно ослаблена вспышкой желтой лихорадки, Дессалин возобновил военные действия против них. В течение нескольких лет ему удалось добиться победы над французами и навсегда освободить Гаити от колониальной зависимости.

Пассивная агрессия, примененная Дессалином, имеет давние традиции в военном стратегическом искусстве и носит название ложной капитуляции. На войне враги не способны прочитать ваши мысли. Они вынуждены догадываться о ваших намерениях по внешним признакам, стараясь прочитать и интерпретировать их, пытаясь понять, что вы задумали. Капитуляция армии — событие, которое обычно вызывает взрыв эмоций и может усыпить бдительность. Победитель должен внимательно следить за войсками побежденного. Но нередко случается и по-другому: ослабленный теми усилиями, которые требовались для достижения победы, победитель поддается искушению расслабиться, не быть таким подозрительным, как прежде. Мудрый стратег, следовательно, может прибегнуть к ложной капитуляции — объявить, что сдается, что сломлен духовно и физически. Не имея оснований в этом сомневаться, неприятель, скорее всего, примет это заявление за чистую монету. Теперь у стратега появляются время и пространство для того, чтобы тайно готовиться к новым военным действиям.

На войне, как и в жизни, ложная капитуляция зависит от того, насколько убедительно выглядит сдача на милость победителя. Дессалин не просто сдался, он еще и активно сотрудничал с бывшими врагами. Чтобы план удался, вы должны постараться, чтобы все было правдоподобно: изобразить слабость, сломленный дух, готовность и желание дружить — эмоциональная уловка, великолепный отвлекающий маневр. Малейшее колебание, признак раздвоенности, разрушит весь эффект.

В 1940 году президент Франклин Делано Рузвельт столкнулся с дилеммой. Подходил к концу его второй срок в Белом доме, а в Соединенных Штатах существует неписаное правило, согласно которому президенты не баллотируются на третий срок. Однако у Рузвельта оставалось множество неоконченных дел. В Европе шла война, и уже не вызывало сомнений, что США окажутся втянутыми в нее; дома тоже было не все ладно, страна переживала трудные времена, и Рузвельт хотел осуществить свою программу по выводу ее из кризиса. Если, однако, он поведет речь о том, чтобы остаться на третий срок, это может вызвать недовольство даже в его собственной партии. Многие и без того уже говорили о его диктаторских замашках. Поэтому Рузвельт принял решение добиться желаемого, прибегнув к пассивной агрессии.

До съезда партии демократов, на котором предстояло определить кандидата для участия в президентских выборах, оставались считанные месяцы. Рузвельт всячески демонстрировал отсутствие заинтересованности третьим сроком правления. Он активно поощрял других членов партии в том, чтобы они искали кандидатуру ему на замену. В то же время он внимательно следил за своей речью и никогда не делал резких заявлений, стараясь окончательно не захлопнуть дверь и неосторожным высказыванием не отрезать себе путь к участию в выборах. Кроме того, он подготовил довольно многих кандидатов на выдвижение, так что ни один из них не мог стать безоговорочным фаворитом. Когда съезд начался, Рузвельт удалился в тень, однако отсутствие играло ему на руку сильнее, чем если бы он принимал в ходе съезда активное участие: без него все шло как-то тускло и невыразительно. Из отчетов своих соратников он узнал: участники съезда шумно требуют, чтобы он наконец появился. Выждав, пока это желание достигнет апогея, президент попросил своего друга, сенатора Баркли, вставить в свою речь строки, написанные самим Рузвельтом: «Президент [Рузвельт] никогда не имел и не имеет сейчас желания или цели продолжать деятельность на посту президента, быть кандидатом на этот пост или быть выдвинутым съездом на этот пост». После минутного молчания зал, где проходил съезд, огласился криками: «НАМ НУЖЕН РУЗВЕЛЬТ!» Делегаты продолжали скандировать более часа. На другой день предстояло голосование, и крики «РУЗВЕЛЬТ!» вновь заполнили зал. Имя президента занесли в список кандидатов, и он победил с громадным преимуществом в первом же туре.

Помните: неразумно демонстрировать чрезмерно рьяное рвение к власти, богатству или славе. Ваши амбиции могут вознести вас на самый верх, но к вам не будут относиться с симпатией, а непопулярность может стать серьезной проблемой. Лучше до поры до времени скрывать честолюбивые намерения: вы не хотите, но вас заставляют, и вы уступаете желанию окружающих. Проявить пассивность и добиться, чтобы другие пришли за вами, — это блестящая стратегия.

Искусный, незаметный саботаж может творить чудеса на поле пассивно-агрессивной стратегии, поскольку можно скрыть его под маской дружелюбия и уступчивости. Именно таким образом кинорежиссер Альфред Хичкок справлялся с бесцеремонным продюсером Дэвидом О. Селзником, имевшим обыкновение править сценарии по своему вкусу и вмешиваться в происходящее на съемочной площадке. В этих случаях Хичкок делал оператору знак снимать, не включая камеру или не заряжая ее пленкой, — когда Селзник знакомился с отснятым материалом и обнаруживал, что в фильм вошел не его вариант, пересъемка была невозможна, это обошлось бы слишком дорого. Но до поры до времени режиссер делал вид, что рад видеть Селзника на съемках, и возмущался, если вдруг обнаруживалось, что камера выключена или в ней нет пленки.

Пассивная агрессия настолько часта и обычна в нашей повседневной жизни, что обязательно нужно уметь не только наступать, но и обороняться. Разумеется, обязательно включите эту стратегию в свой арсенал и пользуйтесь ею; она слишком эффективна, чтобы пренебрегать ею. Но вы должны также знать, как противостоять тем, кто применяет эту стратегию полубессознательно, — их так много в окружающем нас мире, что нужно научиться распознавать таких людей, прежде чем они вотрутся к вам в доверие, и научиться защищать себя от этой не вполне типичной формы агрессии.

Прежде всего следует понять, почему пассивная агрессия получила такое распространение. В современном мире открытая критика или откровенное выражение отрицатель- ных чувств по отношению к кому-либо из окружающих не поощряются, становятся все более и более неприемлемыми. Люди все чаще воспринимают критику в свой адрес как личное оскорбление. Более того, конфликт в понимании современного человека — это крайне нежелательная ситуация, которой любой ценой нужно стараться избежать. Под сильнейшим давлением общественного мнения мы стараемся понравиться всем, получить одобрение как можно большего числа людей. Но трудно оспорить тот факт, что человеческой природе свойственны агрессивные импульсы, негативные чувства, критичное отношение к некоторым людям. Опасаясь проявлять эти свои чувства открыто, из боязни кому-то не понравиться, многие, очень многие люди прибегают к постоянной, плохо скрытой пассивной агрессивности.

Чаще всего их поведение довольно безобидно: кто-то хронически опаздывает, другие отпускают льстивые замечания, за которыми на самом деле скрывается ехидная насмешка, или предлагают помощь, но никогда не выполняют своих обещаний. Эти обычные приемы лучше всего игнорировать. Просто пренебрегите ими, отнеситесь снисходительно, как к неизбежному атрибуту современной жизни, — во всяком случае, ни в коем случае не принимайте этого на свой счет.

Существуют, однако, более сильные и даже опасные проявления пассивной агрессивности, например, акты вредительства, способные нанести серьезный ущерб. Сослуживец улыбается вам в лицо, но за спиной распространяет о вас такие слухи, которые способны вам навредить. Вы впускаете в свою жизнь человека, а он обманывает вас, похищает чтото, представляющее для вас ценность. Ваш подчиненный берется за важное для вас дело, но выполняет поручение медленно и из рук вон плохо. Подобные типы приносят реальный вред, но умеют великолепно маскировать свои действия — так, что их бывает трудно уличить. Излюбленный их прием — заставить вас заколебаться, поверить в то, что не они одни ведут себя так; они никогда не признают вины. Каким-то непостижимым образом они ухитряются вывернуться, даже предстать в виде невинных свидетелей, настоящих жертв в этом деле. Они так искренне отрицают свою вину, что вы поневоле начинаете сомневаться: вы подозреваете, но ничего не можете доказать. Или хуже того, если они действительно ловки, то вы же и будете чувствовать себя виноватым за то, что плохо о них подумали. Если же ваше раздражение все же прорвется, то вы за это заплатите: они будут акцентировать внимание на вашей резкости, озлобленности, на вашей агрессивности, отвлекая окружающих — да и вас — от тех своих пассивно-агрессивных маневров, которые, собственно, и вызвали вашу реакцию. Вина, которую вы чувствуете, — это признак их силы, власти, которую они имеют над вами. Вы сможете без труда распознать вредную разновидность пассивной агрессии по силе чувств, которые она у вас вызывает: не легкую досаду, а смятение, гнев, ощущение опасности, чуть ли не манию преследования.

Для того чтобы справиться с пассивно-агрессивным воином, прежде всего поработайте над собой. Это означает, что нужно быть начеку и не позволить застать себя врасплох, столкнувшись с коварной тактикой переадресовки вины. Подавляйте в себе чувство вины, которое может у вас при этом возникнуть. Эти типы могут быть вкрадчивыми, даже обольстительными, они способны втереться в доверие, искусно играя на ваших комплексах. Часто вы сами (точнее, ваши слабости) позволяете втянуть себя в пассивно-агрессивный процесс. Будьте настороже и глядите в оба.

Если вы поняли, что имеете дело с этой опасной разновидностью, самое разумное, что вы можете предпринять, — постараться отделаться от этого человека, устранить его из своей жизни или, по крайне мере, не поддаваться эмоциям. Не вспыхивайте, не устраивайте сцен — такое поведение на руку пассивному агрессору. Вы должны сохранять спокойствие. Если так получилось, что вы связаны по работе или еще как-либо и не можете разорвать отношения, единственный способ справиться с таким человеком — постараться дать ему возможность раскрыться. Создайте положение, при котором он не будет стесняться выразить свое негативное отношение к вам. Поначалу это может быть неприятно и трудно для вас, но это единственная возможность: выразив свои чувства открыто, ваш недоброжелатель больше не чувствует необходимости таиться. А с открытой критикой куда проще справиться, чем со скрытым вредительством.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.