Импульс к вторжению в Россию

Импульс к вторжению в Россию

На следующей стадии своего исследования я постарался вместе с генералами пролить свет на вопрос: почему все-таки Гитлер решился на вторжение в Россию. Свет, надо признать, оказался довольно тусклым. Известно, что основные положения плана будущей кампании он обдумывал еще с июля 1940 года. Представляется весьма любопытным тот очевидный факт, что немецкие генералы довольно смутно представляли причины, побудившие Гитлера сделать шаг, решивший их судьбы, так же как и судьбы миллионов людей. Некоторые высшие немецкие военачальники высказывали опасения, когда им сообщили о решении фюрера, но информацию они получили скудную и слишком поздно. Гитлер прозорливо держал своих генералов в «изолированных водонепроницаемых отсеках» – каждому становилось известно только то, что фюрер считал необходимым для выполнения конкретной задачи. Каждый пребывал в своей «клетке» и видел то, что находится прямо перед ним.

Но все в один голос говорили одно: самым упорным противником вторжения и первым человеком, настаивавшим на его прекращении, был Рундштедт. Поэтому мне было чрезвычайно интересно услышать его мнение. Рундштедт сказал: «Гитлер настаивал, что мы должны нанести удар раньше, чем Россия наберет слишком большую силу и нападет первой, к чему она постоянно готовится. Он снабжал нас информацией о том, что русские тоже планируют начать наступление на нас, и тоже летом 1941 года. Лично мне это казалось крайне сомнительным. Между прочим, когда мы пересекли границу, то не обнаружили никаких признаков готовящегося наступления. Те генералы, которые опасались возможности удара со стороны русских, перестали думать о такой возможности, убедившись, что, пока мы воевали на западе, русские вели себя совершенно спокойно. А ведь момент для наступления был идеальным – у нас были связаны руки. Я считал, что наилучшим выходом для нас является усиленная охрана границы. Пусть бы русские нападали первыми, если, конечно, у них было такое намерение. Таким образом можно было выяснить планы русских с гораздо меньшим риском, не вторгаясь для этого в Россию».

Я поинтересовался, какие еще причины заставили его усомниться в вероятности нападения русских. Он ответил: «Во-первых, наше наступление совершенно очевидно стало для русских внезапным. На моем участке фронта отсутствовали какие бы то ни было признаки готовящегося наступления, хотя, продвинувшись дальше, мы все-таки обнаружили некоторые. 25 дивизий у них располагалось в венгерском секторе. Они были обращены в сторону границы. Я ожидал, что эти дивизии повернут и нанесут удар по моему правому флангу. Вместо этого они отступили. Из этого я сделал вывод, что они не были готовы к наступательным операциям, а следовательно, русское командование не планировало наступления, по крайней мере в ближайшее время».

Затем я расспросил генерала Блюментрита, в то время бывшего начальником штаба в 4-й армии Клюге, находившейся на главном направлении атаки. Уже к концу года Блюментрит стал заместителем начальника Генерального штаба командования сухопутных сил и имел доступ ко всем сведениям о ходе наступления.

Блюментрит сказал, что главнокомандующий Браухич и начальник штаба Гальдер, так же как и Рундштедт, были против попытки вторжения в Россию. «Все трое понимали, что в этой стране придется столкнуться с множеством серьезнейших трудностей, прежде всего связанных с продвижением в глубь территории, подводом подкреплений, доставкой снабжения. Кроме того, нельзя было сбрасывать со счетов и суровый климат. Все это было известно из опыта 1914–1918 годов. Фельдмаршал фон Рундштедт прямо спросил Гитлера: «Вы хорошо понимаете, на что идете, стремясь напасть на Россию?»

Гитлера невозможно было отговорить от принятого решения, однако ему пришлось во всеуслышание объявить, что русская кампания должна быть завершена к западу от Днепра. Он признал, что доставка подкреплений и снабжение армии, если она перейдет эту черту, будет сопряжена с трудностями. Когда обнаружилось, что русские армии не разбиты к западу от Днепра, он приказал, как и Наполеон, продолжить наступление дальше. Это решение иначе как судьбоносным назвать нельзя. А нерешительность Гитлера в выборе наилучшего направления сделала его роковым.

Некоторые интересные моменты прояснились в беседе с фельдмаршалом фон Клейстом. Он сообщил, что был поставлен в известность о планируемом наступлении на Россию лишь непосредственно перед его началом. «Я узнал то же, что и другие командиры. Нам было сказано, что русские армии уже полностью готовы к началу наступления и что для Германии жизненно важно остановить нависшую над ней угрозу. Нам объяснили, что фюрер не может думать ни о чем другом, когда над страной нависла столь явная и безусловно смертельно опасная угроза. Слишком большие военные силы должны быть постоянно прикованы к восточной границе. Некоторые генералы высказывали мнение, что нападение не является единственным способом устранить угрозу.

Думаю, что Йодль был против решения Гитлера, так же как и Браухич и Гальдер. Кейтель также был полон сомнений, причем настолько, что высказал их Гитлеру».

Восточный фронт

Далее Клейст заявил: «Нам не была свойственна недооценка Красной армии, как это принято считать. Генерал Кёстринг, последний военный атташе Германии в Москве, был человеком умным и непредвзятым и исправно снабжал нас достоверной информацией о состоянии армии потенциального противника. Но Гитлер предпочитал не верить его сообщениям.

Надежды на победу основывались в основном на перспективе политического переворота, который должен был произойти в России в результате вторжения. Мы, генералы, отлично понимали, что, если русская армия предпочтет отступить, шанс на решающую победу без такого переворота снизится до ничтожного. Слишком много расчетов строилось на уверенности, что Сталин, потерпев ряд серьезных поражений, будет свергнут собственным народом. Эта уверенность усердно вскармливалась ближайшими советниками Гитлера, а мы, солдаты, были слишком далеки от политических игр, чтобы спорить.

Мы не готовились к затяжной борьбе. Все строилось на достижении решающей победы еще до наступления осени». Немцам пришлось дорого заплатить за свою недальновидность.

Еще более удивительным представляется факт, что Гитлер решился на вторжение в Россию, зная, что с самого начала ему будут противостоять превосходящие силы противника, которые станут еще более многочисленными, если кампания затянется. Одно только это сделало вторжение наступательной авантюрой, не имевшей прецедента в современной истории. Когда в феврале план Гитлера был доведен до сведения генералов, они были крайне обеспокоены выполненной Кейтелем оценкой соотношения сил. По его данным, Красная армия располагала на западе России 155 дивизиями, в то время как в армии вторжения насчитывалось только 121. (В действительности данные Кейтеля были слегка занижены.) Громогласные заявления, что немецкая армия «качественно лучше», не слишком утешали.

В дальнейшем немцы смогли обеспечить некоторое численное превосходство на участке к северу от Припяти, где группа армий «Центр» фельдмаршала фон Бока наступала по направлению Минск – Москва. Однако группа «Север» под командованием Лееба не имела численного преимущества, а группе «Юг» Рундштедта противостоял даже более многочисленный противник, особенно в части бронетехники. Клейст говорил, что танковая армия, являвшаяся основным элементом группы «Юг», насчитывала всего 600 танков. «Вы можете не поверить, но это все, что нам удалось собрать после возвращения наших дивизий из Греции. Группа армий Буденного, защищавшая южное направление, имела 2400 танков. Нам оставалось рассчитывать только на внезапность, а также на более высокое качество подготовки и опыт наших солдат. Именно они стали нашими решающими преимуществами на первом этапе до тех пор, пока русские приобрели опыт».

В свете реальных событий стало ясно, что вера Гитлера в способность высокого качества противостоять количеству на первых порах вполне оправдалась. Результаты сражений достаточно долго подтверждали его уверенность в неоспоримом преимуществе качества над количеством. Именно оно привело его авантюру в такую опасную близость к победе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.