Исторический Ленин

Исторический Ленин

В истории есть люди, о которых спорят целые эпохи. Ленин — один из них. Правда, до недавнего времени на родине Ульянова можно было говорить о нем лишь в превосходной, божественной степени. Затем, когда политический маятник качнулся в другую сторону, о вожде большевиков стали говорить совсем иное, часто явно вымышленное и явно незаслуженное

Но каким все же был Ленин? Вы прочли несколько глав о нем, и я хотел бы сделать несколько завершающих мазков на портрете вождя, человека, оставившего самый глубокий шрам в судьбе России. Работая над портретом и прочтя "кубические метры" литературы, посвященные вождю, его партии и ее деяниям, я в конце концов пришел к парадоксальному выводу» что никакой "Ленинианы" у нас нет; о большевиках мы знаем меньше, чем об эсерах и меньшевиках, об Октябрьской революции меньше, чем о Февральской. Почему?

Смещенный ракурс исследования, откровенная апологетика, умолчания, идеологическая заданносгь, а часто и фальсификации привели к тому, что есть гигантская по объему литература, но в высшей степени односторонняя, тенденциозная, пристрастная.

"Берясь" за Ленина как часть трилогии "Вожди", я понимал, что сказать что-то новое и честное можно лишь в том случае, если придерживаться принципа: ни хулы, ни апологетики. У вас, возможно, сложилось впечатление, что я подошел предвзято к личности выдающегося российского революционера. Смею вас уверить, что это не так. Просто я был вынужден сказать много такого, что не было известно простому читателю. Нельзя было создавать слащавую пастораль, их написано у нас множество. Мрачный портрет — вина не писателя, а той Системы, которой было выгодно сделать из Ленина идеологическую мумию: беспорочную, безгрешную, всевидящую, всезнающую, правую во всех случаях жизни. А Ленин был грешным человеком, очень грешным. Но этого греховного "величия" мы не видели.

Исторический Ленин — это человек во плоти, в коем засела маниакальная мысль добиться с помощью революции утопического правила: "Каждый по способностям, каждому по потребностям". А для этого, по Ленину, нужно было заставить людей, чтобы они "работали поровну, правильно соблюдали меру работы и получали поровну". А контроль за соблюдением "меры работы" будет такой, что "от него нельзя будет никак уклониться", "некуда будет деться". По поводу этих воззрений, стоящих в ряду с взглядами Фурье, Сен-Симона, Оуэна, не стоило бы много и говорить*. В человеческой истории всегда было немало мечтателей, простодушных людей, утопистов, прожектеров, большинство из которых помнят только самые дотошные историки. Не будь 1917 года, о Ленине сегодня знал бы один человек из тысячи, а может быть, и значительно меньше. Хотя в специальных изданиях, словарях М.М.Филиппова, Брокгауза и Эфрона (малый словарь), Ф.Павленко фамилия Ульянова-Ленина упоминается уже с 1900 года. Но это весьма краткие сообщения, которые могли заинтересовать лишь самых узких специалистов-исследователей.

Исторический Ленин — это человек, который, кроме взращивания маниакальной идеи, оказался способным еще на два деяния: смог создать орудие для попытки реализовать коммунистическую идею на практике и проявить способность заметить, уловить уникальный момент фактического безвластия в России, когда ему ничего не оставалось другого, как поднять и подобрать эту власть.

Исторический Ленин — это революционер, который смог в момент кульминации проявить решительность на грани исторической авантюры, но которая, вопреки всеобщему скепсису буржуазных политических лидеров в России, была тогда вознаграждена. Это был самый крупный приз в XX веке — диктаторская безраздельная власть над великой страной.

Исторический Ленин, вопреки сложившимся стереотипам и мифам партийной пропаганды, — человек антигуманного склада, видевший высшую реальную ценность не в человеческой жизни, ее свободе и правах, а во власти. Ленин стал главой правительства страны, которую едва ли любил. Его уничижительные, язвительные филиппики о "русском человеке — плохом работнике", о "русских дураках" — наглядное тому свидетельство. Он не был патриотом России, ибо был готов пожертвовать огромной ее частью для сохранения большевистского господства. Могут возразить, что после большевистского переворота Ленин не раз заявлял: "Мы оборонцы" с 25 октября 1917 года. Мы за "защиту отечества…".

Фарисейство этих слов поразительно. Нужно было бы точнее сказать: "Мы за защиту своей власти…" Еще вчера желать поражения отечеству (хотя и прикрываемое словами "временного правительства") — а сегодня уже диаметрально противоположная позиция. Беспринципный прагматизм всегда был оружием большевиков.

Правда, в партийных воспоминаниях довольно часто муссируется идея: насколько Ленин любил Россию, настолько он ненавидел ее врагов. Приводят даже воспоминания А.К.Воронского (павшего, кстати, то ли от "любви" ленинцев, то ли от большевистской "ненависти" в годы большого террора), якобы заявившего: "Великая любовь рождает и великую ненависть. И то, и другое у Ленина до краев: ненависть к России царей, дворян и помещиков и любовь к России непрестанного, страдальческого труда".

Великая любовь может рождать только любовь. У ненависти иные корни.

Ленин не сразу стал таким. Но его эволюция к тому, что я сказал выше, была без больших зигзагов.

Ранний Ленин на пороге века был почти типичный российский социал-демократ с радикальным уклоном. Это тот Ленин-Ульянов, который, наблюдая за Россией из-за рубежа, мог строить абстрактные революционные схемы, злобно поносить царя, давать советы из спокойной Европы по активизации революционных выступлений. На этом раннем этапе происходит размежевание Ленина с либеральной социал — демократией и переход на радикальные рельсы. Ленин еще со времени первой русской революции повел яростные атаки на либералов. В кадетах, либеральной интеллигенции, людях типа Струве, Кусковой, Прокоповича, Пешехонова, Анненского, Муромцева, Чупрова он увидел чуть ли не главную опасность своим планам. Антилиберализм Ленина (не все тогда это поняли) — это противостояние свободе как политической и нравственной ценности. Происходит "большевизация" сознания. Похоже, что ранний Ленин, осев за рубежом, не видел для себя места в России. Только в случае революции. Но еще в январе 1917 года он мало в нее верил.

Зрелый Ленин — это лидер большевиков в годы империалистической войны. Ульянов-Ленин оказался одним из немногих социал-демократов, который увидел в империалиста ческой войне своего союзника. Он понял раньше других, что самодержавие пало в результате неспособности довести войну "до победного конца". Война же явилась и главной причиной поражения Февральской революции. Победители Февраля не знали, как достойно выйти из войны. А Ленин — знал, даже если это недостойный путь. Ленин приходит к парадоксальному выводу, глубоко антипатриотическому по своей сути: войну нужно похоронить, даже ценой поражения России. Исторический Ленин — это человек, сделавший в революции главную ставку на поражение России в войне. До этого никто додуматься не смог. Ибо для этого нужно было не любить свое отечества Он предал союзников России, они потом, победив Германию и без России, помогли вернуть Ленину гигантский кусок российского государства, который тот отдал немцам.

Весь вопрос тогда упирался в политическую методологию: как использовать войну для инициирования революционного взрыва. Ленин против мира — так может быть похоронена революционная идея. В октябре 1914 года, когда европейские социал-демократы лишь искали пути, как принудить свои правительства к миру, Ленин писал Шляпникову: "Неверен лозунг "мира" — лозунгом должно быть превращение национальной войны в гражданскую войну". На этом Ленин не остановится: будет добиваться поражения в войне собственного правительства. Это национальное преступление мы десятилетиями считали великой ленинской политической мудростью.

Этот момент для понимания исторического Ленина чрезвычайно важен: для достижения своей цели он готов переступить через святыни патриотизма, национальной чести и просто гражданской порядочности. Цель превыше всего!

Поздний Ленин (если так можно выразиться) — человек, ставший главой революционного правительства. Вооруженный только теоретическими схемами и никогда никем не управлявший, Ленин просто беспомощен перед обвалом проблем. Он может вначале выдвинуть лишь конфискационную идею: изъять, реквизировать, экспроприировать. На этом пути одно средство — беспощадная диктатура. Еще два-три месяца назад с серьезным видом рассуждавший об отмирании государства, Ленин вынужден лихорадочно создавать армию, трибуналы, наркоматы, инспекции, секретные отделы, дипломатическую службу. Лишь обращение к презренным буржуазным "спецам" позволяет хоть как-то наладить функционирование государственных структур. Распоряжения Ленина, как и Совнаркома, на первых порах поверхностны, случайны, непродуманны, но жестки и жестоки. А ведь сколько после появилось апологетических книг, сборников и диссертаций типа "Ленин о государственном строительстве"…

Исторические штрихи на портрет Ленина нанесли многие люди, как большевики, так и лица, которых нельзя заподозрить в ношении "пролетарских очков" или классовом пристрастии. Эти свидетельства весьма важны, ибо многотомье партийных воспоминаний большевиков повторяет лишь на разные лады одно слово: "гений". Только немногие из этих воспоминаний, и прежде всего Н.К.Крупской, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Раскольникова, Луначарского, Крестинского, Иоффе, Ганецкого, Малькова и некоторых других, привносят в палитру красок портрета некие новые человеческие черты исторического Ленина, а не большевистской иконы. Тем более что до недавнего времени воспоминания В.А.Антонова-Овсеенко, А.С.Бубнова, Н.П.Горбунова, М.С.Кедрова, Г.И.Ломова (Оппокова), В.И.Невского, И.А. Пятницкого, В.Я.Чубаря, А.В.Шотмана, И.С.Уншлихта, Б.З.Шумяцкого и некоторых других были сокрыты в секретных хранилищах (как же — ведь это "враги народа") партии, прямо причастной к уничтожению этих и миллионов других людей. Даже после смерти Ленина не могли быть опубликованы честные воспоминания. Он еще при жизни был превращен партийной пропагандой в некоего идола, о котором можно было говорить и писать только в соответствии со сложившимися идеологическими канонами.

Справедливо писал после смерти Ленина большой российский интеллигент, лидер кадетов Павел Николаевич Милюков, что "над самой личностью человека, совершившего над своей страной из убеждения величайшее злодейство, которое когда-либо удавалось совершить профессиональному тирану, суждение истории сложится не сразу. Надо будет начать с отделения лица от легенды, которой успело густо покрыться его имя".

Постараюсь к тому, что я написал в книге, добавить наиболее характерные мазки некоторых людей к портрету, эскиз которого — передо мной. Надеюсь, что это придаст больший исторический характер силуэту человека, которого нет среди нас уже семь десятилетий.

Н.К. Крупская. "Таких жестов, как битье кулаком по столу или грожение пальцем, никогда не было… Говорил быстро. Стенографисты плохо записывали… стенографисты у нас были тогда плохие, и конструкция фраз у него трудная… После споров, дискуссий, когда возвращались домой, был часто сумрачен, молчалив, расстроен… Никак и никогда ничего не рисовал… Очень любил слушать музыку. Но страшно уставал при этом… Как правило, уходил после первого действия как больной… Перед всяким выступлением очень волновался: сосредоточен, неразговорчив, уклонялся от разговоров на другие темы, по лицу видно, что волнуется, продумывает. Обязательно писал план речи… Копанье и мучительнейший самоанализ в душе ненавидел… Адоратскому до деталей рассказывал, как будет выглядеть социалистическая революция…"

Г.Е. Зиновьев."..А было ли сознание (ощущение), что он (Ленин. — Д.В.) призван? Да, это было! Без этого он не стал бы Лениным. Без этого (именно ощущение) вообще нет вождя. Одно время (когда В.И. боролся еще за признание) отношение к нему лично (то есть именно не, лично", а политически и теоретически) было для него критерием, мерой вещей…

Ленин любил пугать: если будем делать ошибки — полетим и т. д.".

М.И.Ульянова. "Больше чего-либо другого занимало Владимира Ильича в этот период (1922–1923 гг.) сельское хозяйство. "Если нельзя заниматься политикой, надо заняться сельским хозяйством"… Мысли о занятии чем-либо иным, а не политикой, приходили, однако, Владимиру Ильичу в голову лишь тогда, когда он чувствовал себя плохо и пессимистически смотрел на возможность выздоровления. Но стоило наступить хоть небольшому улучшению, как все мысли его направлялись опять-таки к политической деятельности".

В.М.Чернов. "Ум Ленина был энергетический, но холодный. Я бы сказал даже: это был прежде всего насмешливый, язвительный, циничный ум. Для Ленина не могло быть ничего хуже сентиментальности…* Это был отличный революционный и государственный деловик, но исторический провидец это был просто никакой. Его "малый политический разум" был блестящий; его "большой политический разум" был перманентным банкротом… Как человек "с истиной в кармане", он не ценил творческих исканий истины, не уважал чужих убеждений, не был проникнут пафосом свободы… Воля Ленина была сильнее его ума. И потому ум его в своих извилинах и зигзагах был угодливо покорен его воле… Ленин был добродушен. Но добродушие и доброта не одно и то же… Это добродушие есть просто побочный продукт благодушной удовлетворенности, происходящей от сознания силы. Таким же добродушием большого сенбернара по отношению к маленьким дворнягам был полон и Ленин по отношению к своим "ближним".

Анжелика Балабанова. "Ленину нужны были соучастники, а не соратники. Верность означала для него абсолютную уверенность в том, что человек выполнит все приказы, даже те, которые находятся в противоречии с человеческой совестью… Ленин никогда не отрицал тех действий и поступков, за которые он нес ответственность, так же как не пытался он уменьшить тяжесть их последствий, потому что он всегда действовал с самонадеянностью в правоте своего дела и был пропитан уверенностью, что только его теория — большевизм — сможет восторжествовать… Он был нетерпимым, упрямым, жестоким и несправедливым в общении со своими оппонентами (оппонентами большевизма и никогда — личными врагами)".

А.Д.Нагловский. "Ленин ходил по трибуне из угла в угол и, сильно картавя на "р", говорил резко, отчетливо, ясно. Это была не митинговая речь… У Ленина была даже не речь. Ленин не был оратором, как, например, Плеханов, говоривший в французской манере с повышениями и понижениями голоса, с жестами рук. Ленин не обладал искусством речи. Ленин был только логик. Говоря ясно, резко, со всеми точками над i, он с огромной самоуверенностью расхаживал на трибуне и говорил обо всем таким тоном, что в истинности всего им высказываемого вообще не могло быть никаких сомнений…"

А.Ф.Керенский. "Везде с 11 ноября 1918 года — перемирие, мир. Только Россия постоянно мобилизуется, милитаризуется, обороняет красное отечество". Разве не большевики во имя немедленного мира подняли знамя бунта против всенародной революции и начали гражданскую войну?.. Не потому ли, что в России четвертый год свирепствует нелепый, выдуманный Лениным и его сподручными, коммунистический строй?"

А.Ш.Суприн. "Из-за стола поднимается Ленин и делает навстречу несколько шагов. У него странная походка: он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги; так ходят кривоногие, прирожденные всадники… Ни отталкивающего, ни величественного, ни глубокомысленного нет в наружности Ленина… Разговаривая, он делает руками близко к лицу короткие тыкающие жесты. Руки у него большие и очень неприятные: духовного выражения мне так и не удалось поймать…

Ночью, уже в постели, без огня, я опять обратился памятью к Ленину, с необычайной ясностью вызвал его образ и… испугался. Мне показалось, что на мгновение я как будто бы вошел в него, почувствовал себя им.

В сущности, подумал я, этот человек — такой простой, вежливый и здоровый — гораздо страшнее Нерона, Тиберия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки люди, доступные капризам дня и колебаниям характера. Этот же — нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И притом — подумайте — камень, в силу какого-то волшебства — мыслящий?"

К.В.Радек. "Это было в марте 1916 года. Это было в Берне. В.И. ужасно устал, страдал бессонницей, и Надежда Константиновна попросила затащить его каким-нибудь образом в кабак, чтобы Ильич немного проветрился… Ильич любил пильзенское пиво. В марте месяце немцы, которые изобрели не только марксизм, но и самое лучшее пиво, производят самое чудеснейшее пиво, которое называется "Сальватор". Вот этим "Сальватором" я соблазнил Ильича. …Нечего греха таить, мы выпили несколько крупных кувшинов этого пива, и, может быть, благодаря этому Ильич, несмотря на свою глубочайшую сдержанность, на одну минуту потерял ее. Это было ночью, когда я его проводил домой… тогда он сказал несколько слов, которые врезались мне в память на всю жизнь: "Что же, я двадцать лет посылаю людей на нелегальную работу, проваливаются один за другим, сотни людей, но это необходимо…"

А.Н. Потресов. "Легенды о Ленине меняют легенды о Марксе. В самом деле: Маркс — он только создал учение, Ленин же создал дело. Пусть ошибался Ленин, но он ошибался, искренне веря и лично принося этой вере жертвы, которые редко кто приносил. Маркс — это Иоанн, создавший учение Христа, но Ленин — это сам Христос, который был распят на кресте… Он до сих пор еще жив, этот гипноз"

Думаю, хватит приводить свидетельства лиц, лично знавших, видевших Ленина, встречавшихся с ним. Этой мозаичной картиной впечатлений, воспоминаний и наблюдений я хотел лишь подчеркнуть, что любой самый тщательно выписанный портрет, даже профессиональная фотография, не в состоянии схватить все оттенки, полутона, черты, грани личности, ее характер» и тем более интеллекта. Приведенные зарисовки (а их в литературе множество) не являются свидетельством того, что лишь Ленин обладал бесконечным личностным богатством. Нет. Каждая личность неповторима, уникальна, но так уж принято у людей, что прожектор своего внимания они направляют прежде всего на лидеров, вождей, полководцев, эстрадных див, олимпийских чемпионов, ясновидящих, выдающихся музыкантов, танцовщиц и художников. Такова особенность человеческой психологии.

Приведенной мозаикой наблюдений людей, которые и сами оставили заметный след на пыльных ступенях истории, автор стремился подчеркнуть, что Ленин, при всей своей интеллектуальной мощи, огромной воле, умении гибко маневрировать в самых безнадежных ситуациях, был одномерным человеком. Он всю жизнь был в плену идеи революции, идеи диктатуры пролетариата. Это не может не "повредить" человека. Жизнь свою он подчинил только революции, историческая ценность которой в XX веке по крайней мере сомнительна. Мое заключение не является ни одобрением, ни осуждением. Но человеческая история была бы слишком однообразной, если бы в ней не было подвижников, пионеров, бунтарей, первооткрывателей, мятежников, возмутителей. Людям остается лишь сожалеть, если вед эта сверхчеловеческая устремленность не приводит к Богу. В случае с Лениным все так, к сожалению, и произошло.

Смею утверждать, что Ленин не в полной мере стал только историческим, ибо его деяния, мысли, программы и принципы еще живут в сегодняшней политике, волнуют немало людей, становятся объектом идеологических и политических схваток. Ленин пока часть нашего взъерошенного бытия: в названиях колхозов, обесцененных ассигнациях, орденских колодочках, призывах новых коммунистических лидеров следовать ленинским путем. Ленин — глубоко в нас, нашем сознании. Многие из нас все еще пленники Ленина.

Века истории тушат страсти, хоронят мелкие бытовые детали, притупляют боль противостояния и борьбы. Пока Ленин не стал таким и, видимо, не скоро станет. Лишь время отольет его в нашей памяти историческим, каким он был. Хотя легенды и мифы обладают способностью жить очень долго. Одно ясно: великий мятежник Ленин навсегда вошел в историю человеческой цивилизации. За порогом XXI века взгляд на него станет более спокойным, взвешенным, проницательным.

В историческом Ленине останется группа интеллектуальных и нравственных черт, которые, на мой взгляд, и делают его портрет цельным и монолитным. Он не может быть Янусом, как бы его ни изображали. Цельность характера — несомненна. Я бы назвал Ленина тотальным большевиком, который смог в себе аккумулировать, соединить, переплавить многие черты, которые сделали вождя неповторимым явлением. Хотя бы бегло назову некоторые качества.

Ленин — одержимый до исступления революционер. Он останется в памяти человеческой как Антихрист XX века, социальный еретик, основатель и проводник жестокой философии, посягнувший на вечную ценность — Свободу, соблазнивший людей стадным "раем". Достаточно еще раз вспомнить те несколько дней до октябрьского переворота, когда лидер большевиков как будто советовался с Провидением, столь безгранична была его вера в наступление неповторимого момента. В критической ситуации он обычно требовал: "Если не сделаем — погибли!" Его уверенность в успехе революции была фанатичной. "Мы должны помнить, — говорил Ленин, — что у нас должно быть либо величайшее напряжение сил в ежедневном труде, либо нас ждет неминуемая гибель". Он был готов ходить по самому острию ножа, сжигая все мосты, когда путей к отступлению уже не было. Хорошо сказал об этом Виктор Чернов: "Много раз Ленину удавалось выжить только благодаря просчетам его противников. Часто это была слепая удача, но она обычно приходит к тем, кто знает, как продержаться в периоды неудач…

Есть некий высший здравый смысл в человеке, который тратит последние капли своей энергии, несмотря на то что все против него — логика, судьба, обстоятельства. Этим "иррациональным здравым смыслом" природа наделила Ленина в избытке. Благодаря такому упорству он неоднократно спасал партию в ситуациях, которые казались безнадежными".

В решающий момент у Керенского не оказалось ни одной верной дивизии; Деникин рано поверил, что Москва в его руках; белые генералы не смогли договориться об элементарном — координации своих усилий на различных фронтах. О неожиданных подарках судьбы Ленину можно говорить долго. Казалось, слепой случай спас Ленина и большевиков. Но нужно было суметь использовать эти шансы. Ленинская одержимость, до исступления, порой почти до истерики, и готовность пожертвовать пол-Россией спасли его неправое дело.

Ленин при всей его внешней мягкости, даже добродушии, внутренне был готов к страшной жестокости во имя спасения революции. Вождь большевиков никогда в своих сочинениях не ссылается на Нечаева, хотя по своему духу — его глубокий единомышленник. Как вспоминал В.Бонч-Бруевич, Ленин говорил ему о Нечаеве с восторгом, в частности, о той части брошюры террориста, где он предлагал уничтожить всю царскую семью. Не удивляет в этой связи его роль в трагических событиях в Екатеринбурге летом 1918 года, множество личных распоряжений о расстрелах и даже повешениях.

В Ленине жил особый тип диктатора — верховного выразителя революционной диктатуры. Если Сталин мог уничтожить человека лишь потому, что он когда-то заметил в нем уличное сопротивление, строптивость или несогласие, то Ленин одобрял самые жестокие меры в уверенности, что без этого большевики не смогут осуществить диктатуру пролетариата. Ленин лично не был мстителен, но считал, что жернова диктатуры не должны ни на минуту останавливаться, иначе погибнет революция. Это якобинство души не менее опасно, чем сталинское вампирство, ибо как-то "облагораживало" насилие, жестокость, придавало им революционный ореол. Для Ленина насилие — тотальный фактор.

В 51-м томе Полного собрания сочинений на странице 68 опубликовано письмо Ленина к Троцкому, написанное 22 октября 1919 года. Даже те, кто читал это письмо (повторю — ленинские труды по "своей охоте" изучало очень мало людей), не могли ведать, что и здесь есть купюра. В этом письме Ленин убеждает Председателя Реввоенсовета Республики: "Покончить с Юденичем (именно покончить — добить) нам дьявольски важно". Дает советы, как быстрее "добить". Один из советов редакторы сочинений (но всегда такие вещи утверждались в ЦК партии) опустили. А он был такой: "…мобилизовать 10 тысяч буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот", чтобы "добиться настоящего массового напора на Юденича…".

У Ленина нашлись последователи. Через два десятилетия. …Осенью 1941 года Жуков и Жданов докладывали Сталину из Ленинграда, что немецкие войска, атакуя наши войска, гнали перед собой женщин, детей, стариков, ставя тем самым в исключительно трудное положение обороняющихся. Дети и женщины кричали: "Не стреляйте!", "Мы — свои!", "Мы — свои!..".

Сталин среагировал немедленно. Ведь он был настоящим ленинцем. "Говорят, что немецкие мерзавцы, — диктовал Верховный Главнокомандующий, — идя на Ленинград, посылают вперед своих войск стариков, старух, женщин, детей… Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам… Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами…"

Комментировать эти красноречивые и страшные документы нет необходимости. Ленин, подчеркнем лишь, оказался в XX веке "пионером" этого чудовищного "метода".

Но Ленин полагал, что жестокость уместна не только на войне. На заседании коммунистической фракции ВЦСПС он говорил 12 января 1920 года: "Кровавая война окончена, а война бескровная, но настоящая война, с военной дисциплиной… не окончена". Ленин хотел бросить армию на трудовой фронт, милитаризовав труд, и не испытывал в этом колебаний. "Если мы не останавливались перед тем, чтобы тысячи людей перестрелять, мы не остановимся и перед этим…" Готовность к жестокости во имя революционной целесообразности была имманентно присуща Ленину. Только Сталин и Троцкий, из большевистских лидеров, могут быть сопоставимы с этой тотальной готовностью к жестокостям во имя достижения политических целей.

Для исторического Ленина присуще отсутствие нравственной щепетильности, если дело заходило об интересах партии и революции. В соотношении политики и морали последняя всегда занимала у Ленина подчиненное положение. Часто это касалось весьма важных вопросов. В июле 1921 года Ленин одобрил парафированное в Риге соглашение о поддержке дашнаков в вопросе о присоединении турецкой Армении к Армянской республике. Но по представлению Чичерина через неделю на сто восемьдесят градусов изменил свою точку зрения. В политике так бывает, но какова в этом случае мораль? Ленин всегда жертвовал моралью во имя политического выигрыша.

Вождь одобрил сватовство и женитьбу большевика Виктора Таратуты во имя получения в партийную кассу денег фабриканта Шмита.

— Но каков Виктор? Ведь это подло по отношению к девушке? — заметил профессор Рожков.

— Ни Вы, ни я не смогли бы жениться на богатой купчихе из-за денег. А Виктор смог, значит, он весьма полезный для партии человек! — заключил с улыбкой Ульянов.

Нравственный релятивизм Ленина глубоко осознан и подчинен делу, которому он посвятил свою жизнь. Ведь "нравственно все то", гласит его знаменитая формула, "что способствует победе коммунизма". Если бы все люди придерживались таких принципов (в соответствии со своими политическими убеждениями), то жизнь была бы всеобщим кошмаром. В том-то и сила человеческой цивилизации, что, несмотря на попрание людьми, группами, общностями различных масштабов различных моральных установлений, основная часть людей основные нормы общечеловеческой нравственности соблюдает.

Может быть, в конце концов, в XXI веке нашу цивилизацию спасут именно общепринятые нормы морали, а не политики перед глобальными угрозами экологической опасности, военной конфронтации, расовыми и национальными аномалиями. Это было бы, в известном смысле, планетарное сознание, большевиков же волновала, лишь планетарная революция.

Исторический Ленин предпочитал исторической стратегии стратегию момента. Часто он действовал без ясного плана, имея в виду лишь общие цели. Был готов диаметрально изменить политические лозунги, если видел, что это быстрее продвинет его к цели.

Поддерживая длительное время Учредительное собрание, решительно отказался от него, как только убедился, что большевики будут там в меньшинстве. Заявлял до революции, что сепаратный мир недопустим с немцами; придя к власти, сразу же стал искать пути сепаратного мира с Германией. "Уже к 20-му году "военный коммунизм", основанный на сплошных реквизициях, завел страну в голодный тупик. Казарменная методология ставила под вопрос существование страны. Даже радикальный Троцкий, приехав в январе 1920 года с Урала, стал говорить в ЦК: "Надо отказаться от "военного коммунизма"… Методы "военного коммунизма", навязывавшиеся всей обстановкой гражданской войны, исчерпали себя, и для подъема хозяйства необходимо во что бы то ни стало ввести элемент личной заинтересованности, т. е. восстановить в той или другой степени внутренний рынок. Я представил Центральному Комитету проект замены продовольственной разверстки хлебным налогом и введения товарообмена".

Ленин был решительно против. ЦК поддержал Ленина. Еще почти год страна, благодаря ортодоксальному упорству Ленина, умирала. Продовольственные отряды опустошали уже разграбленные деревни. Вождь большевиков все еще продолжал верить, что нажим, напор, угрозы, репрессии заставят мужика безвозмездно трудиться. Аргументы у него были прежние: "Мы уложили десятки тысяч лучших коммунистов за десять тысяч белогвардейских офицеров и этим спасли страну. Эти методы нужно сейчас применять — без этого хлеба не подвезете…"

Ленин продолжал упорствовать в сохранении курса "военного коммунизма". И лишь когда погибли еще сотни тысяч людей — от расстрелов, мятежей, голода, — он сдался. Родился нэп. И Ленина стали считать "отцом новой экономической политики". Но это совсем не так. Вождь большевиков был вынужден сделать шаг навстречу элементарному товарообороту. Иначе — гибель.

Однако уже через год Ленин и сам уверовал, что против нэпа он не выступал. Хотя и признавал, что "на экономическом фронте с попыткой перехода к коммунизму мы к весне 1921 года потерпели поражение более серьезное, чем какое бы то ни было поражение, нанесенное нам Колчаком, Деникиным или Пилсудским, поражение гораздо более серьезное, гораздо более существенное и опасное". Всего через год после того, как Ленин настаивал на сохранении политики "военного коммунизма", он уже уверенно говорил другое: "Мы не должны рассчитывать на непосредственно коммунистический переход…"

Стратегия момента для Ленина всегда играла особое значение.

Я должен высказаться еще об одной черте исторического Ленина, изложение которой, вероятно, вызовет наибольшие возражения, протесты и опровержения. Но все же…

Все идеи Ленина совершить кардинальные экономические и социальные преобразования в России, создать общество коммунистического равенства и справедливости есть идея бредовая и безумная. Впрочем, Плеханов так и характеризовал ленинскую попытку. Но тем не менее ленинский бред и безумие имели свою железную логику. Дело в том, что Ленин, затевая российскую авантюру, видел в ней только начало. Россия должна была стать запалом, детонатором, взрывателем мировой ситуации. А в условиях глубочайшего мирового кризиса, вызванного всеобщей войной, крушения ряда великих монархий, всеобщего смятения определенные шансы на возгорание (хотя бы временное) мирового пожара были: Китай, Индия, Россия, Персия, Италия, Венгрия, Германия… Ленин был готов пожертвовать Россией, чтобы инициировать хотя бы континентальный пожар. Поход на Варшаву, напомним, был осуществлен по личной инициативе вождя, и попытка эта, по словам Троцкого, "обошлась страшно дорого". Он писал, что польская "ошибка" не только "привела нас к рижскому миру, который отрезал нас от Германии, но и дала, наряду с другими событиями того же периода, могущественный толчок консолидации буржуазной Европы". И тем не менее Троцкий, такой же якобинец, как и Ленин, воспевает ленинское "мужество замысла. Риск был велик, но цель превосходила риск".

Троцкий не пишет, что безумная идея зажечь революционный факел в Европе стоила жизни нескольким десяткам тысяч российских солдат. Я уже не говорю о том, что великое государство, благодаря бредовой политике Ленина, унижаясь, платило военную контрибуцию своей бывшей провинции — Польше (более 30 млн. рублей золотом). Буквально за два месяца до военного краха Германии в 1918 году Ленин соглашается на отправку в Берлин 93 тонн царского золота (оговоренных брестскими соглашениями).

Для Ленина соображения морального порядка не имели никакого значения в его международных проектах и планах, имевших часто тоже просто бредовый характер. Если выразиться точнее и корректнее, вождь большевиков был главным носителем исторической безответственности. Идея сделать планету "красной" основывалась на ложной посылке кабинетного человека, который на протяжении долгих лет строил многочисленные схемы мировой коммунистической революции, не учитывая множество таких факторов, как этнический, национальный, религиозный, географический, культурный, научный и т. д. Ленин признавал только классовые политику и экономику. Для него существовала лишь одна ценность, которую он был готов защищать какой угодно ценой, — власть. Именно с помощью этого рычага вождь надеялся рано или поздно сделать российскую революцию международной.

Исторический Ленин чувствовал ответственность только перед большевистской властью. Но его никогда не смущали "химеры" общечеловеческого, демократического, гуманистического характера. Как я мог установить (не нашел ни одного свидетельства!), Ленина никогда не мучили угрызения совести: за то, что он похоронил первое в истории России демократическое правительство; унизил Россию преступным миром; разогнал Учредительное собрание; ликвидировал имевшиеся гражданские свободы и права человека; разрушил экономику гигантской страны; низвел Советы до придатка партийных комитетов; изгнал цвет национальной интеллигенции за пределы отечества; ликвидировал российскую социал-демократию; уничтожил царскую семью; подавил в крови тамбовское, кронштадтское, донское, ярославское и другие народные восстания; почти уничтожил церковь; с помощью террора, голода и развязанной гражданской войны в стране погубил в России 13 миллионов человеческих жизней…

Перечень неполный. Но и Ленин пока не совсем "исторический".

Ленин не был честолюбив. Он редкий тип человека, который искренне отождествлял себя с идеей, в которую он верил, с делом, которому он служил. Потерпев в конце концов историческое поражение, Ленин тем не менее смог добиться невозможного: превратил бредовость своей политики в программу миллионов людей на многие десятилетия. Произошло это прежде всего потому, что эпохальные, континентальные, исторические планы Ленина были густо замешаны на христианской идее социальной справедливости, которая вечна и бессмертна… Ну и, конечно, все это стало возможным благодаря неограниченному насилию — универсальному методу большевиков.

Ленин всегда претендовал на родство октябрьского переворота большевиков в 1917 году с Французской революцией. Но он, по крайней мере, неточен: российские ниспровергатели унаследовали лишь якобинский радикализм, отрицая идею свободы французских революционеров как основную ценность. Как выразился известный итальянский ученый Витторио Страда, "траектория коммунистической революции окончена. Но историческая реальность говорит нам также, что живы ее последствия". Они далеко не однозначны и не исчерпаны. Ленинизм жив и имеет много сторонников. Даже люди, многие годы служившие этим идеям и испытавшие горечь поражения и разочарований, не спешат с ним расстаться: они боятся духовного вакуума. Их можно понять.

Повторю: ленинский бастион в моей душе пал последним. Пал тогда, когда я осознал исторический крах ленинского "дела". Попытка исторического опережения естественного хода событий обернулась огромным историческим отставанием. Этому способствовало и то, что я смог ознакомиться с тысячами ленинских документов, которые медленно, слишком медленно становятся доступными для критического анализа многих людей.

Приходу в нашу жизнь правды о Ленине мешала не только вся система идеологического манипулирования общественным сознанием людей, но и возведенные в ранг национальных событий годовщины и юбилеи ленинского дня рождения, конкретные даты появления его книг, статей, произнесения речей.

Как обычно это делалось?

Отдел пропаганды готовил кучу документов к памятной дате. Сталину, например, докладывали два:

"Товарищу Сталину И.В.

Представляю Вам проект доклада на торжественно — траурном заседании, посвященном 26-й годовщине со дня смерти В.И.Ленина.

Прошу указаний.

16 января 1950 г.

П.Поспелов.

Копии проекта доклада посланы: тт. Маленкову, Молотову, Берии, Микояну, Булганину".

Докладывался Сталину и проект постановления ЦК ВКП(б) "О 26-й годовщине со дня смерти В.И.Ленина". В документе, который Сталин утверждал, и он публиковался, о Ленине говорилось мало. Несколько страниц живописали, как, "выполняя заветы Ленина под мудрым водительством товарища Сталина", перевыполняют планы промышленность, сельское хозяйство, осуществляется сталинская программа преобразования природы, возводятся великие стройки коммунизма. И все это удается в условиях "милитаризации капиталистических обществ и снижения жизненного уровня трудящихся буржуазных государств". Империалистические страны перешли от подготовки к прямым актам агрессии. И далее все в том же духе, с указанием, что все всемирно-исторические победы СССР стали возможны благодаря "гениальному руководству нашего вождя и учителя товарища Сталина".

В конкретной части постановления указывалось: что печатать в газетах в честь этой даты, какие фильмы крутить, в какие сроки проводить собрания… Даже предписывалось "литературно-художественным журналам публиковать материалы, посвященные памяти В.И.Ленина". В редакциях загодя, за несколько месяцев находили очевидцев исторических событий, видевших или слышавших Ленина и Сталина в годы революции и гражданской войны. Могли помочь и сами писатели своими воспоминаниями о Ленине; следовали звонки П.А.Арскому, "штурмовавшему" Зимний дворец, А.И.Безыменскому, лицезревшему вождя на комсомольском съезде, В.Н. Биллю — Белоцерковскому, прошедшему дорогами гражданской войны, Е.Я.Драбкиной — бывшему секретарю Свердлова, А.М.Коллонтай, лично выполнявшей поручения Ленина, И.Г.Эренбургу, встречавшемуся с Лениным в Париже еще в начале века…

Тысячеустый и тысячеголовый легион рабочих, крестьян, писателей, военных, профессиональных революционеров, вспоминавших мельчайшие детали из жизни вождя, из года в год создавал героическую летопись необыкновенного человека с гениальным умом, радевшего о каждом человеке. С детского сада дети, еще говорившие мало слов, кроме "мама" и "папа", старательно выговаривали "дедушка Ленин". До 1953 года — в дуэте с "дедушкой Сталиным". Шло великое, неповторимое, непрерывное, массированное оболванивание миллионов людей. Неважно, что многие из них не могли назвать ни одного выдающегося российского философа, историка начала XX века, считали всех меньшевиков предателями революционного дела, искренне верили, что в мире существует гигантское коммунистическое движение, которое вот-вот возьмет судьбы человечества в свои руки.

Хотя, когда начиналась эта многолетняя промывка мозгов нации, даже сами вожди были откровеннее.

…Институт Ленина в конце декабря 1924 года обратился к ряду вождей, в том числе к Сталину и Зиновьеву, с просьбой выступить на инструктивном собрании с установками, что и как рассказывать о Ленине. Сталин пишет записку Зиновьеву.

"Ей-ей, не могу, не хочу готовиться, и, вообще, хотелось бы уйти к черту, от всякой "подготовки к докладу". Надоело хуже горькой редьки.

Ст.".

Зиновьев отвечает Сталину в том же духе:

"Я тоже думаю, что сейчас у нас не выйдет. Давайте слукавим. Устал до черта.

Г.З.".

То, что "надоело" сразу же вождям, регулярно предписывалось народу на протяжении почти семи десятилетий.

Были попытки увековечить Ленина не только в делах, но и в гигантских, циклопических монументах. Нужно было поразить воображение людей. В 1932 году Советское правительство объявило конкурс на сооружение скульптуры Ленина, которая, будучи высотой 110 метров, должна была выполнять функцию маяка в Ленинградском порту. Но нашлись дела поважнее в связи с разгоревшейся борьбой с "врагами народа". Когда, разрушив храм Христа Спасителя, решили возвести Дворец Советов, то, естественно, встал вопрос и о гигантской скульптуре вождя. Это должен быть стометровый монумент… Хотели такого же гигантского идола соорудить и на Воробьевых горах в Москве.

Слава богу, решения об этих жутких гигантах-инопланетянах оказалось принять легче, чем соорудить их…

Особенно помпезно отмечалось в 1970 году 100-летие со дня рождения Ленина. Политбюро начало еще за два года до этого события регулярно обсуждать вопрос, все уточняя и уточняя план подготовки. Например, еще 20 июня 1968 года обсудили документ "О подготовке к столетию со дня рождения Ленина". Члены ленинского Политбюро" внесли много нового в предложенный документ. Воронов удивился, почему "выпал вопрос о ленинском кооперативном плане, а это ведь важнейший этап в жизни партии и в заветах Ленина". Гришин был озабочен фестивалем, Шелепин предлагал "провести ленинский призыв в партию". Косыгин счел ошибочным писать, что "партия у нас стала руководящей силой. Я думаю, это неправильно, она всегда была руководящей силой". Пельше предлагает усилить отпор ревизионизму. Все высказываются примерно в этом же духе.

Брежнев, резюмируя, педалирует на одну мысль: "Всю жизнь, всю свою работу мы строим по Ленину".

Когда юбилей уже был, как говорится, "на носу", на очередном заседании Председатель Совета Министров А.Н.Косыгин взмолился: в стране эпидемия увековечения Ленина, везде "идет повальное строительство памятников, бюстов и т. д. …Мы начали эту волну".

Денег действительно шло фантастическое количество. Посетовали, посетовали и… все оставили по-старому. Похоже, смирились с тем, что изобилие в стране должно начаться с множества ленинских памятников, его сочинений, книг и фильмов о нем.

Шли ленинские фестивали, ленинские субботники, ленинские производственные вахты, ленинские чтения, ленинские конференции, походы по ленинским местам, чеканились ленинские медали, открывались новые ленинские музеи, возводились новые памятники Ленину, защищались новые, бесчисленные диссертации по ленинскому теоретическому наследию, присваивались наименования "ленинских" новым сотням улиц и поселков, выпускались фильмы, книги, марки и пластинки, посвященные Ленину. В стране работал завод, поставивший на конвейер отливку ленинских гипсовых, бронзовых, чугунных бюстов, барельефов, скульптур…

Люди в XXI веке назовут это выворачивание мозгов идеологическим безумством, которое, как СПИД, как некая тотальная эпидемия, охватило самую большую по площади страну на планете Земля…

А в Кремле между тем священнодействовали: на всю страну передавали ритуал вручения высшим партийным бонзам юбилейной медали в честь столетия со дня рождения В.И.Ленина.

Подгорный, прицепляя к лацкану брежневского пиджака очередной блестящий металлический кружок, молвит:

— Я не знаю точно, проводил ли заседание и работал ли в этом зале В.И.Ленин, но будем считать, что он присутствует вместе с нами в этот торжественный час…

После такого спиритического начала он нацепил по очереди медали всем ленинцам.

Само двухдневное действо — торжественное заседание, которое проходило 21 и 22 апреля 1970 года, впечатляло. Приехали делегации всех социалистических стран, представители 66 коммунистических и рабочих партий капиталистических и развивающихся государств, 18 делегаций национально-демократической ориентации, около десяти социалистических партий, множество делегаций полулегальных и нелегальных организаций, прибывших в Москву с помощью советских спецслужб. Руководство КПСС хотело поразить мировое общественное мнение размахом, влиянием и количеством ленинцев, населяющих нашу планету. Конечно, никогда публично не говорилось, что множество компартий, групп, движений находилось на содержании (как и во времена Ленина) КПСС, а их руководители годами тихо проживали в Москве. Некоторые приехали в надежде получить очередную долларовую инъекцию, ибо не секрет, что многие "генеральные секретари" и "председатели партий" давно состояли на содержании Москвы. Многие партии получали деньги у ленинцев не только сразу после образования Коминтерна, но и позже.

Вот только один обобщающий документ из множества таких. Именуется он "Денежные расписки".

1. Две расписки от 27.1Х.39 г. на 20 000 000 фин. марок.

2. От т. Суслова: 1) Расписка Чжоу-Энь Лая от 16.Х.46 г. 50 000 ам. дал.

2) Расписка Георгиу Дежа от 4.Х1.46 г. 200 000 ам. дол.

3. От т. Суслова: расписка Захариадиса от З.Х.47 г. 100 000 ам. дол.

4. От т. Суслова: расписка Д.Ибаррури и др. от 12.V111.48 г. 500 000 ам. дол.

5. От т. Суслова: 1) расписка т. Костова от 28.Х1.45 г. 100 000 ам. дол.;

2) расписка Захариадиса от 2.V 1.47 г. 100 000 ам. дол.;

3) расписка Тореза от 2.11.48 г. 5 00 000 фр. франков; 208 350 ам. дол.;

4) расписка Тореза (Жак Менье) на 1 млн. фр. и 5000 ам. дол.;

5) расписка Менье (Тореза) на 45 000 ам. дол.;

Данный текст является ознакомительным фрагментом.