Византийская принцесса Анна Романовна

Византийская принцесса Анна Романовна

Среди многочисленных жен Владимира I Святославича византийская принцесса Анна Романовна, несомненно, была самой знатной и в культурном отношении выдающей женщиной. Ведь она происходила из рода византийских императоров, претендовавших некогда на роль владык мира. Правда, во второй половине X в. правители Константинополя были не столь уж могущественными и владения их были довольно скромными. Но среди европейских государей они все же занимали первое место. Породниться с ними стремились все короли. В этом отношении князь Владимир вовсе не был исключением. Ведь он являлся представителем одной из наиболее молодых династий, еще не отошедшим от варварства и стремящимся влиться в единую европейскую семью с помощью христианизации своей страны.

Однако Владимир, несомненно, знал о печальном опыте своей бабки – Ольги, не сумевшей крестить Русь из-за боязни попасть в зависимость либо от Константинополя, либо от Рима. Хотя княгиня смогла стать духовной дочерью императора, это не освободило бы ее подданных от зависимости от него в случае крещения.

Поэтому для князя важно было стать настоящим родственником византийских императоров и войти в их семью на равном с ними положении. Женитьба на сестре правивших в то время Василия и Константина давала такой шанс. Очевидно, именно такими соображениями руководствовался Владимир Святославич, когда во второй половине 80-х гг. посватался к принцессе Анне Романовне.

Несомненно, невеста во многом превосходила жениха: и по происхождению, и по образованию, и по воспитанию, и по общему культурному уровню. Ведь она выросла в культурной столице всей Европы и Малой Азии – Константинополе. К тому же она сама и многие поколения ее предков были христианами, а Владимир – язычником.

При всех несомненных достоинствах, которыми обладала Анна Романовна, в русских летописях о ней содержится очень мало сведений. Причина этого, видимо, в том, что их создатели не захотели воздать должное женщине-иностранке, сыгравшей большую роль в крещении Руси и распространении христианской культуры и идеалов на ее территории. Эта тенденция была заложена еще митрополитом Иларионом, желавшим не зависеть от константинопольского патриарха и поэтому утверждавшим, что Русское государство крестил сам князь Владимир без какого-либо участия греков.

Мало сведений об Анне и в византийских источниках, поскольку главная ее деятельность осуществлялась на Руси. Видимо, поэтому личность византийской принцессы никогда не привлекала особого внимания историков. Даже Н. М. Карамзин, собирая всевозможные сведения о ней, не смог воссоздать ее исторический портрет. Ему не удалось выяснить ни дату рождения Анны, ни были ли у нее дети.

Анализируя древнейшие летописи, Карамзин счел достоверной предложенную в них версию женитьбы Владимира на принцессе. Ему показалось вполне правдоподобным, что сначала князь захватил Херсонес (Корсунь), а потом потребовал от византийских императоров отдать руку Анны. В случае отказа он грозился напасть уже на Константинополь. По мнению историка, для Анны предстоящее замужество казалось хуже смерти, поскольку ей предстояло навсегда уехать в дикую страну и стать женой любвеобильного варвара. Но братья не захотели считаться с мнением сестры, преследуя собственные интересы и заботясь о безопасности страны.[194]

Десятинная Успенская церковь в древней части Киева 989-996 гг. План. Под фундаментами – дружинные могилы IX-X вв.

По мнению Карамзина, принцессе пришлось совершить подвиг во имя родины, а также взять на себя миссию просветительницы «заблудших язычников». В итоге для потомков «Анна явилась орудием небесной благодати, выведшей Россию из тьмы идолопоклонства».[195]

В целом историк отнесся с полным доверием ко всем сведениям древнейших летописей, даже к сообщению о том, что после взятия Херсонеса князь ослеп, прозрел же он сразу после крещения. В некоторых иностранных источниках, в том числе и арабских, он нашел данные, подтверждающие факт женитьбы русского правителя на византийской принцессе. Особенно интересными ему показались заметки немецкого хрониста Дитмара о том, что в первой половине XI в. тот видел в Десятинном соборе стоявшие рядом гробницы Анны и Владимира.[196]

Карамзин более обстоятельно исследовал данный вопрос и в «историческом описании Киево-Печерской лавры» обнаружил сведения о находке в 1636 г. во время разборки рухнувшей еще в 1240 г. Десятинной церкви саркофагов Владимира и Анны. По непонятной причине только череп князя был перенесен в Киево-Печерскую лавру, а все остальное вновь было зарыто. В ХVIII в. во время раскопок в районе Десятинной церкви были обнаружены две мраморные крышки от саркофагов с надписями на греческом языке и различными резными украшениями. Строители, занимавшиеся восстановлением собора, сбили эти украшения для изготовления красок, а сами крышки опять закопали в землю. По мнению Карамзина, это были последние сведения о саркофагах Анны и Владимира.[197] Однако он оказался не прав. В конце 30-х гг. XX в. вновь производились раскопки в районе Десятинной церкви, и под полом был найден тайник с осколками беломраморных крышек. Во время исследования удалось выяснить, что ранее их украшали кресты и барельефы, похожие на те, что украшают саркофаг Ярослава Мудрого.[198]

Поскольку Анна умерла раньше мужа, то очевидно, что первый мраморный саркофаг был изготовлен для нее. Ранее подобных способов захоронения на Руси никогда не было, поэтому напрашивается предположение о том, что изготовителями гробницы были греки. Мрамор тоже был иностранным, видимо из Крыма. После смерти Владимира и для него был изготовлен аналогичный саркофаг, возможно даже русскими камнерезами, взявшими за образец греческий аналог. Таким же образом мог быть изготовлен и саркофаг для Ярослава Мудрого. Поскольку его установили в Софийском соборе, не разрушившемся за много веков, то он сохранился до наших дней и дает представление о гробнице Анны.

С. М. Соловьев также уделил некоторое внимание византийской принцессе. Он повторил сведения древнейших летописей об обстоятельствах женитьбы на ней Владимира, также считая их вполне достоверными. Но при этом историк использовал и данные легендарной Иоакимовской летописи, дошедшей в виде цитат в труде В. Н. Татищева, сообщавшей, что Анна была матерью Бориса и Глеба. Чтобы согласовать это утверждение с данными летописей о том, что матерью этих княжичей была болгарка, Соловьев предположил, что Анна была не родной, а двоюродной сестрой императоров Василия и Константина. Ее матерью якобы была их тетка, вышедшая замуж за болгарского царя.[199] В этом случае получалось, что Анна была не византийской принцессой, а болгарской, жениться на которой у киевского князя особой заинтересованности не было. Кроме того, современные историки доказали, что матерью Бориса и Глеба была представительница Волжской Булгарии, а не Болгарского царства.[200] К этому можно добавить, что по возрасту Борис и Глеб никак не могли быть детьми Анны, поскольку получили (оба или один из них) уделы до женитьбы Владимира на принцессе. Поэтому версия Соловьева о происхождении Анны и ее детях должна быть отвергнута как несостоятельная.

В целом знаменитый историк достаточно высоко оценил деятельность принцессы на Руси, считая, что та давала важные советы мужу, в частности при составлении им Устава – своеобразного свода законов.[201]

Мнение об участии Анны вместе с князем Владимиром в разработке Устава повторила и Н. Л. Пушкарева. Кроме того, исследовательница полагала, что принцесса имела личные контакты с германским императором Оттоном в 989 и 990 гг., правда, ссылок на источник этих сведений в ее работе нет.[202]

Известный исследователь княжеских уставов Я. Н. Щапов с осторожностью отнесся к предположению о составлении Устава, приписываемого князю Владимиру, при участии византийской принцессы. По его мнению, Анна помогла мужу на законодательной основе отрегулировать взаимоотношения с церковными властями. При ее участии была составлена грамота Десятинной церкви, которая потом легла в основу Устава.[203]

В работах последних лет дискутируется лишь вопрос о дате свадьбы Владимира и Анны и, соответственно, крещения русского князя. Из-за некоторого разнобоя в данных источников предлагается сразу несколько лет – от 987 до 990.[204] Однако для нашего исследования этот вопрос принципиального значения не имеет, поэтому мы будем ориентироваться на сообщение древнейших летописей, что свадьба и крещение произошли в 988 г. Следует отметить, что эта же дата содержится в византийских хрониках Иоанна Скилицы и Иоанна Зонара. Эти авторы должны были точно знать, когда произошло столь важное и для Византии событие. Ведь Владимир, став новым родственником императоров, помог им разбить мятежника Варда Факу. В хрониках оба события связаны и отмечено, что летом 988 г. в битве с мятежником при Хрисополе участвовали отряды князя Владимира, к этому времени породнившегося с Василием и Константином.[205]

Из данных византийских хроник можно более точно определить дату свадьбы Владимира и Анны. Она должна была произойти приблизительно в конце мая – начале июня 988 г. Раньше это событие быть не могло, поскольку зимой и ранней весной путешествовать по Черному морю было опасно. Позднее – тоже, поскольку в битве при Хрисополе Владимир оказывал помощь императорам уже как родственник. Сравнительно недавно М. В. Бибиков выяснил, что мать Анны носила имя Феофано и была незнатного рода. Дочь родилась у нее за два дня до смерти мужа, византийского императора Романа II. Поскольку эта дата хорошо известна, то получается, что Анна появилась на свет 13 марта 963 г. Императорам Василию и Константину она приходилась младшей родной сестрой.[206] На момент брака с Владимиром ей было уже 25 лет, и она считалась вполне взрослой женщиной с устоявшимися взглядами, вкусами и мировоззрением. Поэтому в браке она могла оказывать большое влияние на мужа, значительно уступавшего ей по образованию и культуре.

Данные о происхождении и годе рождения Анны содержались в хронографе Иоанна Скилицы, который ошибся только в годе ее смерти. Он полагал, что она пережила Владимира и умерла либо в 1022, либо в 1025 г.[207] Известно, что Владимир умер в 1015 г. Однако это противоречит данным древнейших летописей, зафиксировавших смерть Анны под 1011 г.[208] Можно предположить, что Скилица допустил ошибку, перепутав Анну с последней женой князя Владимира, которая действительно его пережила. Об этом известно из «Хроники» Титмара, описавшего поход на Киев польского короля Болеслава и его зятя Святополка в 1018 г. В этом сочинении отмечено, что после захвата Киева в руках победителей оказались мачеха Ярослава Мудрого, жена князя и девять сестер.[209] Этой мачехой и была последняя жена Владимира, имя и происхождение которой точно не известны.

Следует отметить, что Титмар полагал, что византийская принцесса, которую он называл Еленой, была просватана сначала за Оттона III, но князь Владимир «коварным способом похитил невесту немецкого короля».[210]

Этот сюжет в хронике Титмара вызвал у историков массу различных предположений и споров. Некоторые решили, что хронист перепутал Анну с княгиней Ольгой, принявшей после крещения имя Елена. Другие высказали предположение, что у Анны была сестра Елена, которая и должна была стать женой немецкого короля, но не Оттона III, а Оттона II.[211]

Все эти споры представляются бессмысленными, поскольку Титмар скорее всего просто ошибся в имени Анны и спутал всю информацию о женитьбах немецких королей на византийских принцессах. Исследователи выяснили, что Оттон I сватал за своего сына, будущего короля Оттона II, племянницу императора Иоанна Цимисхия в 967 г. В это время Анне было только 4 года. Оттон III не мог свататься к Анне, поскольку родился в 980 г. и соответственно был моложе ее на 17 лет. Когда он достиг брачного возраста, Анна уже давно была замужем за Владимиром. Поэтому Оттон III женился на другой византийской принцессе в 995 г., хотя точных данных об ее имени у исследователей нет.[212]

Все эти сведения наглядно показывают, что для европейских монархов считалось очень престижным жениться на византийских принцессах. В этом отношении Владимир не стал исключением.

Основная деятельность Анны, несомненно, осуществлялась на Руси. М. В. Бибиков подчеркнул, что ее роль в распространении христианства и просвещения трудно переоценить. Ссылаясь на современных искусствоведов, он отметил большую роль принцессы в строительстве первого большого каменного храма в Киеве – Десятинной церкви и даже предположил, что она участвовала в разработке фресковой композиции главного собора Киева – Святой Софии.[213] Последнее вызывает большое сомнение, поскольку Софийский собор начал строиться, когда Анны давно не было в живых. При ней даже не существовало проекта этого сооружения.

Таким образом, суммируя все сведения об Анне Романовне, попробуем составить ее исторический портрет.

Древние колокола: 1 и 2 из развалин Десятинной церкви, 3 – найден рядом, 4 – на Хоревой ул. Киева

Принцесса родилась в семье византийского императора Романа II, правившего всего 4 года. Хотя он был сыном императора Константина VII и отпрыском правящей династии, женился Роман на совершенно незнатной девушке, дочери владельца одной из харчевен (по версии армянских историков, он был выходцем из Армении), по имени Феофано. Крестильным именем невесты было Анастасия. Выбор будущего императора пал на нее из-за красоты. За короткий срок Феофано родила двух сыновей, Василия и Константина, и дочь Анну, появившуюся на свет за несколько дней до кончины отца. Естественно, что принцесса запомнить отца не могла. Находящаяся в растерянности после смерти мужа Феофано поддалась уговорам придворных и очень скоро вновь вышла замуж за видного полководца Никифора Фоку. Он и был провозглашен новым императором. В это время детство Анны, вероятно, протекало в достаточно благоприятной обстановке. Однако ее мать вскоре разочаровалась в новом супруге и влюбилась в другого видного полководца, Иоанна Цимисхия. С ее помощью в 969 г. произошел переворот: Никифор был убит, на престол взошел Иоанн. Однако он не только не захотел жениться на Феофано, но и выслал ее из столицы. В изгнании, очевидно, оказалась и маленькая Анна, которой в это время было 6 лет.[214]

Иоанн Цимисхий для укрепления своей власти женился на дочери Константина VII Феодоре, тетке Анны и ее братьев. Его правление продолжалось до 976 г. Затем власть перешла к старшему брату Анны Василию. Это позволило изгнанникам вновь вернуться в императорский дворец. С этого времени подросшая Анна стала считаться одной из наиболее завидных невест в Европе. Ее отличали не только знатность, богатое приданое, но и красота, которую она могла унаследовать от матери. Хотя описания ее внешности нет в источниках, можно предположить, что она походила на братьев: была голубоглазой, светловолосой, небольшого роста и красивого телосложения.[215] Современники дали ей прозвище Руфа, т. е рыжая.

Видя всевозможные достоинства сестры, братья не спешили выдать ее замуж.

Для них Анна являлась крупной козырной картой в политической игре, учитывая большую заинтересованность европейских монархов в браке с византийскими принцессами. Естественно, что с чувствами и интересами самой девушки никто считаться не собирался. Но при этом ей постарались дать наилучшее воспитание и образование, чтобы еще больше повысить цену в глазах потенциальных женихов.

Сведения о достоинствах Анны, очевидно, были настолько распространены повсюду, что достигли двора князя Владимира Святославича, уже имевшего много жен разных национальностей. Вполне вероятно, что пресыщенному женскими прелестями русскому правителю захотелось стать мужем самой известной и завидной в Европе невесты. Возможно даже, Владимир не раз сватался к Анне, но получал отказ под тем предлогом, что не был христианином. Однако в конце 80-х гг. X в. ситуация в Византии изменилась: положение Василия и Константина стало очень непрочным из-за восстания Варды Фоки, пытавшегося отнять у них престол.

Особенно критической сложилась ситуация в сентябре 987 г., когда войска мятежника подошли к Хрисополю, отделенному Босфорским проливом от Константинополя. Возникла угроза захвата столицы Вардой Фокой. Поскольку собственных сил у Василия и Константина было мало, они обратились за военной помощью к соседним странам. Одним из первых, видимо, откликнулся Владимир Святославич, заинтересованный в сближении с византийскими императорами. Но за свою помощь он потребовал руку принцессы Анны.[216]

Начались переговоры, после которых был подписан договор о том, что сначала русский князь примет крещение, потом получит руку Анны и женится на ней по христианскому обряду и сразу же окажет военную помощь новым родственникам в борьбе с мятежником. Возможно, крещение и свадьба должны были проходить в Херсонесе, поэтому Владимир отправился к этому городу с большой эскадрой, состоявшей из множества судов, полных хорошо вооруженных дружинников.

Однако невеста почему-то не ехала. Ожидание для всех становилось невыносимым. Чтобы подтолкнуть императоров к скорейшему выполнению договора, Владимир осадил Херсонес и через некоторое время его захватил. В этой сложной ситуации Василию и Константину пришлось срочно посадить сестру на корабль и с большой свитой из духовных лиц отправить к жениху.

Медные кресты-энколпионы

Бронзовые изделия и отходы производства, найденные в мастерской литейщика. Раскопки 1948 г. в Киеве

В древнейших летописях достаточно подробно описано, как осаждал Владимир Херсонес (Корсунь), как вел новые переговоры с императорами о скорейшем прибытии принцессы. В них подчеркнуто, что поначалу Анна категорически отказывалась выходить замуж за варвара, считая, что окажется у него в плену. Она умоляла братьев позволить ей умереть на родине. Но те заявили, что Бог возлагает на нее великую миссию – обратить в истинную веру целую языческую страну. При этом она спасет и своих родственников от жестокого врага.[217]

По версии летописей, Анна принесла себя в жертву высоким целям, не надеясь обрести счастье в чужой стране. Это характеризовало ее как очень набожную, высоконравственную и патриотически настроенную женщину.

Следует отметить, что далеко не все исследователи признали достоверным рассказ летописей о захвате Владимиром Херсонеса, его крещении и женитьбе на Анне в этом городе. Они решили, что весь сюжет взят из некоей Корсунской легенды, а на самом деле князь крестился в Киеве.[218] Однако целый ряд фактов заставляет усомниться в правильности этого мнения.

Во-первых, Новгородские летописи, не имевшие вначале «Повесть временных лет», сообщали, что первым новгородским архиепископом был Иоаким Корсунянин, т. е. человек, прибывший из Херсонеса. В новгородском Софийском соборе даже были Корсунские врата.[219] Во-вторых, в европейских хрониках, описавших поход польского короля Болеслава, отмечено, что в числе его пленников оказался настоятель Десятинной церкви херсонесский священник Анастас.[220] Так, два независимых от «Повести временных лет» источника подтвердили содержавшуюся в ней информацию об обстоятельствах крещения Владимира в Херсонесе: Анастас помог князю захватить город и поэтому был взят в Киев, Иоаким, очевидно, находился в составе духовных лиц, поехавших с Владимиром на Русь.[221]

В-третьих, доказательством реальности сообщенных в древнейших летописях обстоятельств крещения Владимира являлись и вещественные памятники: вывезенные из Херсонеса конные статуи, которые находились в Киеве в конце XI в., когда создавался «Начальный свод» и мощи святых Климента и Фива, подаренные херсонессцами только что крестившемуся русскому князю. Именно их в 1007 г., очевидно, перенесли в Десятинную церковь, поскольку других святых мощей в Киеве в то время не было.[222]

Исследователи, полагавшие, что Владимир крестился на родине, не учитывали тот момент, что в Киеве не было подходящего храма для столь важного для всей страны акта. Маленькая церковь в честь Ильи Пророка, существовавшая с времен князя Игоря, вряд ли для этого подходила. Как известно, киевлян крестили прямо в водах Днепра, но для князя такой упрощенный обряд не подходил.

К этому можно добавить, что в сочинении монаха Иакова «Память и похвала князю Владимиру», созданном в XI в., прямо указано, что Владимир Святославич захватил Корсунь (Херсонес), чтобы привезти в свою землю попов, которые научили бы русских людей «закону христианскому». При этом сам Бог послал ему победу. В итоге на Русь были привезены не только представители духовенства, но и церковные сосуды, утварь, иконы, мощи святых Климента и Фива. Затем, чтобы еще больше утвердить христианство в своей державе, князь посватался к византийской принцессе Анне.[223]

Таким образом, в сочинении Иакова еще раз подтвержден факт захвата Владимиром Херсонеса и крещение Руси с помощью его духовенства. Но в нем не объяснено, почему херсонесские священники согласились выполнить требование русского князя и отправились в его страну с миссионерской целью. Ответ на этот вопрос содержится в древнейших летописях, указавших, правда, не совсем точно, что Херсонес стал платой грекам за царевну: «Вдасть же за вено Греком Корсунь опять царице деля».[224] На самом деле понятие «вено» означало, что Анна получила Херсонес на свое собственное содержание, доходы с этого города должны были поступать в ее личную казну. До смерти принцесса считалась правительницей Херсонеса, и именно ей как ближайшей родственнице византийских императоров должно было подчиняться херсонесское духовенство. Формально после крещения русские люди становились подданными Анны, а сама она – главой русской церкви, которую на самом деле возглавил херсонесский митрополит, основавший несколько епископий. Из них старшая находилась в Новгороде, считавшемся стольным городом. В Киеве в то время не было не только митрополии, но даже епископии. Во главе местного духовенства оказался херсонесский священник Анастас, который был потом назначен настоятелем княжеского собора – Десятинной церкви. Данные выводы можно сделать из сведений о церковных постройках в Новгороде и Киеве в самом конце 80-х гг. X в. Как известно, в это время в Новгороде сразу же был сооружен дубовый большой Софийский собор, в котором начал служить архиепископ (или епископ) Иоаким Корсунянин. Данных о каких-либо других внушительных церковных постройках и иных иерархах нет. В Киеве в это время была лишь церковь Ильи Пророка и совсем небольшая деревянная церквушка в честь Святого Василия, построенная Владимиром на месте языческого капища. Служить в них не полагалось ни митрополиту, ни даже епископу. Они подходили только для рядовых священников. Митрополичий собор – Софийский и митрополичья резиденция были построены в Киеве только при Ярославе Мудром.

Хотя в некоторых поздних летописях и содержатся сведения о том, что вместе с Владимиром после его крещения в Киев приехал митрополит, но они вряд ли достоверны. Ни жить, ни служить этому иерарху просто было бы негде. В Киев на время мог приезжать лишь херсонесский митрополит, чтобы ознакомиться со своей новой паствой и назначить епископов в крупные города.

Кроме того, следует отметить, что понятие «вено» хорошо объяснено в 32 статье Русской правды – первого русского свода законов, появившегося при сыне Владимира Ярославе Мудром. В нем есть такая запись: «Дети первой жены наследуют ее достояние или вено, назначенное отцом для их матери».[225] Поэтому, если бы у Анны были дети, то по наследству они получили бы Херсонес в свое владение. Но поскольку их принцесса не родила, то город вернулся во владения византийских императоров.

К этому можно добавить, что жена Ярослава Мудрого, шведская принцесса Ингигерд, получила от князя в качестве вено город Ладогу. Управлять им она поставила одного из своих родственников. После смерти Ингигерд тот не захотел возвращать город новгородцам и его пришлось отбивать силой.

Таким образом, путем женитьбы на принцессе Анне Владимиру удалось избежать зависимости от византийских императоров и греческой церкви. Правда, после смерти Анны и возвращения Херсонеса грекам вопрос о подчинении русской церкви, видимо, пришлось решать снова. Этим, судя по всему, занялся уже сын Владимира Ярослав Мудрый.

Рассмотрим еще раз обстоятельства крещения Владимира, описанные в древнейших летописях. После захвата Херсонеса Владимир с нетерпением стал ждать приезда невесты. Для нее даже специально были отстроены палаты, как и для самого князя. Когда византийские корабли прибыли к городу, все местные жители вышли встречать принцессу и с почетом отвели в ее хоромы. Начались приготовления к крещению Владимира и свадьбе. Оба события, по утверждению автора Лаврентьевской летописи, должны были произойти в храме Святого Василия, якобы стоящем на центральной площади города.[226] Но мог ли центральный храм митрополичьего города быть посвященным Святому Василию? На наш взгляд, вряд ли. Он должен быть в честь наиболее важных божеств или главных церковных праздников. Скорее всего, автор Лаврентьевской летописи ошибся, спутав городской собор с храмом, построенным Владимиром в честь своего патронального святого Василия. Очевидно, более правильные данные на этот счет содержатся в Радзивилловской летописи, где указано, что крещение Владимира, а потом и венчание с Анной было в храме Святой Богородицы.[227] В честь этих событий в Киеве потом и была построена Десятинная церковь, тоже Богородичная. К тому же известно, что в Херсонесе с времен античности был развит культ Девы. В самой Византии посвященные Богородице храмы считались вторыми по значимости после Софийских. Последние сооружались в столице.

В Ипатьевской летописи херсонесский храм назван Софийским, а построенный Владимиром – в честь Иоанна Предтечи.[228] Думается, что оба названия неверны. Они свидетельствуют о том, что автор древнейшей летописи («Начального свода») никогда не был в Херсонесе, хотя и утверждал, что «до сего дне» в его главном городском соборе за алтарем находятся «полата царицы, а с края – полата Владимира».[229]

Если под «полатами» подразумевать специально построенное в храме место, то не очень понятно, почему для Анны оно было сооружено за алтарем, т. е. там, куда женщинам не полагалось заходить. Если же под «полатами» подразумевались жилые постройки вне церкви, то опять же не ясно уточнение их местоположения «за алтарем», находящемся внутри церковного сооружения. Может быть, установление для Анны «полаты» или специального места как раз и является свидетельством того, что она стала главой русской церкви, как императоры греческой?

Автор древнейшей летописи, судя по всему, узнал от побывавших в Херсонесе купцов об обстоятельствах крещения там Владимира I и о наличии в этом городе каких-то сооружений, относящихся к этому событию. Их рассказ он и поместил в своем произведении.

В летописях нет точных данных о том, какого числа и месяца Владимир захватил Херсонес, когда крестился и женился. Но можно предположить, что все было в начале лета 988 г. Потом войска князя помогли византийским императорам нанести удар по мятежникам у Хрисополя, а ближе к осени началось крещение русских людей в главных городах. Позднее этого быть не могло, поскольку простые люди становились христианами прямо в водах местных рек, – поздней осенью или зимой подобную акцию вряд ли удалось бы осуществить среди языческого населения. Затем осенью 989 г. князь Владимир отправился в Византию и в апреле следующего года принял участие в битве с Вардой Фокой при Абидосе.[230]

Серебряные наручи из киевских кладов

Некоторые историки растягивают на несколько лет события, связанные с крещением Владимира и его женитьбой на Анне.[231] На наш взгляд, это не обоснованно, поскольку не согласуется с данными основных источников.

В более поздних летописях описание крещения Владимира и свадьбы с Анной в целом аналогичны древнейшим летописям, за исключением ошибок в названии главного херсонесского храма. Только в Никоновской летописи есть детали, отсутствующие в ранних текстах. Так, в ней отмечено, что во время свадебного пира на улицах Херсонеса для простых людей выносили сосуды с вином и медом, чаны с мясом, рыбой и овощами. Потом новобрачные раздавали нищим и вдовицам деньги. В числе военных трофеев Владимира указаны три льва.[232] Думается, что все эти новые детали были придуманы летописцем ХVI в. для придания красочности своему повествованию. На самом деле они отражали реалии не X, а ХVI в.

В древнейших летописях нет никаких сведений о жизни и деятельности Анны Романовны на Руси. Последнее сообщение о ней относится к 1011 г. – это дата ее смерти.[233] В византийских хрониках, напротив, отмечено, что она построила в русском государстве много церквей.[234] Это сообщение представляется вполне достоверным, поскольку еще на родине принцесса согласилась взять на себя миссию просветительницы языческой страны. Она прекрасно понимала, что без строительства храмов и обучения священников осуществлять христианизацию большого государства нельзя. Возможно, поначалу приехавшие с ней духовные лица и мастера строили небольшие церкви в разных местах, в том числе в Херсонесе и Киеве в честь небесного патрона ее мужа, Святого Василия. Но потом Анна, видимо, задумала построить грандиозный собор в своей княжеской резиденции в Киеве. В отличие от Новгорода, здесь она была полновластной хозяйкой, сюда легче было доставить необходимые материалы, мрамор, стекло, краски и проще было добраться всем мастерам из Византии. Так, видимо, началось строительство величественного киевского собора в честь Успения Богородицы, прозванного потом Десятинной церковью, поскольку он существовал на десятую часть княжеских доходов.

Согласно данным Лаврентьевской летописи это происходило не совсем так. В 989 г. князь Владимир якобы сам «помысли создати церковь святая Богородица и, послав, приведе мастер из Грек». Когда храм построили, князь украсил его иконами, сосудами и крестами, которые привез из Херсонеса. Служить в нем было велено Анастасу с корсунским духовенством.[235]

Из данного текста получается, что новый киевский храм был возведен греческими мастерами, приглашенными князем Владимиром, и сделали они это за один 989 г. Однако далее из летописного текста выясняется, что только в 996 г., вернувшись из похода на печенегов, князь увидел новую прекрасную церковь. По случаю ее завершения был устроен большой праздник.[236] Значит, храм строили без князя.

В Ипатьевской летописи начало возведения киевского храма отнесено к 991 г., а завершение – к тому же 996 г.[237] В Никоновской летописи Десятинную церковь начали строить только в 993 г., а до этого в 992 г. якобы был заложен собор во Владимире на Клязьме.[238] Последнее известие представляется совершенно фантастическим, поскольку в это время данного города скорее всего еще не существовало. К тому же трудно предположить, что Владимир первой начал строить церковь на окраине государства, в глухой местности, а потом уж в своей киевской резиденции.

Из летописей можно узнать, что в 988 г. и позднее князь Владимир занимался возведением городов-крепостей на южной границе своего государства: на Десне, Трубеже, Остре, Суле, Стугне. После этого он переселил туда словен, кривичей, вятичей и представителей других племен, чтобы с их помощью организовать заслон от нападения печенегов.[239] Естественно, что это дело было очень сложным и требовало не нескольких месяцев в конце 988 г., а нескольких лет. В этих условиях Владимиру, конечно, некогда было следить за строительством храма в Киеве. Поэтому напрашивается вывод, что этим все же занималась Анна Романовна.

Посвящение киевского собора Богородице указывает на то, что инициатором ее возведения была женщина, хорошо знакомая с аналогичными постройками в Византии. Дело в том, что главный придворный храм византийских императоров был посвящен Богородице, а Десятинная церковь по своей сути также являлась придворной. Некоторые знатоки истории архитектуры даже высказали мнение о том, что киевский храм строился по образцу Фаросской церкви при Большом императорском дворце в Константинополе.[240] К сожалению, ни Фаросская, ни Десятинная церковь до нас не дошли.

Искусствовед О. Е. Этингоф отметила определенное сходство Десятинной церкви со вторым по значимости храмом в Константинополе – Влахернским, также посвященном Богородице. Он был построен в 450-453 гг. императрицей Пульхерией и потом неоднократно подновлялся и украшался многими императорами. Считается, что в этом храме находились четыре наиболее почитаемых образа Девы Марии, которые стали образцами для всей последующей иконографии: Оранта, Знамение, Одигитрия и Ласкающая, или Умиление.[241] Вполне вероятно, что Анна привезла списки с этих икон и украсила ими Десятинный собор. Поначалу, возможно, наиболее популярным был образ Оранты, представленный на мозаиках Софийского собора в Киеве. Затем в княжеских семьях стал особо почитаться образ Умиление, запечатленный на иконе Владимирской Богоматери. Она являлась выносной и использовалась во время празднования Успения Богоматери. Поскольку Десятинный собор как раз и был посвящен этому празднику, то можно предположить, что при Анне этот праздник, приходящийся на август, стал первым отмечаться на Руси.

Хотя во времена Владимира и Анны Киев вряд ли был значительным городом судя по археологическим раскопкам, для принцессы жить в нем, несомненно, было удобнее, чем в северном Новгороде. Здесь был мягче климат, отсюда шел прямой водный путь на ее родину, и купцы могли доставлять ей для обихода и питания привычные вещи: одежду, украшения, фрукты, овощи и т. д. Сравнительно недалеко находился и принадлежащий ей город Херсонес, из которого поступали значительные средства в ее казну. Из Крыма, вероятно, доставлялся и необходимый для храма и дворца строительный материал, в частности мрамор.

Золотые изделия из клада, найденного в 1827 г. в усадьбе Авгусынтовича. Киев

В летописях отмечено, что строительством Десятинной церкви занимались греческие мастера, однако изучавшие руины храма археологи обнаружили в особенностях его фундамента черты, свойственные закавказским постройкам. Это вкопанные в фундамент и залитые цементом бревна. Они должны были укрепить глиняный откос Днепра, на котором возводилось здание. Аналогичный прием был использован для укрепления фундамента каменного дворца, построенного рядом с Десятинной церковью, в церкви Спаса на Берестове, находившейся в загородной резиденции Владимира, и в храме Апостолов в Белгородке, основанном князем в 991 г. По мнению археологов, из-за этих бревен, превратившихся со временем в труху, постройки конца X – начала XI в. оказались недолговечными.[242]

Получается, что для закладки фундамента Десятинной церкви и других построек в Киеве были приглашены мастера из Закавказья, которых, очевидно, хорошо знали в Херсонесе. Они должны были помочь греческим архитекторам, столкнувшимся с трудностями на новом месте.

Хотя Десятинная церковь не дошла до нас (она рухнула в 1240 г. во время Батыева нашествия), археологи смогли реконструировать ее внешний вид. Это было весьма внушительное сооружение длиной 27,2 м и шириной 18,3 м с тремя нефами, тремя абсидами и внутри с тремя парами столбов для поддержки сводов. Венчали его 5 больших куполов. Сообщение некоторых источников, что куполов было 25, не нашло подтверждения при раскопках. С южной и северной стороны храм окружали пониженные галереи с односкатными крышами.

В качестве кровельного материала служили свинцовые листы. Само здание было сложено из плоских тонких розовых кирпичей-плинфы с одним утопленным рядом, замазанным белой штукатуркой. Это был типичный прием византийской архитектуры – с его помощью постройка приобретала нарядный декоративный вид, поскольку выглядела полосатой. Украшали храм полуколонны, арки, зубчатые карнизы, окантовка углов стен, покрытые белой штукатуркой. При этом на полуколонны и карнизы был нанесен растительный орнамент. Окна по большей части были квадратными и застекленными.[243]

По мнению историков архитектуры, общий облик Десятинной церкви стал образцом для копирования при строительстве соборов в ХI-ХII вв. во многих русских городах. Все они были трехнефными, шестистолпными, крестокупольными и пятиглавыми.[244] Так, возведенная при участии Анны Романовны постройка оказала огромное влияние на развитие всей домонгольской древнерусской архитектуры. Русские мастера в других городах не смогли только скопировать внутреннее убранство киевского храма, которое было необычайно великолепным. Главным украшением Десятинной церкви являлся мрамор. Из него были сделаны колонны с резными капителями, парапеты у хор, алтарная преграда, а также резные карнизы у главных окон. Необычайной красотой отличался пол. В алтаре он был сделан из разноцветных мраморных плиток, яшмы и смальты. Все вместе представляло собой красочный ковер. В притворах пол был из муравленного кафеля. В центральной части храма из разноцветных плиток был выложен круг – омфалий, обозначавший пуп, середину. На этом месте должен был стоять священник во время службы. Аналогичные омфалии были в Зале Юстиниана в Константинопольском дворце, а также в храмах Иерусалима и Дельф. В остальных частях храма пол был выложен из белых мраморных и красных шиферных плиток в шахматном порядке. Нижняя часть стен также была декорирована плитками из мрамора, шифера и кафеля. За это современники прозвали Десятинную церковь «мраморяной».[245]

Поскольку ни мрамора, ни яшмы в районе Киева не было, то их, очевидно, привезли из Крыма по заказу принцессы. Несомненно, это было очень дорогостоящим делом.

Особую нарядность Десятинной церкви придавали фрески и мозаики, которые украшали всю верхнюю часть стен и купол. Следует отметить, что в византийских храмах не встречалось сочетание фресок и мозаик, обычно было что-то одно. Поэтому в данном случае убранство киевского собора представляло собой определенное новшество. Мозаики были сделаны из разноцветного стекла, которое, по мнению Ю. Л. Щаповой, стало производиться в это время в самом Киеве. Принцип его варки был заимствован у византийских мастеров. Кроме мозаик из него делали оконные стекла в зданиях – круглые и квадратные, посуду, браслеты, бусы и даже перстни.[246]

Стеклянные украшения особенно полюбились русским женщинам. Именно их археологи находили почти во всех женских погребениях XI в. Поэтому напрашивается предположение, что моду на стеклянные украшения ввели на Руси Анна и ее окружение. Вполне вероятно, что поначалу византийские мастера варки стекла были приглашены только для изготовления мозаик и оконных стекол для Десятинной церкви. Но потом они занялись женскими украшениями, которые очень полюбились модницам по всей стране. Искусству цветного стекловарения обучились русские ремесленники, и изготовление различных изделий из стекла стало массовым явлением в домонгольской Руси. Но после нашествия монголо-татар технология стекловарения была утрачена.

Изучая архитектурное устройство Десятинной церкви и сравнивая его с аналогичными постройками в Византии, археологи и историки архитектуры обнаружили одну особенность: в киевском храме не было специального места у алтаря, где полагалось стоять императору – наместнику Бога на земле. Однако в нем были обширные хоры, на которых во время службы находились не только женщины, но и сам князь Владимир. В византийских храмах хоры тоже были, но обычно они были тесные и полутемные, поскольку на них стояли только женщины императорской семьи. Императоры редко поднимались на хоры – лишь для совершения некоторых обрядов.

На Руси, как известно, на хорах стояла вся княжеская семья, поэтому, начиная с XI в., их стали делать все светлее и просторнее, а нижнее пространство, предназначенное для простолюдинов, все темнее и уже.[247] Только приблизительно в XVI в. хоры перестают занимать в храмах ведущее положение, поскольку после принятия Иваном IV царского титула государь занимает место у алтаря, подобно византийским императорам.

Примером является специальное царское место в Успенском соборе Кремля.

Можно предположить, что именно Анна Романовна ввела обычай стоять на хорах всей княжеской семье, включая мужа, поскольку не считала, что тот должен занимать в храме более почетное место, чем она сама. Эта традиция очень прижилась на Руси и существовала много веков.

Стеклянные изделия: 1 – браслеты, 2 – донца бокалов. Раскопки в Киеве в 1936-1937 гг.

К числу заслуг Анны, как уже отмечалось, следует отнести установление сначала в Киеве, а потом и в других городах празднества в честь Успения Богоматери. Впервые этот праздник отмечался осенью 996 г., когда было завершено строительство Десятинной церкви.[248] Затем аналогичные Успенские соборы были возведены во всех крупных городах, где находились княжеские резиденции сыновей Владимира: Ростове, Владимире-Волынском, Тмутаракани и т. д. Со временем праздник Успения Богоматери стал любимейшим для русских людей. При этом уже никто не помнил, что первой установила его на Руси византийская принцесса Анна Романовна.

С именем Анны можно связать не только строительство Десятинной церкви, но и дворцовый комплекс рядом с ней. Он состоял из нескольких каменных сооружений, находящихся рядом друг с другом. Археологи решили, что это были княжеские дворцы. Самый обширный находился на северо-востоке от храма. Оказалось, что его основа древнее Десятинной церкви, поэтому было решено считать его дворцом Ольги. Однако внутренняя отделка очень походила на убранство храма: стены украшали красочные фрески и яркие мозаики, внизу были шиферные плиты с барельефами; двери и окна были с резными мраморными наличниками, сами двери – из красных шиферных плит, окна круглые, со стеклами.[249] Все это заставило исследователей предположить, что дворец Ольги был богато отделан для Анны. Ее собственный дворец располагался к югу от Десятинной церкви. Он был построен из плинфы с одним утопленным рядом, поэтому смотрелся таким же полосатым, как Десятинная церковь. Внутри находилось три больших помещения, роскошно декорированных мрамором, мозаиками, фресками и резным камнем. Весь строительный материал этого дворца аналогичен Десятинной церкви, и археологи полагают, что строился он в то же время и теми же мастерами.

Третий дворец находился с севера от церкви и походил на второй. В целом весь дворцовый комплекс, включая Десятинную церковь, выглядел очень красивым и напоминал аналогичные постройки в Византии. На площади перед ним стояли медные статуи коней, вывезенные их Херсонеса. Внутренние дворики в греческом стиле, возможно, украшались декоративными растениями и цветами.[250] Прежде на Руси подобных великолепных ансамблей никогда не было. Возник он, несомненно, по инициативе и при деятельном участии Анны Романовны. Средства для его постройки и строительный материал она могла получать из Херсонеса.

«Детищем» самого Владимира следует считать новые оборонительные сооружения вокруг возросшего по территории Киева. Археологи обнаружили остатки земляных валов и каменные ворота, которые существовали даже в ХVIII в. Они сначала носили название Софийских, потом – Батыевых и вели к мосту через ров, отделявший город Владимира от города Ярослава Мудрого. Раскопки показали, что ворота представляли собой две кирпичные параллельные стены, соединяемые полукруглой аркой. Ширина проезда была всего 4-5 м, толщина стен составляла 2 м, длина их была 5-6 м. От ворот до дворцового комплекса вела дорога, выложенная деревянными кругляками.[251]

Оборонительные сооружения, созданные Владимиром, можно считать одними из первых, в которых использовались каменные постройки, в частности ворота. Возможно, они походили на аналогичные византийские.

Анна Романовна, несомненно, выполнила завет братьев-императоров и стала первой просветительницей Руси. Окружавшие ее представители духовенства обучали русских людей основам христианской религии и готовили кадры местных священников. Для этого скорее всего было создано специальное училище. Привезенные принцессой иконы, церковная утварь превратились в эталоны для копирования местными живописцами и ремесленниками. Их отправляли в только что отстроенные церкви по всем городам.

Сама Анна, видимо, занялась просветительской деятельностью в великокняжеской семье и среди знати. Известно, что все многочисленные дети князя Владимира с готовностью приняли христианство и распространяли его в своих владениях. Даже бывшие жены киевского правителя превратились в ревностных христианок, особенно Рогнеда. Следуя примеру Анны, она занялась христианизацией Полоцкой земли. Потом основала первый женский монастырь и стала его постриженницей.

Шиферный саркофаг из Десятинной церкви. Раскопки Д. В. Милеева

Некоторые исследователи, как уже отмечалось, считают, что Анна помогала Владимиру в создании законодательства, касающегося правового положения русской церкви. На этот вывод их подтолкнула следующая фраза Устава Владимира: «Се аз, князь Володимир, сгадав есми с своею княгинею Анною и со своими детьми…».[252] Из ее содержания следует, что Анна принимала участие в составлении данного памятника. Упоминание имени принцессы представляется неслучайным, ведь она сама и все ее заслуги были очень быстро забыты не только простыми людьми, но и представителями церкви. Возможно, оно является прямым свидетельством реального участия Анны в составлении церковного Устава еще при князя Владимире.

Шиферный саркофаг из Десятинной церкви. Раскопки Д. В. Милеева

Данный текст является ознакомительным фрагментом.