Церковь
Церковь
Константин знаменит прежде всего как император, распространивший в империи христианство. Наделе все обстояло куда сложнее, и мы специально опустили в предыдущем разделе всякие упоминания о его религии. Дело не в том, что его религиозные взгляды не имели значения: прежде всего мы должны были рассмотреть его как одного из многих — правда, и одного из наиболее преуспевших — узурпаторов, сражавшихся за власть в империи в III—IV столетиях. Именно в этом контексте следует воспринимать его обращение, отношение к религии и религиозную политику. Новизна веры не имеет отношения к анализу политической карьеры, и привлекать первое для понимания второго было бы ошибкой. Для данного периода более, чем для какого-либо иного, существует опасность превратить историю правления Константина в историю христианства, развивавшуюся в те годы (в особенности христианства православного), — просто потому, что подавляющее большинство источников сосредоточены именно на ней.
После того как Галл иен положил конец преследованиям церкви, которым потворствовал его отец, христианские общины по всей империи наслаждались покоем в течение жизни целого поколения. Благодаря этому уже определившаяся тенденция стала еще более ощутимой: христианская жизнь все более и более оказывалась на виду. Епископы, как показывает переменчивая карьера Павла Самосатского в Антиохии, часто приобретали на местах большой авторитет. Во многих мелких и крупных городах строились церкви; одна из них стояла близ дворца Диоклетиана в Никомедии. Христиане занимали самые разные посты, в том числе в армии и администрации императора, и очень редко бывало, что кто-то из них обнаруживал несовместимость своих верований с возложенными на него официальными обязанностями. По-видимому, в результате некоего молчаливого соглашения отношение к христианству смягчилось и оно более не рассматривалось как угроза для империи. Ужасные слухи о каннибализме и инцесте в основном прекратились, и у многих возникли куда более адекватные представления о том, во что верят христиане. Философ-неоплатоник Порфирий, нападавший на церковь, основывался на весьма хорошем знании иудейских и христианских священных текстов{246}.
При тетрархии церковь вновь подверглась масштабным гонениям. Считается, что впервые Диоклетиан заинтересовался этим вопросом, когда жрецы провели гадание, оказавшееся неудачным, и обвинили в этом христиан, стоявших в толпе и творивших крестное знамение. В 297 году всем чиновникам и военным империи предписали продемонстрировать свою лояльность, устроив жертвоприношение. В результате часть христиан отреклись от своей веры; большинство, вероятно, ограничились жестами, необходимыми для подтверждения их верности государству, тогда как немногие открыто отказались повиноваться и были казнены. В 303 году последовали более конкретные меры против церкви (отчасти их вызвал пожар во дворце в Никомедии, в котором обвинили поджигателей-христиан). Цели, которые преследовались в этот раз, дают хорошее представление о том, как укрепилась среди населения христианская вера и сколько адептов она приобрела. Прежде всего в качестве мишеней были избраны церкви (ту, что стояла близ дворца в Никомедии, разрушили первой); принадлежавшее им имущество конфисковалось. Все христианские тексты следовало сдать властям для сожжения. Цель выявить каждого христианина не ставили: в основном арестовывали наиболее значимых в общинах лиц. Чтобы заставить их отречься, применяли пытки. Отказавшихся сделать это заключали в тюрьму, подвергали еще более жестоким истязаниям и в конце концов часто предавали смертной казни, если те продолжали упорствовать.
Как и в прошлом, главной целью Диоклетиана было создать видимость всеобщего единства империи. И вновь, как и в случае более ранних преследований в адрес христиан, многое зависело от энтузиазма наместников и других местных чиновников. В некоторых областях меры носили исключительно интенсивный и жестокий характер; вероятно, христиане пережили тем более сильное потрясение, что несколько десятилетий ничего подобного не происходило. Диоклетиан действовал с энтузиазмом, Максимиан и Галерий — несколько спокойнее, а Констанций проявлял очевидное равнодушие. Он разрушал храмы, но, по-видимому, никого не казнил{247}.
Христиане были не единственной группой, пострадавшей в те годы. В 302 году Диоклетиан также издал распоряжение о преследованиях манихеев. Пророк Мани, родившийся в Персии в 216 году, много путешествовал (в том числе побывал и в Индии). Созданная им религия носит следы влияния иудаизма, христианства, зороастризма, буддизма, а также других учений. По-видимому, Диоклетиан видел в манихеях потенциальных ниспровергателей режима, поскольку считал, что они симпатизируют персам. В своем эдикте он утверждал, что «они появились совсем недавно как новые и чудовищные порождения персов — враждебной нам нации — и проложили путь в нашу империю, где совершают множество возмутительных поступков, нарушая спокойствие людей и даже причиняя тяжкий вред общинам граждан». Он опасался, что со временем они «заразят скромное и спокойное племя римлян… и всю нашу империю». Сомнительно, что эти подозрения были справедливы, поскольку хотя Ардашир и Шапур I относились к Мани с уважением, их преемники учинили гонения на созданную им секту и казнили самого пророка в 276 году{248}.
Вряд ли преследования церкви были главной заботой Диоклетиана в последние годы его правления, хотя в наших христианских источниках о них говорится больше всего (что понятно). Когда он отрекся от престола, Галерий и в особенности Максимин Дайя с энтузиазмом продолжали политику гонений, но опять-таки у них часто появлялись и другие важные заботы. Очень маловероятно, что к этому времени основная масса язычников приобрела вкус к преследованиям христиан. В последние дни правления Галерий издал декрет, признававший, что властям не удалось с помощью принимавшихся мер уничтожить христианство. Поэтому отныне христиане получали разрешение отправлять богослужения и отстроить храмы заново, хотя конфискованную собственность им не вернули. В итоге им вменялось в обязанность «молить своего бога о нашей безопасности, как и о безопасности государства и своей собственной, дабы ни с какой стороны государство не потерпело никакого ущерба и дабы они могли жить без забот в своих жилищах». Менее чем через год Максимин возобновил преследования, отказавшись подтвердить решение Галерия. Отвечая одному просителю, он утверждал, что христиане, отказавшиеся отправлять старые культы, виновны во всех болезнях мира, таких как война, эпидемии и землетрясения{249}.
И Константин, и Максенций, получив власть, стали выказывать христианам благоволение, не желая ссориться с любыми потенциальными сторонниками. Отец Константина Констанций проявлял умеренность в годы гонений; более того, среди его челяди, по-видимому, имелось несколько христиан. Сам он оставался поборником культа Непобедимого Солнца (Sol Invictus) — популярного верховного божества, покровительством которого якобы пользовался Аврелиан. В III веке в среде язычников отчетливо обозначилась тенденция к монотеизму, когда одно божество почиталось превыше всех остальных; также возможно, что разные боги и богини воспринимались как воплощения одной и той же божественной сущности. Несколько крупнейших философских школ учили тому же самому не одно столетие. И какова бы ни была конкретная сущность верований самого Констанция, он, разумеется, не чувствовал особой враждебности к христианам и вполне мог относиться к ним с симпатией, хотя представления о том, что в последние годы жизни он тайно принял христианство, кажутся малоубедительными. По-видимому, Константин в начале своей карьеры относился к христианству так же. Подобно многим людям в античном мире, он глубоко верил в способность богов общаться с людьми во сне. В 310 году один панегирист гордо утверждал, что Константину в видении явился бог солнца Аполлон, и это нашло свое отражение в изображениях на монетах{250}.
Перед сражением близ Мульвийского моста Константин приказал своим людям нанести на щиты христианский символ — вероятно, буквы «??» («хи» и «ро»), или, что более возможно, кресте верхушкой, превращенной в букву «Р». То была временная мера, не повторявшаяся затем в других кампаниях. Хотя телохранители императора, по-видимому, продолжали носить щиты, помеченные «хр», остальные воины сохраняли традиционную символику, отчасти языческую. Ситуация оставалась прежней и в конце века и скорее всего была вызвана не столько конкретными верованиями, сколько представлениями о том, что в наши дни называли бы «честь полка», и другими воинскими традициями. Упомянутый жест, относящийся к 312 году, более не повторялся; он был рассчитан на то, чтобы воодушевить солдат и вселить в них веру в божественную помощь. В практическом отношении это также помогало идентифицировать солдат — в ситуации гражданской войны это всегда представляло собой проблему, поскольку армии были одинаково одеты и вооружены{251}.
Что именно навело Константина на мысль об этом символе? Объяснений приводилось несколько, и весьма вероятно, что с течением времени история обрастала новыми подробностями. В наиболее раннем отчете, приводимом Лактанцием, сообщается, что императору накануне сражения привиделся во сне христианский Бог, повелевший ему сделать это. Позднее, после смерти Константина, его биограф Евсевий заявил, что сам император рассказывал ему о более раннем знамении: глядя на полуденное солнце, он и его армия узрели на фоне его знак креста, на коем были начертаны слова «сим победиши» («hoc signo victor eris», или же «посредством сего знака обретешь победу», если перевести несколько более полную латинскую фразу, хотя в тексте Евсевия она дается по-гречески). В ту ночь императору во сне явился Иисус и объяснил, что если он использует этот символ, то победит. В конце концов, детали не имеют принципиального значения. Константин был не первым из римских лидеров, считавшим, что его карьера совершается под знаком божественного покровительства — просто он выбрал себе другое божество{252}.
Христианский Бог явил свою мощь, и вследствие этого Константин принял христианство. Отныне и впредь его армия выступала под особым флагом (он назывался «лабарум»); его верхняя часть была украшена буквами «хр». Когда он объединился с Лицинием, оба подтвердили право христиан отправлять свой культ, данное умирающим Галерием, и пошли еще дальше: возвратили им конфискованное имущество и в том числе те места, где стояли разрушенные церкви. Желая, чтобы никто не остался в обиде, императоры заявили, что нынешние владельцы этой собственности также получат компенсацию. (Традиционно это соглашение известно как Миланский эдикт, хотя — как указывали многие исследователи — формально оно не являлось эдиктом и не имело отношения к Милану.) Дальнейшая борьба между Лицинием и Максимином Дайей приобрела религиозную окраску. Ходила легенда, будто в ночь перед решающей битвой Лициния посетил ангел и прочел молитву, которую должны были повторять его солдаты. Молитва носила скорее монотеистический, нежели отчетливо христианский характер, однако решительная победа Лициния послужила доказательством в пользу ее эффективности. Позднее, когда началась война Константина с Лицинием, некоторые пытались изобразить ее как своего рода крестовый поход, однако не сохранилось убедительных свидетельств тому, что Лициний действительно враждебно относился к церкви. Вероятно, он верил, что многие выдающиеся христиане симпатизируют его противнику, и потому не доверял им, но дальше этого его неприятие христианства не заходило. Тем не менее войско Константина, несшее перед собой лабарум, одержало победу{253}.
В армии Константина сражались христиане, но также было и немало язычников, и еще больше тех, у кого не было по-настоящему прочных религиозных убеждений.
Он выиграл не потому, что использовал резервы, прежде изолированные или игнорировавшиеся государством. Все свидетельства указывают на то, что в начале IV века христиане составляли меньшинство населения. Также постоянно утверждается, что их было очень мало, однако здесь никакой ясности нет. Как обычно, надежной статистики не существует, и, конечно, у нас даже нет сведений о размерах населения империи. В одном недавнем исследовании автор утверждает, что христиане составляли десять процентов всего населения империи, однако это всего лишь предположение{254}.
Весьма маловероятно, что их численность была меньше указанной; возможно, она превышала ее в два-три раза. Больше всего сведений мы имеем относительно церкви в восточных провинциях, в том числе в Египте, слышим довольно много об общинах в Северной Африке, знаем кое-что о церкви в Риме, но почти ничего — о христианской жизни в западных провинциях. В ряде областей на Востоке христиане могли составлять большинство населения. Армения стала первым государством в мире, где после того как в начале IV века царь принял христианство, оно стало официальной религией. Это еще более усилило ее близость с Римом, когда Константин силой оружия устанавливал контроль над всей империей. Вскоре христиане, жившие под властью персидского царя, оказались под подозрением в симпатии к врагу Персии — Риму{255}.
Рассматривая религиозные группировки, важно не упрощать. Разделение между христианами и язычниками играло значительную роль для первых, но было куда менее очевидно для вторых. Язычники, безусловно, представляли собой неоднородную массу и вовсе не обязательно питали какую-то особую симпатию к другим нехристианам, которых христиане считали язычниками же. Христианство было куда более организованным религиозным течением, нежели любое массовое течение в язычестве. У его адептов были свои священные тексты, с самого начала дополненные литературой, анализировавшей доктрину (количество этих сочинений постоянно увеличивалось), почитаемые мученики и желание объяснять собственные верования посторонним. Христиане стремились обращать окружающих в свою веру способом, в значительной степени отличавшимся от принятого в других массовых религиях того времени. С христианскими общинами было связано множество людей, интересовавшихся верой и относившихся к ней с симпатией, но пока не утвердившихся в ней. Со временем кто-то принимал крещение, кто-то отходил от христианства, а кто-то продолжал оставаться, так сказать, на обочине. Пытаясь определить численность христиан, мы должны учитывать как это разнообразие, так и все многообразие уровней участия людей в общине и их твердости в вере{256}.
Нельзя с излишней определенностью говорить об одной-единственной церкви. Существовало множество христианских общин; у каждой была своя история возникновения, иногда в чем-то особая религиозная практика, а порой и само учение. Разделение также могло основываться на языковых различиях. В восточных провинциях существовала большая община, члены ее говорили по-сирийски, и тамошние традиции, по-видимому, значительно отличались от характерных для греческого христианства. Даже те общины, которым вскоре суждено было образовать католическую церковь с присущими ей строгими нормами, вовсе не отличались таким единообразием, как впоследствии. Нам, обладателям знаний об исторической перспективе, не следует полагать, что церковные институты возникли внезапно, они складывались в течение длительного периода.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.