Послесловие

Послесловие

Время подвести некоторые итоги: настоящие князья IX–X веков оказываются совершенно непохожими на их летописные портреты. Летописный Вещий Олег — любопытная компиляция, изготовленная летописцами из преданий о нескольких героях. И хотя он и существовал реально, но точно установить, что в летописи от биографии реального Олега, а что — от других лиц или вообще из области сказок, трудно, а может быть, и невозможно. «Рюрикович» Игорь — не сын Рюрика, он никогда не совершал победоносного похода на Византию и пал от рук древлян, загнанный в их землю не своей жадностью, а сложными жизненными обстоятельствами — недовольством дружины и заговором против него в Киеве. Заговором, в котором принимали деятельное участие Ольга и Свенельд (первая по летописи — любящая жена Игоря, а второй — его воевода). Свенельд, как выясняется, вовсе не был «идеальным дружинником» и «верным слугой» киевских князей, напротив, он был причастен к гибели трех поколений «Рюриковичей» — Игоря, Святослава и Олега Святославича. «Верно» он служил лишь собственным интересам. Ольга оказывается разведенной женой Игоря, знатной женщиной, княгиней, самостоятельно правившей Киевом более двадцати лет. Зато ее сын Святослав, которого летописи представляют бесшабашным киевским князем, который вместо того, чтобы спокойно править в «матери городов русских», «болтается» со своей дружиной по разным землям (хазар, ясов и касогов, болгар и др.), наводя ужас на местных жителей, превращается при ближайшем рассмотрении в «изгоя», по своим религиозным и политическим взглядам не способным ужиться в Киеве с Ольгой и потому проводящим жизнь в беспрестанных походах как по поручению «высокоумной» матери, так и на свой страх и риск. Он не просто бродит, где попало, он ищет «середину своей земли», земли, которой он мог бы управлять, — сидит в Новгороде, доходит до Тмутаракани, сражается в болгарской Добрудже. Как он отнесся к гибели отца и к тому, какую мрачную роль сыграла в событиях тех дней мать? Знал ли он всю правду? Сюжет воистину шекспировский. Да и виновниками гибели Святослава были не только печенеги, в конце концов, зарезавшие его в днепровских порогах, но и собственный сын Ярополк, обрекший отца на смерть от голода или от печенежской сабли.

Вся история X века, при комплексном подходе к источникам, если не использовать одно только какое-то известие, но попытаться сопоставить разные материалы, подчас не сопоставимые, представляется совсем другой. Характеры героев, их истинные устремления и мотивы поступков рисуются совсем в ином свете. Наконец, вместо Руси, в которой живут и действуют в течение целого века всего несколько князей (Вещий Олег, Игорь, Ольга, Святослав и его трое сыновей, мельком еще упоминается Мал Древлянский), перед нами предстает страна нескольких десятков только русских (полянских) князей. Один лишь договор Руси с Византией 944 года дает нам имена двадцати четырех русских крупных и мелких князей («всякого княжья», как их называет летопись). Каждый из них сидит в каком-то городке, «держит» какую-то местность в районе расселения русов. Они не просто «живут», но воюют с князьями других славянских племен, друг с другом, заключают союзы, подписывают договоры, громят в конце 960-х годов Хазарию и т. д. В общем, действуют!

А сколько князей даже не упоминаются в летописи?! Перед нами из тени на свет выступают Хельгу, совершивший в 40-х годах X века поход за три моря; «анепсий» Ольги, который вместе с ней вел какие-то переговоры с византийцами; Олег Моравский, так много сделавший для христианизации Руси; какой-то черниговский князь, воевавший в Хазарии, воевода которого спас Киев от печенегов; христианин Глеб, убитый своим братом Святославом. И все это современники. Счет князей идет уже на десятки. Если же считать вместе с князьками покоренных Киеву племен — на сотни. Реальная действительность оказывается в десятки, сотни раз ярче, интереснее и сложнее, чем ее кривое отражение в летописи.

Мы довели наш разбор летописных известий до 70-х годов X века, времени гибели Святослава. Все, что произошло в дальнейшем — предмет особого и весьма кропотливого исследования. Неясно, как «Рюриковичам» удалось, в конце концов, избавиться от князей из других семей и установить монопольное право своего рода управлять русскими городами. Ясно, что это происходило постепенно: кто-то погиб в войнах с греками, болгарами, печенегами, хазарами и другими народами, которые Русь активно вела весь X век; кого-то убили славянские племена, которые русским князьям периодически приходилось «усмирять»; кто-то мог умереть или погибнуть за границей (попытавшись укрепиться в какой-нибудь другой земле, подобно «изгоям» Олегу Моравскому и Святославу); наконец, кого-то могли уничтожить и сами «Рюриковичи» (например, тот же Святослав, во время борьбы с оппозицией в Киеве).

Более всех, наверное, сделал для укрепления позиций своей семьи сын Святослава — Владимир Святославич (правил в 980–1015 годы). Он пришел к власти в Киеве, победив в междоусобной борьбе между братьями Святославичами, продолжавшейся, согласно летописи, восемь лет (сначала Ярополк воевал с Олегом и его союзниками, затем Владимир расправился с победившим Олега Ярополком). Кстати, можно предположить, что какая-то часть русских и славянских князей погибла во время этой усобицы, бывшей, как я уже писал выше, следствием кризиса, начавшегося с попытки Святослава укрепиться в Киеве. Например, в 6488 (980) году Владимир осадил город Полоцк, в котором княжил варяг Рогволд, союзник Ярополка. Желая склонить Рогволда на свою сторону, Владимир посватался к дочери полоцкого князя — красавице Рогнеде. Рогнеда же хотела стать одной из жен Ярополка и отказала Владимиру. Причем не просто отказала, но и оскорбила новгородского князя, заявив, что не хочет выходить замуж за сына рабыни (Владимир был сыном ключницы Малуши). Взбешенный Святославич, вдохновляемый его возмущенным дядей по матери Добрыней, захватил Полоцк, на глазах у Рогволда и его семьи изнасиловал Рогнеду, а затем на ее глазах убил ее отца и двух братьев. После этого Владимир взял Рогнеду в свой гарем, объявив, что с этого момента ее имя — Горислава.

Великий князь Владимир Святославич. Портрет из «Титулярника» 1672 г.

Владимир, как известно, совершил походы в земли многих славянских земель, подчиненных Киеву. Он, вероятно, не просто «усмирял» племена, но и уничтожал местные княжеские династии. Его борьба с русскими и славянскими князьями шла все время его правления. Русские князья не сдавались, еще в 980-е годы они пытались отстоять право жить так, как жили их предки. Восточные источники донесли до нас известие о двух походах русов со своими предводителями к Дербенту в 987 и 989 годах. В первом из этих походов участвовало примерно 1000 русов. Поход этот явно не был организован из Киева{388}. В 990-е некоторые из них пытались бежать из Руси. Выше уже приводилось сообщение исландских саг о сватовстве к Сигрид Суровой некоего конунга Висивальда (Виссивальда, Висавальда, Виссавальда), прибывшего «с востока из Гардарики» (Руси), закончившемся для него весьма трагически{389}. Некоторые исследователи склонны видеть в этом Висивальде русского князя Всеволода, сына Владимира Святого, упоминаемого в Повести временных лет. Однако сватовство Висивальда к Сигрид происходило в 994–995 годах. К этому времени Сигрид было около 50 лет и жениху соответственно должно было быть примерно столько же. Таким образом, этот Висивальд никак не мог быть сыном Владимира, а был независимым от него русским князем, покинувшим родину.

Ездивший в начале XI века к печенегам миссионер Бруно Кверфуртский посетил по дороге Киев. Позднее он восхищался могуществом и богатством «господина русов» Владимира{390}. Этот же автор пишет о том, что Владимир во главе дружины сопровождал его до укрепленной границы своей державы. Правда, факт сопровождения с войском свидетельствует о внутренней нестабильности в этой державе. Видно, все еще шла какая-то борьба. О том, что победил в ней Владимир, свидетельствует рассказ летописи о распределении земель между его сыновьями.

Владимир Святославич, как известно, был большим жизнелюбом и женолюбом. В Полоцке он взял за себя Рогнеду. Захватив Киев, убил Ярополка и наряду с другими сокровищами овладел женами брата. На этом пополнение гарема Владимира не прекратилось. У него было несколько «постоянных» жен и огромное количество наложниц: 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 в Берестове. Летопись сообщает, что князь был «ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц». Владимир стал известен своими сексуальными подвигами даже за пределами Руси. Епископ Мерзербурга Титмар, составивший в начале XI века свою хронику, отметил распутство Владимира и даже записал, что «упомянутый король носил венерин набедренник, усугублявший его врожденную склонность к блуду»{391}. Современные историки по сей день не могут объяснить, что за приспособление понимал Титмар под «венериным набедренником» и должно ли было оно «усугублять» или, напротив, сдерживать страстную натуру Владимира. Несколько скромнее Владимир начал вести себя после принятия крещения, хотя и в этом его великом деянии, сделавшим его Святым и Равноапостольным, также замешана женщина. В середине 980-х годов византийские императоры братья-соправители Василий II и Константин VIII, дети Романа II, наконец начавшие править самостоятельно, оказались в весьма трудном положении. Неудачная война в Болгарии, заговоры знати и особенно мятежи в армии и провинции делали их положение весьма неустойчивым. Они обратились к киевскому князю Владимиру Святославичу за помощью. Владимир согласился помочь, но в обмен потребовал выдать за него их сестру принцессу Анну — требование в те времена неслыханное по своей наглости. За некоторое время до этого в руке Анны было отказано сыну императора Священной Римской империи — византийцам показалось, что для их правящего дома подобный брак будет недостойным. А тут какой-то князь-язычник из «варварской» Руси! Но положение было столь опасным, что в конце концов пришлось пообещать Владимиру Анну. Правда, от киевского князя потребовали креститься. Владимир был совсем не против. Брак с византийской принцессой сулил столько выгод как внешнеполитического, так и внутриполитического характера, что князь решил даже отказаться от веры предков, которой до этого придерживался излишне ревностно. Возможно, что Владимир уже в ходе переговоров с греками принял христианскую веру. Летом 988 года в Константинополь начали прибывать русские войска, участие которых в боевых действиях сразу улучшило положение императоров. Пора было отправлять на Русь Анну. Однако византийцы не торопились этого делать, откровенно брезгуя Владимиром. Да и сама Анна, наслышанная о подвигах Владимира на любовном фронте и о его крутом нраве, изо всех сил противилась браку с этим предводителем «скифов», как презрительно русов называли «цивилизованные» греки. В Константинополе был разработан ловкий план, который позволял оставить Владимира в дураках. Греки отправили к Владимиру какую-то очень красивую женщину, в сопровождении внушительной свиты, которая и попыталась выдать себя в Киеве за Анну. Однако императоры недооценили русского князя. Обман был сразу же раскрыт. О судьбе греческой самозванки нам ничего неизвестно. Она могла быть убита, а могла стать и одной из 800 наложниц киевского князя. Владимир же был взбешен, собрал войско и после длительной осады захватил греческий город Корсунь (Херсонес), столицу византийского Крыма. И лишь тогда византийская сторона выдала Владимиру Анну в обмен на возвращение Корсуня. Забрав Анну и разграбив напоследок город, Владимир отправился на Русь, где и приступил к крещению наших предков. Что же касается Анны, то она ехала на Русь как на смерть и, по правде говоря, все ее плохие ожидания оправдались. Хотя Владимир искренне стремился жить по христианским заповедям и даже разогнал всех своих прежних жен, старые привычки иногда побеждали, и князь вновь принимался «шалить». Анна умерла в 1011 году. Владимир пережил жену на несколько лет и успел еще раз жениться.

Царица Анна переправляется через море в Корсунь. Миниатюра Радзивиловской летописи

Имея много жен и наложниц, он имел и много детей. Из его многочисленного потомства нам известны по именам двенадцать его сыновей. Всех их Владимир наделил городами в Киевской земле и за ее пределами. Это стало возможным лишь после физического устранения князей этих земель. Правда, кое-где племенные династии сохранялись и позднее. Можно вспомнить о правлении в конце XI века Ходоты с сыном в земле вятичей, о вятичском или мерянском «боярине» Кучке, у которого Юрий Долгорукий отобрал Москву. Еще в XIII веке действуют загадочные болоховские князья, не принадлежавшие к дому Владимира Святого. Но все это скорее исключения, подтверждающие вывод о том, что практически все восточнославянские земли оказались в руках Владимира и его потомства.

Отношения Владимира с его сыновьями, а также между самими его сыновьями были сложными. Нам известно о выступлениях против отца Святополка Туровского и Ярослава Новгородского. Положим, Святополк был. приемным сыном Владимира. (В гареме Ярополка Святославича была одна гречанка, женщина редкой красоты, бывшая монахиня, которую, вероятно, привел в подарок сыну из похода жизнелюбивый Святослав. Гречанка перешла, как и другие, в гарем Владимира, но вскоре выяснилось, что она беременна от Ярополка. У нее родился мальчик, которого Владимир усыновил. Святополк, таким образом, был племянником Владимира Святославича.) У него были причины не любить дядю-отца. Но Ярослав-то был родной сын Владимира! Ненавидел отца и сын Владимира от Рогнеды Изяслав. Рогнеда не смогла простить мужу гибели родных. Ее ненависть к Владимиру возросла, когда он начал все чаще предпочитать ей других своих жен — помоложе. В одну из тех редких ночей, когда Владимир надумал-таки посетить свою «Гориславу», Рогнеда, дождавшись, пока муж уснет, попыталась его зарезать. Однако Владимир вовремя проснулся и отвел удар. Он пожалел несчастную женщину ради их общих детей и отправил ее в ссылку с их сыном Изяславом в специально построенный город Изяславль. Отметим, что для Владимира это был поступок весьма гуманный. В Киеве еще в XVI веке рассказывали предание о том, как этот князь приказал замуровать живьем в стену одну из своих жен, которая в чем-то перед ним провинилась. Полоцкие князья, потомки Изяслава, были убеждены, что они по происхождению отличны от потомков другого сына Владимира — Ярославичей. Изяславичи считали себя потомками, прежде всего, Рогволда, а не Владимира.

Сыновья ненавидели отца и друг друга. Как только Владимир умер, между его сыновьями началась страшная резня, продолжавшаяся почти два десятилетия. В этом семействе, судя по всему, царила взаимная ненависть. Происходила она, возможно, оттого, что почти все сыновья князя были от разных матерей. Столь явное отчуждение между отцом и сыновьями, братьями позволило ряду историков разглядеть в рассказе о распределении уделов между Владимировичами тенденциозность летописца, слышавшего о правлении в восточнославянских землях этих поименно перечисленных князей и превратившего их в сыновей Владимира Святого. Уже В. Н. Татищев считал двоих из перечисленных в летописях сыновей Владимира (Судислава и Позвизда) его приемными сыновьями{392}. Наиболее четко это предположение высказали В. А. Пархоменко и В. В. Мавродин{393}.

Хотя это суждение и не нашло поддержки среди большинства историков, оно все же достаточно интересно и не лишено некоторых оснований. Согласно западным источникам, в частности, сообщениям Титмара Мерзербургского и Эймундовой саги, у Владимира было три, а не двенадцать сыновей. Тремя ограничивает численность сыновей Владимира и византийский автор Георгий Кедрин. Впрочем, эти авторы могли и не знать точного числа детей Владимира. Однако фактом является то, что этого не знали и наши летописи. Например, Повесть временных лет сообщает только о трех дочерях Владимира, тогда как, согласно Титмару Мерзербургскому, их было девять. Впрочем, зная о женолюбии Владимира, мы можем предположить, что детей у него было гораздо больше, чем даже показывают отечественные и иностранные источники, вместе взятые. Возможно, и сам Владимир не знал их числа.

Многолетняя борьба между Владимировичами также могла поспособствовать ликвидации «лишних» князей. Вероятно, отражением этой борьбы является рассказ «Саги о Бьерне» (создана в конце XII — начале XIII веков) о том, что «когда Бьерн был в Гардарики у Вальдимара конунга (описываются события примерно 1008–1010 гг. — А.К.), случилось, что в страну ту пришла неодолимая рать, и был во главе ее витязь тот, который звался Кальдимар, рослый и сильный, близкий родич конунга, величайший воин, умелый в борьбе и очень смелый; и говорили про них, что они имеют одинаковые права на княжество — Вальдимар конунг и витязь; тот потому не получил то княжество, что он был моложе, а потому он занимался набегами, чтобы добыть себе славу, и не было другого воина, такого же знаменитого, как он, в то время на Востоке. И когда Вальдимар конунг узнал об этом, послал он людей с предложением мира к родичу своему, и просил он его прийти с миром и взять половину княжества. Но витязь тот сказал, что княжество то должен иметь один он, а если конунг не хочет этого, то предложил он ему поединок или же сражаться им со всей своей ратью. Вальдимару конунгу показалось и то, и другое нехорошо, и он очень хотел не губить свою рать и сказал, что не привык к поединкам, и спросил свою дружину, что лучше сделать. А мужи советовали ему собрать рать и биться. И вскоре собралось там множество народа, и двинулся Вальдимар конунг навстречу витязю тому. После того предложил конунг дать человека для единоборства и витязь тот согласился с тем условием, что он возьмет то княжество, если одолеет того человека, а если витязь тот падет, то конунг будет владеть своим княжеством, как раньше. Тогда конунг стал спрашивать своих людей, пойдут ли они на поединок, но им не хотелось, потому что каждый считал, что пойдет на верную смерть, если должен будет бороться с тем витязем. А конунг тот обещал свою дружбу и другие почести, если кто-нибудь решится на это, но никто не решался. Бьерн сказал: «Вижу я, что все ведут себя, как менее всего подобает мужам, когда господин их в беде. Я же потому уехал из своей страны, что хотел поискать себе славы. Здесь у нас два выбора: мужественно добывать победу, хотя на это мало похоже, при том, с кем надо бороться или же погибнуть, как подобает смелым мужам, и это лучше, чем жить со стыдом и не сметь добыть славы своему конунгу, и я собираюсь бороться с Кальдимаром». Конунг поблагодарил Бьерна; были тогда прочтены законы поединка. У витязя того был меч тот, который звался Меринг, лучшая из драгоценностей. Бились они сильно и жестоко, и кончилось у них тем, что витязь тот пал перед Бьерном, а Бьерн был ранен почти что насмерть. Получил Бьерн за то великую славу и почет от конунга. Был поставлен шатер над Бьерном, потому что его нельзя было увезти, а конунг вернулся домой в свое княжество. Бьерн и его товарищи были тогда в шатре том, и когда начали заживать его раны, спел он песню»{394}.

Исследователи, признавая, что сага не есть документальный отчет о происходивших событиях, считают «Кальдимара» неким обобщенным образом соперника «конунга Гардарики», с которым предстоит сразиться главному герою саги. По их мнению, в личности «мифологического Кальдимара» нашли отражение смутные известия авторов саги о действительных событиях русской истории — борьбе Владимира со своим братом Ярополком и особенно борьба сыновей Владимира — Ярослава и Мстислава — за обладание Русью.

Авторы, как правило, исходят из убеждения в том, что на Руси при Владимире не было никаких других князей, кроме его сыновей. Между тем у нас имеются сведения и о других родственниках Владимира. Например, арабский автор Мухаммед аль-Ауфи (первая половина XIII века) сообщает, рассказывая о выборе русами веры, что русы «отправили послов к хорезмшаху; послов было четверо, из родственников царя, правившего вполне самостоятельно и носившего имя Буладмира»{395}.

Византийский хронист Иоанн Скилица (XI век), рассказывая о мятеже в Херсонесе против властей империи в 1015/1016 годы, отмечает: «Василевс же, уйдя в Константинополь, в январе шесть тысяч пятьсот двадцать четвертого года посылает флот в Хазарию, имеющий экзархом Монга, сына дуки Андроника Лида, и при содействии Сфенга, брата Владимира — зятя василевса (византийского императора. — А.К.), подчинил страну, так как ее архонт Георгий Цула был схвачен при первом нападении»{396}. Под «Хазарией», в данном случае, подразумевались Крым и крымские владения уже Византийской империи (когда-то в Крыму были владения Хазарского каганата). Георгий Цула — византийский чиновник, стратиг Херсона, хазарин или болгарин по происхождению. Как пишет Г. Г. Литаврин: «Наиболее характерной особенностью восстания в Херсоне в 1015–1016 гг. был тот факт, что во главе восставших встал стратиг фемы, призванный самой своей должностью обеспечивать законопослушность жителей вверенного ему округа. Возможным это стало потому, что это же лицо представляло наиболее влиятельный местный род. Скорее всего, Василий II после ухода из Крыма Владимира (после взятия им Херсонеса. — А.К.) был вынужден доверить одному из видных членов этого рода управление разоренным городом, в котором резко усилилась, как я думаю, оппозиция императору, не пришедшему на помощь изнемогавшим в осаде горожанам. Через четверть века, упрочив в городе свое влияние, этот род — в лице Георгия Цулы — решил править фемой Херсон и Климаты как совершенно независимым от Константинополя княжеством. Георгий Цула предпринял в начале 1015 г. какие-то решительные шаги для реализации этого замысла, побудившие императора сначала (весной — в начале лета) обратиться с просьбой о помощи к уже больному Владимиру, а затем, когда обстановка в Херсоне осложнилась еще более, вернуться из Болгарии в столицу, чтобы снарядить морскую экспедицию и повторить просьбу на Русь о присылке в Херсон ко времени подхода императорского флота русского отряда»{397}.

Кто же такой Сфенг? Не желая признавать, что речь идет о совершенно неизвестном нам по летописям князе, одни исследователи видят в этом Сфенге сына Владимира Святославича Мстислава Тмутараканского, другие прожившего, наверное, 100 лет Сфенкела, сподвижника Святослава во время войны на Балканах, который на самом деле погиб еще под Доростолом в 971 году. Между тем существование неизвестного по летописям брата Владимира вполне допустимо. Их отец Святослав, похоже, и сам не знал, сколько у него детей. Когда перед уходом на Балканы ему пришлось устраивать их жизнь, он вспомнил только про двоих (Ярополк и Олег). А вот когда ему рассказали о наличии у него еще одного ребенка — Владимира, то бравый князь искренне удивился, но все же отправил княжича попытать счастья в Новгороде. Владимир был сыном Святослава и Малуши — ключницы, рабыни княгини Ольги, сестры одного из дружинников Ольги — Добрыни. Вряд ли между Святославом и Малушей было какое-нибудь серьезное чувство. Скорее всего, овладел буйный князь смазливой рабыней во время одного из своих редких наездов в Киев, овладел да и забыл и Малушу, и прижитого последней от него мальчика, который, судя по всему, воспитывался матерью с убеждением, что он — князь. А сколько всего встретилось таких «Малуш» на пути энергичного Святослава?!

Не менее любопытно и другое сообщение Иоанна Скилицы: «После того, как Анна, сестра василевса умерла в Росии, а до этого ее муж Владимир (на самом деле Владимир умер в 1015 году, а Анна — в 1011 году. — А.К.), некий Хрисохир, родственник умершего, собрав себе в товарищи восемьсот человек и взойдя с ними на суда, прибыл в Константинополь, будто бы намереваясь вступить в наемники. Когда же василевс повелел сложить оружие и только тогда явиться на встречу, он, не захотев [этого], прошел через Пропонтиду. Оказавшись у Авидоса и сразившись с ее стратегом, защищавшим побережье и легко его одолев, он проплыл к Лемносу. Но там они, обманутые притворной договоренностью, были уничтожены флотом [морской фемы] Кивирреотов и [силами] Давида, родом из Охрида, стратега Самоса, и Никифора Кавасилы — дуки Фессалоники»{398}. События, о которых сообщает Скилица, произошли в 1022–1024 годах.

Мы все более и более углубляемся в XI век. Остановимся на первой четверти этого века. Темные стороны истории междукняжеских отношений этого века, отношений внутри одной семьи — Рюриковичей, ее родовые традиции и вступающие с ними в противоречие взгляды отдельных членов рода, все это — предмет особого исследования. Мне остается только еще раз подчеркнуть — реальная жизнь всегда интереснее, чем ее описание.