Глава 12 Тайна гибели Святослава
Глава 12
Тайна гибели Святослава
Расправа Святослава над христианской партией не только не усилила, но и ослабила его позиции в Киеве. В этой ситуации Святослав решает перебраться в Болгарию. На каких же условиях Святослав оставил сыновьям вверенные им области? Сохранил ли он какие-нибудь связи с Русью? Уже достаточно давно в науке существует точка зрения о том, что Святослав решил перенести столицу Руси на Балканы, а сыновей оставил в их областях в качестве своих наместников. Этой точки зрения противостоит другая, согласно которой Святослав ушел в Добруджу окончательно, сделав своих сыновей независимыми от него правителями. Последнее предположение кажется мне более убедительным. Еще А. А. Шахматов отмечал, что слова Святослава, обращенные к матери и боярам, о достоинствах Переяславца на Дунае («там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы») сводчик извлек из речи Святослава, сказанной им при взятии Переяславца{357}. Следовательно, Святослав, в более раннем летописном своде, давал оценку прилегающих к Добрудже земель, находясь в Болгарии и с точки зрения правителя Добруджи. Получается, что Святослав намерен торговать с Русью, как с любой другой соседней державой. Этой фразой он явно отделяет себя от Руси. Можно вполне согласиться с А. С. Деминым, что «Русь по отношению к земле Святослава представлена внешней, сопредельной страной, из которой блага текут в Переяславец, — наподобие Византии, Чехии, Венгрии. Из Руси в Переяславец поступает даже «челядь» (рабы. — А.К.), которая в летописи упоминается только как объект внешних связей Руси (дары, трофеи и пр.). Такое отношение к Руси как загранице абсолютно необычно для русских персонажей летописи»{358}. Не случайно и более позднее признание Святослава в том, что «Русская земля далеко», то есть помощи он от нее не получает и связей с ней никаких не поддерживает.
Как известно, в Болгарии Святослав в конце концов потерпел неудачу и оказался осажденным византийской армией в Доростоле. Любопытно, что Повесть временных лет считает появление Святослава на Балканах целиком его инициативой и изображает его единственным предводителем воинства русов. Правда, В. Н. Татищев, опираясь на свои летописные материалы, сообщает, что во время поездки Святослава в Киев большая часть русской армии оставалась в Болгарии, а одним из русских отрядов командовал воевода Волк{359}. Данные В. Н. Татищева подтверждаются информацией византийских источников. Византийские авторы также считают Святослава главным из русских вождей, участвовавших в балканском походе. Главным, но не единственным. Известно, что весной 970 года отряды русов сражались с греками под Аркадиополем. Согласно Повести временных лет, в это время Святослав был в Киеве и появился в Болгарии только в 6479 (971) году. Получается, оставшиеся в Болгарии русы не только защищали захваченные территории, но и предпринимали рискованные, масштабные операции, не считаясь со Святославом. Правда, летописное время второго появления Святослава на Балканах оспаривается учеными. В сочинении Скилицы содержится сообщение о том, что русы «опять напали на Болгарию» на шестом году царствования Никифора Фоки{360}, что соответствует 969 году. Среди историков нет единого мнения по вопросу о том, присутствовал ли Святослав весной 970 года в Болгарии и участвовал ли он в битве под Аркадиополем? Вспомним высказанное уже выше предположение о том, что рассказ Скилицы о повторившемся нападении русов можно понимать и как сообщение о возобновившихся после некоторого перерыва боевых действиях. Любопытно, что Лев Диакон не сообщает о том, что русами в битве под Аркадиополем командовал Святослав{361}. В рассказе Скилицы имеется замечание, что Святослав участвовал в формировании армии, отправляющейся под Аркадиополь{362}. Логичным может показаться предположение, что он участвовал и в самой битве. Но не является ли это замечание умозаключением Скилицы, знавшего, что Святослав был предводителем русов и, следовательно, «обязан» был участвовать во всех крупных сражениях той войны. Описывая битву, Скилица подробно рассказывает о подвигах какого-то огромного «скифа», но о роли Святослава не упоминает вообще. Последнее замечание является очень важным. Несогласованность действий русов, отсутствие упоминания о едином командовании свидетельствуют о том, что, если даже Святослав участвовал в битве, единственным вождем русов он не был.
Кроме Святослава, источники упоминают и других предводителей русов — Икмора, Сфенкела и еще нескольких, неизвестных по именам «знатных скифов», превосходивших «прочих воинов большим ростом и блеском доспехов»{363}. Сфенкела по сходству имен историки часто отождествляют со Свенельдом русских летописей. Однако Сфенкел погиб в сражении под Доростолом{364}, в то время как Свенельд пережил Святослава. Положение Икмора и Сфенкела среди русов очень любопытно. Икмор под Доростолом сражается «окруженный отрядом приближенных к нему воинов»{365}. Это его личная дружина, следовательно, он независим от Святослава. Последнее следует из сообщения Скилицы о том, что Икмор пользовался у русов «наивеличайшим почетом и был уважаем всеми за одну свою доблесть, а не за знатность единокровных сородичей или в силу благорасположения» (вероятно, благорасположения Святослава?){366}. «Как только Икмор погиб, скифы подняли крик, смешанный со стоном, а ромеи устремились на них. Скифы не выдержали натиска противника; сильно удрученные гибелью своего предводителя, они забросили щиты за спины и стали отступать к городу, а ромеи преследовали их и убивали»{367}. Получается, что именно Икмор, окруженный своими дружинниками, а не Святослав командовал русами в этой битве под Доростолом. Не менее примечательна и роль в балканских событиях Сфенкела. Он занимает со своим отрядом Великую Преславу и действует автономно от Святослава, находившегося Доростоле. Связи между ними нет — Святослав даже не знает о нападении на Преславу греков. Сфенкел явился в Доростол только после падения Преславы. Эта разобщенность и независимость в действиях русских предводителей свидетельствует о том, что в Болгарии действовало несколько самостоятельных отрядов русов.
То, что русские отряды действовали самостоятельно, подтверждается и тем, как был произведен набор воев в балканскую армию. Мизерность суммы в 15 кентинариев свидетельствует о том, что набором русов занималось киевское правительство, а не Калокир. Согласно сообщению Льва Диакона, Святослав «поднял на войну все молодое поколение тавров», набрав, таким образом, войско, «состоявшее кроме обоза, из шестидесяти тысяч цветущих здоровьем мужей»{368}. Обращение Святослава к «цветущим здоровьем мужам» напоминает былинный клич, с которым герой обращается ко всем желающим и на который съезжаются «буйны молодцы» со всех русских земель. Учитывая массовое вооружение народа в Древней Руси, набрать дружину таким достойным вождям, как Икмор и Сфенкел, не составляло особого труда. Даже если признать преувеличенной цифру 60 тысяч, число русов в 20 тысяч, которую указал грекам Святослав и которая показалась им реальной, свидетельствует о том, что в поход на Балканы отправилось объединенное войско нескольких вождей.
Лев Диакон сообщает, что Икмор был вторым по значительности вождем в воинстве русов после Святослава, а Сфенкел — третьим{369}. Однако список вождей явно не ограничивался тремя. Был еще и Волк. Известно, что в походе на Балканы участвовал воевода Свенельд. Он командовал своей дружиной, которая, как увидим ниже, действовала автономно от Святослава. Не случайно Повесть временных лет именует его воеводой отца Святослава, но не самого князя, подчеркивая тем самым независимость Свенельда. Были и другие предводители, имена которых канули в Лету. Уже после гибели Икмора и Сфенкела, накануне решительного сражения с греками, Святослав собрал «совет знати, который на их языке носит название «комент»{370}. Судя по описанию хода «комента» — это было достаточно многолюдное собрание. Одних только мнений о возможных дальнейших действиях русов было высказано три, причем Святослав столкнулся с оппозицией со стороны других вождей воинства русов: «Одни высказали мнение, что следует поздней ночью погрузиться на корабли и попытаться тайком ускользнуть, потому что невозможно сражаться с покрытыми железными доспехами всадниками, потеряв лучших бойцов, которые были опорой войска и укрепляли мужество воинов. Другие возражали, утверждая, что нужно помириться с ромеями, взяв с них клятву, и сохранить таким путем оставшееся войско. Они говорили, что ведь нелегко будет скрыть бегство, потому что огненосные суда, стерегущие с обеих сторон проходы у берегов Истра (Дуная. — А.К.), немедленно сожгут все их корабли, как только они попытаются появиться на реке»{371}.
Святослав, желавший продолжения войны с греками, остался, таким образом, в одиночестве, но ему все же удалось убедить других вождей русов решиться на еще одну битву с византийцами и либо победить врагов, либо, будучи побежденными, умереть со славой. В Повести временных лет сохранилась очень похожая речь Святослава, обращенная к его воинам в сходной ситуации. И в том и в другом случае Святослав предлагал русам погибнуть, но не отступить. Согласно сообщению Скилицы, на рассвете следующего дня «варвары поголовно выступили из города. Чтобы никому не было возможности спастись бегством в город, они заперли за собой ворота и бросились на ромеев»{372}. Сражение закончилось ужасающим разгромом русского войска. Согласно Льву Диакону, «в этой битве полегло пятнадцать тысяч пятьсот скифов, на поле сражения подобрали двадцать тысяч щитов и очень много мечей»{373}. Известно, что византийские хронисты были склонны преувеличивать потери русов, но эта цифра, основанная на подсчете щитов и мечей, кажется вполне достоверной. Далее Лев Диакон пишет, что, после заключения мира с греками, Иоанн Цимисхий выделил русам хлеб — «по два медимна на каждого. Говорят, что из шестидесятитыеячного войска русов хлеб получили только двадцать две тысячи человек, избежавшие смерти, а остальные тридцать восемь тысяч погибли от оружия ромеев»{374}. Последние цифры находят подтверждение в Повести временных лет, в которой сказано, что на вопрос греков, сколько русов в войске Святослава, он ответил: «Нас двадцать тысяч». Десять тысяч он прибавил, ибо было русских всего десять тысяч». Получается, что Святослав, не согласившись с мнением «комента», взял на себя ответственность перед русскими вождями и погубил в сражении под Доростолом большую часть войска русов (15 тысяч против 10 тысяч, оставшихся в живых). Причем погибли, вероятно, прежде всего, сторонники Святослава, желавшие драться с греками и сражавшиеся в первых рядах.
По рассказам византийских хронистов можно судить о том, что поведение самого Святослава в этом сражении было далеко не безупречным. Скилица, Кедрин и Зонара сообщают, что якобы император Иоанн Цимисхий, сам храбрый воин, желая остановить кровопролитие, предложил Святославу личное единоборство. «Но тот не принял вызова и добавил издевательские слова, что он, мол, лучше врага понимает свою пользу, а если император не желает более жить, то есть десятки тысяч других путей к смерти; пусть он и изберет, какой захочет»{375}. Вполне возможно, что этот эпизод выдуман греками, желавшими унизить предводителя русов. Однако то, что Святослав в определенный момент боя повел себя малодушно, не вызывает сомнений. Выше уже было сказано, что русы приняли решение в случае поражения не возвращаться в Доростол, а погибнуть с честью. Инициатором этого решения был, судя по всему, сам Святослав. Однако в конце концов «скифы (русы. — А.К.) не выдержали натиска конной фаланги» и обратились в бегство. «Ромеи преследовали их до самой стены, и они бесславно погибали»{376}. Среди спасавших свою жизнь был и Святослав, который «израненный стрелами, потерявший много крови, едва не попал в плен; его спасло лишь наступление ночи»{377}. На следующий день он предложил грекам начать мирные переговоры.
Какие же чувства могли испытывать не только чудом уцелевшие вожди русов, но и даже те, теперь уже немногие, простые воины к Святославу, «катархонту русов», не послушавшемуся совета «комента», погубившему огромное число русов и спасшемуся вместе с другими беглецами, хотя его место было среди убитых, среди которых он и обещал остаться в случае поражения? Любопытно, что Иоакимовская летопись сообщает, что Святослав у какой-то «стены долгия… все войско погуби». В. Н. Татищев добавляет, что «какая сия стена и где, я описания не нахожу»{378}. Уж не стены ли это Доростола, вход за которые был для русов перед началом последней битвы закрыт по инициативе Святослава? Какими же «долгими» должны были показаться эти стены русам, погибающим под ними!
Учитывая, что в битве под Доростол ом погибли, вероятно, последние сторонники Святослава, а сам он вынужден был искать мира с Византией, мы можем предположить, что авторитет Святослава пал так же низко, как и авторитет Игоря, явившегося в Киев после морского сражения с греками в 941 году. История последующих странных взаимоотношений Святослава и Свенельда, о которых еще будет сказано особо, позволяет нам согласиться с А. Г. Кузьминым, считающим, что поражение в Болгарии привело к развалу балканской армии русов{379}. Возможно, одной из причин разногласий стало также и недовольство части вождей балканской армии русов теми репрессиями, которые обрушил на христианскую партию в Киеве Святослав. Не исключено, что в Иоакимовской летописи, с большим интересом относившейся к истории борьбы христиан с язычниками, оказались причудливо соединены в один рассказ два события — борьба Святослава с оппозицией в Киеве, сопровождавшаяся разрушением церквей, накануне возвращения на Балканы, и столкновение между вождями русов после разгрома под стенами Доростола. Где погиб Глеб, неизвестно. Из византийских источников известно лишь о казнях, которые Святослав, после первых поражений русов от греков, произвел среди болгар, усомнившись в их верности, но о междоусобии в стане русов в них ничего не говорится. Вряд ли оно началось лишь по религиозным мотивам. В 971 году христиане, как и в 944 году, участвовали в заключении договора Святослава с греками наравне с язычниками{380}. Святослав, судя по всему, преследовал только киевских христиан, но и эти репрессии также не были вызваны одними религиозными расхождениями. Повесть временных лет, рисующая Святослава «терпимым» язычником, оказывается ближе к истине, чем Иоакимовская летопись.
После всего вышесказанного становится, кстати, понятно, почему Святослав заключал договор с греками в одиночестве. Дело вовсе не в том, что к 971 году кроме Святослава не было уже русских князей. Напротив, князья на Руси были. Просто сам Святослав оказался вне Руси, балканское воинство русов распалось, и если кто-то из его вождей, кроме Святослава и Свенельда, уцелел, то он не хотел иметь ничего общего с неудачником Святославом. По существу договор 971 года Святослав заключил от себя лично и от тех дружинников-русов (язычников и христиан), которые все еще его поддерживали. Этим объясняются и многочисленные странности, которые исследователи находят в договоре 971 года.
Киевский князь Святослав беседует с императором Цимисхием. Фрагмент миниатюры Мадридского списка Хроники Иоанна Скилицы
Как и все предыдущие договоры, договор 971 года — это подлинный документ X века, его статьи являются вставкой в уже написанный летописный текст и не имеют связи с последним. Кроме того, текст договора 971 года не только не зависит от предшествующего и последующего легендарных текстов, но и, напротив, противоречит им, сообщая более достоверные данные об итоге кампании русов на Балканах. Что же касается странностей договора, то их действительно немало. Например, впервые в практике двухсторонних отношений подписание договора 971 года состоялось на поле брани, далеко от Константинополя и Киева. Содержание договоренностей известно по Повести временных лет и по сообщениям Льва Диакона и Скилицы. В договоре 971 года Святослав обещает только не нападать на владения Византии, в том числе и на Корсунь и Болгарию, и оказывать помощь грекам в случае нападения неприятеля на Византию. Лев Диакон и Скилица сообщают, что по договоренности между сторонами русы должны были передать византийцам Доростол, освободить пленных, покинуть Болгарию, и тогда греки позволят им уйти, снабдят продовольствием и «будут считать своими друзьями тех, которые будут посылаемы по торговым делам в Византию, как было установлено прежде»{381}. По существу, договор представляет собой лишь письменное подтверждение Святославом своих обязательств императору. В этом документе не оговариваются ни условия пребывания русов в Византии, ни другие формальности, которые столь тщательно разбирал договор 944 года. Правда, в изложении условий договора Львом Диаконом сказано, что условия посещения русами Константинополя по торговым делам будут те же, что были установлены «прежде». Однако предположить, что стороны вернулись к положениям договора 944 года, мешает то обстоятельство, что, возвращаясь на Русь, Святослав зимовал в Белобережье, что было запрещено по условиям договора 944 года. По существу, договор 971 года заключен со Святославом как с опасным одиночкой, с независимой военной силой, предводителем бродячей дружины, а не с правителем Руси.
Трагедия одиночества Святослава наиболее полно проявляется в рассказе Повести временных лет о его гибели от рук печенегов: «Заключив мир с греками, Святослав пошел в ладьях к порогам. И говорил ему воевода отца его Свенельд: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у поргов печенеги». И не послушал его, и пошел в ладьях. А переяславцы (жители болгарского города, в который так стремился Святослав. — А.К.) послали к печенегам сказать: «Идет мимо вас русь, Святослав с небольшой дружиной, забрав у греков много богатства и без числа пленных». Услышав об этом, печенеги обступили пороги. И пришел Святослав к порогам, и нельзя было пройти. И остановился зимовать в Белобережье, и кончилась у него пища, и настал великий голод, так что по полугривне стоила конская голова. И тут перезимовал Святослав.
С началом весны, в лето 6480 (972), двинулся Святослав к порогам. И напал на него Куря, князь печенежский, и убил Святослава, и взял голову его, и сделал чашу из черепа, оковав его, и пили из него. Свенельд же пришел в Киев к Ярополку».
Большинство историков этот эпизод волнует, прежде всего, в связи с вопросом о том, кто же все-таки натравил печенегов на Святослава? Повесть временных лет, как мы видим, обвиняет во всем жителей Переяславца. Среди историков, правда, очень популярна точка зрения, что к убийству Святослава приложили руку византийцы.
Мечи середины X в., найденные в днепровских порогах на месте гибели князя Святослава и его дружин
Между тем в истории гибели Святослава много загадок. Непонятно, почему Святослав не спешил в Киев? Та же Повесть временных лет сообщает, что Святослав намеревался вскоре привести новые силы русов и вновь начать войну с греками. Судя по тому, как он голодал в Белобережье, зимовка изначально в его планы не входила. Непонятно, почему Святослав не послушался совета Свенельда и не отправился в Киев по суше? Ведь таким образом он уже один раз приходил в Киев в 969 году?
Весьма подозрительно и поведение самого Свенельда. Правда, до середины XIX века историки не находили ничего странного в том, что Свенельд уцелел. Так, М. М. Щербатов считал, что Свенельд «спасся в нещастном бою, бывшем в порогах, и пришел уведомить Ярополка о смерти его отца»{382}. Однако С. М. Соловьев усомнился в подобном толковании текста летописи: «Здесь прежде всего представляется вопрос: почему Святослав, который так мало был способен к страху, испугался печенегов и возвратился назад зимовать в Белобережье; если испугался в первый раз, то какую надежду имел к беспрепятственному возвращению после, весною; почему он мог думать, что печенеги не будут сторожить его и в это время; наконец, если испугался печенегов, то почему не принял совета Свенельда, который указывал ему обходной путь степью? Другой вопрос: каким образом спасся Свенельд? Во-первых, мы знаем, каким бесчестьем покрывался дружинник, оставивший своего вождя в битве, переживший его и отдавший тело его на поругание врагам; этому бесчестью наиболее подвергались самые храбрейшие, то есть самые приближенные к вождю, князю; а кто был ближе Свенельда к Святославу? Дружина обещала Святославу, что, где ляжет его голова, там и они все головы свои сложат; дружина, не знавшая страха среди многочисленных полчищ греческих, дрогнула перед печенегами? И неужели Свенельд не постыдился бежать с поля, не захотел лечь с своим князем? Во-вторых, каким образом он мог спастись? Мы знаем, как затруднительны бывали переходы русских через пороги, когда они принуждены бывали тащить на себе лодки и обороняться от врагов, и при такой малочисленности Святославовой дружины трудно, чтоб главный по князе вождь мог спастись от тучи облегавших варваров. Для решения этих вопросов мы должны обратить внимание на характер и положение Святослава, как они выставлены в предании. Святослав завоевал Болгарию и остался там жить; вызванный оттуда вестью об опасности своего семейства нехотя поехал в Русь; здесь едва дождался смерти матери, отдал волости сыновьям и отправился навсегда в Болгарию, свою страну. Но теперь он принужден снова ее оставить и возвратиться в Русь, от которой уже отрекся, где уже княжили его сыновья; в каком отношении он находился к ним, особенно к старшему Ярополку, сидевшему в Киеве? Во всяком случае ему необходимо было лишить последнего данной ему власти и занять его место; притом, как должны были смотреть на него киевляне, которые и прежде упрекали его за то, что он отрекся от Руси? Теперь он потерял ту страну, для которой пренебрег Русью, и пришел беглецом в родную землю. Естественно, что такое положение должно было быть для Святослава нестерпимо; не удивительно, что ему не хотелось возвратиться в Киев, и он остался зимовать в Белобережье, послав Свенельда степью в Русь, чтоб тот привел ему оттуда побольше дружины, с которой можно было бы снова выступить против болгар и греков, что он именно и обещал сделать перед отъездом из Болгарии. Но Свенельд волею или неволею мешкал на Руси, а голод не позволял Святославу медлить более в Белобережье; идти в обход степью было нельзя: кони были все съедены, по необходимости должно было плыть Днепром через пороги, где ждали печенеги. Что Святослав сам отправил Свенельда степью в Киев, об этом свидетельствует Иоакимова летопись»{383}.
Пожалуй, можно согласиться с историками, которые из сообщения Иоакимовской летописи о том, что Святослав «вся воя отпусти полем ко Киеву, а сам не со многими иде в лодиах»{384}, делают вывод, что русское войско, собираясь домой, еще в Болгарии разделилось на две части, одна из которых пошла посуху со Свенельдом, а другая, меньшая, со Святославом отправилась в лодьях к Днепру. При этом следует признать, что Свенельд отправился в Киев вовсе не для того, чтобы привести Святославу помощь. Для этого не нужно было уводить у Святослава большинство воев. А то, что никакой помощи Святослав так и не получил, свидетельствует, что причина ухода Свенельда от князя была иной. Отметим, что из рассказа Повести временных лет нельзя сделать вывод о том, что Святослав чего-то ждал в Белобережье.
Почему же Свенельд покинул Святослава? Поступок воеводы кажется тем более удивительным, так как в других случаях (например, при подавлении восстания древлян) он действует как идеальный дружинник. Однако не следует забывать, что Свенельд входил в правительство Ольги и разделял ее взгляды на внутреннюю и внешнюю политику Руси. В Болгарии Свенельд так же сохранял независимость от Святослава. Не случайно Повесть временных лет, рассказывая о заключении мира в 9479 (971) году, называет Свенельда воеводой отца Святослава, но не самого князя. Смерть Ольги, расправа над христианами, поражение в войне привели, как уже было сказано, к распаду балканской армии русов и до того не представлявшей из себя единого целого. Свенельд в этих условиях был свободен от любых обязательств в отношении Святослава. Большая часть русов, оставив потерявшего их поддержку Святослава зимовать в Белобережье, двинулась во главе со Свенельдом к Киеву. С. М. Соловьев был прав, когда утверждал, что Святослав не спешил с возвращением домой. Он не был уверен, что Русь его примет после того, что он совершил.
Итак, поведение Свенельда объяснить можно. Видимо, для него Рюриковичи вообще не были объектом поклонения. В 40-х годах X века он был причастен к гибели Игоря, а после смерти Святослава, в 70-х годах X века, — к гибели Олега Святославича. Менее понятно поведение Ярополка Святославича. Если Свенельд бежал с поля боя, бросив тело Святослава на поругание, то Ярополк ни в коем случае не должен был брать его к себе на службу. Если Свенельд увел от Святослава большую часть армии, оставив последнего голодать в Белобережье, то Ярополк, при первой возможности, как хороший сын, должен был схватить Свенельда. Если же Свенельд был послан в Киев за помощью, то непонятно, почему Ярополк ее не отправил. Ярополк не просто принял Свенельда на службу. У киевского князя был свой воевода Блуд. Судя по всему, Свенельд продолжал возглавлять дружину, приведенную им в Киев, сохраняя самостоятельность от киевского князя и в то же время являясь его основной силой. Свенельд руководил политикой Ярополка и даже вынудил последнего отомстить своему брату за убийство Люта Свенельдича. Получается, что, оставив Святослава без помощи, Ярополк и Свенельд сознательно обрекли его на смерть.
Любопытно, что во внешней политике Ярополк вновь начал ориентироваться на христианские страны. Так, Ламперт Херсфельдский (70-е годы XI века) сообщает, что на имперском съезде в Кведлинбурге на Пасху 973 года, целью которого было продемонстрировать Европе итоги урегулирования германо-византийских противоречий, среди прочих иностранных представителей присутствовало и русское посольство. Известно и о других контактах Руси с христианскими странами при Ярополке. Согласно Никоновской летописи (XVI век), накануне наступления Владимира на Полоцк и Киев к Ярополку прибыли послы из Византии и Рима{385}. В некоторых работах даже встречается утверждение, что Ярополк был христианином. Однако, судя по тому, что в 1044 году были крещены его кости, это не так. Наконец, вскоре после (а может быть, и до?) гибели Святослава от рук печенегов устанавливаются хорошие отношения Киева с печенегами. Недаром во время борьбы Ярополка и Владимира Святославичей приближенные советовали Ярополку бежать к печенегам и собрать там армию.
Предположения о причастности к гибели Святослава Ярополка и Свенельда, а также о причинах их поступка уже высказывались в историографии. Л. Н. Гумилев усмотрел в этом происшествии происки киевских христиан, возглавляемых Ярополком Святославичем и Свенельдом, не желавших возвращения в Киев язычника Святослава «с озверелой солдатней»{386}. И. Я. Фроянов считает основным мотивом поведения Ярополка и Свенельда не религиозный, а политический интерес. Они сознательно обрекли Святослава на гибель, боясь потерять власть{387}. Полагая выводы Л. Н. Гумилева и И. Я. Фроянова справедливыми, следует признать, что проблема гораздо сложнее и не сводится лишь к соперничеству нескольких человек или религиозных течений, хотя и это имело место. Святослав, ненадолго, овладев в конце 960-х годов Киевом, разрушил союз князей, а вместе с ним и единство Руси. При этом он сам оказался вне Руси, что вполне устраивало большинство русских князей, входивших до этого в союз. Они были против его возвращения в Киев. Святослав погиб потому, что вступил в противоречие с союзом князей, с системой управления, существовавшей тогда на Руси, сделав попытку не считаться с этой системой, опираясь на простых киевлян. Свенельд и Ярополк только выражали мнение большинства князей.
Впрочем, поступок Ярополка и Свенельда вызвал возмущение у другого сына Святослава — Олега. Известно, что древлянский князь убил сына Свенельда Люта, заехавшего в его земли поохотиться, узнав, что тот Свенельдич. Правы те исследователи (А. Г. Кузьмин), которые видят в конфликте Святославовичей продолжение борьбы русов на Дунае и связывают этот конфликт с трагедией в Белобережье.
Итак, известия источников о столкновении Святослава с христианской партией князей в Киеве, сохранение князьями независимости от Киева, эпизод с распределением владений между сыновьями Святослава, его уход на Балканы — все это говорит о том, что Святославу не удалось подчинить себе Киевскую Русь и после смерти Ольги. Условия же договора 971 года являются скорее показателем распада Руси, потери Святославом связи с остальными русскими князьями. Закономерным следствием этого стала гибель самого Святослава.