Феликс Керстен
Феликс Керстен
Мое знакомство с Феликсом Керстеном, одной из закулисных фигур в мрачной трясине нацистской политики, впервые приблизило меня к эсэсовской верхушке. Толстяк и внешне безобидный массажист из Финляндии, он сумел проложить себе дорогу не только в аристократические круги за рубежом, но и в высшие эшелоны власти нацистской Германии. Хотя он не был интеллектуалом, но имел трезвый, цепкий ум и отличался необыкновенной проницательностью. Он родился в крестьянской семье, в 1917 году недолго служил офицером в финской армии, потом, спасаясь от большевиков, бежал в Германию, где Керстен работал посудомойкой, статистом на киностудии, массажистом и, наконец, с 1930 года — «доктором манипулятивной терапии». Он был на «ты» с голландским принцем-консортом Генрихом фон Мекленбургским, и еще он был личным врачом Гиммлера.
Когда зимним вечером 1942 года Циммерман привел меня к нему, Керстен занимал роскошные апартаменты на углу Рюдесхаймерплац в Берлин-Вильмерсдорфе. Эти апартаменты ему достались благодаря программе «арианизации» — их прежний владелец, еврей, был попросту оттуда выдворен. Квартира поражала вычурной роскошью. Интерьер и убранство ее были скопированы во дворцах, замках и загородных виллах богатых клиентов Керстена. Хозяин нас встретил унылой миной. Мы не рассчитали расстояние и опоздали на полчаса. Керстен сухо заметил, что не привык ждать людей, приходящих к нему с просьбами и одолжениями. Он имел все основания рассматривать наш визит именно в таком свете: Циммерман рассказывал ему о моей участи, а от Герды, сестры Циммермана, Керстен был осведомлен о проекте по облучению молока и трудностях, возникших на пути его осуществления.
Но вскоре омрачившую первую четверть часа атмосферу удалось развеять. Керстен перестал хмуриться, разговор оживился. Циммерман заговорил о молочном проекте, а Керстен поначалу отговаривался своей некомпетентностью. Затем пообещал помочь, представив Циммермана нужным людям, которые воспользуются для него своими связями, что вскоре действительно было сделано.
Во время разговора я внимательно наблюдал за Керстеном. Можно ли его принимать всерьез? В тот момент он показался мне любезнейшим человеком, каким его и описывал Циммерман. На пухлом лице алчные глаза, чем-то похожие на глаза ребенка. У Керстена были нелады со щитовидной железой, к тому же он страдал от ожирения. Однако, несмотря на огромные размеры, был очень подвижным. Его жирные руки с беловатыми следами ранок постоянно вертели какой-нибудь предмет, то карандаш, то подвернувшуюся миниатюрку. По средневековой классификации он был флегматиком с примесью сангвиника. Его отличали чувственность и страсть, он был очень ленив, честолюбив, тщеславен. Прекрасно зная об этом, Циммерман верно рассчитал, что Керстен будет польщен знакомством с астрологом, который, быть может, заинтересует Гиммлера. Неожиданно Керстен сказал: «Со мной вы можете говорить вполне откровенно о политической обстановке. Я достаточно хорошо обо всем информирован, к тому же у меня есть свои соображения и своя озабоченность относительно войны и международного положения Германии. А теперь скажите, что вы думаете о гороскопе Гитлера».
С большой опаской я перечислил относящиеся к нему созвездия и обратил внимание на те, что были особенно неблагоприятны. Затем я высказал предположение, что такой человек не сможет долго и удачно руководить страной, и добавил, что мне жаль немецкий народ; впереди мне виделось нечто ужасное, если только в политике не произойдет радикальных перемен. Наступления под Москвой и Ленинградом к тому времени были остановлены, наши войска осуществляли «стратегическое отступление», которое должно было продолжаться три долгих года. Я сказал Керстену, что в гороскопе Гитлера Сатурн занимает ту же позицию, что в гороскопе Наполеона, и хотя их судьбы не идентичны, в них все же есть определенное сходство, прежде всего в том, что касается русской кампании и предстоящих сражений. Чтобы спасти Германию, необходимо в ближайшее время что-то сделать. Я не сказал, что нужно сделать, но Керстен понял меня.
Затем он сказал: «Вы можете дать мне гороскоп Гитлера? Я бы хотел показать его Гиммлеру». Эти слова повергли меня в ужас. Видя мое замешательство, Керстен продолжал покровительственным тоном: «Дорогой мой, вам нечего бояться. Гиммлер вам не причинит вреда. Яберусь все устроить. То, что вы мне рассказали о будущем Гитлера, очень важно, интересно, и Гиммлер должен об этом узнать».
«Нет, — сказал я. — Пожалуйста, ни слова Гиммлеру. Не хочу снова оказаться в «следственной тюрьме» гестапо. Гиммлер ничего не должен знать. Он этого не поймет, сочтет мои слова клеветой, подстрекательством. Прошу вас сохранить в тайне мои замечания о гороскопе Гитлера, не создавайте мне лишних неприятностей».
Тут Керстен спросил, пришлось ли мне очень страдать в заключении; я ответил, что испытал на себе все те ужасы, что и другие заключенные в схожей ситуации. Еще я сказал, что мои мрачные прогнозы относительно личной судьбы Гитлера основываются на универсальных гороскопах, на гороскопе Германии и гороскопе на 30 января 1933 года — это дата основания третьего рейха, который, как было возвещено, просуществует тысячу лет и который, однако, окажется вскоре в предсмертной агонии.
«Вы должны мне рассказать об этом подробнее, господин Вульф, — настаивал Керстен. — Это чрезвычайно важно как для меня самого, так и для тех проектов, которыми я занимаюсь. И раз уж вы начали, прошу вас, продолжайте».
Циммерман также просил меня продолжать. Он Керстена знал лучше, чем я, поскольку финн был поклонником его сестры, доктора Герды Циммерман. Но я опять отказался. Я сказал, что не смогу этого сделать, не сверившись со своими вычислениями, но мои бумаги конфискованы, так что гестапо знакомо с моими предсказаниями относительно будущего Германии. Все, что я бы мог сейчас сообщить, не более чем запомнившиеся детали, картина была бы неполной, к тому же некоторые из моих вычислений и толкований сделаны двадцать лет назад.
«Вы должны встретиться с Гиммлером, — сказал мне Керстен. — Он вам понравится. Приятный человек, и многое для вас сможет сделать, если вы того пожелаете».
Я отклонил и это предложение. У меня не было желания встречаться с Гиммлером. Мне было достаточно того, что я о нем слышал. Позже и Циммерман убеждал меня, что я заблуждаюсь относительно Гиммлера, но Циммерман не знал того, что я видел в его гороскопе. Затем Керстен попросил составить подробные гороскопы для него и для Гиммлера. Созвездия Гиммлера для меня, астролога, представляли большой интерес, и мне захотелось включить его гороскоп в свою коллекцию. Так я начал работать на Керстена, предварительно получив от него заверения, что не буду подвергнут преследованиям. Через несколько недель я вручил Керстену его подробный гороскоп.
В то время у меня не было точных данных о рождении Гиммлера, и потому я не мог составить его гороскоп.
Найдите Муссолини!
Мой визит к Феликсу Керстену подвел меня к наиболее драматичному периоду моей жизни. Это была отнюдь не драма моего собственного сочинения. Ябыл внее вовлечен Циммерманом, который представил меня Керстену, надеясь извлечь для себя выгоду, используя меня как приманку. Керстен, в свою очередь, воспользовался моими астрологическими познаниями, чтобы придать себе больший вес в глазах Гиммлера, Вальтера Шелленберга и Артура Небе. Его уловка прошла. Вскоре он стал передавать мне заказы непосредственно от шефа СС. В результате я оказался в странном положении. По закону я, как и другие астрологи, должен был бы сидеть в концлагере; официально я числился служащим в исследовательском институте Циммермана по иррадиации молока, а фактически я занимался составлением астрологических прогнозов для высших чинов СС. Безусловно, мое положение было несопоставимо с пребыванием в концлагере, вто же время я должен был работать на пределе своих возможностей и, выполняя курьезнейшие заказы, стремиться выдать безупречные результаты, что было утомительно и опасно. Я не имел понятия, как долго эсэсовцы намерены опекать меня и не приведет ли малейшая оплошность с моей стороны к новому заключению, атои к чему похуже. По роду своей деятельности я должен был много знать, возможно, слишком много. А тех, кто знает слишком много, при диктаторских режимах стараются без лишнего шума убрать.
В ту пору люди из гестапо нередко заезжали за мной в Гамбург и через Ораниенбург или концлагерь Равенсбрюк везли меня в уединенное поместье Керстена Гарцвальд. Несколько членов секты Свидетели Иеговы — заключенные из Равенсбрюка — работали в поместье, расположенном километрах в семидесяти от Ораниенбурга, иначе говоря, из Берлина туда было езды часа полтора. Это поместье было излюбленным местом встреч эсэсовских вождей.
28 июля 1943 года — вскоре после ужасного воздушного налета на Гамбург — я стоял на улице перед домом, занятый погрузкой вещей, которые собирался отправить на хранение в Волдорф, когда увидел подкативших на машине офицеров гестапо Вальтера Волера и Мэгги Мехленберга. «Слава Богу, мы вас нашли, — крикнул один из них. — Я двое суток вас разыскивал. Нам велено доставить вас на командный пункт гестапо. От рейхсфюрера поступила телеграмма».
Моей первой мыслью было, что я опять арестован. Но все оказалось иначе — меня затребовали для выполнения особого задания. Двумя днями раньше,26 июля, партизаны захватили Бенито Муссолини. В Берлине, вштабквартире криминальной полиции, я предстал перед обергруппенфюрером СС Артуром Небе, который уже много лет возглавлял криминальную полицию и теперь имел звание генерала. Это был один из лучших криминалистов всех времен, тонкий знаток сыскной техники, человек, увлеченный своей работой, и потому, возможно, он занимал бы этот пост при любом режиме. Но когда понадобилось установить местонахождение похищенного Муссолини, традиционные методы сыска оказались бесплодными.
Кабинет Небе был обставлен в стиле ложного Ренессанса, столь почитаемого нацистскими главарями, ибо он сполна удовлетворял их пристрастию к показной роскоши. Небе принял меня с нарочитой любезностью, приберегаемой обычно сыщиками для несговорчивых клиентов. Он предложил мне коньяк «Хенесси» и американские сигареты, словно я к нему явился с дружеским визитом. Затем Небе передал мне данные о рождении одного предполагаемого преступника и другого — предположительно шпиона. Он попросил меня прямо в его присутствии составить краткий гороскоп на каждого из них. Сначала я занялся преступником: «Вы можете особенно не беспокоиться об этом человеке. Вскоре он окажется в руках криминальной полиции, и это для него плохо кончится». Познакомившись с данными шпиона, я сказал: «У этого человека скромные способности к сыску».
Я заметил, что Небе потрясли мои характеристики. Позднее я узнал, что «преступником» был сам Небе, а «шпионом»— его заместитель Лоббе. Вскоре я составил подробный гороскоп Небе. Мрачные предсказания, сделанные мною о времени и обстоятельствах его смерти, подтвердились дальнейшим ходом событий. Как выяснилось, Небе вел опасную двойную игру; он поддерживал тесные связи с немецким сопротивлением. После 20 июля 1944 года[2] ему пришлось скрываться. Несколько месяцев за ним гонялась его собственная криминальная полиция. Его подвели любовные связи. Одну из подружек Небе вынудили рассказать, где он скрывается. Небе судил чрезвычайный трибунал, и 4 марта 1945 года его повесили самым жестоким, изуверским образом.
Доктор Эрнст Тейхман, адвокат, в письме от 8 мая 1963 года писал мне: «Мы с Вами однажды вечером в июле 1943 года встречались в управлении криминальной полиции на Вердшермаркт в Берлине… На следующий день я узнал, что Вы тот самый известный и уважаемый астролог Вульф… Спустя несколько недель шеф криминальной полиции Артур Небе вызвал меня к себе. В то время я был его личным помощником. Он вручил мне гороскоп некоего управляющего фабрикой по имени Франц Шварц и попросил меня тут же прочитать и высказать свое мнение. Хотя Небе был человеком крайне подозрительным, но мне в отличие от моих коллег он полностью доверял, так что я без боязни мог говорить все, что думаю. По данным о рождении я тотчас понял, что так называемый управляющий Франц Шварц не кто иной, как Небе. Между прочим, в первой части гороскопа был дан довольно точный, хотя и не слишком лестный, отзыв о личных качествах Небе. Мне это показалось забавным, и я воскликнул: «Шеф, а ведь тот управляющий — это вы сами! Удивляюсь, насколько точно астролог описал вас!» К моему ужасу Небе побледнел, мне показалось, он был потрясен. И тут он рявкнул на меня: «Черт побери, приятель, сначала дочитай до конца!» Последующие мрачные предсказания о профессиональном и личном крахе, о преследованиях и жуткой смерти «господина Франца Шварца» меня в буквальном смысле слова ошеломили. Небе не сводил с меня глаз, и я попытался смягчить зловещее пророчество, все обратив в шутку. С того дня Небе почувствовал страх. Он становился все более раздражительным и часто впадал в глубокую депрессию. Не думаю, что ошибусь, предположив, что именно его душевное состояние подсказало ему удариться в бега после неудавшегося покушения 20 июля 1944 года. Вы были автором того гороскопа!»
Но при первой нашей встрече Небе интересовало главным образом местонахождение Муссолини. Индийская астрология предлагает методы вычислений такого рода. Я уже имел случай опробовать их в своей практике. Во второй половине того же дня я смог сообщить Небе, что Муссолини находится не более чем в ста двадцати километрах к юго-востоку от Рима. Как выяснилось, эти расчеты были точными. Хотя впоследствии его переправили на другой остров, а затем спрятали на вершине Гран Сассо в Абруццких горах, поначалу Муссолини был доставлен на остров Понца, и там он находился, когда я производил расчеты. Местоположение этого острова точно совпадает с указанным мною.
В тот вечер Небе пригласил меня отобедать с ним в «Кайзерхофотеле», который был почитаем нацистской верхушкой, поскольку тут до 1933 года часто бывал Гитлер. За обедом я должен был прокомментировать Небе гороскоп Кромвеля, Валленштейна и Наполеона. Я обратил его внимание на частичные совпадения этих гороскопов с гороскопом Гитлера. После этой встречи мне было разрешено ненадолго вернуться в Гамбург. Вскоре Небе прислал мне данные о рождении двадцати пяти высших нацистских чинов, чьи гороскопы я должен был составить в предельно короткий срок. Все эти люди подозревались в коррупции. Их имена и должности мне были неизвестны, но в одном из них опять фигурировал Небе. В Берлине, куда меня доставили в сопровождении офицера гестапо, я встретился с адъютантом Гиммлера Суханеком, и тот мне сделал выговор за то, что я слишком долго делал свои расчеты. Суханек сказал: «Рейхсфюрер велел передать, что вы должны работать быстрее и прилежней, иначе вас ожидает участь алхимика Таузенда, который сейчас сидит в концлагере и будет там сидеть, пока не получит золото».
Все же работа с Небе для меня обернулась удачей. Почти все книги и бумаги, конфискованные гестапо весной 1941 года, были мне возвращены по указанию Небе. Он сумел сделать то, что, несмотря на все старания, не смогли ни Циммерман, ни Керстен. Конечно, Небе это сделал не по доброте сердца. Он старался выжать из меня как можно больше, а потому и вернул столь необходимые в моей работе вещи. Недоставало только двух ящиков с индийскими рукописями и переводами. Позже я узнал, что сам Гиммлер реквизировал эти бесценные сокровища, сыгравшие важную роль при моей первой встрече с ним. Это Гиммлер позже устроит мне встречу с генералом Вальтером Шелленбергом, одним из тех, кому он полностью доверял. Отчасти Гиммлер это сделал, чтобы не терять меня из виду, но больше все же для того, чтобы воспрепятствовать мне работать на противников Небе в командовании СС, уже тогда расколотом на две враждующие группировки.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.