Глава 7. НЕСЧАСТНАЯ НАДЕЖДА

Глава 7. НЕСЧАСТНАЯ НАДЕЖДА

Красивая легенда. — Жертва или раба любви. — Убийство? Самоубийство? — Официальная версия. — Суждения подруг. — Мнения политиков.

Первая их встреча состоялась при довольно необычных обстоятельствах.

Был жаркий летний день. Высоко в небе стояло раскаленное солнце, его лучи почти отвесно падали на землю. Если бы не ласково серебрившееся море, дышать было бы невозможно, настолько невыносим зной в городе. А здесь, на набережной, хорошо. Играют детишки, шум, беззаботный смех.

И вдруг крохотная девчушка теряет равновесие и на глазах оцепеневшей ребятни падает в море. Тонкий испуганный вскрик угасает в набежавшей волне. Общая растерянность на берегу. И тогда в воду с разбега прыгает неизвестный юноша. Он подхватывает тонущего ребенка и выносит его на руках из воды. Спаситель маленького роста, рыжеватый, на лице пятна от оспы. Усы, которые скоро будет знать весь мир.

Да-да, спасителем заигравшейся на набережной и нечаянно упавшей в море девочки был двадцатичетырехлетний грузинский юноша Иосиф Джугашвили, случайно оказавшийся на месте происшествия. Девочку звали Надей. Ее фамилия была Аллилуева. Недавно ей исполнилось два годика. Происходило это в 1903 году в городе Баку.

«Для мамы, впечатлительной и романтичной, такая завязка наверное имела огромное значение, — пишет С. Аллилуева, — когда она встретилась с отцом позже, шестнадцатилетней гимназисткой, а он приехал из Сибири, ссыльный революционер 38-ми лет, давний друг семьи…»

Вскоре они поженились и Надежда Аллилуева стала женой Сталина.

У него это был второй брак. Первая жена Екатерина Семеновна Сванидзе скончалась задолго до революции, в 1907 году. Она родила ему сына Яшу, который сначала воспитывался у родственников в Грузии, а затем переехал к отцу в Москву. От второго брака родились сын Василий и дочь Светлана.

Семейная жизнь диктатора была, пожалуй, одной из самых главных его тайн. Можно себе представить, каким был уровень информации о личной жизни Сталина, если в его времена государственной тайной особой важности были данные о составе семьи члена Политбюро, его привязанностях и вкусах, его отношение к тем или иным вопросам и проблемам. Закрытость общества начиналась с засекреченности и безликости руководства. И хотя в стране были сотни тысяч портретов, скульптур, бюстов «отца всех времен и народов», которого обожествляли миллионы людей, открыто лишь было то, что предназначалось для ликования и восхищения. Личная жизнь вождя была спрятана за семью замками.

Только в последнее время к читателю начали прорываться первые публикации, касающиеся запретной в течение многих десятилетий темы — семейной жизни генералиссимуса, обычаев и нравов, господствовавших в его доме, обстоятельств смерти второй жены, Надежды Сергеевны Аллилуевой, неожиданно скончавшейся в возрасте 31 года. Откуда она родом, кто по профессии, кем были ее родители? Как она ушла из жизни — естественным или насильственным путем? Вопросы не праздные, они продиктованы вовсе не обывательским любопытством, особенно если учесть то бесспорное обстоятельство, что уход из жизни жены, которую Сталин очень любил, оказал большое влияние на его характер.

Вторая жена Сталина родилась в Баку в семье Сергея Яковлевича Аллилуева четвертым, младшим ребенком. У нее были два брата — Павел и Федор, а также сестра Анна. Глава семьи — выходец из воронежских крестьян с сильной цыганской примесью — бабка его была цыганкой. А по словам его внучки Светланы Иосифовны Аллилуевой, от цыган, наверное, пошли у всех Аллилуевых южный, несколько экзотический облик, черные глаза и ослепительные зубы, смуглая кожа, худощавость. Воронежский крестьянин, он, будучи способным к технике, освоил слесарное дело и попал в железнодорожные мастерские Закавказья. Жил он и в Тбилиси, и в Баку, и в Батуми. Стал членом РСДРП в 1898 году, встречался с Калининым, Фиолетовым и другими видными деятелями рабочего движения. В 1900-х годах переехал в Петербург, работал мастером в Обществе Электрического Освещения.

Сергей Яковлевич был просвещенным, интеллигентным русским рабочим. Современники рисуют его высоким, всегда опрятно, аккуратно и даже не без изящества одетым, с бородкой клинышком и седыми усами, чем-то отдаленно напоминавшим М. И. Калинина. Он был деликатен, обходителен, приветлив, ладил со всеми людьми. В Петербурге у него была четырехкомнатная квартира. Все дети учились в гимназии.

История его женитьбы была не менее романтичной, чем у дочери. Тогда он работал в Тифлисских мастерских. И вот к нему, пришлому молодому человеку, в одну прекрасную ночь является суженая, сбежавшая из дома с выкинутым через окно узелком с вещами. Суженой нет еще и четырнадцати лет, но у них горячая любовь и вера в счастливую звезду. Суженую зовут Ольгой, фамилия у нее украинская — Федоренко. Ее отец вырос и жил в Грузии, его мать была грузинкой, и говорил он по-украински. Женат был на немке из семьи колонистов. Так что юная жена Аллилуева свободно говорила по-немецки и по-грузински.

Сталин знал рабочего Аллилуева давно, еще с конца девяностых годов. Встречался с ним в Тифлисе и Баку. В 1910 году, когда Сталин нелегально покинул свою очередную ссылку в Вологде и приехал в Петербург, он остановился на квартире у Сергея Яковлевича и Ольги Евгеньевны. Сосланный затем в туруханскую тайгу, он поддерживал связь с полюбившимся ему питерским рабочим. Сердобольная Ольга Евгеньевна посылала одинокому грузину посылки с теплыми вещами, деньги.

Февральская революция 1917 года освободила Сталина из сибирской ссылки. Он приехал в Петроград. Куда было идти одичавшему в тайге человеку, оказавшемуся без средств к существованию, без крыши над головой, без куска хлеба в кармане? Он направился на квартиру к старым знакомым. Аллилуевы приняли его тепло, приютили, обогрели. Днями он где-то пропадал, возвращался домой поздно. Его всегда ждали горячий чай с бубликами и неподдельный интерес сестер к молчаливому, чаще всего угрюмому революционеру. В июльские дни 1917 года в квартире Аллилуевых несколько суток скрывался Ленин, которому отвели маленькую комнатку гимназистки Нади. Она в это время жила за городом, на даче у И. И. Радченко.

После Октябрьской революции Сталин стал членом первого Советского правительства — наркомом по делам национальностей. Окончившая гимназию Надежда Аллилуева работает у него в аппарате секретаршей. В начале 1918 года правительство переезжает в Москву. Пришлось и Надежде перебираться в старую столицу. Здесь восемнадцатилетняя недавняя гимназистка с полудетскими глазами соединяет свою судьбу с тридцатисемилетним Сталиным, прошедшим суровую школу жизни. Свадьбы не было — тогда в среде большевиков их не принято было устраивать. Она не стала менять фамилию, оставила свою, девичью. В Москве вступила в партию, ездила с мужем на Царицынский фронт. После работала в секретариате Совнаркома и личном секретариате Ленина, была у него дежурным секретарем в Горках.

Любопытная деталь: в 1921 году во время очередной чистки ее исключили из партии с формулировкой «за недостаточную общественную деятельность». И это несмотря на то, что она состояла в личном секретариате Владимира Ильича! Нравы в те времена были строгие, поблажек не делали никому. И все же Ленин счел необходимым обратиться к руководителям комиссии по чистке А. А. Сольцу и П. А. Залуцкому с письмом, считая долгом довести до сведения комиссии обстоятельства, оставшиеся неизвестными «ввиду молодости Надежды Сергеевны Аллилуевой».

«Лично я, — сообщал Ленин, — наблюдал ее работу как секретарши в Управлении делами СНК, т. е. мне очень близко. Считаю, однако, необходимым указать, что всю семью Аллилуевых, т. е. отца, мать и двух дочерей, я знаю с периода до Октябрьской революции. В частности, во время июльских дней, когда мне и Зиновьеву приходилось прятаться и опасность была очень велика, меня прятала именно эта семья и все четверо, пользуясь полным доверием тогдашних большевиков-партийцев, не только прятали нас обоих, но и оказывали целый ряд конспиративных услуг, без которых нам бы не удалось уйти от ищеек Керенского».

Надежду Аллилуеву в партии восстановили. В 1921 году у нее родился сын Василий, этим, видимо, и объясняется ее тогдашняя «недостаточная общественная деятельность».

После кончины Ленина она переходит на работу в редакцию журнала «Революция и культура», который издавался газетой «Правда», потом поступила в Промышленную академию, откуда ее отозвали и направили в Московский горком партии. В академии она училась на факультете искусственного волокна. Там же учились ее приятельницы — жена А. А. Андреева Дора Моисеевна Хазан и Мария Марковна Каганович. Секретарем партийной ячейки у них был молодой Хрущев, приехавший из Донбасса. Надежда Аллилуева была избрана студентами групоргом.

В своих воспоминаниях Никита Сергеевич подробно описывает период учебы в Промышленной академии. Рассказывая об обедах у Сталина, отмечает, что Надежда Сергеевна по характеру была другим человеком, чем ее муж. «Когда она училась в Промышленной академии, то очень мало людей знали, что она жена Сталина. Аллилуева и Аллилуева. У нас еще один был Аллилуев — горняк. Надя никогда не пользовалась доступными ей привилегиями. Она никогда не ездила в Промышленную академию на машине и не уезжала из академии в Кремль на машине. Нет, она приезжала трамваем. Она ничем не выделялась в массе студентов. Ограниченный круг людей знал, что Аллилуева — жена Сталина. Это было умно с ее стороны — не показывать, что она близка к человеку, который в политическом мире среди друзей и врагов считается человеком «номер один».

О том, что Сталин и его жена были разными по характеру людьми, свидетельствует и Б. Бажанов: «Надя ни в чем не была похожа на Сталина. Она была очень хорошим, порядочным и честным человеком. Она не была красива, но у нее было милое, открытое и симпатичное лицо…

…Когда я познакомился с Надей, у меня было впечатление, что вокруг нее какая-то пустота — женщин-подруг у нее в это время как-то не было, а мужская публика боялась к ней приближаться — вдруг Сталин заподозрит, что ухаживают за его женой, — сживет со свету. У меня было явное ощущение, что жена почти диктатора нуждается в самых простых человеческих отношениях…

…Домашняя ее жизнь была трудна. Дома Сталин был тиран. Постоянно сдерживая себя в деловых отношениях с людьми, он не церемонился с домашними. Не раз Надя говорила мне, вздыхая: «Третий день молчит, ни с кем не разговаривает и не отвечает, когда к нему обращаются; необычайно тяжелый человек». Но разговоров о Сталине я старался избегать — я уже представлял себе, что такое Сталин, бедная Надя только начинала, видимо, открывать его аморальность и бесчеловечность и не хотела сама верить в эти открытия».

Личная жизнь, это, конечно же, в первую очередь семья. Очевидно, вскоре после переезда в Москву Надежда поняла, что в жизни мужа ей отведено до обидного мало места. Ни с ней, ни с детьми ему некогда было общаться. А у них в кремлевской квартире, а потом и на даче, всегда было полно народу — родственники, друзья, знакомые. Комнаты звенели детским смехом — к Василию и Светлане приходило много маленьких гостей из соседних квартир.

В 1919 году семье Сталина выделили дачу в Зубалове. В 1932 году, после кончины жены, он переменил квартиру в Кремле и построил новую дачу в Кунцеве. Дом в Зубалове не строили по индивидуальному проекту, тогда еще так не делали, это пришло с годами. Просто воспользовались брошенной усадьбой, благо их тогда в Подмосковье пустовало много. Усадьба называлась по имени бывшего хозяина — нефтепромышленника Зубалова, владевшего нефтеперегонными заводами в Баку и в Батуми. Здесь же, неподалеку, поселились А. И. Микоян, К. Е. Ворошилов, Б. М. Шапошников.

Надежда Сергеевна работала, с детьми занималась няня, но по вечерам и в выходные дни мать старалась уделять как можно больше внимания сыну и дочери. До 1929–1930 годов, по воспоминаниям Светланы Аллилуевой, мать сама вела хозяйство, получала пайки и карточки, и ни о какой прислуге не могло быть и речи. Во всяком случае, в доме был нормальный быт, которым руководила хозяйка дома, и никаких признаков присутствия в доме чекистов, охраны тогда еще не было. Единственный охранявший ездил со Сталиным только в машине и к дому никакого отношения не имел, да и не подпускался близко. Более того, Сталин в то время ходил по московским улицам без всякой охраны, как обыкновенный человек.

Летом в Зубалове всегда было людно. Здесь часто живал Бухарин, наполнявший весь дом животными, которых очень любил. Он играл с детьми, учил няню ездить на велосипеде и стрелять из духового ружья. Надолго приезжал Г. К. Орджоникидзе, который очень дружил со Сталиным. Близкими подругами были их жены. Появлялся Буденный с гармошкой, под которую любил петь Ворошилов. Изредка подтягивал и хозяин, у него, оказывается, был высокий и чистый голос, хотя говорил он, наоборот, глуховато и негромко.

Признанной главой дома была хозяйка. Ей одной удавалось объединить и как-то сдружить между собой всех разношерстных и разнохарактерных родственников. Многие знавшие ее люди отмечают, что наряду с привлекательностью, умом, необыкновенной деликатностью она обладала большой твердостью, упорством и требовательностью в том, что ей казалось непреложным. Подчеркивая независимость ее характера, приводят такой пример: в 1927 году, во время ожесточенной борьбы Сталина с Троцким, когда Троцкий и Зиновьев были исключены из партии и покончил с собой их видный сторонник дипломат А. А. Иоффе, на похоронах за его гробом в числе провожавших в последний путь шла Надежда Аллилуева.

Родственников у Надежды Сергеевны было много, и они не обделяли ее своим вниманием. Объявив себя мужем и женой, супружеская пара перевезла в Москву родителей Надежды. Сергей Яковлевич и Ольга Евгеньевна Аллилуевы жили в кремлевской квартире Сталина, на лето перебирались в Зубалово. После смерти Надежды в 1932 году Сергей Яковлевич сник, совершенно ушел в себя, подолгу не выходил из своей комнаты. Жил попеременно то в Зубалове, то у старшей дочери Анны. Потом засел за воспоминания, которые вышли в 1946 году. Напечатанными он их так и не увидел — умер в 1945 году почти в восьмидесятилетнем возрасте. В отличие от сдержанного, деликатного супруга, Ольга Евгеньевна была натурой темпераментной, влезала во все бытовые мелочи, бурно выражала свой восторг и свое недовольство. Умерла она в 1951 году от стенокардического спазма, было ей 76 лет. После неожиданной кончины младшей дочери старики жили порознь, и каждый встретил свой смертный час отдельно друг от друга. Так же стоически переносили они удары, валившиеся на семью один за другим.

Удары обрушивались с сатанинской методичностью, как будто кто-то специально задался целью вырвать этот большой и крепкий род с корнями. Чудовищный замысел начался с уничтожения молодых побегов семейного древа Аллилуевых. После трагической кончины Надежды рок указал кровавым перстом на ее старшего брата Павла и его жену Евгению Александровну. Павел Сергеевич, похожий на младшую сестру и внешне, и внутренне, только, пожалуй, более мягкий и податливый, стал, как ни странно, профессиональным военным. Не он выбирал профессию — она его выбрала. Началась революция, гражданская война, и он взял в руки оружие. Воевал под Архангельском, в Туркестане.

После окончания гражданской войны по указанию Ленина его послали с экспедицией Урванцева на Крайний Север — искать руду, уголь. Он не принадлежал к числу ученых, он обеспечивал их безопасность. На реке Норилке экспедиция обнаружила огромнейшие запасы каменного угля и железной руды. Павел Аллилуев вместе с Урванцевым забивали первые колышки в основание будущего города Норильска. В конце двадцатых годов он с семьей уехал в Германию в качестве военпреда. Вернувшись в Москву, создавал Бронетанковое управление. В 1938 году, выйдя на работу после очередного отпуска, он не узнал своего управления: в его отсутствие арестам подверглась большая половина сотрудников. Служебные помещения опечатаны, в коридорах зловещая тишина. Генералу Аллилуеву стало плохо, и он умер в своем кабинете от сердечного спазма. Через десять лет, в 1943 году, эту внезапную смерть вспомнит Берия и использует ее против вдовы Павла Аллилуева Евгении Александровны. Ей предъявят обвинение в отравлении мужа и запрячут на десять лет в одиночку, откуда ее освободит 1954 год.

Не менее трагична и судьба старшей сестры Анны. Как и Надежда, она рано вышла замуж. Ее супругом был Станислав Францевич Реденс — польский большевик, давний сподвижник Дзержинского. Реденс работал в ЧК на Украине, в Грузии. В Тбилиси он повстречался с Берией и сразу не понравился ему. Лаврентий Павлович сделал все возможное, чтобы выжить Реденса из Грузии. Был найден благовидный предлог — перевод в московскую ЧК. На первых выборах в Верховный Совет СССР в 1936 году Реденса избирают депутатом. Но в 1938 году в Москве появляется Берия. Реденса сразу же откомандировали в Казахстан, и он с семьей переехал в Алма-Ату. Пробыл там недолго — вскоре его вызвали в Москву. Ехал с тяжелым чувством. Оно оправдалось — к семье он уже не вернулся.

Его жена с детьми переехала в Москву. Анна Сергеевна ни на минуту не поверила, что ее муж — «враг народа». Еще был жив Павел, который пытался вступиться за Реденса, даже поссорился на этой почве со Сталиным, но тот был непреклонен. Как пишет Светлана Аллилуева, отец не терпел, когда вмешивались в его оценки людей. Если он выбрасывал кого-либо, давно знакомого ему, из своего сердца, если он переводил в своей душе этого человека в разряд «врагов», то невозможно было заводить с ним разговор об этом человеке. Сделать «обратный перевод» его из врагов, из мнимых врагов, назад — он был не в состоянии, и только бесился от подобных попыток. Ни Павел Аллилуев, ни Алеша Сванидзе не могли тут ничего поделать, и единственное, чего они добивались, это потери контакта со Сталиным, утраты его доверия. Он расставался с каждым из них, повидав их в последний раз, как с потенциальными собственными недругами, то есть как с врагами.

Реденса расстреляли, и Сталин сам безжалостно сообщил об этом его жене. После этого Анну Сергеевну перестали допускать в Зубалово и тем более в кремлевскую квартиру Сталина. Старики Аллилуевы, потрясенные смертью уже двоих детей, оплакивали зятя, пытались, как могли, поддержать старшую дочь. Наивная, как все честные люди, Анна Сергеевна просила помощи у старых друзей мужа — Ворошилова, Молотова, Кагановича. Она не верила, что Реденс действительно расстрелян. Ее принимали, угощали чаем, старались утешить — и только. Помочь никто не мог.

В 1947 году вышла написанная ею книга воспоминаний о революции, о семье Аллилуевых. Ознакомившись с ней, Сталин пришел в бешенство. Академик Федосеев разразился разгромной рецензией в «Правде». По резким формулировкам можно безошибочно догадаться, с чьих слов она сочинялась. Все испугались, кроме ее самой. Не обращая внимания на грубый окрик, она собиралась продолжать работу над воспоминаниями. Не удалось — в 1948 году вместе с вдовой брата Павла она получила десять лет одиночного заключения.

Вернувшись в 1954 году из тюрьмы, Анна Сергеевна не узнавала своих взрослых сыновей, сидела днями в комнате, равнодушная ко всем новостям: что умер Сталин, что не существует больше заклятого врага их семьи Берии. Тяжелая форма шизофрении поразила ее. Она умерла в 1964 году в больничной палате. После десяти лет тюремной одиночки она боялась запертых дверей. В больнице, несмотря на протесты, ее заперли на ночь. Утром ее обнаружили мертвой. До последних своих дней она верила, что Реденс жив, несмотря на то, что ей прислали официальное извещение о его посмертной реабилитации.

Злой рок преследовал семью Аллилуевых. Еще до трагедии с Надей судьба сломила ее брата Федора. Это был способный молодой человек, имевший склонности к математике, физике, химии. Благодаря своей одаренности, он перед революцией был принят в гардемарины. Его взял к себе Камо, знавший родителей Федора еще по Тифлису. Увы, то, что мог выдержать сам Камо и его друзья, другим оказалось не под силу. Не выдержал и Федор Аллилуев. Уж слишком велика была психологическая нагрузка на доброго, умного юношу. Он сошел с ума. Рассказывали, что Камо любил устраивать испытания своим бойцам. Однажды он инсценировал налет на отряд. Все разгромлено, все схвачены и связаны, на полу — окровавленный труп командира, рядом валяется его сердце — окровавленный комок. Что будет делать боец, захваченный в плен? В результате сильнейшего нервного потрясения Федор стал полуинвалидом. Всю жизнь он не работал, получал пенсию. Он стал жертвой революции, которой отдал молодость, здоровье, талант. Кто знает, может, в кабинетных занятиях он был бы ей куда полезнее, чем в отряде боевиков. Но кто знает путь своей судьбы? Его влекло туда, где гремели выстрелы.

О судьбе Алеши Сванидзе страна узнала из выступления Хрущева на XXII съезде. Имя этого старейшего кавказского большевика после расстрела было вытравлено из народной памяти, вымарано из всех учебников и книг. «Алеша» — это его партийная кличка. Настоящее имя — Александр Семенович Сванидзе. Он был родным братом первой жены Сталина. Александр Семенович имел европейское образование, до революции учился на средства партии в Йенском университете, знал западные и восточные языки, экономику и особенно финансовое дело. Когда началась Первая мировая война, он учился в Германии, где его интернировали. После революции в России отпустили домой. Возвратившись в Грузию, он стал членом ЦК и первым наркомфином республики. Его женой была Мария Анисимовна Корона, дочь богатых родителей, окончившая Высшие женские курсы в Петербурге и консерваторию в Тифлисе, певшая в грузинской опере. Сына своего они назвали Джонрид — в честь американского журналиста. Джонику досталась несчастная судьба.

Александр Семенович Сванидзе сколько-нибудь крупных партийных постов не занимал. Его сферой деятельности были финансы. Работал в Берлине, Лондоне, Женеве. Последние годы до ареста возглавлял в Москве Внешторгбанк. И его захватила в свой кровавый водоворот беспощадная волна репрессий. Арестованный в 1937 году вслед за Реденсом, он не признавал за собой никакой вины, не просил прощения у Сталина, который, кстати, знал его с детства и был с ним очень близок, не обращался к нему с мольбами. Одновременно забрали и его жену, Марию Анисимовну. Обоим дали по десять лет. Срок они отбывали в разных лагерях. Сванидзе — под Ухтой, его жена — в Долинском, в Казахстане. Их сына Джоника приютила у себя его бывшая воспитательница, работавшая теперь на швейной фабрике, и этим спасла его. По свидетельству С. Аллилуевой, Джоника хотел было взять к себе ее брат Яков, но его жена возразила: мол, у него есть более близкие родственники. Но их уже не было: сестру Александра Семеновича, Марико, тоже арестовали, и она очень быстро погибла в тюрьме. Попал в заключение и брат Марии Анисимовны, на заботу которого она так надеялась.

Судьба Алеши Сванидзе и его жены была ужасной. Его расстреляли в 1942 году в возрасте 60 лет. Когда Марии Анисимовне сообщили о смертном приговоре, вынесенном мужу, она выслушала его и рухнула наземь от разрыва сердца.

Сохранилась фотография 1907 года. На ней обросший бородой Сталин с родственниками первой жены Екатерины Сванидзе у ее гроба. Лицо овдовевшего супруга бесстрастно. На нем не видно печати скорби, горя и других человеческих чувств, присущих даже суровым людям в минуту прощания с навсегда ушедшим близким существом. Неужели Сталину были неведомы великодушие, сострадание, терпимость, человечность? Сообщая эти факты, публикаторы предоставляли возможность самим читателям судить о структуре его морали, о тех брешах и провалах, которые образовались на месте сочувствия, благодеяния, раскаяния, искупления.

Бедная Надежда! Она-то, наивная гимназистка с полудетскими глазами, безуспешно пыталась найти, затронуть в супруге хоть какие-то струны человеческих чувств. Напрасно. Даже трагедия старшего сына его волновала постольку, поскольку он боялся компрометации своего имени, отмечает Д. Волкогонов. Душевная скупость Сталина, переросшая в исключительную черствость, а затем в безжалостность, стоила жизни жене и исковеркала судьбы его детей.

Светлана Аллилуева вспоминает, что отец относился к своему старшему сыну Якову незаслуженно холодно, и тот сильно страдал из-за этого. Яков жил в Тбилиси довольно долго, воспитывался у тетки, сестры матери, Александры Семеновны. Потом юношей, по настоянию своего дяди Алеши Сванидзе, приехал в Москву, чтобы учиться. Яков был только на семь лет моложе своей мачехи, которая много делала, чтобы скрасить его нелегкую жизнь, ведь его мама умерла, когда мальчику было всего два года. Характер ему, видно, достался от матери, он не был честолюбивым и резким, как отец, считавший его слабым человеком.

Когда Яков решил жениться, отец не захотел слышать о браке, не желал ему помогать. Выведенный из себя самодурством отца, Яков пытался застрелиться. К счастью, пуля прошла навылет, и он остался жив, хотя долго болел. Сталин, узнав об этом, издевательски бросил ему: «Ха, не попал!» Отношения у них совсем разладились, и Яков уехал в Ленинград, жил там в квартире Аллилуевых, работал инженером, он ведь окончил в Москве институт инженеров железнодорожного транспорта.

В 1935 году Яков приехал в Москву и поступил в артиллерийскую академию. Военным он стал по желанию отца. Жил отдельно, вторично вступил в брак — первый распался. Хотя и вторая жена — Юлия Исааковна Мельцер — Сталину не понравилась. Зная это, Яков навещал квартиру отца редко и всегда с напряжением ждал его прихода домой. Они были слишком разными людьми, чтобы сойтись душевно.

Он ушел на фронт на второй день после начала войны. Их часть отправляли в Белоруссию, территорию которой уже сжимали танковые клинья врага. Вскоре известия от него перестали поступать, и его след затерялся. Наконец, стало известно, что он попал в плен.

Старший сын Сталина оказался значительно более сильной личностью, чем думал о нем отец. Пройдя все круги ада в немецких концлагерях, он не стал предателем. Напрасно Сталин боялся, что Якова используют в пропагандистских целях. И тем не менее он дал санкцию на арест его жены Юлии, которую продержали в тюрьме до весны 1943 года, когда выяснилось, что она не имела отношения к этому несчастью, да и само поведение Якова в плену убедило, что он достойно там держался и мужественно принял смерть. У Сталина возникали подозрения, что Якова кто-то выдал, уж не причастна ли к этому Юлия?

Документ для истории

Протокол допроса военнопленного старшего лейтенанта Я. И. Джугашвили

18 июля 1941 г.

Перевод с немецкого

3-я мотострелковая рота военных корреспондентов.

Допрос военнопленного старшего лейтенанта Сталина у командующего авиацией 4-й армии. Допросили капитан Реушле и майор Гольтерс 18.7.41 г. Передано кодом по радио.

— Разрешите узнать ваше имя?

— Яков.

— А фамилия?

— Джугашвили.

— Вы являетесь родственником председателя Совета Народных Комиссаров?

— Я его старший сын.

— Вы говорите по-немецки?

— Когда-то я учил немецкий язык, примерно десять лет тому назад, кое-что помню, встречаются знакомые слова.

— Вы были когда-либо в Германии?

— Нет, мне обещали, но ничего не получилось, так вышло, что мне не удалось поехать.

— Когда он должен был поехать?

— Я хотел ехать по окончании института.

— Какое вы имеете звание в советской армии и в какой части служили?

— Старший лейтенант. Служил в 14-м гаубичном полку, приданном 14-й танковой дивизии, артиллерийский полк при 14-й дивизии.

— Как вы попали к нам?

— Я, то есть, собственно, не я, а остатки этой дивизии, мы были разбиты 7.7, а остатки этой дивизии были окружены в районе Лясново.

— Вы добровольно пришли к нам или были захвачены в бою?

— Не добровольно, я был вынужден.

— Вы были взяты в плен один или же с товарищами и сколько их было?

— К сожалению, совершенное вами окружение вызвало такую панику, что все разбежались в разные стороны. Видите ли, нас окружили, все разбежались, я находился в это время у командира дивизии.

— Вы были командиром дивизии?

— Нет, я командир батареи, но в тот момент, когда нам стало ясно, что мы окружены, — в это время я находился у командира дивизии, в штабе. Я побежал к своим, но в этот момент меня подозвала группа красноармейцев, которая хотела пробиться. Они попросили меня принять командование и атаковать ваши части. Я это сделал, но красноармейцы, должно быть, испугались, я остался один, я не знал, где находятся мои артиллеристы, ни одного из них я не встретил. Если вас это интересует, я могу рассказать более подробно. Какое сегодня число? (Сегодня 18-е.) Значит, сегодня 18-е. Значит, позавчера ночью под Лясново, в 1 1/2 км от Лясново, в этот день утром мы были окружены, мы вели бой с вами.

— Как обращались с вами наши солдаты?

— Ну, только сапоги с меня сняли, в общем же, я сказал бы, не плохо. Могу, впрочем, сказать, что и с вашими пленными обращаются не плохо, я сам был свидетелем, и даже с вашими парашютистами, я говорю даже, потому что, вы же сами знаете, для чего они предназначены, фактически они «диверсанты».

— Почему вы говорите «даже парашютисты»?

— Я сказал даже с парашютистами, почему? — потому что, вы же сами знаете, кем являются парашютисты, потому что я…

— Почему же с парашютистами следует обращаться иначе?

— Потому что мне здесь сказали, что у вас говорят, что убивают, мучают и т. д., это не верно, не верно!

— Разве они по-вашему не солдаты?

— Видите ли, они, конечно, солдаты, но методы и характер их борьбы несколько иные, очень коварные.

— Думает ли он, что и немецкие парашютисты борются такими средствами?

— Какими? (Как кто еще?)

— Немецкие солдаты прыгают с самолета и сражаются точно так же, как пехотинец, пробивающийся вместе с ударными частями.

— Не всегда так, в большинстве случаев.

— Разве русские парашютисты действуют иначе?

— Давайте говорить откровенно; по-моему, как вы, так и мы придаем несколько иное значение парашютистам, по-моему, это так.

— Но это же совершенно неверно!

— Возможно, но у нас создалось такое мнение. Товарищи рассказывали мне, мои артиллеристы и знакомые из противотанковых частей, что в форме наших войск.

— Неужели он думает, что наши парашютисты прыгают с самолетов в гражданском платье, как об этом когда-то сообщило английское правительство?

— То, что ваших парашютистов ловили в форме наших красноармейцев и милиционеров, — это факт, отрицать этого нельзя.

— Значит, такая же сказка, как и у англичан?

— Нет, это факт.

— А сам он видел когда-либо парашютиста, сброшенного в гражданском платье или в форме иностранной армии?

— Мне рассказывали об этом жители, видите, я не спорю, борьба есть борьба и в борьбе все средства хороши. Поймали одну женщину, женщину поймали, я не знаю, кто она была — от вас или это наша, но враг. У нее нашли флакон с бациллами чумы.

— Это была немка?

— Нет, она была русская.

— И он верит этому?

— Я верю тому, что ее поймали, эту женщину, но кто она — я не знаю, я не спрашивал, она не немка, а русская, но она имела задание отравлять колодцы.

— Это ему рассказывали, сам он не видел.

— Сам я не видел, но об этом рассказывали люди, которым можно верить.

— Что это за люди?

— Об этом рассказывали жители и товарищи, которые были со мной. Потом поймали женщину от вас в трамвае, она была в милицейской форме и покупала билет, этим она себя выдала. Наши милиционеры никогда не покупают трамвайных билетов. Или так, например: задерживают человека, у него четыре кубика, а у нас четыре кубика не носят, только три.

— Где это было?

— Это было в Смоленске. Мне рассказывали об этом мои товарищи.

— Известно ли ему об использовании нами парашютистов в Голландии и в других операциях. Не думает ли он, что это тоже были немецкие солдаты в иностранной форме?

— Видите ли, что пока советско-русская война… мне известно, да, советская печать очень объективно освещала военные действия между Германией и ее противниками… например, об операциях ваших парашютистов наша пресса писала, что англичане обвиняют немцев в том, что они действуют на территории других государств в голландской форме или же вообще в форме не немецких солдат, об этом наша печать писала по сообщениям англичан, но при этом отмечалось, что немцы вряд ли нуждаются в этом, я сам это читал, я знаю это.

— Один вопрос! Вы ведь сами соприкасались в боях с немецкими войсками и знаете, как сражаются немецкие солдаты. Ведь не может быть такого положения, чтобы имели место случаи таких неправильных действий, о которых вы говорите, упоминая о наших парашютистах, если в остальном война ведется нормальным путем?

— Да, именно так. Согласен во всех отношениях. Видите ли, я лично подхожу к этому делу следующим образом: парашютисты являются новым родом войск, как, например, артиллерия, кавалерия и т. д., это совсем иной род войск, задача которых заключается в том, чтобы ударить с тыла. Этот род войск действует в тылу и поэтому вызывает соответствующую реакцию у населения и в армии, их считают шпионами.

— В России тоже так практикуется? Если кого-то считают на что-то способным, то следует также оценивать и свой образ действий.

— Мы действуем в отношении вас так же, как и вы в отношении нас. В Смоленске имели место следующие факты: вам должно быть известно, что когда ваша авиация бомбила Смоленск, а наши пожарные тушили пожары, то ваши стрелки-парашютисты открыли по пожарным огонь. Думаю, что русские парашютисты поступили бы точно также, это же война.

— В России мы еще не использовали парашютистов. А вы использовали уже кого-либо из знаменитых 200 000 парашютистов, которые у вас, якобы, имеются?

— Наши парашютисты почти не используются на Восточном фронте.

— Как же это можно увязать с теми 200 000 парашютистов, которые введены в бой?

— 200 000? Вы спрашиваете меня, значит, как обстоит дело с теми 200 000 парашютистов, которые имеются у нас в Советском Союзе? Я не могу этого сказать, так как с 22.6 я не имею никакой связи с Москвой, ибо я уехал в армию, в мою 14-ю танковую дивизию. С тех пор я прервал всякую связь, так что я не знаю, что делают парашютисты, что они за это время предприняли. Могу только сказать, что я не знаю. Если они существуют, если они имеются, то они введены в действие, это их задача, вы сами знаете.

— Но раньше ведь у вас говорили: из страха перед пленом красноармейцы лучше застрелятся.

— Я должен высказаться по этому вопросу откровенно; если бы мои красноармейцы отступили, если бы я увидел, что моя дивизия отступает, я бы сам застрелился, так как отступать нельзя.

— Почему же солдаты покинули его?

— Нет, это были не мои солдаты, это была пехота.

— Знал ли он, что согласно международному праву с пленным солдатом в гражданской одежде предусматривается совершенно иное обращение, чем с солдатом в военной форме? Зачем он надел гражданскую одежду?

— Я скажу вам почему, потому что я хотел бежать к своим, а если бы меня заподозрили в том, что я имел намерение заниматься шпионажем, то для этого я ведь должен был знать немецкий язык.

— Известно ли ему о приказе, в котором говорится, что если солдату грозит опасность быть взятым в плен, он должен обеспечить себя гражданской одеждой?

— Видите ли, мне известно только, что все те, кто после этого окружения разбежались, начали переодеваться и я тоже дал себя уговорить это сделать.

— В каких сражениях вы участвовали?

— Шестого, седьмого, к вечеру 6-го, 14-я танковая дивизия примерно в 30 км от Витебска, значит, 14-я танковая дивизия, 18-я танковая дивизия и 1-я мотомехдивизия — т. е. весь седьмой корпус.

— С какого года он в армии?

— В Красной Армии я с 1938 года, я учился в артиллерийской академии.

— А теперь он кадровик?

— Да, да, да.

— В каком бою он впервые участвовал?

— Я забываю это место, это в 25–30 км от Витебска, у меня не было с собой карты, у нас вообще не было карт. Карт у нас не было.

— У офицеров тоже нет карт?

— Все у нас делалось так безалаберно, так беспорядочно, наши марши, как мы их совершали, организация была у нас вообще безалаберной.

— Как это следует понимать?

— Понимать это надо так: все части и моя часть, считавшаяся хорошей… Вы спрашиваете, значит, как следует понимать, что организация была плохая? Дивизия, в которую я был зачислен и которая считалась хорошей, в действительности оказалась совершенно неподготовленной к войне, за исключением артиллеристов, потому что переходы совершались плохо, сплошная неразбериха, никаких регулировщиков, ничего, это первое; во вторых, вы уничтожали бронемашины по частям.

— А как это отражалось на командовании?

— Оно никуда не годится (почему?), потому что оно отсиживалось в лагерях, вот и все, так было целых три года. Переходы совершались не больше чем на 30 км, к тому же один-два раза в год.

— Каково вооружение армии, отдельных родов войск?

— С моей точки зрения, армия хорошо вооружена, только не умеют использовать это вооружение, да, именно так и есть. Вы уничтожали нас по частям, а не в целом. Если бы корпус был организован как единое целое и действовал так же слаженно, как у вас, тогда была бы совсем другая картина.

— Как поступало пополнение?

— Скажу вам откровенно — вся дивизия была брошена как пополнение.

— А когда эта дивизия вошла впервые в соприкосновение с немецкими войсками?

— Это было 5-го, 6-го, 7-го. 6-го велась разведка боем, которая обошлась нам очень дорого, и все же 7-го вы должны были проиграть сражение, но ваша авиация мешала и разбила нас.

— Когда была рассеяна дивизия?

— 7-го она была разбита, ваша авиация разбила ее. Я едва остался жив и этим я должен быть благодарен исключительно вашей авиации.

— Понесла дивизия большие жертвы?

— Мы потеряли 70 % танков, 70 или 60 %, от 60 % до 70 %.

— Сколько же всего танков имела дивизия?

— Видите ли, она не была полностью укомплектована, старые танки еще не были заменены новыми… но новые уже были.

— А сколько их примерно было?

— Мы считали, что примерно 250 танков, точно я не могу вам сказать. Организацию я знаю, но точно я этого не могу сказать. Было больше 200 танков, 250–300, примерно так.

— А в чем причина плохой боеспособности армии?

— Благодаря немецким пикирующим бомбардировщикам, благодаря неумным действиям нашего командования, глупым действиям… идиотским, можно сказать… потому что части ставили под огонь, прямо посылали под огонь.

— Кто отвечает за руководство боем: командир полка, высший командир или политический комиссар? Ведь в Красной Армии имеются политические комиссары?

— Первым лицом является, конечно, командир, а не комиссар, не комиссар, нет, нет, первым лицом является командир. До прошлого или до позапрошлого года командир и комиссар были уравнены в правах, но затем пришли к выводу, что должен быть один хозяин, а не два, один должен быть, потому что два равноправных командира раздражают друг друга, мешают друг другу, поэтому хозяином считался командир, а комиссар его помощником. Один должен быть, а не два.

— Теперь стало известно, что как раз за последние дни произошло изменение, политические комиссары снова имеют повышенные полномочия, причем те же самые полномочия, которые они и имели во время революции.

— Нет, это невозможная вещь, так как после всего, после развития как в политическом, так, главным образом, и военном отношении… Вы говорите, что будто бы недавно уравняли в правах политкомиссаров и командиров. Это не верно, по-моему, это неправда. Я этого не знаю и не могу допустить такой мысли, так как в массе своей комиссары в военном отношении, конечно, подчиняются командирам, это само собой разумеется, к тому же во время военных действий он и будет скорее мешать, чем помогать.

— Но по самым последним сообщениям, политические комиссары на этик днях все же упразднены… (Реплика: Не упразднены — уменьшение их прав произошло гораздо раньше — два года тому назад).

— Нет, это мне неизвестно, я не могу этого допустить.

— Вполне возможно, что вы, находясь на передовой, вообще не знали, какие изменения произошли за последние дни. Вы ведь сами говорите, что командование оказалось негодным и новости, возможно, вообще до вас не доходили. Можно ведь это предположить? Для чего вообще в армии имеются комиссары? Что за задачи они имеют?

— Поднимать боевой дух… он дает политическое воспитание.

— А как относится к этому солдат, командир, офицер?

— Видите ли, если комиссар работает с умом, то его любят и уважают. Но, когда он, используя свои права, начинает оказывать на солдата свое давление, то ясно, что он ведет себя формально, скажем, на собраниях, везде и всюду, но возможно, что в глубине души он его и не уважает.

— Известны вам такие случаи, когда войска отвергали комиссаров?

— Пока что мне это неизвестно.

— Тогда, может быть, ему будет интересно узнать, что здесь у нас, в лагерях для военнопленных, солдаты занимают резко отрицательную позицию в отношении комиссаров и нам приходится брать комиссаров под защиту, чтобы их не убили их собственные солдаты.

— Видите ли, все зависит от того, что это за красноармейцы. Если мы возьмем новобранцев, только что призванных в армию, то это все неграмотные люди, почти все.

— Но речь идет также и об офицерах и высших командирах. Что за полномочия имеет комиссар в армии?

— Значит, речь идет об отношении к командирам и комиссарам в лагерях: комиссар является правой рукой командира, в политическом отношении, вы же знаете, что здесь имеются рабочие, крестьяне, интеллигенция, среди них есть особо неустойчивые люди… бывает… в массе военнослужащих наиболее ненадежными являются представители богатого крестьянства, мелкой буржуазии. Этих следует изолировать.

— Почему он должен находиться под наблюдением? Разве крестьянин, находящийся в Красной Армии, знавший как сын кулака лучшие времена, отрицательно относится к Красной Армии и к теперешним руководителям государства? На какой же принципиальной основе он отвергает теперешнее государственное руководство или командование?

— Потому что они продажны, ненадежны.

— Кто же в первую очередь продажен, евреи?

— Где лучше, туда и бросаются.

— Может быть, крестьянские сыновья, служащие в Красной Армии, думают, что смогут извлечь больше пользы из других форм государства, например, из национал-социалистской Германии?

— Что за крестьянство, какое?

— Речь идет о бывших кулаках.

— Кулаки, бывшие богатые крестьяне.

— Разве они недовольны настоящей государственной системой?

— Конечно, они недовольны.

— Почему они ею недовольны?

— Потому что… послушайте, вы знаете историю партии? Историю России? В общем, кулаки были защитниками царизма и буржуазии.

— Не думает ли он, что кулак защищает свою собственность в бывшей Русской империи, или же немецкий крестьянин защищает теперь свою собственность только потому, что он еще является собственником, у нас в Германии ведь существует частная собственность, а в России она упразднена.

— Да, да, так это и есть. Вы забываете — он это одно, а его дети совсем другое, они воспитаны в совершенно ином духе. В большинстве случаев дети отказываются от таких родителей.

— Считает ли он, что последние годы в Советском Союзе принесли рабочему и крестьянину преимущества по сравнению с тем, что было раньше?

— Безусловно!

— Но мы не видим здесь никаких поселков для крестьян и для рабочих, никаких фабрик с прекрасными цехами. Все здесь так примитивно, как не было в Германии даже при социал-демократическом правительстве.

— Спросите их, как было при царизме, спросите их, они вам ответят.

— Да, но за эти долгие годы можно было сделать бесконечно больше, чем сделано. Стоит только сравнить с тем, что было сделано в Германии за гораздо более короткий срок. Чего только там не сделано для рабочего человека — во всех отношениях. Жизнь наших соотечественников нельзя даже сравнить с той жизнью, которая была раньше.

— Хорошо, я отвечу вам: в России построили собственную промышленность. Россия почти ни от кого не зависит, ни от кого не зависит. У России есть все свое, может быть, это делалось за счет недовольства, за счет крестьян, за счет рабочих и вполне возможно, что часть населения недовольна.

— Но для рабочего ничего не сделано. Ведь всегда говорят: армия крестьян и рабочих.

— Да, но, видите ли, эта самостоятельность ведь для них; самостоятельность — это значит собственная промышленность, собственная промышленность, а собственная промышленность это все, все. Для них это делается, ибо плоды всего этого имеются уже сейчас частично, а недовольны потому, что у нас все это делается поспешно, у нас не было достаточно времени. У нас не было времени для того, чтобы раскачиваться, у нас не было времени для того, чтобы претворить в действительность все то, что было создано, причем сделать это так, чтобы народ сам мог убедиться, на что тратились деньги, народ знает, на что пошли деньги, на строительство.

— Но я видел эти же самые места 26 лет тому назад, во время мировой войны. Тогда они выглядели более зажиточно. За 25 лет дома развалились; я знаю деревни, через которые я проезжал 25 лет назад, когда был солдатом, эти деревни сейчас пришли в упадок и обнищали. Как он может объяснить это?

— Все, что вы здесь видите, — бедная страна, здесь крестьяне не живут так богато, как, скажем, на Украине, на Северном Кавказе, в Сибири. Там хорошая, самая лучшая земля. Обратитесь к этим крестьянам, когда вам удастся окончательно нас разбить. Спросите их, довольны ли они. Хорошо, вы хотите, чтобы я вам ответил. 1. Война, в которую Россия была втянута англичанами и французами в 1914 году, эта война настолько ослабила Россию, что мы были совершенно разорены.