Архитектурный ансамбль строений северной границы Марсова поля
Архитектурный ансамбль строений северной границы Марсова поля
Застройка северной и западной частей Марсова поля продолжалась в течение XVIII–XIX столетий.ж
В 1714 году в северо-западной части осушенного Большого луга в соответствии с указом Петра I о регулярной почтовой связи между Москвой и Петербургом появляется первый в новой столице Почтовый двор, или «Почт-гаус». По проекту Доменико Трезини на месте будущего Мраморного дворца рабочие возвели квадратное в плане мазанковое двухэтажное здание с большим внутренним двором. На нем обычно ставили лошадей и подводы. Скромное строение выполняло несколько важных государственных функций.
Прежде всего в здании разместилась первая столичная почта, для организации которой из Данцига тогда специально пригласили опытного почтмейстера Генриха Краусса. Правда, в 1716 году его обвинили во взяточничестве, выгнали со службы, а на его место назначили Фридриха Аша, прославившегося перлюстрацией почтовых корреспонденций, вероятно, не из личного любопытства, а исполняя роль цензора. В обязанности почтмейстера кроме специфических операций, касающихся почтамтских дел, входили достаточно широкие и весьма ответственные задачи администратора первой столичной гостиницы, располагавшейся на втором этаже «Почт-гауса». Ему же приходилось контролировать и работу фешенебельной по тем временам ресторации, открытой по распоряжению царя в первом этаже здания Почтового двора.
По указу Петра I ежедневно в 12 часов на галерею, окружавшую Почтовый двор, выходили двенадцать музыкантов и своей громкой игрой на духовых инструментах оповещали горожан о наступлении полудня.
Почтовый двор
Почтовый двор – прообраз Главного столичного Почтамта – занимался не только приемом и отправкой почты в Москву, Ригу и иные российские города, но и заграницу. В 1716 году император своим указом учредил военно-полевую почту, а в 1720 году – так называемую «ординарную», предназначенную для отправления срочных государственных указов и распоряжений. В портовом ковше Красного канала на левом берегу Невы швартовались два императорских почтовых фрегата для налаженной связи по морю между Санкт-Петербургом, Данцигом и Любеком.
В Петербурге почту разносили посыльные – первые столичные почтальоны, работа которых являлась довольно сложным делом. Трудность ее заключалась в том, что улицы новой столицы не имели ни названий, ни номеров на домах. На почтовом конверте тогда обычно обозначались только фамилия, имя, звание или должность адресата. Поэтому первым почтальонам нашего города приходилось превращаться в поисковиков хозяина письма, совершать дальние переходы по городу и неоднократно опрашивать многих живущих в той или иной местности города людей, возможно, знающих искомого им человека. Посыльные не получали тогда жалованья за свою работу, их нелегкий труд обычно компенсировался теми, кто получал из их рук почту.
Условия работы петербургских почтальонов несколько улучшились только в конце 30-х годов XVIII столетия. Своим указом императрица Анна Иоанновна тогда возложила на «Комиссию о Санкт-Петербургском строении» обязанность официального наименования улиц и проспектов Северной столицы.
В 1768 году Екатерина II повелела генерал-полицмейстеру Петербурга унифицировать эту важную работу: «Прикажи на концах каждой улицы и каждого переулка привешивать доску с именем той улицы или переулка на русском и немецком языках; у каких же улиц и переулков нет еще имен, то изволь оные окрестить».
Табличка на стене Старого Эрмитажа
На фасадах домов тогда появились мраморные доски с названием улицы, номером городской части и квартала. Одна из подобных екатерининских мраморных досок сохранилась до наших дней по соседству с Марсовым полем и Мойкой на здании Старого Эрмитажа со стороны набережной Зимней канавки. Сегодня на ней можно прочитать: «Первая Адмиралтейская часть, Первый квартал. Почтовая. Potsсhtowaja». В 1803 году мраморные доски заменили сначала металлическими, а затем эмалированными.
С 1834 года дома нумеровались по одной улице, начиналась нумерация от Адмиралтейства. Четные номера домов шли по правой стороне, нечетные – по левой. Писали их черной краской на жестяных табличках, окрашенных в светло-желтый цвет. На них кроме номера дома обозначалось имя хозяина здания. По распоряжению генерал-полицейместера таблички навешивались либо над воротами строения, либо над его главным входом.
В 1858 году изменился порядок обозначения четной и нечетной сторон городских магистралей. Четной стала теперь левая сторона, а нечетной – правая. Подобное правило сохраняется и в наши дни. На набережных рек и каналов и параллельных им улицах нумерация домов возрастает по течению водоема.
В 1718 году появился указ Петра I об ассамблеях, обязывающих знатных людей столицы – дворян, купцов, приказчиков, старших мастеров и иностранцев, с женами и дочками являться на них и устраивать приемы у себя в домах поочередно дважды в неделю для наведения деловых контактов друг с другом, разрешения насущных задач и деликатных разговоров. Столичные ассамблеи начинались обычно около четырех-пяти часов пополудни и завершались к десяти часам вечера.
Об ассамблеях знатные люди города извещались барабанным боем и громким криком глашатаев.
Петр I не только лично утверждал список гостей, но и сам присутствовал на ассамблеях вместе с семьей.
Хозяин дома – дворянин, государственный деятель или богатый купец – выделял для ассамблеи четыре приличные комнаты, обеспечивал их освещением, отоплением, хлеб-солью и различными развлечениями – играми и танцами. В репертуар подобных вечеров тогда входили обязательные церемониальные танцы (менуэт, полонез), а также инглез, алеманд, контраданс.
Петр подобными мероприятиями изменял общественную жизнь, решительно вводил новые обычаи и нравы, превращал Северную столицу в центр отечественной культуры.
Наиболее представительными в ту пору являлись ассамблеи в специально обустроенных помещениях Почтового двора. На них всегда бывали Петр I и Екатерина I, приходящие, как правило, пешком из Летнего сада, по специальной крытой галерее, проложенной по левому берегу Невы. На ассамблеи мужчины в обязательном порядке приходили вместе с дамами – равные с равными, но указом императора женщины должны были «вести себя деликатно, достойно, со всеми правилами светского этикета и политеса». Правила утверждались самим императором, требовавшим их неукоснительного исполнения. Государю приходилось поучать подданных: «Замечено, что жены и девицы, на ассамблеях являющиеся, не зная политесу и правил одежды иностранной, яко кикиморы одеты бывают.
Одев робы и фижмы из атласу белого на грязное исподнее, потеют гораздо, отчего зело гнусный запах распространяется, приводя в смятение гостей иностранных.
Указую: впредь перед ассамблеей мыться в бане с мылом со тщением и не только за чистотою верхней робы, но и за исподним такоже следить усердно, дабы гнусным видом своим не позорить жен российских».
Правда, отдавая должное Петру Великому, учредившему образцовые ассамблеи в зале «Почт-гауса», отмечу, что многие иностранцы не любили останавливаться в гостинице этого столичного официального учреждения. Камер-юнкер герцога Гольштейн-Готторпского барон Ф. Берхгольц, например, считал, что «в его время на этом Почтовом дворе стоять было неудобно, потому что все должны были выбираться оттуда, когда царь давал там празднества; это случалось нередко зимой и в очень дурную погоду».
24 марта 1716 года именно на этот Почтовый двор из Италии прибыли отец и сын Растрелли. Зарегистрировавший их приезд в столицу почтмейстер тогда и предположить не мог, что 16-летний Франческо Бартоломео Растрелли через пять лет станет ведущим зодчим Северной столицы.
Историк Петербурга М.И. Пыляев утверждает, что «неподалеку от Почтового двора располагалось здание, в котором содержался живой слон – подарок русскому царю Петру от персидского шаха Гуссейна». Вот, что писал он по этому поводу в своей книге «Старый Петербург»: «Против Почтового двора было устроено особенное помещение для привезенного в первый раз в Россию, в подарок от персидского шаха слона; место, где он стоял, называлось „Зверовой двор“. Вебер говорит, что его привезли в Петербург в апреле 1714 года и прежде всего заставили поклониться до земли перед дворцом. Персиянин, приведший слона, рассказывал, что когда он с ним прибыл на корабль в Астрахань, то слон возбудил такое любопытство, что сотни людей провожали его более сорока верст, а по пути в селах и деревнях крестьяне принимали слона за божество, становились на колени и выстилали его путь полотнищами разной материи».
В Петербурге за царским подарком подрядили ухаживать отставного вахмистра драгунского полка Гаврилу Бабаецова, регулярно обкрадывавшего бедное животное. Для питания и содержания слона, в год драгуну выдавали «пшена соропчинского (то бишь риса) – 250 пудов, масла коровьева – 48 пудов, патоки тож, калачей по 40 штук на день, сена – 1600 пудов, соли – 8 пудов, свечей – 2500, вина простого (то бишь водки) – 315 ведер, ренского – 315 бутылок». Начальство все же прознало, что драгун бессовестно ограничивал животное в питании и непотребно использовал его в своих корыстных целях. При допросе с пристрастием после смерти слона «оный драгун Гаврила Бабаецов признался, что он де действительно был повинен в том, что якобы употребил сам 4 ведра с полуведром оное вино, да по праздникам, невзирая на сильный мороз и лютую непогоду, водил животное к знатным вельможам „на поздравления“, чем он, якобы зарабатывал себе на жизнь». Несмотря на несносную жизнь в Санкт-Петербурге, слон прожил три года. Позже из него сделали чучело и выставили на обозрение в Кунсткамере.
Пожар 1737 года уничтожил Почтовый двор и находящееся перед ним здание слоновника. Кстати, в нем после смерти слона до пожара находился известный Готторпский глобус, подаренный Петру I Голштинским герцогом. Историк М.И. Пыляев пишет, что «в Петербург привезли его с большим затруднением, ибо по огромности его надобно было расчищать новые дороги, вырубать леса, при чем многие из рабочих лишились жизни. Глобус имел 7 1/2 сажен в поперечнике, внутри него стоял стол и скамья, на которой могли свободно помещаться двенадцать человек; глобус приводился в движение механизмом, приделанным к столу».
Этот знаменитый подарок по своей сути являлся первым планетарием, ибо внутренняя поверхность глобуса изображала небесную сферу и люди, сидящие на скамье внутри него, могли знакомиться со звездами.
В 1726 году Готторпский глобус расположили в башне Кунсткамеры. Он пострадал во время пожара, но был отреставрирован.
24 июня 1737 года сильнейший пожар, вспыхнувший сразу в двух местах, бушевал от истока Мойки до Зеленого моста. Сгорело больше тысячи домов, в их числе оказался и Почтовый двор на северо-западной окраине Марсова поля. Выжженное место, где ранее располагался первый петербургский Почтамт, расчистили, а этот участок Марсова поля тогда назвали «Верхней набережной площадью». Новая столичная площадка, ставшая продолжением Потешного (Марсова) поля, довольно долго пустовала и лишь в 1768 году по велению Екатерины II на ее территории приступили к строительству необычного дворца. Его проект разработал придворный архитектор Антонио Ринальди, предложивший русской императрице построить величественное здание дворцового типа на массивном гранитном цоколе и облицевать его стены разными сортами природного мрамора и гранита.
Мраморный дворец возводился в период, когда проходил переход от замысловатых форм архитектуры барокко к величественному стилю классицизма. В облике главного, восточного фасада здания еще заметны элементы барокко, а его боковые фасады, строгие и скупые, уже отмечены чертами классицизма.
Известный зодчий А. Ринальди не имел соперников в умении подбирать и применять при строительстве самые разнообразные и даже необычные строительные материалы. Императрица одобрила представленный на утверждение проект. Вначале этот объект в строительных документах официально именовался «Каменным домом у почтовой пристани». Некоторая таинственность царского заказа, вероятно, скрывала замысел Екатерины Алексеевны – подарить роскошный дворец своему любовнику, графу Григорию Григорьевичу Орлову. Российская история не без основания подозревает Орлова и императрицу Екатерину II в сговоре в убийстве мужа – (Карла Петра Ульриха).
Детство и юность Петра III прошли в Пруссии, рано осиротев он воспитывался под патронажем гофмаршала Брюлера. Атмосфера грубости и унижений, которым подвергался ребенок, наказания за малейший проступок, сделали будущего императора грубым и злым. Вначале молодого герцога готовили к занятию шведского престола, однако планы родственников изменились и Карла привезли в Россию. За двадцать лет пребывания в Петербурге своим легкомыслием и своенравием претендент на русскую корону сумел разочаровать и озлобить многих, особенно представителей высших слоев столичного общества и русской гвардии. Убитый братьями Орловыми в Ропше император Петр III приходился внуком двух великих государственников, таким образом, мог бы являться претендентом и на русский, и на шведский престол.
Всех братьев Орловых – участников государственного заговора, щедро наградили. Г.Г. Орлова пожаловали высоким придворным званием действительного камергера с «жалованием по чину».
Граф Г.Г. Орлов
Братья Орловы получили по 800 душ крестьян и по 50 тысяч рублей. В день коронации Екатерины II Орловых возвели в графское достоинство, а старший брат Григорий Григорьевич в одночасье становится генерал-поручиком и генерал-адъютантом. Через год их сиятельство граф Григорий Орлов принимает из рук своей возлюбленной высшую награду Российской империи – орден Св. Андрея Первозванного, осыпанный алмазами.
Совершенно открыто Екатерина II и Григорий Орлов жили вместе в Зимнем дворце, несмотря на то что у новоиспеченного графа имелась неплохая недвижимость под Петербургом (в Ропше и Гатчине), а также «Штегельмановский дом» на Мойке с обсерваторией и огромной библиотекой, купленной у М.В. Ломоносова. Незадолго до переворота у любовников родился сын, получивший в наследство графский титул отца и фамилию Бобринский.
Граф Григорий Орлов – человек широкой русской натуры, подарил Екатерине II «сувенир», вошедший в историю Золотой кладовой России под именем «Орлов». То был величайший в мире алмаз в 189,62 карата, оцененный ювелирами в конце XIX столетия в 2 399 410 золотых рублей. Он благополучно сохранился до наших дней и украшает собой традиционный знак императорской власти – царский скипетр, хранящийся сегодня в знаменитой Оружейной палате Московского Кремля.
Торжественная закладка здания Мраморного дворца состоялась 10 октября 1769 года. Как и положено для строений подобного рода, в его основании заложили мраморный ларец с монетами различного достоинства. Руководство всеми строительными работами императрица поручила полковнику-артиллеристу М.И. Мордвинову. Надзор за строительством дворца осуществляли автор проекта Антонио Ринальди и архитектор Петр Егоров. Ежедневно на стройке были заняты не только сто каменщиков и иных мастеровых, но и отряд артиллерийских фузилеров из военного соединения полковника Мордвинова. На стройке нередко можно было видеть и саму императрицу, регулярно поощрявшую лучших специалистов. По Неве к почтовой пристани регулярно доставлялись строительные материалы – плиты разноцветного мрамора и отполированного карельского гранита. Плиты обрабатывались на местах их добычи или непосредственно на строительной площадке.
Мраморный дворец. Южный фасад
В 1769 году завершились все строительные работы «в кирпиче» – возвели стены, своды и фундамент здания. С 1774 года приступили к отделке наружных и внутренних стен мрамором и гранитом. Параллельно с ними производилось художественно-декоративное оформление отдельных дворцовых помещений. Перед полным завершением всего комплекса намеченных строительных работ находящийся на лесах автор проекта А. Ринальди внезапно сорвался и упал вниз, получив при падении тяжелые травмы. Не дождавшись окончания всех работ, знаменитый зодчий вынужден был покинуть Россию и вернуться в Италию.
Мраморный дворец. Северный фасад
Мраморный дворец относится к наиболее выдающимся памятникам зодчества русского классицизма. Его фасады облицованы естественным камнем – гранитом и 32 сортами природного мрамора из Карелии, Урала и Италии. В России, в частности, поиски залежей мрамора увенчались небывалым в ее истории успехом. Обнаруженные богатые месторождения отечественного мрамора по качеству не уступали итальянскому.
Массивное здание дворца располагалось на участке, имеющем в плане форму неправильного четырехугольника. Его главный фасад ориентирован в сторону небольшого дворцового садика, ибо тогда еще вдоль восточной границы участка проходил широкий Красный канал, соединявший Неву с Мойкой.
После возведения на лугу служебного корпуса дворца, Красный канал засыпали, а главное здание соединили со служебным по набережной Невы и Миллионной улице высокой кованной железной решеткой со столбами розового гранита, завершенными изящными вазами из белого мрамора.
Если фасады дворца, выходящие на набережную Невы, Миллионную и в Мраморный переулок, выглядели всегда довольно строго и сдержанно, то основной – Главный фасад, обращенный к петровскому Летнему саду, выглядел парадно и имел довольно сложную и весьма оригинальную художественно-декоративную обработку. Центр фасада и его боковые ризалиты украшены не пилястрами, а колоннами. Между выступами (ризалитами) находился парадный дворцовый двор. В то время его отделили от набережной Красного канала солидной декоративной стеной, облицованной розовым гранитом. В ее центре возвели парадные ворота, богато украшенные бронзовыми позолоченными розетками.
Мраморный дворец. Вестибюль
Перед торжественным завершением строительства Мраморного дворца над его входом закрепили величественную надпись «Здание благодарности», на карнизе, венчающем главный дворцовый (восточный) корпус, искусно обустроили небольшую башенку с часами, а по обеим сторонам поставили аллегорические фигуры Верности и Щедрости, изготовленные скульптором Ф.И. Шубиным из белого итальянского мрамора.
Антонио Ринальди предусмотрел для своего величественного сооружения весьма надежную крышу. А.И. Фролову – главе издательства «Глагол», удалось обнаружить подтверждение подобной надежности и долговечности дворцовой кровли. Оказалось, что «для обустройства кровли Мраморного дворца в Сестрорецке специально изготовили медные листы. Подгонка и пайка листов была произведена столь тщательно, что здание на протяжении 150 лет не знало никаких протечек. После ремонта в советское время в 1931 году они появились».
Высокий цокольный этаж дворцового сооружения облицевали розовато-серым, а стены второго и третьего этажей здания – светло-серым отполированным сердобольским гранитом.
Изящные пилястры коринфского ордера – декоративное украшение фасадов дворца, каменщики вытесали из бледно-розового тивдийского мрамора.
Мраморный дворец. Интерьер Парадной лестницы
Из отечественных цветных мраморов изготовлены фриз, аттик и подоконные филенки с изящными гирляндами. При этом заметим, что достигнутый мастерами высочайший художественный эффект облицовки дворца основан на умелом сочетании тональности природного мрамора и гранита.
За входными дверями дворца открывается прекрасный вестибюль с Парадной лестницей, размещенной строго в средней части главного корпуса. На площадке первого этажа Парадной лестницы укреплен мраморный портрет А. Ринальди, выполненный скульптором Ф.И. Шубиным.
Лестница роскошно отделана натуральным и искусственным серым мрамором. В стенных нишах Парадной лестницы установлены работы Ф.И. Шубина из белого мрамора, символизирующие детство («Утро»), юность («День»), зрелость («Вечер») и старость человека («Ночь»), а также скульптурные аллегорические изображения, олицетворяющие осеннее и весеннее равноденствие.
На первом этаже здания размещались хозяйственные помещения и церковь, освященная во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы.
Парадные апартаменты дворца располагались в бельэтаже здания. В них проходили с Парадной лестницы через Переднюю. Миновав Большую столовую, гости попадали в главный зал дворца – Мраморный, облицованный цветным природным мрамором во всю высоту стен. В дополнение к полированному многоцветному мрамору это помещение декорировали золоченой лепкой вокруг плафона, бронзовыми золочеными рамами и капителями пилястр. Прекрасным украшением Мраморного зала дворца являются и замечательные по своему архитектурному замыслу и убранству печь и камин. Печь облицевали лиловым фаянсом, а камин выложили из красного камня. Он служил замечательным основанием для скульптурной композиции Ф.И. Шубина «Диана и Эндимион». Золоченые украшения окон, дверей и камина главного зала дворца в совокупности с занавесями из голубого бархата, обивкой канапе и кресел, зеркалами, часами, каменными вазами, люстрами и жирандолями завершали декоративную отделку этого прекрасного дворцового помещения. Немаловажную роль в общем декоре Мраморного зала занимали также круглые мраморные барельефы скульптора М.И. Козловского.
За главным дворцовым Мраморным залом следовал так называемый Орловский зал, воспевающий воинскую и государственную деятельность братьев Орловых: Ивана, Алексея, Григория, Федора и Владимира. Их деяния изображались в барельефах из белого греческого мрамора, вмонтированных в лепные фигурные рамы работы скульптора Ф.И. Шубина.
С юга к этому залу примыкали личные покои Григория Орлова, начинавшиеся Парадной спальней, отделанной в стиле рококо. Со спальней граничил внутренний садик с пятью яблонями, пятью вишнями и красивым беломраморным фонтаном.
Не менее заманчивой для посетителей оказывалась дворцовая картинная галерея, заполненная редчайшими шедеврами мировой живописи – творениями Рембрандта, Тициана, Рафаэля, Корреджо, Пуссена. В коллекции Григория Орлова хранилось также 99 портретов работы живописцев А.П. Антропова, Георга Кристоф Гроота, А. Ван Дейка и других знаменитых художников.
Картинная галерея переходила в Колонный зал дворца, потолок которого украшал исторический плафон С. Торелли «Спасение Троянского флота».
В юго-западной части дворца располагались две графские бани – Греческая и Турецкая.
В северо-западной части бельэтажа, за парадными залом, обустроили запасные (гостевые) помещения: кабинет, спальню, будуар и гостиную.
Третий этаж здания занимали многочисленные жилые покои, гостиные для игры в карты, библиотека и диванная, оформленная в китайском стиле.
Григорию Орлову так и не удалось пожить в Мраморном дворце. После смерти графа Екатерина II выкупила Мраморный дворец у его наследников вместе со Служебным домом. Дворцовое здание с 1795 по 1796 год являлось местом заточения плененного вождя польских повстанцев – Тадеуша Костюшки, освобожденного из-под ареста императором Павлом I под его честное слово не воевать более против русских.
Великая княгиня Анна Федоровна
В 1796 году Екатерина II подарила Мраморный дворец своему внуку – 16-летнему великому князю Константину Павловичу, в день его женитьбы на 14-летней принцессе Саксен-Заафельд-Кобургской (в православии Анна Федоровна). Молодой супруг вел себя безобразно, издевался над своей юной подругой жизни, допуская рукоприкладство, и продолжал играть в любимые игры еще не ушедшего детства. А.И. Фролов – наш современник, при подготовке к изданию своей книги о великих княжеских дворцах обнаружил необычные увлечения Константина Павловича, одно из них «…стрельба в помещениях Мраморного дворца из пушки живыми крысами». Проделки великого князя настолько надоели императрице, что в один из дней она с позором выдворила его из дворца.
В дальнейшем Мраморный дворец становится наследственным владением некоторых российских великих князей.
В 1797 году по приглашению Павла I в Мраморном дворце поселился его давний приятель и бывший король Польши Станислав Август Понятовский, прибывший со своим двором и свитой общей численностью в 250 человек. Архитектору В. Бренна по распоряжению Павла I даже пришлось в срочном порядке перестраивать детище зодчего А. Ринальди. Не прожив и года в дворцовых покоях, бывший владыка Королевства Польского тихо скончался и был похоронен в костеле Святой Екатерины на Невской перспективе.
Экс-король Польши Станислав-Август Понятовский. Портрет работы Э. Лебрена
Великий князь Константин Павлович
С 1798 по 1831 год дворцом вновь владел повзрослевший великий князь Константин Павлович, делавший уже не очень успешную военную карьеру, продолжавший «проказничать» и преподносить своим поведением довольно печальные и неблаговидные сюрпризы своему брату – императору Александру I. Дело дошло до того, что российский монарх вынужден был даже разрешить начать расследование уголовного дела, в котором, по слухам, был замешен Константин Павлович.
В 1832 году Николай I передает творение Ринальди в наследственное владение своему второму сыну, великому князю Константину Николаевичу. Мраморный дворец по решению нового хозяина архитектор А.П. Брюллов внутри перестроил – создал новые интерьеры в историко-романтическом духе. Перекрытие Мраморного зала приподняли на один этаж, его освещение теперь стало двух уровневым. Рядом с этим залом в северной части обустроили парадную столовую.
Кабинет великого князя Константина Николаевича соседствовал теперь с дворцовой библиотекой, из которой имелся выход в Зимний сад, переделанный зодчим Брюлловым из висячего фруктового сада архитектора А. Ринальди.
Великий князь Константин Николаевич
Сад теперь соседствовал с прекрасным концертным залом, в котором проходили выступления знаменитых российских музыкантов и композиторов.
Великая княгиня Александра Иосифовна
В дополнение к дворцовым греческой и турецкой баням Брюллов устроил во дворце роскошную великокняжескую ванную комнату античного стиля.
Помещение, в котором располагался арсенал великого князя Константина Павловича, Брюллов переделал в уютный зал в готическом стиле для танцев и музыкальных вечеров. В нем установили прекрасный концертный орган, изготовленный знаменитым немецким мастером-органистом Г. Метцелем.
В ходе перестроечных работ некоторые плафоны, барельефы и элементы художественно-декоративного оформления дворцовых помещений частично изменили места, предназначенные для них во времена придворного зодчего А. Ринальди.
Восстановительные и реконструкционные работы в Мраморном дворце завершились Брюлловым в 1849 году. Великий князь Константин Николаевич и его супруга Александра Иосифовна переехали в него на постоянное жительство. С этого периода Мраморный дворец стал официально именоваться «Константиновским».
Об этой оригинальной великокняжеской паре сохранились воспоминания фрейлины императрицы А.Ф. Тютчевой. О Константине Николаевиче она, в частности, писала: «В обществе слывет свирепым славянофилом, говорящим только по-русски и намеренно пренебрегающим всеми формами европейской цивилизации». Характеристика же его супруги прозвучала в ее мемуарах мягче: «Она очень красива и напоминает портреты Марии Стюарт. Портит ее голос, гортанный и хриплый, кроме того, она плохо говорит по-французски, манеры ее недостаточно изысканны для того положения, которое она занимает».
После первых лет влюбленности в свою молодую супругу Константин Николаевич охладел к ней и завел себе любовницу – балерину Анну Васильевну Кузнецову, родившую великому князю четверых детей. Российский император пожаловал всем им отчество «Константиновичи», фамилию – «Князевы» и возвел в личное дворянство.
Веселый и остроумный великий князь любил в кругу близких друзей шутить на сей счет: «Здесь (во дворце) у меня законная жена, а в Петербурге – казенная».
Генерал-адмирал Константин Николаевич, ставший в 1853 году шефом российского флота, много сделал для его строительства и могущества. Это он стал автором нового Морского устава и отменил на флоте телесные наказания матросов. Знаменитые форменные тельняшки русских моряков – его личное нововведение в форменную одежду рядового состава российского флота.
Аргументированно и настойчиво великий князь добивался замены парусных военных кораблей паровыми. В течение 16 лет он возглавлял Государственный совет, командовал лейб-гвардии Финляндским полком, работал председателем Комитета по крестьянскому вопросу и принимал самое активное участие в подготовке исторического акта об отмене крепостного права в империи.
Проходили годы, законная семья великого князя увеличилась. Великая княгиня Александра Иосифовна подарила супругу шестерых детей: дочерей – Ольгу, Веру и сыновей – Николая, Дмитрия, Вячеслава и Константина. Приходилось специально перестраивать Константиновский дворец, обустраивать детские комнаты и столовые. Великий князь, любивший технику, следил за промышленными новинками и не упускал возможности их внедрения в свое дворцовое хозяйство.
Великий князь Константин Константинович
Константин Николаевич одним из первых в роде Романовых обзавелся в Мраморном дворце собственной электростанцией, позволившей не только освещать помещения знаменитого дворца, установить первые электрические лифты, но и давать энергию фонарям Марсова поля. В 1883 году в дворцовых апартаментах установили телефонную связь.
Великий князь Константин Николаевич скоропостижно скончался в своем дворце в 1892 году. Супруга пережила мужа почти на двадцать лет и скончалась на восемьдесят втором году жизни в 1911 году.
После смерти родителей Константиновский дворец перешел ко второму сыну этой великокняжеской четы, великому князю Константину Константиновичу – человеку военному, генералу от инфантерии и инспектору всех военных учреждений Российской империи, любившему литературу и поэзию. Да и сам Константин Константинович являлся талантливым поэтом.
В литературной среде он, кроме того, славился лучшими переводами Шекспира на русский язык. Свои произведения обычно подписывал псевдонимом «К. Р.». Многие его стихи взяты за основу известных русских романсов, созданных композиторами П.И. Чайковским, А. Рубинштейном, И.А. Глазуновым. Константин Константинович являлся автором нескольких замечательных театральных пьес, среди которых особенно удачной оказалась драма «Царь Иудейский».
Великая княгиня Елизавета Маврикиевна
До революционного переворота 1917 года в Российской империи повсеместно звучали романсы «Колокола», «Растворил я окно», «Умер бедняга» и многие другие произведения. Однако большинство слушателей и певцов не догадывались, что автором строк лирических музыкальных произведений, считавшихся народными, являлся командир лейб-гвардии Преображенского полка, великий князь Константин Романов – поэт-аристократ.
Великий князь с 1889 года возглавлял Российскую Академию наук, являясь ее бессменным президентом, избирался председателем Русских Археологического и Географического обществ. Он был женат на принцессе Саксен-Альтенбургской, герцогине Саксонской, в православии – Елизавете Маврикиевне.
Первая мировая война стала для великокняжеской четы чередой семейных трагедий: на фронте погибли ее сыновья и родственники, в 1915 году умер Константин Константинович, его похоронили в Петропавловском соборе.
В годы Первой мировой войны и до начала Февральской революции с разрешения великокняжеского семейства в помещениях дворца был развернут госпиталь для раненых офицеров русской армии.
В годы революционных переворотов вдова Константина Константиновича выехала вместе с некоторыми членами семьи в Швецию, а затем из нее на свою родину – в Германию, в город Альтенбург, близ Лейпцига.
Сыновей великого князя Ивана, Константина и Игоря зверски убили большевики в Алапаевске.
Интерьер Мраморного дворца
В период Февральской революции 1917 года в цокольном этаже Мраморного дворца премьер-министр Временного правительства А.Ф. Керенский разместил Министерство труда. Тогда же он подготовил официальный договор о приобретении у наследников великого князя всего дворцового здания за десять миллионов рублей. Правда, этой коммерческой операции помешал второй (большевистский) государственный переворот в октябре 1917 года, большевики национализировали дворец.
После отъезда советского правительства из Петрограда Мраморный дворец официально передали Академии истории материальной культуры им. академика Н.Я. Марра. Академию его имени в 1936 году ликвидировали, а в Мраморном дворце торжественно открыли филиал Всесоюзного музея В.И. Ленина. В реконструкции дворца тогда участвовали известные зодчие Н.Е. Лансере и Д.А. Васильев, между прочим, сохранившие потомкам знаменитую дворцовую Парадную лестницу, Мраморный зал и законсервировавшие до лучших времен художественную отделку некоторых исторических дворцовых помещений.
В ноябре 1937 года перед главным входом музея под звуки «Интернационала» торжественно водрузили на постамент исторический военный броневик с надписью на его борту – «Враг капитала». В апреле 1917 года с него выступал В.И. Ленин у Финляндского вокзала с призывом народа к вооруженному восстанию.
В 1992 году, после распада СССР, броневик включили в экспозицию городского Артиллерийского музея, а на освободившийся постамент водрузили памятник-скиталец, конную скульптуру Александра III работы П.П. Трубецкого.
Броневик перед главным входом Мраморного дворца. Фото 1960 г.
Первоначально монумент установили в 1909 году на Знаменской площади, вблизи Московского вокзала. Н.А. Синдаловский, известный знаток петербургского фольклора, в своей книге «По Петербургу» утверждает, что «появление в Северной столице этого памятника, якобы, раскололо общество на два лагеря. Либералы ликовали при виде карикатуры на царя, реакционеры были взбешены. В городской думе даже обсуждался вопрос о немедленном снятии памятника», а по городу разошлась эпиграмма:
На площади комод,
На комоде бегемот,
На бегемоте обормот,
На обормоте шапочка,
Какого дурака этот папочка?
Памятник убрали в 1937 году, оказывается, он мешал трамвайному движению. Его надежно и надолго упрятали во дворе Русского музея (бывшего дворца великого князя Михаила Павловича). На место своей полувековой ссылки памятник прибыл со множественными пулевыми отметинами из наганов и трехлинеек, восторженные свободные пролетарии даже сорвали бронзовую уздечку при неоднократных неудачных попытках сдвинуть могучую лошадь и ее седока с пьедестала.
В первые месяцы Великой Отечественной войны ссыльного русского императора все же укрыли толстым слоем песка и солидным бревенчатым накатом. Мало кто знает, что во время одного из авианалетов бомба попала в укрытие памятника Александру III. Мощный взрыв превратил бревенчатый настил в щепки, но совершенно не повредил монумент.
Памятник Александру III перед входом в Мраморный дворец. 2011 г.
В период перестройки памятник Александру III установили перед входом в Мраморный дворец.
В 1780 году, за пять лет до завершения строительства Мраморного дворца, по повелению Екатерины II архитектор П.Е. Егоров приступил к реализации другого проекта – возведению двухэтажного Служебного корпуса дворца графа Г.Г. Орлова. Здание своими фасадами обращено к набережной Невы, Марсову полю, по всей Суворовской площади и парадному пространству небольшого дворцового сада. Советую обратить внимание на замечательную гармоничность и соразмерность архитектуры этого здания, занимающего ответственное место в ансамбле Марсова поля и набережной Невы.
Время возведения Служебного корпуса Мраморного дворца совпало с императорским указом о засыпке широкого русла Красного канала, соединявшего Мойку с Невой. Его единственный мост перенесли на соседствующую с ним Зимнюю канавку, также проложенную от Невы к Мойке. Впоследствии на засыпанной протоке выстроилась ровная линия известных исторических петербургских зданий.
2 мая 1844 года Николай I утвердил составленный зодчим А.П. Брюлловым проект перестройки двухэтажного Служебного корпуса Мраморного дворца в новое, более солидное по своим габаритам трехэтажное здание.
Александр Павлович Брюллов – яркий представитель архитектуры позднего классицизма, не только возвел над постройкой архитектора А.П. Егорова основательный третий этаж, но и обработал его фасады пилястрами – плоскими вертикальными выступами прямоугольного сечения на поверхности стен обновленного здания. После дополнительной архитектурной обработки Служебный корпус приобрел несомненное сходство с Мраморным дворцом. Его фасад, обращенный в сторону Летнего сада, Брюллов украсил изящным лепным фризом высотой около двух метров, скомплектованным из четырех художественных барельефов, выполненных русским скульптором, представителем позднего классицизма Петром Карловичем Клодтом на тему «Служение лошади человеку». Каждое из четырех анималистических художественных произведений отмечен изумительной точностью передачи натурных наблюдений великого скульптора. Петр Карлович помимо украшения восточного фасада Служебного корпуса лепными изображениями его любимых коней также блестяще выполнил заказ для двух боковых фронтонов того же фасада – барельефные изображения тритонов, трубящих в морские раковины, дельфинов и ростр.
Служебный корпус Мраморного дворца
В советское время, в период 1932–1933 годов, над Служебным корпусом надстроили четвертый этаж. Его помещения занимал один из крупнейших вузов России – Северо-Западный заочный политехнических институт.
Северную кромку Марсова поля замыкают три удивительных исторических объекта, возведенных в разные годы в конце XVIII – начале XIX столетия: Суворовская площадь, особняк внебрачного сына генерал-фельдмаршала И.Ю. Трубецкого – И.И. Бецкого и дом графа Н.И. Салтыкова. Интереснейшие памятники гражданского зодчества конца XVIII столетия играют важную роль в ансамбле Марсова поля и набережной Невы.
Дома со временем частично перестраивались, периодически менялся их внешний облик. К счастью последующих поколений города, внешний вид многих исторических зданий Северной столицы до их переделок прекрасно сохранился на рисунках и гравюрах русских и иностранных художников конца XVIII – начала XIX века.
В недавно опубликованном художественном альбоме «Старый Петербург: столица и окрестности», подготовленном авторами-составителями Г.Б. Васильевой, К.В. Житорчук и А.М. Павеликиной в 2011 году, представлены малоизвестные произведения живописи и графики с видами Санкт-Петербурга и его окрестностей XVIII – середины XIX столетия. Среди них в альбоме представлены рисунки итальянского художника и скульптора-декоратора Доменико Фаличи Ламони, представляющие редчайшие изображения Петербурга периода царствования Екатерины II. Он был приглашен из города Мудзано итальянской Швейцарии для работы в качестве помощника зодчего А. Ринальди. В альбоме воспроизведен рисунок «Набережная Невы у Летнего сада» – работа, благодаря которой сегодня мы можем представить как выглядели здания, возведенные в конце 1780-х годов на северной границе Марсова поля.
Северный фасад домов президента Академии художеств И.И. Бецкого и фельдмаршала графа Н.И. Салтыкова, Мраморного дворца. Набережные Невы у Летнего сада. Рисунок Д.Ф. Ламони. Конец 1780-х гг.
Рисунок изображает панораму Верхней (Дворцовой) набережной от Лебяжьей канавки в сторону Мраморного дворца с домами президента Академии художеств И.И. Бецкого, фельдмаршала графа Н.И. Салтыкова и дворца графа Г.Г. Орлова.
На доме И.И. Бецкого, сооруженного после 1784 года, прекрасно видны два фасада здания. Северный фасад, оказывается, в те времена украшали великолепный картуш на аттике здания и красивый высокий портал в центре третьего этажа. А на крыше бокового фасада, выходящего на Лебяжью канавку, горожане тогда впервые увидели столичное архитектурное чудо – висячий сад.
Не менее интересным выглядел в конце 80-х годов XVIII столетия и второй дом, принадлежащий тогда еще не фельдмаршалу графу Н.И. Салтыкову, а княгине Е.П. Барятинской. Между этим зданием и Мраморным дворцом тогда еще не существовала Суворовская площадь и не был построен Служебный корпус дворца. Пройдут годы, и эта прекрасная архитектурная панорама изменится – здания перестроят, надстроят и уберут с фасадов изящные «архитектурные излишества».
Авторы альбома заметили, что в конце XVIII столетия художники позволяли себе допускать в рисунках некоторые перспективные неточности. И действительно, Д.Ф. Ламони значительно сократил расстояние между Мраморным дворцом и домом Н.И. Салтыкова. Один из авторов-составителей альбома К.В. Житорчук предположил, что подобная оплошность художника могла произойти из-за того, что «рисунок исполнен не с натуры, а позже, уже в итальянской Швейцарии, после 1792 года».
Дома Н.И. Салтыкова и И.И. Бецкого. Вид с Марсова поля. 2011 г.
Часть детально продуманного градостроительного плана архитектора Карла Росси – небольшая (Суворовская) площадь с перенесением в ее центр с правого берега Мойки памятника А.В. Суворову, великолепно дополнила архитектурный ансамбль бывшего Царского луга. Зодчий прекрасно вписал новую городскую площадь между домом графа Салтыкова и служебным корпусом Мраморного дворца. Плавно переходя от Марсова поля к Дворцовой набережной, пространство этого вновь созданного в начале XIX века столичного объекта связало Марсово поле с набережной Невы.
Дом фельдмаршала графа Николая Ивановича Салтыкова имеет интересную судьбу. Меняя периодически наружный облик, особняк всегда сохранял индивидуальность. О нем довольно часто писали и дом был связан с жизнью выдающихся деятелей русской культуры. На его флагштоке периодически появлялись флаги различных иностранных государств, размещавших в его стенах свои дипломатические миссии.
Строительство особняка относится к периоду 1784–1788 годов. Первым хозяином здания стал петербургский купец Ф.И. Гротен – владелец так называемого «пустопорожнего места». Именно по его просьбе Джакомо Кваренги подготовил проект особняка и осуществил его строительство, завершенное в 1788 году. Здание обращено фасадами на Дворцовую набережную, Суворовскую площадь и Марсово поле. Участок Кваренги застроил по периметру и предусмотрел при этом внутренний двор. Фасад здания со стороны набережной Невы прекрасно сохранил свою первоначальную архитектурную обработку. В период завершения строительства дома к его стене, обращенной теперь на Суворовскую площадь, примыкал сад, занимавший все пространство будущего детища зодчего К.И. Росси.
Интересно, что тогда особняк генерал-фельдмаршала Салтыкова был, оказывается, архитектурно связан со своим визави – служебным корпусом Мраморного дворца, построенного в то же время по проекту зодчего П.Е. Егорова. Однако расположенный между ними сад практически полностью закрывал обращенные друг к другу стены зданий. Когда же по генеральному проекту К.И. Росси решено было разбить небольшую предмостную площадь, сад, естественно, вырубили и взору жителей Северной столицы открылось заметное архитектурное сходство двух противоположных фасадов зданий. Расположенные на флангах вновь созданной площади, эти дома стали своеобразными пропилеями, оформляющими вход в архитектурный ансамбль Марсова поля.
На ранее глухом фасаде фельдмаршальского здания, обращенном, на пространство новой площади, пробили оконные проемы и провели работы по архитектурной обработке этой части здания.
Некоторые внутренние помещения дома Салтыкова – вестибюль, парадная лестница и прекрасный Белый зал – сохранили свою старинную отделку, типичную для отечественной архитектуры 20–50-х годов XIX века.
Расположенные по оси главного корпуса, вестибюль и лестница, выполнены с применением свободно поставленных колонн и пилястр, декорирующих плоскости стен.
Великолепна архитектурная отделка парадной лестницы, на которой простенки между высокими полуциркульными окнами обработаны трехчетвертными коринфскими колоннами. В некоторых внутренних помещениях особняка до сих пор сохраняются отдельные детали первоначальной художественной отделки, типичной для первой четверти XIX столетия: старинные лепные карнизы, изящные камины и поразительные по своей красоте скульптурные панно с крылатыми женскими фигурами, амурами и иными изображениями, модными в то время.
К архитектурным шедеврам, бесспорно, относится и роскошно оформленный Белый зал особняка графа Салтыкова, украшенный коринфскими колоннами, увенчанными скульптурными фигурами.
За время своего существования здание претерпело значительные перестройки, изменившие его первоначальный внешний и внутренний облик. Относительно хорошо сохранился фасад, выходящий на Неву. В 1843–1844 годы очередной хозяин дома произвел частичную реконструкцию интерьеров. В 1881 году перестроили корпус по северной границе Марсова поля. У особняка многократно менялись владельцы и арендаторы. Первый владелец дома, возведенного вблизи Суворовской площади, купец Ф.И. Гротен в 1790 году продал свою новостройку лифляндцу Т.Т. Сиверсу, а тот через три года, в 1793 году, перепродал его княгине Екатерине Петровне Барятинской, урожденной принцессе Гольштейн-Бек. Новая владелица дома, известная фрейлина двора Екатерины II, слыла первой столичной красавицей и являлась дочерью принца Петра Гольштейн-Бекского, приверженца свергнутого Петра III. В возрасте двенадцати лет она вместе с родителями находилась на одной из галер, сопровождавших супруга будущей российской императрицы Екатерины Великой во время его панического бегства в Кронштадт.
Выйдя в 1767 году замуж за князя И.С. Барятинского, княгиня блистала в столичном свете, имея великое множество любовных романов. Ее любовная связь с Андреем Разумовским пришла к логическому завершению – разрыву с мужем.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.