Филиппины

Филиппины

Географически Филиппины – это часть все того же островного мира Юго-Восточной Азии. Но, будучи восточной и исторически периферийной его частью, Филиппинский архипелаг развивался более замедленными темпами, что не преминуло сказаться на результатах: к моменту вторжения испанцев на Филиппины в XVI в. только небольшая часть населения островов начала переходить от первобытности к ранним государственным образованиям.

Население Филиппин в принципе комплектовалось из тех же компонентов, что и остальной островной мир: на древний негро-австралоидный субстрат во II–I тысячелетиях до н.э. волнами наслаивались аустронезийцы южномонголоидного типа. Но набегали эти волны не сушей через Малайю, как то было на западе, а морем, порой через Тайвань, причем все из того же Южного Китая. С рубежа нашей эры, когда Малайя и Индонезия в ее западной части были уже индианизированы, индо-буддийская культура стала понемногу проникать и на восток, в том числе и на Филиппины. Культурные контакты, однако, шли крайне медленными темпами. Связи с буддийской Шривиджайей, а позже с индуистской культурой Маджапахита сыграли определенную роль в развитии местного населения, но больших результатов на дали. Быть может, большее значение в этом смысле имела исторически новая китайская миграция: в конце I тысячелетия на Филиппин стали прибывать китайцы, но уже не те южнокитайские племена юэ, которые тысячелетием-двумя ранее сыграли роль одного из компонентов местного населения, а жители высокоразвитой империи, несшие с собой многогранную и яркую культуру. Археологические данные, в частности, свидетельствуют о том, что в начале нашего тысячелетия материальная и духовная культура местного населения находилась под сильным влиянием как Индии, так и Китая. С XIV в. через южные острова на Филиппины стал проникать и ислам, причем именно проникновение ислама способствовало возникновению здесь первых очагов государственности.

Зафиксированные испанцами в XVI в. данные позволяют, хотя и фрагментарно, проследить этот процесс. На островах существовали общины-балангаи, власть в которых принадлежала старейшинам. Средний размер общины 30–100 семей, но были и более крупные, до 1–2 тыс. Наиболее развитые из них вели войны с соседями, причем в случае удачи вчерашний общинный старейшина становился правителем надобщинного протогосударства. Вожди такого рода вначале именовались преимущественно индийскими терминами, чаще всего раджа, иногда – дато. Терминология в данном случае является индикатором влияний.

В XV и начале XVI в., когда португальцы изгнали из Малакки султана и его родню, часть их мигрировала на восток и достигла Филиппин. На юге архипелага население стало быстро исламизироваться, а первые государственные образования принимали форму султанатов, что в это время было уже обычным для всего островного мира, включая Малайю и Индонезию. По характеру ранние султанаты были еще очень примитивными: вокруг вождя (султана), выборного либо уже наследственного, группировались социальные верхи, благородные, которые жили за счет редистрибуции дохода (ренты-налога) с общин и труда разных зависимых категорий, из числа как пленных и чужаков, так и разорившихся общинников. Вся эта форма социально-политической организации уже в 1433 г. была зафиксирована в судебнике, определявшем наказания за различные проступки в зависимости от социального статуса человека. Земля находилась в верховном владении правителя (султана, раджи, дато), выступавшего в функции субъекта власти-собственности и наделявшего землями тех, кому он считал нужным их дать. У некоторых народов под западным влиянием возникали и свои формы письменности на южноиндийской графической основе.

Экспедиция Магеллана, бросившего якорь на острове Себу в 1521 г. на пути к Молуккским островам, привела к открытию и освоению архипелега испанцами. Хотя первая попытка подчинить местных правителей и прочно обосноваться здесь была неудачной для испанцев (сам Магеллан погиб на Себу, а его победитель Лапу-Лапу до наших дней почитается как первый герой в борьбе за независимость), она не пропала даром: уже в середине XVI в. испанцы достаточно твердо чувствовали себя на архипелаге, который в 1542 г. был назван ими в честь принца Филиппа, будущего короля Филиппа II. Успешные завоевания и освоение новых выгодных районов, в частности создание порта Манила в 1570 г., привели к тому, что в конце XVI в. испанцы не только были полными хозяевами на севере и в центре архипелага, но и успешно христианизировали население захваченных ими районов. Только мусульманский юг, «страна Моро» (мавров), как называли его испанцы, оставался мятежной периферией вплоть до XIX в., да и после этого, даже в наши дни, он заметно отличается от других частей Филиппин.

Христианизированные и испанизированные части архипелага в принципе мало чем отличались от латинизированной теми же испанцами приблизительно в то же время Америки. Те же наместники короля и губернаторы провинций, опиравшиеся на аппарат чиновников и богатые слои испанских колонизаторов. Та же всесильная католическая церковь с ее неистовыми монахами-миссионерами различных орденов и в целом весьма послушная им паства. Правда, методы завоевания и поддержания порядка здесь были менее жестокими: на Филиппинах не было золота, столь разжигавшего страсти конкистадоров. А для освоения страны нужны были люди, которых следовало беречь (в XVII в. население архипелага составляло около 500 тыс. человек, из них около 1% испанцев).

Система управления на первых порах тоже формировалась по общему для латиноамериканских колоний образцу: на Филиппинах было создано около 270 участков, переданных в энкомиенду (своего рода опека) испанским колонистам, как частным лицам из числа влиятельных землевладельцев, так и монашеским орденам либо короне. Попечитель-энкомендеро обычно собирал с вверенного его опеке населения при посредстве старост общин фиксированный налог, трибуто, и требовал от крестьян выполнения различных повинностей. Возглавляемое старейшинами-касиками население подчас бунтовало против новых порядков, но безуспешно. В начале XVII в. по настоянию католической церкви система энкомиенд была отменена и заменена сбором трибуто и иных налогов непосредственно в пользу королевской казны.

Торговля между Филиппинами и Испанией была ограниченной, зато в азиатской торговле архипелаг занимал все более заметное место, прежде всего благодаря китайским мигрантам-хуацяо, число которых все возрастало (в конце XVI в. их колония в Маниле насчитывала 10 тыс., в начале XVII в. уже 25 тыс. человек). Китайцы со временем фактически почти монополизировали всю азиатскую торговлю, что и неудивительно: богатые испанцы были к этому делу высокомерно равнодушны, а местное население недостаточно для этого подготовлено. Следует, однако, заметить, что китайских торговцев не любили ни те, ни другие, хотя обойтись без их посредничества уже не могли. Налоги и пошлины китайцы обычно платили вдвое большие, чем другие торговцы.

В XVII в. сложные международные обстоятельства, в том числе войны в Европе, оказали свое воздействие на судьбы Филиппин, подвергавшихся вторжению со стороны то голландцев, то англичан. Заметное ослабление Испании по сравнению с другими колониальными державами вело и к замедленным темпам развития архипелага. Колониальный режим не нес стране даже того, что было в некоторых других колониях, как например в Индии, – пусть мучительного, но все же достаточно быстрого экономического развития. Напротив, усиливалась примитивная докапиталистическая эксплуатация населения: на государственной барщине каждый обязан был отработать 40 дней в году.

Пытаясь как-то реализовать свои колониальные потенции в условиях энергично развивавшегося мирового колониального хозяйства, испанцы стали вводить на Филиппинах плантационную монокультуру табака, выращивание и торговля которым были государственной монополией (на этих-то плантациях в порядке отбывания повинностей и трудились местные жители). Правда, одновременно несколько усилились и частные торговые связи архипелага с метрополией. Однако вплоть до конца XVIII в. это не вело к сколько-нибудь заметному экономическому развитию Филиппин. Практически только с начала XIX в., когда в Испании появилась своя энергичная буржуазия и правительство более уже не могло противостоять экономическому вторжению на архипелаг капитала из других стран, королевская монополия на табак и торговлю были отменены и стало развиваться частнокапиталистическое колониальное хозяйство. На Филиппинах начали выращивать сахарный тростник, пеньку, индиго. Стала постепенно формироваться собственная национальная буржуазия, в основном из китайцев и метисов китайского происхождения. Начало формироваться и национальное самосознание филиппинцев, проявлявшееся в их стремлении добиться формального равенства в правах с испанцами.