Скандальный хоккей

Скандальный хоккей

После памятного скандала в мае 1969 года, когда тренер хоккейного ЦСКА Анатолий Тарасов увел свою команду со льда и на полчаса сорвал финальный матч со «Спартаком», недоброжелатели тренера спали и видели, как бы лишить его всех его высоких постов (тренера ЦСКА и национальной сборной). Тогда, в 69-м, у них это не получилось. Тарасов сохранил за собой оба поста и добился новых успехов: и ЦСКА, и сборная под его руководством в 1970 году снова стали чемпионами. Но два года спустя ситуация для Тарасова снова стала тревожной.

Все началось в начале года, когда Тарасов привез советскую сборную на Олимпийские игры в Саппоро. И вот, во время решающий игры с принципиальным соперником – сборной Чехословакии, которая состоялась 13 февраля 1972 года – произошел инцидент, когда нападающий чехов Вацлав Недомански (тот самый, который в 70-м плюнул в лицо Александру Мальцеву) после остановки игры запустил шайбой… в Тарасова. К счастью, резиновый кругляк не достиг цели – ударился о борт и отскочил в сторону. Все тогда списали этот поступок игрока на его нервозность – чехи проиграли игру со счетом 2:5. Но сам Недомански много позже так объяснил свои действия: «На Тарасова я до сих пор имею зуб. Какими словами обзывал он меня со скамейки запасных, не передать. Не думал, наверно, о том, что русский язык мы тогда изучали в школе и что я его прекрасно понимал. Вот я и не сдержался в конце концов».

Действительно, был за Тарасовым такой грех: он любил словесно унижать своих соперников. Причем не только зарубежных, но и своих, советских. Вот как об этом вспоминает Е. Рубин:

«Константин Локтев передавал мне содержание тарасовских установок перед матчами с воскресенским „Химиком“:

– Все маленькие, все бегут и у всех нос крючком. Так неужели мне вас учить, как обыграть эту воскресенскую синагогу? – На том наставление заканчивалось.

В «Химике» единственным евреем был тренер Николай Семенович Эпштейн. На лед он не выходил, во время игры не бегал. Но Тарасову хотелось напомнить игрокам о существовании Эпштейна, не называя его по имени и не указывая на его национальность. Напомнить так, на всякий случай: лишний повод вызвать у игроков перед матчем спортивную злость не помешает…»

Та Олимпиада в Саппоро закончилась победой советской сборной. А спустя два месяца должен был состояться очередной чемпионат мира и Европы. Проходить он должен был… в Праге. И вот, практически сразу после Олимпиады, чехословацкое руководство обратилось к советскому с настоятельной просьбой… не присылать к ним Тарасова. Дескать, у многих игроков чехословацкой сборной существуют к нему неприязненные отношения, и это может плохо отразиться на обстановке во время игр с советской сборной. Эту просьбу недоброжелатели Тарасова решили использовать как главное оружие против тренера.

Они доложили в ЦК КПСС об этой просьбе, и там отнеслись к ней с пониманием, поскольку и там Тарасов успел насолить. Так, во время Олимпиады в Саппоро он не выполнил директиву о том, чтобы сыграть с чехословаками вничью: при таком раскладе мы брали «золото», а «серебро» доставалось сборной ЧССР. Но мы победили 5:2 и чехов обошли хоккеисты из страны, которая являлась нашим стратегическим противником – США. Тарасову этого ослушания не забыли. На этот раз во главу угла тоже ставились политические мотивы. В Кремле хотели, чтобы чемпионат в Праге положил конец той вражде, которая существовала между спортсменами ЧССР и СССР (она была связана с событиями августа 68-го), и была даже дана негласная установка нашим хоккеистам: если вы проиграете этот чемпионат хозяевам, то никаких санкций против вас не будет (это обещание будет выполнено, и даже в прессе не появится ни одной критической заметки, направленной против нашей сборной).

Однако Тарасов, отстраненный от руководства сборной, не мог полностью смириться со своей отставкой и какое-то время продолжал вмешиваться в дела команды. Так, 21 марта 1972 года, когда команду уже тренировали новые тренеры – Всеволод Бобров и Николай Пучков, – Тарасов позвонил комсоргу сборной Игорю Ромишевскому (он играл за ЦСКА) и предложил ему срочно собрать комсомольское собрание и принять решение об исключении из команды двух игроков: Александра Гусева (ЦСКА) и Валерия Васильева (столичное «Динамо»). Причем Тарасов потребовал от Ромишевского, чтобы тот записал фамилии тех игроков, которые могли выступить против этого предложения и назвать их потом ему. Короче, «заложить» своих же товарищей. Что же сделал Ромишевский? Он такое собрание провел, однако сам стал первым, кто заявил, что оба названных Тарасовым игрока должны остаться в составе сборной.

Итак, в Прагу советскую команду повезли другие тренеры: Бобров и Пучков. И опять не обошлось без скандала: в сборную не был вызван лучший ее игрок армеец Анатолий Фирсов. Он считался любимчиком Тарасова, поэтому новым тренерам оказался не нужен. Скандал получился грандиозный и с весьма неприятным душком. Дело было так.

В конце марта – начале апреля сборная СССР по хоккею совершала турне по Скандинавии в рамках подготовки к чемпионату мира. Наши хоккеисты сыграли в этом турне четыре матча (два с финнами, два со шведами) и во всех одержали победы. Перед отлетом на Родину советской сборной тамошние журналисты спросили Боброва о судьбе Анатолия Фирсова: мол, тот считается сильнейшим хоккеистом в мире, однако в сборной его почему-то нет (кроме Фирсова, в сборную не взяли еще одного ветерана – Виталия Давыдова). И Бобров внезапно поведал дотошным журналистам жуткую историю о том, что у Фирсова… рак желудка и начался последний отсчет его дней.

До сих пор непонятно, что же конкретно двигало Бобровым в те минуты: раздражение от журналистов, которые буквально достали его вопросами о Фирсове, или желание досадить самому хоккеисту. Однако финны поверили словам Боброва (а как иначе: лицо-то официальное – старший тренер сборной!) и срочно делегировали в Москву нескольких человек, чтобы поддержать смертельно больного Фирсова. Каково же было их удивление (и удивление самого хоккеиста), когда выяснилась правда. Говорят, финны еще долго рассуждали о загадочной русской душе, а Фирсов так же долго выходил из шока. Простить этого поступка Боброву он не мог и тогда же во всеуслышание заявил, что не возьмет в руки клюшку, пока Бобров публично не извинится. Тот же, видимо, этого только и ждал, поскольку видеть Фирсова в сборной не хотел. Хотя армейские начальники прославленного хоккеиста пытались уговорить его взять свое заявление обратно. По словам хоккеиста:

«Как-то меня вызвал генерал-полковник, выслушал мою историю и говорит: «Я сниму свои погоны, ты сними свои и выслушай меня как сын: против такого ветра (за Бобровым стояли руководители Спорткомитета, а за теми – руководители соответствующего отдела ЦК. – Ф. Р.) писать бесполезно». Я говорю – понял, но ничего поделать с собой не могу. С тренером, который меня похоронил, работать не буду…»

Место Фирсова в тройке с Викуловым и Харламовым занял столичный динамовец Александр Мальцев. И показал себя великолепно: в скандинавском турне эта тройка забросила 8 шайб, из них 6 (!) было на счету Мальцева. В первом же матче на чемпионате мира против сборной ФРГ (7 апреля) эта тройка оказалась самой результативной и забросила в ворота соперников 5 шайб (матч закончился в нашу пользу 11:0). Так что Бобров имел все основания считать, что в споре со скептиками, которые утверждали, что без Фирсова игра тройки поблекнет, он оказался прав. Однако чемпионат мира в Праге мы все равно проиграли: «золото» взяли чехословаки, а нам досталось «серебро». Как и было обещано нашим хоккеистам, прорабатывать их за эту неудачу никто не стал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.