Лекция 15: Крито-микенский мир.

Лекция 15: Крито-микенский мир.

Минойская (Критская) цивилизация.

Древнейшим очагом цивилизации в Европе был остров Крит. По своему географическому положению этот гористый остров, замыкающий с юга вход в Эгейское море, представляет как бы естественный форпост европейского материка, обращенный в сторону африканского и азиатского побережий Средиземного моря. С глубокой древности здесь скрещивались морские пути, соединявшие

Балканский полуостров и острова Эгеиды с Малой Азией, Сирией и Северной Африкой. Возникшая на одном из самых оживленных перекрестков древнего Средиземноморья, минойская (Название «минойская» (соответственно минойцы — народ, населявший Крит в древности) было введено в науку первооткрывателем древнейшей критской культуры А. Эвансом, который образовал его от имени мифического царя Крита Миноса.) культура Крита испытала на себе влияние древнейших цивилизаций Ближнего Востока, с одной стороны, и неолитических культур Анатолии, придунайской низменности и балканской Греции — с другой. Время возникновения минойской цивилизации — рубеж III—II тысячелетий до н.э., иначе говоря — конец так называемой эпохи ранней бронзы. Часть Европы ещё покрыта густыми лесами и болотами, но кое-где на карте континента уже можно заметить отдельные очаги земледельческих и земледельческо-скотоводческих культур (юг и юго-восток Европы: Испания, Италия, Подунавье, южнорусские степи, Греция). В это время на Крите появляются причудливые постройки, которые современные археологи обычно именуют «дворцами».

Самый первый из всех критских дворцов был открыт А.Эвансом в Кноссе (центральная часть Крита, неподалеку от северного побережья острова). По преданию, здесь находилась главная резиденция легендарного владыки Крита — царя Миноса. Греки называли дворец Миноса «лабиринтом» (слово, заимствованное ими из какого-то догреческого языка). В греческих мифах лабиринт описывался как огромное здание с множеством комнат и коридоров. Человек, попавший в него, не мог выбраться оттуда без посторонней помощи и неизбежно погибал: в глубине дворца обитал кровожадный Минотавр — чудовище с человеческим туловищем и головой быка. Подвластные Миносу племена и народы обязаны были ежегодно тешить ужасного зверя человеческими жертвами, пока он не был убит знаменитым афинским героем Тесеем. Раскопки действительно обнаружили здание или даже целый комплекс зданий общей площадью 16 ООО кв. м, включавший около трехсот помещений самого разнообразного характера и назначения (Следует иметь в виду, что сохранились только первый этаж дворца и подвальные помещения. Первоначально же здание имело два или три этажа в высоту.). Впоследствии аналогичные сооружения были открыты и в других местах на территории Крита.

Своим внешним видом дворец более всего напоминает затейливые театральные декорации под открытым небом: причудливые портики с колоннами, как бы перевернутыми кверху основанием, широкие каменные ступени открытых террас, многочисленные балконы и лоджии, резные каменные украшения на крышах, схематически изображающие «священные» бычьи рога, яркие пятна фресок. Внутренняя планировка отличается крайней беспорядочностью. Жилые комнаты, хозяйственные помещения, соединяющие их коридоры и лестничные переходы, внутренние дворики и световые колодцы расположены без всякой видимой системы и четкого плана.

Но при видимой хаотичности дворцовой постройки она все же воспринимается как единый архитектурный ансамбль. Во многом этому способствует занимающий центральную часть дворца большой прямоугольный двор, с которым были связаны все основные помещения, входившие в состав этого огромного комплекса. Двор бьш вымощен большими гипсовыми плитами и, по-видимому, использовался не для хозяйственных надобностей, а для культовых целей. Возможно, именно здесь устраивались знаменитые игры с быками, изображения которых мы видим на фресках, украшающих стены дворца. Кносский дворец неоднократно приходилось восстанавливать после часто происходивших здесь сильных землетрясений (Кносский и другие дворцы были впервые построены около 2000 г. до н.э., окончательно же были покинуты между XV в. и 1200 г. до н.э.). Новые помещения пристраивались к старым, уже существующим. Комнаты и кладовые как бы нанизывались одна к другой, образуя длинные ряды-анфилады. Отдельно стоящие постройки и группы построек постепенно сливались в единый жилой массив, группирующийся вокруг центрального двора. Дворец был снабжен всем необходимым для того, чтобы жизнь его обитателей была спокойной и удобной. Строители дворца создали даже водопровод и канализацию. Также хорошо была продумана и система вентиляции и освещения. Вся толща здания была прорезана сверху донизу специальными световыми колодцами, по которым солнечный свет и воздух поступали в нижние этажи дворца. Кроме того, этой же цели служили большие окна и открытые веранды. Напомним для сравнения, что древние греки ещё в V в. до н.э. — в пору наивысшего расцвета их культуры — жили в полутемных, душных жилищах и не знали таких элементарных удобств, как ванна и уборная со стоком.

Значительная часть нижнего, цокольного этажа дворца была занята кладовыми, в которых хранились вино, оливковое масло и другие продукты. В полу кладовых были устроены выложенные камнем и перекрытые сверху каменными плитами ямы, в которые ссыпалось зерно.

Во время раскопок кносского дворца археологи нашли множество разнообразных произведений искусства и художественного ремесла, выполненных с большим вкусом и мастерством. Многие из этих вещей были созданы в самом дворце, в специальных мастерских, в которых работали ювелиры, гончары, художники-вазописцы и ремесленники других профессий, обслуживавшие своим трудом царя и окружающую его знать (помещения мастерских были обнаружены во многих местах на территории дворца). Особого внимания заслуживает настенная живопись, украшавшая внутренние покои, коридоры и портики дворца. Некоторые из этих фресок изображали сцены из жизни природы: растения, птиц, морских животных. На других запечатлены обитатели самого дворца: стройные загорелые мужчины с длинными черными волосами, уложенными прихотливо вьющимися локонами, с тонкой, «осиной» талией и широкими плечами и «дамы» в огромных колоколообразных юбках с множеством оборок и в туго затянутых корсажах, оставляющих грудь совершенно открытой. Одежда мужчин намного проще. Чаще всего она состоит из одной набедренной повязки. Зато на голове у них красуется великолепный убор из птичьих перьев, а на шее и на руках можно разглядеть золотые украшения: ожерелья, браслеты. Люди, изображенные на фресках, участвуют в каких-то сложных и не всегда понятных церемониях. Одни чинно шествуют в торжественной процессии, неся на вытянутых руках священные сосуды с возлияниями для богов, другие плавно кружатся в танце вокруг священного дерева, третьи внимательно наблюдают за каким-то обрядом или представлением, расположившись на ступеньках «театральной площадки».

Минойские художники замечательно владели искусством передачи движения людей и животных. Образцом могут служить великолепные фрески, на которых представлены так называемые «игры с быками». Мы видим на них стремительно несущегося быка и акробата, проделывающего прямо у него на рогах и на спине серию замысловатых сальто. Перед быком и позади него художник изобразил фигуры двух девушек в набедренных повязках, очевидно «ассистенток» акробата. Смысл всей этой сцены не вполне ясен. Мы не знаем, кто участвовал в этом странном и, бесспорно, сопряженном со смертельным риском состязании человека с разъяренным животным и что было его конечной целью. Однако можно с уверенностью сказать, что «игры с быками» не были на Крите простой забавой праздной толпы наподобие современной испанской корриды. Это был религиозный ритуал, связанный с одним из главных минойских культов — культом бога-быка.

Сцены игр с быком, пожалуй, единственная тревожная нота в минойском искусстве. Ему совершенно чужды жестокие, кровавые сцены войны и охоты, столь популярные в тогдашнем искусстве стран Ближнего Востока и материковой Греции. Если судить по тому, что мы видим на фресках и других произведениях критских художников, жизнь минойской элиты была свободна от волнений и тревог. Она протекала в радостной атмосфере почти непрерывных празднеств и красочных представлений. От враждебного внешнего мира Крит был надежно защищен волнами омывающего его Средиземного моря. Близ острова не было в те времена ни одной значительной морской или иной враждебной державы. Только чувством безопасности можно объяснить тот факт, что все критские дворцы, включая и кносский, оставались на протяжении почти всей их истории неукрепленными.

Разумеется, в произведениях дворцового искусства жизнь минойского общества представлена в идеализированном, приукрашенном виде. В действительности в ней были и свои теневые стороны. Природа острова не всегда была благосклонна к его обитателям. Так, на Крите часто происходили землетрясения, нередко достигавшие разрушительной силы. Если добавить к этому частые в этих местах морские штормы с грозами и ливневыми дождями, засушливые голодные годы, эпидемии, то жизнь минойцев покажется нам не столь уж спокойной и безоблачной.

Для того чтобы защитить себя от стихийных бедствий, жители Крита обращались за помощью к своим многочисленным богам. Центральной фигурой минойского пантеона была великая богиня — «владычица». В произведениях критского искусства (статуэтках и печатях) богиня предстает нам в различных своих воплощениях. Мы видим ее то грозной владычицей диких зверей, повелительницей гор и лесов со всеми их обитателями, то благосклонной покровительницей растительности, прежде всего хлебных злаков и плодовых деревьев, то зловещей царицей подземного мира, держащей в руках извивающихся змей. За этими образами угадываются черты древнего божества плодородия — великой матери людей и животных, почитание которой было широко распространено во всех странах Средиземноморья начиная по крайней мере с эпохи неолита. Рядом с великой богиней, воплощением женственности и материнства, символом вечного обновления природы, мы находим в минойском пантеоне и божество, воплощающее в себе разрушительные силы природы — грозную стихию землетрясения, мощь бушующего моря. Эти наводящие ужас явления воплощались в сознании минойцев в образе могучего и свирепого бога-быка. На некоторых минойских печатях божественный бык изображен в виде фантастического существа — человека с бычьей головой, что сразу же напоминает нам позднейший греческий миф о Минотавре. Чтобы умиротворить грозное божество и успокоить таким образом разгневанную стихию, ему приносились обильные жертвы, в том числе, по-видимому, и человеческие (отголосок этого варварского обряда сохранился в мифе о Минотавре).

Религия играла огромную роль в жизни минойского общества, накладывая свой отпечаток абсолютно на все сферы его духовной и практической деятельности. При раскопках кносского дворца было найдено огромное количество всякого рода культовой утвари, в том числе статуэтки великой богини, священные символы вроде бычьих рогов или двойного топора — лабриса, алтари и столы для жертвоприношений, разнообразные сосуды для возлияний и др. Многие помещения дворца использовались как святилища — для религиозных обрядов и церемоний. Среди них крипты — тайники, в которых устраивались жертвоприношения подземным богам, бассейны для ритуальных омовений, небольшие домашние часовни и т.п. Сама архитектура дворца, живопись» украшающая его стены, другие произведения искусства были насквозь пронизаны сложной религиозной символикой. Это был дворец-храм, где все обитатели, включая самого царя, его семью, окружающих их придворных «дам» и «кавалеров», выполняли различные жреческие обязанности, участвуя в обрядах, изображения которых мы видим на дворцовых фресках.

На Крите существовала, таким образом, особая форма царской власти, известная в науке под именем «теократии» (так называется одна из разновидностей монархии, при которой светская и духовная власть принадлежит одному и тому же лицу). Особа царя считалась «священной и неприкосновенной». Даже лицезрение его, по-видимому, было запрещено простым смертным. Так можно объяснить то странное на первый взгляд обстоятельство, что среди произведений минойского искусства нет ни одного» которое можно было бы с уверенностью признать изображением царской персоны. Вся жизнь царя и его домочадцев была строжайшим образом регламентирована и поднята на уровень религиозного ритуала. Цари Кпосса не просто жили и правили — они священнодействовали. «Святая святых» кпосского дворца, место, где царь-жрец снисходил до общения со своими подданными, приносил жертвы богам и в то же время решал государственные дела,— это его тронный зал, расположенный неподалеку от большого центрального двора. Прежде чем попасть в него, посетители проходили через вестибюль, в котором стояла большая порфировая чаша для ритуальных омовений: очевидно, для того чтобы предстать перед «царскими очами», нужно было предварительно смыть с себя все дурное. Сам тронный зал представляет собой небольшую прямоугольную комнату. Прямо против входа в нем стоит гипсовое кресло с высокой волнистой спинкой — царский трон. Вдоль стен идут облицованные алебастром скамьи, на которых восседали царские советники, высшие жрецы и сановники Кносса. Стены тронного зала расписаны красочными фресками, изображающими грифонов — фантастических чудовищ с птичьей головой на львином туловище. Грифоны возлежат в торжественных застывших позах по обе стороны от трона, как бы оберегая владыку Крита от бед.

Великолепные дворцы критских царей, несметные богатства, хранившиеся в их подвалах и кладовых, обстановка комфорта и изобилия, в которой жили сами цари и их окружение,— все это было создано трудом многих тысяч безымянных земледельцев и ремесленников. К сожалению, о жизни трудового населения Крита нам известно немногое. Оно обитало, по-видимому, за пределами дворцов в разбросанных по полям и горам мелких поселках с убогими глинобитными домами, тесно прижатыми друг к другу, с кривыми, узкими улочками. Они разительно противостоят монументальной архитектуре дворцов, роскоши их внутреннего убранства. Простой и грубый инвентарь погребений, обнаруженные археологами в глухих горных святилищах незамысловатые посвятительные дары в виде грубо вылепленных из глины фигурок людей и животных свидетельствуют о довольно низком жизненном уровне минойской деревни, об отсталости ее культуры в сравнении с утонченной культурой дворцов.

У нас есть все основания считать, что в критском обществе уже сложились характерные для раннеклассового общества отношения господства и подчинения. Так, можно предполагать, что земледельческое население было обложено повинностями, как натуральными, так и трудовыми, в пользу дворца. Оно обязано было доставлять во дворец скот, зерно, масло, вино и другие продукты. Все эти поступления фиксировались дворцовыми писцами на глиняных табличках, из которых к оменту гибели дворца (конец XV в. до н.э.) составился целый архив, насчитывающий около 5000 документов, а затем сдавались в дворцовые кладовые, где, таким образом, скапливались огромные запасы продовольствия и других материальных ценностей. Руками тех же земледельцев строился и перестраивался сам дворец, прокладывались дороги и оросительные каналы, возводились мосты (Наряду со свободными общинниками, очевидно находившимися в податной зависимости от дворца, на него работали, по всей вероятности, и люди, принадлежавшие к категории несвободных (рабы) или полусвободных (слуги и клиенты). Судя по аналогиям с другими раннеклассовыми обществами, существовавшими, например, в странах Ближнего Востока или в позднейшей микенской Греции, этот дворцовый персонал мог быть довольно многочисленным, насчитывая сотни или даже тысячи работников, обученных различным профессиям.). Не следует думать, что все это они делали по принуждению, только потому, что так хотелось царю или его вельможам. Дворец был главным святилищем общины, и элементарное благочестие требовало от поселянина, чтобы он чтил дарами обитавших в святилище богов, отдавая излишки своих — хозяйственных запасов на устройство празднеств и жертвоприношений, а также и сам трудился «во славу божию». Правда, между народом и его богами стояла целая армия посредников — обслуживающий святилище штат профессиональных жрецов во главе со «священным царем». По существу, это была уже сложившаяся, четко оформленная прослойка наследственной жреческой знати, противостоящая всему остальному обществу. Бесконтрольно распоряжаясь запасами, хранившимися в дворцовых складах, жрецы могли львиную долю этих богатств использовать для своих собственных надобностей.

Конечно, наряду с религиозными побуждениями концентрация прибавочного продукта общины в руках дворцовой элиты диктовалась ещё и чисто экономической целесообразностью. Годами скапливавшиеся во дворце запасы продовольствия могли служить резервным фондом на случай голода. За счет этих же запасов обеспечивались пропитанием ремесленники, работавшие на общину. Излишки же, которым не находилось применения в самой общине, шли на продажу в заморские страны: Египет, Сирию, Кипр, где на них можно было выменять товары, отсутствовавшие на самом Крите: золото и медь, слоновую кость и пурпурные ткани. Торговые морские экспедиции в те времена были -сопряжены с большим риском и затратами. Государство, располагавшее необходимыми материальными и людскими ресурсами, было способно организовать и финансировать такое предприятие. Само собой разумеется, что добытые таким путем редкие товары оседали в тех же дворцовых кладовых и уже оттуда распределялись между мастерами-ремесленниками дворца и поселков. Итак, дворец выполнял в минойском обществе универсальные функции, являясь в одно и то же время административным и религиозным центром общины, ее главной житницей, мастерской и центром торговли.

Расцвет минойской цивилизации приходится на XVI — первую половину XV в. до н.э. Именно в это время с небывалым еще блеском и великолепием отстраиваются критские дворцы. В это время весь Крит был, по-видимому, объединен под властью царей Кносса и стал единым централизованным государством. Об этом свидетельствует сеть удобных широких дорог, проложенных по всему острову и связывавших Кносс, столицу государства, с самыми удаленными его концами. На это же указывает и уже отмеченный факт отсутствия укреплений в Кноссе и других дворцах Крита. Если бы каждый из этих дворцов был столицей самостоятельного государства, его хозяева, вероятно, позаботились бы о своей защите от враждебных соседей. Весьма возможно, что объединение Крита вокруг кносского дворца осуществил знаменитый Минос, о котором столько рассказывают позднейшие греческие мифы(Впрочем, не исключено, что это имя носили многие цари, правившие Критом на протяжении ряда поколении и составлявшие одну династию.). Греческие историки считали Миноса первым талассократом — властителем моря. Про него говорили, что он создал большой военный флот, искоренил пиратство и установил свое господство над всем Эгейским морем, его островами и побережьями. Предание это, по-видимому, не лишено исторического зерна. Действительно, как показывает археология, в XVI в. до н.э. начинается широкая морская экспансия Крита в Эгейском бассейне. Минойские колонии и торговые фактории возникают на островах Кикладского архипелага, на о-ве Родос и даже на побережье Малой Азии, в районе Милета. В это же время критяне завязывают оживленные торговые и дипломатические отношения с Египтом и государствами сиро-финикийского побережья. На это указывают довольно частые находки минойской керамики в этих районах. На самом Крите были найдены вещи египетского и сирийского происхождения. На египетских росписях первой половины XV в. до н.э. представлены послы страны Кефтиу (так египтяне называли Крит) в типично минойской одежде — передниках и высоких полусапожках, с дарами фараону в руках. Не подлежит сомнению, что в то время, которым датируются эти росписи, Крит был сильнейшей морской державой, и Египет был заинтересован в дружбе с его царями.

В середине XV столетия положение резко изменилось. На Крит обрушилась катастрофа, равной которой остров не переживал за всю свою многовековую историю. Почти все дворцы и поселения были разрушены, многие навсегда покинуты обитателями и забыты на целые тысячелетия. От этого удара минойская культура не смогла более оправиться. С середины XV в. начинается её упадок. Крит утрачивает свое положение ведущего культурного центра Эгейского бассейна. Причины катастрофы до сих пор точно не установлены. Греческий археолог С. Маринатос считает, что гибель дворцов и поселений была следствием грандиозного извержения вулкана на о-ве

Фера (совр. Санторин) в южной части Эгейского моря (После катастрофы остров, когда-то, видимо, густо заселенный, частично ушел под воду; некоторые отождествляют его с легендарной Атлантидой. — Примеч. ред.). Другие ученые склоняются к тому мнению, что виновниками катастрофы были греки-ахейцы, вторгшиеся на Крит из материковой Греции. Они разграбили и опустошили остров, давно уже привлекавший их своими сказочными богатствами, и подчинили своей власти его население. Действительно, в культуре Кносса, единственного из критских дворцов, пережившего катастрофу середины XV в., произошли после этого события важные перемены, свидетельствующие о появлении здесь нового народа. Полнокровное реалистичное минойское искусство уступает теперь свое место сухой и безжизненной стилизации. Традиционные для минойской вазовой живописи мотивы — растения, цветы, осьминоги на вазах дворцового стиля — превращаются в абстрактные графические схемы. В это же время в окрестностях Кносса появляются могилы, содержащие множество разнообразных предметов вооружения: бронзовые мечи, кинжалы, шлемы, наконечники стрел и копии, что было совсем не характерно для более ранних минойских погребений. Судя но всему, в этих могилах были похоронены представители ахейской военной знати, обосновавшейся в кносском дворце. Наконец, еще один факт, неоспоримо указывающий на проникновение на Крит новых этнических элементов: в кносском архиве было обнаружено множество документов (так называемая группа линейного письма Б), составленных на греческом (ахейском) языке, и всего два десятка доахейских (линейное письмо А).

Эти документы датируются в основном концом XV в. до н.э. Очевидно, в конце XV или начале XIV в. кносский дворец был разрушен и в дальнейшем никогда уже не восстанавливался полностью. В огне пожара погибли многие замечательные произведения минойского искусства.

С тех пор упадок минойской цивилизации становится необратимым процессом. Она все более вырождается, утрачивая свое неповторимое своеобразие. Крит превращается в глухую, отсталую провинцию. Главный очаг культурного прогресса и цивилизации в районе Эгейского бассейна перемещается теперь на север, на территорию материковой Греции, где в это время достигла высокого расцвета так называемая микенская культура.

Ахейская (Микенская) цивилизация.

Создателями микенской культуры были греки-ахейцы, вторгшиеся на Балканский полуостров на рубеже III—II тысячелетий до н.э., по-видимому, с севера, из района придунайской низменности. Продвигаясь по территории Греции все дальше на юг, ахейцы частью уничтожили, а частью ассимилировали коронное догреческое население этих областей, которое позднейшие греческие историки называют пеласгами (Пеласги были, возможно, пародом, родственным минойцам. Отдельные слова из языка пеласгов — или минойцев? — ныне утраченного (например, названия растении: «кипарис», «гиацинт», «нарцисс» и др.), были заимствованы греками, а из греческого языка перешли в современные.). Вначале микенская культура испытала на себе сильное влияние более передовой минойской цивилизации. Некоторые божества и религиозные обряды, фресковая живопись во дворцах, водопровод и канализация, фасоны мужской и женской одежды, отдельные виды оружия, наконец, линейное слоговое письмо были заимствованы с Крита. Это не означает, однако, что микенская культура была всего лишь второстепенным, периферийным вариантом культуры минойского Крита, а микенские поселения на Пелопоннесе и в других местах были просто-напросто минойскими колониями в чужой «варварской» стране, как думал А. Эванс. Многие характерные особенности микенской культуры позволяют считать, что она возникла на греческой почве и была преемственно связана с древнейшими культурами этого района эпохи энеолита и ранней бронзы.

Наиболее ранним памятником микенской культуры являются так называемые «шахтные гробницы» в Микенах на северо-востоке Пелопоннеса. Первые шесть могил этого типа («круг А») были открыты в 1876 г. известным немецким археологом Г.Шлиманом в черте стен микенской цитадели. В них было найдено множество предметов из золота, серебра, слоновой кости и других дорогих материалов. Гомер в «Илиаде» назовет Микены «златообильными», а микенского царя Агамемнона — самым могущественным из всех ахейских вождей, принимавших участие в знаменитой Троянской войне. Правда, Шлиман ошибся, полагая, что ему удалось найти могилу Агамемнона, злодейски умерщвленного его женой Клитемнестрой после возвращения из похода на Трою: шахтные гробницы датируются XVI в. до н.э., тогда как Троянская война происходила, по мнению современных археологов, в XIII в. до н.э. Огромные ценности, обнаруженные в могилах «круга А», показывают, что микенские цари были воинственными и свирепыми людьми, жадными до чужих богатств. Ради грабежа они предпринимали далекие походы по суше и по морю и возвращались на родину обремененные добычей(С Ближним Востоком, несомненно, существовали и торговые связи, о чем свидетельствует находка вавилонской (касситской) печати, — связи, конечно, через посредствующие звенья. — Примеч. ред.). Едва ли золото и серебро, сопровождавшие царственных покойников в загробный мир, попали в их руки путем мирного обмена. Гораздо более вероятно, что они были захвачены на войне. О воинственных наклонностях властителей Микен свидетельствуют, во-первых, исключительное обилие оружия в их гробницах, во-вторых, изображения кровавых сцеп войны и охоты, которыми были украшены некоторые из вещей, найденных в могилах, а также каменные стелы, стоящие на самих могилах. На одной из них мы видим воина на колеснице, преследующего пешего ратника с луком в руках. Часть вещей очень примитивна по исполнению, что выдает неискусную руку местного микенского ремесленника (примером могут служить погребальные золотые маски), другие являются работой лучших минойских мастеров ювелирного дела.

В 1952 г. в Микенах был открыт еще один царский некрополь, находившийся вне стен цитадели и заключавший в себе 24 могилы примерно того же типа, что шесть шахтных могил, раскопанных раньше. Погребения были не столь богаты, хотя и в них удалось найти немало ценных вещей, например сосуды из горного хрусталя и янтарные бусы. Самые ранние могилы «круга Б» датируются второй половиной XVII в. до н.э. Это позволяет отнести происхождение микенской культуры к более раннему времени, чем считалось прежде. Очевидно, уже и XVII в. до н.э. в Микенах существовало примитивное государство, в котором правящая верхушка — сам царский род — была резко обособлена от основной массы населения.

Временем расцвета микенской цивилизации можно считать XV—XIII века до н.э. В это время зона ее распространения охватывает весь Пелопоннес, Центральную Грецию (Аттику, Беотию, Фокиду), значительную часть Северной (Фессалию), а также многие из островов Эгейского моря. На всей этой большой территории существовала единообразная культура, представленная стандартными типами жилищ, погребений, керамики и т.п. По ним видпо, что микенская Греция была процветающей страной с многочисленным населением, рассеянным по множеству небольших и более крупных поселков. Основными центрами микенской культуры были, как и на Крите, дворцы. Наиболее значительные из них были открыты в Микенах и Тиринфе, в Пилосе (Пелопоннес), в Афинах, Фивах и Орхомеие (Центральная Греция), наконец, на севере Греции, в Иолке (Фессалия). Почти все микенские дворцы были укреплены, представляя собой настоящие цитадели, напоминающие своим внешним видом замки средневековых феодалов. Мощные циклопические(Греки, видевшие эти стены в более позднее время, приписывали их сооружение одноглазым великанам-циклопам.) стены микенских цитаделей, сооруженные из огромных каменных глыб без всякого связующего материала, свидетельствуют о высоком инженерном искусстве ахейских зодчих. Великолепным образцом микенских фортификационных сооружений может служить знаменитая Тиринфская цитадель на территории Арголиды, неподалеку от Микен. Необработанные глыбы известняка, достигающие в отдельных случаях чудовищного веса в 12 т, образуют наружные стены крепости толщиной 4,5 м и высотой в сохранившейся части до 7,5 м. В некоторых местах внутри стен были сделаны сводчатые галереи с казематами, в которых хранились оружие и запасы продовольствия (толщина стен достигала здесь 17 м). Подход к главным воротам цитадели был устроен так, что приближавшийся к ним противник вынужден был поворачиваться к стене, на которой находились защитники крепости, правым боком, не прикрытым щитом. Но, даже и попав внутрь цитадели, враг натыкался на внутреннюю оборонительную стену, защищавшую основную ее часть — акрополь с царским дворцом. Чтобы добраться до дворца, нужно было преодолеть узкий проход между наружной и внутренней стенами, разделенный на два отсека двумя деревянными воротами. Здесь враг попадал под перекрестный огонь метательного оружия, который защитники цитадели обрушивали на него со всех сторон. Чтобы осажденные обитатели цитадели не страдали от недостатка воды, в северной ее части (так называемый нижний город) был устроен подземный ход, ведший к тщательно скрытому источнику в 20 м от стен крепости.

Среди собственно дворцовых построек микенского времени наибольший интерес представляет хорошо сохранившийся «дворец Нестора»(Название «дворец Нестора» — условно. Нестор, согласно Гомеру, старый и мудрый царь Пилоса, один из главных участников похода на Трою.) в Пилосе на западе п-ова Пелопоннес. Пилосский дворец при сходстве внутреннего убранства с дворцами Крита отличается от них планировкой четкой и симметричной. Основные помещения дворца расположены на одной оси и образуют замкнутый прямоугольный комплекс. Чтобы проникнуть внутрь этого комплекса, нужно было последовательно миновать входной портик (пропилеи), небольшой внутренний двор, ещё один портик, вестибюль, из которого посетитель попадал в обширный прямоугольный зал — мегарон, составляющий неотъемлемую и наиболее важную часть любого микенского дворца. В центре мегарона был устроен большой круглый очаг, дым от которого выходил через отверстие в потолке. Вокруг очага стояли четыре деревянные колонны, поддерживавшие перекрытие. Стены были расписаны фресками. Мегарон был сердцем дворца. Здесь царь Пилоса пировал со своими вельможами и гостями. Здесь устраивались официальные приемы и аудиенции. Снаружи к мегарону примыкали два длинных коридора. В них выходили двери многочисленных кладовых, где было найдено несколько тысяч сосудов для храпения и перевозки масла и других продуктов. Видимо, пилосский дворец был крупным экспортером оливкового масла, которое высоко ценилось в соседних с Грецией странах. Во «дворце Нестора» имелись ванные комнаты, водопровод и канализационные стоки. В небольшой комнате вблизи от главного входа хранился дворцовый архив, насчитывавший свыше 1000 глиняных табличек, исписанных знаками линейного слогового письма, очень похожего на то, которое использовалось в уже упоминавшихся документах из кносского дворца. Таблички хорошо сохранились благодаря тому, что попали в огонь пожара, от которого сгорел дворец.

К числу наиболее интересных архитектурных памятников микенской эпохи принадлежат величественные царские усыпальницы, именуемые «голосами» или «купольными гробницами». Толосы располагаются обычно вблизи от дворцов и цитаделей, служа, по всей видимости, местом последнего упокоения членов царствующей династии, как в более раннее время шахтные могилы. Самый большой из микенских голосов — так называемая гробница (по неверному первоначальному толкованию — сокровищница) Атрея — находится в Микенах. Сама гробница скрыта внутри искусственного насыпного кургана. Для того чтобы попасть в нее, нужно пройти через длинный, облицованный камнем коридор-дромос, ведущий в глубь кургана. Вход в гробницу перекрыт двумя огромными каменными блоками (один из них весит 120 т). Внутренняя камера представляет собой монументальное, круглое в плане помещение с высоким (около 13,5 м) ульевидным сводом. Стены и свод гробницы выложены из великолепно отесанных каменных плит и первоначально были украшены бронзовыми позолоченными розетками. С главной камерой соединяется боковая камера несколько меньших размеров, прямоугольная в плане и не так хорошо отделанная. По всей вероятности, именно здесь помещалось царское погребение, разграбленное еще в древности.

Сооружение таких грандиозных построек, как «гробница Атрея» или Тиринфская цитадель, как нам представляется, было бы невозможно без применения подневольного труда. Чтобы справиться с такой задачей, необходимо было, во-первых, наличие большой массы дешевой рабочей силы, во-вторых, достаточно развитой государственный аппарат, способный организовать эту силу. Очевидно, владыки Микен и Тиринфа располагали и тем и другим. Тайна внутренней структуры ахейского государства начала рассеиваться с тех пор, как в 1952 г. молодому англичанину М. Вептрису удалось прочесть таблички пилосского, а также некоторые из табличек кносского архива. Оказалось, что все эти документы были составлены на архаическом ахейском диалекте греческого языка, на котором говорило население микенской Греции во II тысячелетии до н.э. (Раньше безраздельно господствовало мнение А. Эванса, согласно которому считалось, что все надписи, сделанные линейным письмом, составлены народом негреческого происхождения.).

Использовавшееся в этих надписях линейное слоговое письмо Б возникло, по всей вероятности, на Крите (Кносский архив примерно на два столетия древнее аналогичных архивов материковой Греции: пилосского, микенского и др.) на базе существовавшей здесь более древней системы письменности — линейного письма А(Таблички линейного письма А, найденные н том же кноссном дворце и в некоторых других пестах на территории Крита, до сих пор остаются непрочитанными. Большинство ученых склоняются к мысли, что мииойский язык не связан с греческим.). Ахейцы, захватившие Крит примерно в середине XV в., переняли у своих предшественников-минойцев употреблявшееся ими слоговое письмо и приспособили его для передачи своего языка.

Прочитанные М. Вептрисом таблички представляют собой «бухгалтерские» счетные записи, которые из года в год велись в хозяйстве пилосского и кносского дворцов. Эти лаконичные записи заключают в себе ценнейшую историческую информацию, позволяя судить об экономике дворцовых государств микенской эпохи, их социальном и политическом устройстве. Мы узнаем, например, что в это время в Греции уже существовало рабство и труд рабов широко применялся в различных отраслях хозяйства. Среди документов пилосского архива немало места занимают списки рабочих отрядов дворцового хозяйства. В каждом таком списке указывается, сколько женщин-рабынь в составе отряда, какова их профессия (упоминаются молольщицы зерна, прядильщицы, швеи и даже банщицы), сколько при них детей: мальчиков и девочек (очевидно, это были дети рабынь, рожденные в неволе), какой паек они получают и в каком месте работают (это или сам Пилос, или один из городков на подвластной ему территории). Численность отрядов могла быть значительной — до ста с лишним человек. Общее же число женщин и детей во всех отрядах, известных только по одной группе надписей пилосского архива, должно было составлять около 1300 человек. Наряду с отрядами, в состав которых входят только женщины и дети, в надписях фигурируют и отряды, состоящие только из рабов-мужчин, хотя встречаются они сравнительно редко и численно, как правило, невелики — не более десяти человек в каждом. Очевидно, женщин-рабынь было больше, из чего следует, что рабство в то время еще находилось на сравнительно низкой ступени развития.

Наряду с обычными рабами в пилосских надписях упоминаются и так называемые «божьи рабы или рабыни». Обычно они арендуют(Что наделы этих людей находились у них именно на условиях аренды, не может считаться доказанным. — Примеч. ред.) землю небольшими участками у общины (дамос) или у частных лиц, из чего можно заключить, что своей земли у них не было и, следовательно, они не считались полноправными членами общины, хотя не были, по-видимому, и рабами в собственном значении этого слова. Сам термин «божий раб» указывает, по всей вероятности, на то, что представители этой социальной прослойки состояли в услужении при храмах главных богов Пилосского царства и пользовались покровительством храмовой администоадии.

Значительная часть документов как пилосского, так и кносского архивов посвящена учету труда ремесленников. Среди них мы видим представителей самых различных профессий: кузнецов, каменщиков, портных, плотников, горшечников, оружейников, золотых дел мастеров и даже парфюмеров. За свою работу ремесленники получают из дворцовой казны паек, состоящий из ячменя и других продуктов. Неявка на работу отмечалась в особых документах. «Прогульщиков», очевидно, наказывали, хотя мы не знаем, как именно. Некоторые из ремесленников, вероятно, считались «людьми дворца» и, подобно многочисленным чиновникам, упоминающимся в тех же надписях, состояли на государственной службе. Их положение было, по всей видимости, ненамного лучше, чем положение женщин-рабынь. Другую категорию ремесленников составляли свободные общинники, для которых работа на дворец была лишь временной повинностью. Трудовыми повинностями такого рода как в Пилосе, так и в Кноссе облагалось, как это видно из документов, население небольших поселков, расположенных по периферии вокруг главного дворца и экономически от него зависевших. Ремесленники, привлекавшиеся на государственную повинность, не лишались личной свободы. Они могли владеть землёй и даже рабами, как и все другие члены общины.

Особое положение среди ремесленников, работающих на дворец, занимали кузнецы. Так, в Пилосе они были освобождены от поставок льна, считавшихся обязательными для всего остального населения Пилосского царства. Все кузнецы, проживавшие на территории государства, находились под надзором дворцовой администрации. Необходимый им для работы металл они получали из казны дворца вместе с заданием или уроком. Кузнецам, имевшим урок, помогали в их работе рабы, которых им, видимо, тоже присылали из дворцового хозяйства.

В документах кносского и пилосского архивов дворцовое хозяйство микенской эпохи предстает перед нами как мощная, разветвленная экономическая система, охватывающая практически все общество. Частное хозяйство, хотя, по-видимому, оно уже существовало в микенских государствах, находилось в податной зависимости от «государственного сектора» и играло при нем лишь подчинённую второстепенную роль. Государство монополизировало важнейшие отрасли, ремесленного производства и установило строжайший контроль над распределением и потреблением сырья, прежде всего металла. Ни один килограмм бронзы, ни один наконечник копья или стрелы не мог ускользнуть от бдительного взора дворцовой бюрократии. Весь металл, находившийся как в распоряжении государства так и в частных хозяйствах, тщательно взвешивался, учитывался и (фиксировался писцами дворцового архива на глиняных табличках. Все данные говорят о том, что в государствах ахейской Греции сложился тип экономики, аналогичный ближневосточному.

Основанное на принципах строжайшего учета и контроля, дворцовое хозяйство нуждалось для своего функционирования в бюрократическом аппарате. Документы пилосского и кносского архивов показывают его в действии, хотя многие организационные детали остаются пока неясными. Помимо штата писцов, служивших непосредственно в дворцовой канцелярии и архиве, в табличках упоминаются многочисленные чиновники, ведавшие работами и наблюдавшие за выполнением повинностей. Так, из документов пилосского архива мы узнаем, что вся территория Пилосского царства была разбита на 16 податных округов, во главе которых стояли наместники-коретеры. Каждый из них отвечал за исправное поступление в дворцовую казну поборов с вверенного ему округа прежде всего в виде металла, золота и бронзы, а также различных видов сельскохозяйственных продуктов. В подчинении у коретера находились должностные лица низшего ранга, управлявшие отдельными поселениями, входившими в состав округа. В табличках они именуются басилеями (Точнее, в микенском произношении, по-видимому, гвасилеями.). Басилеи осуществляли надзор за производством, например за работой кузнецов, состоявших на государственной службе. Сами коретеры и басилеи находились под неусыпным контролем центральной власти. Дворец постоянно рассылал во все стороны вестников и курьеров, инспекторов и ревизоров.

Во главе дворцового государства стоял человек, именуемый ванака, что соответствует позднейшему греческому ванакт, т.е. «господин», «повелитель», «царь». К сожалению, из документов ничего не известно о политических функциях и правах ванаки, но среди правящей знати он занимал особое, привилегированное положение. Принадлежащий царю земельный надел (теменос) в три раза превосходил земельные наделы других высших должностных лиц. В распоряжении его находилась многочисленная челядь. В табличках упоминаются «царский горшечник», «царский сукновал», «царский оружейник». Среди подчиненных царю Пилоса чиновников высшего ранга одно из наиболее видных мест занимал лавагвт, т.е. «воевода», «военачальник». Как показывает его титул, в его обязанности входило командование вооруженными силами Пилосского царства. Кроме ванаки и лавагета в надписях упоминаются и другие должностные лица. В круг высшей знати, тесно связанной с дворцом и составлявшей ближайшее окружение пилосского ванаки, входили, во-первых, жрецы главных храмов государства, во-вторых, высшие военные чины, прежде всего предводители отрядов боевых колесниц. Земледельцы и ремесленники были, судя по всему, политически бесправны и не принимали никакого участия в управлении государством (Существует мнение, согласно которому встречающийся в табличках пилосского архива термин дамос («народ») обозначает народное собрание, представляющее все свободное население Пилосского царства. Автору представляется более вероятным, что дамос — одна из территориальных общин (округов), входящих в состав государства (ср. позднейшие афинские демы)). Ниже, чем они, стояли только рабы, занятые на работах в дворцовом хозяйстве.

Дешифровка линейного письма Б не смогла решить все проблемы социально-экономической и политической истории микенской эпохи. Мы не знаем, например, какие отношения существовали между отдельными мелкими государствами: составляли ли они, как думают некоторые ученые, единую ахейскую державу под эгидой царя Микен, самого могущественного из всех правителей тогдашней Греции, или же вели совершенно обособленное и независимое существование. Последнее кажется более вероятным. Едва ли случайно, что почти каждый из микенских дворцов был окружен мощными оборонительными сооружениями, которые должны были надежно защитить его обитателей от враждебного внешнего мира, и прежде всего от ближайших соседей. Циклопические стены Микен и Тиринфа свидетельствуют о почти непрерывной вражде этих двух государств, деливших между собой плодородную Аргосскую равнину. Греческие предания рассказывают о кровавых усобицах ахейских владык. Повествуется, например, о том, как семь царей Артоса вмешались в борьбу между сыновьями фиванского царя Эдипа, пошли походом на Фивы, богатейший из городов Центральной Греции (Беотии), и после ряда неудачных попыток взяли и разрушили его. Раскопки показали, что дворец микенского времени в Фивах действительно был сожжен и разрушен в XIV в. до н.э., задолго до того, как погибли другие дворцы и цитадели.