ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

После Чехословакии Гитлер готовился к новым подвигам во славу рейха. Во время поездки в середине марта 1939 года по Моравии он долго рассматривал пейзаж за окном, потом взглянул на сидевшего напротив фон Белова.

— Как вы думаете, — спросил он адъютанта, — кто наиболее подходящая кандидатура на пост имперского протектора Богемии и Моравии?

— Нейрат, — не думая, ответил фон Белов, прекрасно знавший о хорошем отношении фюрера к бывшему министру иностранных дел.

— Вы не ошибаетесь, — улыбнулся довольный Гитлер, — именно он! Уж кто-кто, а он сумеет завоевать доверие чехов и установит там порядок… Да и не чехи сейчас волнуют меня, — после небольшой паузы сказал он.

— А кто? — поинтересовался фон Белов, которому очень хотелось знать, какие планы строил Гитлер после своего ошеломляющего успеха с Чехословакией.

— Поляки! — ответил фюрер. — Они упрямо стоят против соглашения по Данцигу и транспортной связи с Восточной Пруссией через коридор и ищут защиту у англичан… И все же главный враг Германии — не Польша, а Россия, которая рано или поздно превратится для нас в страшную угрозу. Но кто сказал, что послезавтрашний враг не может быть сегодняшним другом? Я постоянно думаю об этом, и все же главной задачей сейчас является нахождение нового пути для переговоров с Польшей… И я его найду уже в ближайшее время!

Гитлер замолчал и снова принялся смотреть в окно. Молчал и фон Белов. Насколько он мог понять из всего только что услышанного, следующей жертвой Германии должны были стать Польша, а затем и Советский Союз, «послезавтрашний враг» Третьего рейха. Впрочем, он уже давно догадывался, что Германия стоит на пороге новой войны. Нацистские спецслужбы успели удалить из высшего командного состава тех генералов, которые считали, что Германия к новой мировой войне не готова, и призывали к добрососедским отношениям с Россией. Гитлер стал главнокомандующим, и теперь у него появилась возможность претворить в жизнь свои грандиозные замыслы. Постарался и Гиммлер, который, горя желанием сделать фюреру приятное, приказал сотрудникам политической полиции найти специалиста по ясновидению и предсказаниям. Но выполнить это оказалось нелегко. Почти все маги, астрологи и ясновидцы либо отбывали срок в лагерях, либо покоились на кладбищах. В конце концов в небольшом городке Тюрингии нашли старого профессора оккультных наук Пауля Панэгена. Он слыл ведущим специалистом в своей области и, с точки зрения нацистов, характеризовался положительно. Рейхсфюрер поручил связаться с ним начальнику главного управления кадров войск СС генералу СС Готтлобу Бергеру. Тот, убедившись в том, что профессор еще в здравом уме и сохранил профессиональные навыки, предложил ему предсказать развитие будущих событий в Европе. Через два дня Панэген представил генералу свой прогноз на ближайшие три года.

«В течение года, — читал Бергер, — начнется большая война. Германия одержит ряд блестящих побед, и знамена рейха будут развеваться над большинством европейских столиц. Франция будет завоевана в считанные дни. Британцы потерпят ряд тяжелых поражений, но не капитулируют. Но особенно 1939 год будет благоприятен для решения «польского вопроса», так как ни Франция, ни Британия не встанут на сторону поляков. Если только чисто формально. Основным врагом рейха станут русские. Но это случится только через два года, а пока надо вступить с ними в союз и вместе поделить Польшу. Между русскими и поляками существуют давние противоречия, и Сталин охотно пойдет на союз с Германией. При разделе Польши Германии следует взять себе западную часть страны, а русским отдать восточную. А вот на русских наступление надо организовать весной 1941 года, и тогда летняя военная кампания окажется победоносной для рейха».

— Я, — добавил к сказанному ученый, — видел огромные толпы русских пленных и немецкие танки на подступах к Москве. А вот заглянуть дальше мне не удалось…

Генерал насмешливо взглянул на профессора. Старик явно лукавил. Но… чужая душа — потемки.

Гиммлер распорядился наградить Панэгена и поспешил ознакомить с его предсказаниями Гитлера. Тот сразу же поинтересовался, что думают по этому поводу военные. Генералы ответили, что перемещение границ СССР дальше на запад существенно ослабит мощные укрепления на старой границе, и если раздел Польши произойдет не позднее осени 1939 года, то к весне 1941 русские еще не успеют укрепиться на новых рубежах, их коммуникации окажутся растянутыми, и они станут легкой добычей для бомбардировщиков «Люфтваффе».

* * *

Если подобные легенды принимать всерьез, то несказанно обрадованный Гитлер сразу же поверил в предсказания Панэгена и поблагодарил «верного Генриха». Военные получили приказ готовиться к нападению на Польшу. Риббентроп должен был вбить клин между Россией, Францией и Англией. Но главным для Гитлера по-прежнему оставалось перевооружение армии, и 14 октября 1938 года он поставил новые задачи: удвоить количество самолетов, увеличить производство и поставки армии тяжелых орудий и танков, выпуск запчастей, усовершенствовать коммуникации, усилить эксплуатацию природных и промышленных ресурсов Судетской области, ввести трехсменный рабочий день на оборонных заводах и фабриках, закрыть все ненужные и нерентабельные предприятия.

Что же касается Советского Союза, то, надо полагать, Гитлер пошел бы на сближение с ним и без предсказаний астролога. Но прежде чем продолжать рассказ, надо напомнить предысторию всех этих событий. Когда в 1933 году в Германии к власти пришел Гитлер, Сталин не очень огорчился, потому что не воспринимал будущего фюрера всерьез и надолго. Правительства в Германии менялись одно за другим, и он видел в Гитлере очередного временщика. И очень надеялся на то, что уже очень скоро его сменят быстро идущие в гору коммунисты.

Так думал не один Сталин. В Англии, Франции, да и в самой Германии придерживались точно такого же мнения. «Россия, — докладывал в Белый дом американский посол в Берлине Додд, — со своей стороны, согласна подождать до быстрого падения Гитлера и видит в германском коммунистическом движении преемника его власти».

Впервые красный диктатор всерьез взглянул на фюрера после июньской «ночи длинных ножей» в 1934 году, когда тот расправился с начинавшими ему мешать штурмовиками. «Какой молодец этот Гитлер! — не скрывал искреннего восхищения Сталин. — Он нам показал, как следует обращаться с политическими противниками!»

Все основания для восхищения фюрером у Сталина были. Не так давно ему не позволили отправить на эшафот выступившего против него Рютина. Долго говорили, потом голосовали… но так ни до чего и не договорились. А Гитлер… никого не спрашивая, взял да и перебил своих бывших соратников во главе с Ремом безо всяких голосований. И никто не осудил его. Наоборот, стали еще больше уважать.

Как знать, не подумал ли уже тогда Сталин о том, что Гитлер не чета всем этим гнилым демократиям и дело с ним иметь можно. С таким партнером они могли бы как следует прижать все эти Англии и Франции. Предпосылки для этого были.

«Германский Генштаб, — писал Ворошилову после своей командировки в Германию начальник Военной академии им. Фрунзе Эйдман, — по нашим наблюдениям, видит единственную реальную силу, могущую дать прирост его военной мощи, — это дружеские отношения с Советской Республикой. Сближало германский Генштаб с Россией и наличие общего противника — Польши, опасного для Германии вследствие географических условий. Средние офицерские круги Генштаба, состоящие в министерстве рейхсвера на службе штаба, не скрывают своего враждебного отношения к Франции и Польше и искренней симпатии к Красной Армии».

Сталин ничего не имел против и пошел навстречу прогрессивно мыслящим немецким генштабистам. С 1927 года военно-техническое сотрудничество стало быстро развиваться, и в специально созданных в СССР центрах полным ходом шла подготовка военных кадров для рейхсвера. Гудериан, Горн, Кейтель, Манштейн, Браухич, Модель, Кречмер и многие другие вели учебные бои на той самой местности, по которой всего через десять лет им придется сражаться со своими учителями. Вовсю осуществлялось сотрудничество и на уровне спецслужб, и здесь дело дошло до того, что Ворошилов дал согласие на совместную работу немецкой и советской разведок против Польши.

Между Москвой и Берлином царило удивительное взаимопонимание, и британский посол в Берлине Г. Гумбольдт докладывал министру иностранных дел А. Гендерсону: «В минувшем году все выглядело так, как будто сторонники сближения с восточным соседом взяли верх в военной политике Германии, и что политика эта концентрируется вокруг более тесного сотрудничества с Россией».

Советские офицеры неоднократно присутствовали на маневрах в различных частях Германии, а генерал Бломберг с группой штабных офицеров отправился с какой-то секретной миссией в Россию. «Хотя политические отношения между Германией и Советской Россией в данный момент и не отличаются особой сердечностью, — писал один из политических обозревателей того времени, — тем не менее создается впечатление, что военные германские власти намерены поддерживать тесную связь со своим будущим могучим союзником в случае возможного конфликт с Польшей».

А вот что писал советский атташе В. Левичев К. Ворошилову 12 мая 1933 года: «Часто просто недоумеваешь, — сообщал он первому маршалу, — когда слышишь, как фашистский оркестр наигрывает «Все выше и выше», «Мы кузнецы», «Смело, товарищи, в ногу»… Немцы самым последовательным образом стремятся показать всему свету, что никаких серьезных изменений в советско-германских отношениях не произошло…

Со стороны рейхсверовцев встречаю самый теплый прием. Не знаю, что они думают, но говорят только о дружбе, о геополитических и исторических основах этой дружбы, а в последнее время уже говорят о том, что, мол, и социально-политические устремления обоих государств все больше будут родниться: «Вы идете к социализму через марксизм и интернационализм, мы тоже идем к социализму, но через национализм»… И поэтому главной основой дружбы, включительно «до союза», считают все тот же тезис: общий враг — Польша».

Что касается военного министра генерала фон Бломберга, то он был по-солдатски откровенен. «Несмотря на все события последних месяцев, — заявил он в августе на приеме в советском полпредстве, — рейхсвер по-прежнему, так же как и германское правительство, стоит за политическое и военное сотрудничество с СССР». И вряд ли такое высокопоставленное лицо делало столь ответственное заявление без ведома Гитлера.

Да что там военные, если уже тогда делались самые серьезные попытки сблизиться на партийном уровне! С подачи Сталина полпред СССР в Берлине Александровский вел переговоры о визите в Москву Геринга. Более того, многие видные гауляйтеры видели в союзе с СССР единственную гарантию возрождения рейха и его защиты от Англии и Франции. Дело дошло до того, что будущий палач Украины гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох вполне серьезно разработал план создания «транснационального трудового государства», в котором должны были слиться в единое целое СССР и Германия!

Не смутил Сталина и разгром Гитлером немецкой компартии. Не нацисты были его главными противниками в Германии, а социал-демократы, выступавшие за западные ценности. Вся беда была только в том, что этого самого дела со Сталиным не хотел иметь сам Гитлер. И не потому что не уважал — не верил в «долгосрочность» Сталина, а потому и не видел в нем потенциального партнера. Питавшийся в основном материалами западной прессы и заверениями Троцкого Гитлер был уверен в том, что Сталин долго у власти не продержится, о чем свидетельствовали все эти бесконечные чистки и процессы, которые со стороны можно было принять за сопротивление власти.

«Большевизм в России не вечен!» — уверял фюрера посол в Москве Дирксен, и в какой-то момент тот обратил свое внимание на Запад и посылал в Англию Геринга, Розенберга и министра экономики Гугенберга делить советское наследство.

Конечно, Сталина насторожило то, с какой легкостью Гитлер отвернулся от Советского Союза, с которым Германия к этому времени сотрудничала на многих уровнях, включая партийный и спецслужбы. Тем не менее он был уверен, что нацисту Гитлеру вряд ли удастся договориться с западными демократиями и рано или поздно он снова будет искать сближения с ним. И не ошибся. После некоторого охлаждения к его стране и блужданий в лабиринтах западной политики германские политики и военные снова обратили свой взор на Советский Союз.

Что думал Сталин по поводу заявления Гитлера 2 марта 1933 года, когда тот более чем откровенно сказал: «Я ставлю себе срок в шесть-семь лет, чтобы совершенно уничтожить марксизм. Тогда армия будет способна вести активную внешнюю политику, и цель экспансии немецкого народа будет достигнута вооруженной рукой. Этой целью будет, вероятно, Восток». Наверное, только то, что язык дан политику, чтобы скрывать свои мысли. Если Гитлер во всеуслышание объявлял о том, что пойдет на Восток, значит, он должен был двинуться на Запад. Если он не играл в еще более тонкую игру, во что верилось с трудом. Можно, конечно, быть искушенным, но… не до такой же степени. И понять Гитлера можно. Не поверив в долгожительство Сталина на политическом Олимпе (бесконечная борьба с оппозициями, судебные процессы, доклады дипломатов и «творчество» Троцкого делали свое дело), он заручался поддержкой Запада в борьбе против красной заразы.

А зараза, насколько успел понять Сталин по «ночи длинных ножей», у фюрера была только одна: та, которая ему в данный момент мешала. Его войну с Западом он мог только приветствовать. Потому и называл фюрера в своем ближайшем окружении «ледоколом революции». Точно так же, как могучие ледоколы вспарывали лед, Гитлер должен был пробить «единый фронт мирового империализма».

* * *

Трудно сказать, думал ли о возможном союзе с Гитлером Сталин уже тогда, но разойтись с Англией и Францией постарался. На будущее. Но делал это так, что всему миру было ясно: не он, а они не желают заключать с ним полноценные договоры. Потому и шли бесконечные переговоры на всех уровнях со страдавшими, по словам Гитлера, «близорукостью и импотенцией» (с чем Сталин был полностью согласен) западными державами, шли только для того, чтобы не кончиться ничем.

Ну а в том, что все эти гнилые либералы ничего не стоят, Сталин в очередной раз убедился после первого же брошенного Гитлером пробного шара в демилитаризованной Рейнской зоне, где по условиям Версальского договора Германия не имела права держать свои войска. Гитлер откровенно проигнорировал все договоры и ввел в Рейнскую зону своих солдат.

Англия и Франция? Да ничего они не сделали! Пошумели о нарушении границ, приняли какую-то совершенно бессмысленную резолюцию, и на том дело кончилось. Если Сталин и раньше мало верил во все эти союзы с Западом, то вполне возможно, что теперь он их уже просто не хотел. Какой смысл было иметь совершенно недееспособных союзников!

Вместе с тем он не мог не понимать: Рейнская зона была своеобразным авансом Запада намеревавшемуся идти на Восток фюреру. Хотя сделать это было далеко не так просто, как казалось в Париже или Лондоне. На Советский Союз дорога лежала только через Польшу или Чехословакию, тогда как путь на Запад был для него открыт.

Рейнскую зону Гитлер занял силами… всего одной дивизии. Этим он вызвал несказанный восторг нации, которой пришлись по душе демонстрируемая им сила и откровенное издевательство над договором, который считался самым большим позором в истории Германии. И мало кто тогда понял, что именно это событие явилось поворотной точкой между двумя мировыми войнами и поставило крест на и без того влачившей жалкое существование коллективной безопасности. Фюрер еще больше убедился в своей полнейшей безнаказанности и в том, что уже никто не посмеет пойти на него войной. Но, поскольку перевооружение вермахта еще не было закончено, он не спешил знакомить генералов и дипломатов с планами своей далеко идущей экспансии.

Что же касается Сталина, то устами Литвинова он осудил ремилитаризацию Рейнской области и потребовал от Лиги Наций предпринять ответные действия. Другое дело, что Сталин не очень-то стремился к созданию этой самой коллективной безопасности: он не доверял ни англичанам, ни французам и прежде всего хотел, чтобы весь этот воз с коллективной безопасностью сдвинули с места другие. А он, чтобы не оставаться в одиночестве, выберет для себя самый удобный вариант. Такой же политики придерживались и Англия с Францией, которые также играли «по обе стороны улицы».

После столь чувствительной оплеухи, отвешенной фюрером Западу в Рейнской области, Сталин не сомневался: это только начало. Потому и обязан был выяснить истинные намерения Гитлера. Вполне возможно, что, подсовывая фюреру М.Н. Тухачевского, он надеялся не только скомпрометировать маршала, но и выяснить его отношение к себе. Да и какой смысл был «валить» маршала таким сложным путем! В разработке чекистов Тухачевский оказался еще во времена знаменитой операции «Трест», когда его подсовывали российской эмиграции белогвардейским генералам как одного из потенциальных руководителей будущего восстания. При желании Сталин обошелся бы и без Гитлера. Если промолчит или начнет игры с маршалом, значит, Сталин ему не нужен. Ну а если «сдаст» маршала, то надеется на альянс с ним…

* * *

Чем кончилась эпопея с маршалом, мы уже знаем; неизвестно, что думал сам Гитлер по этому поводу. Вполне возможно, что он разгадал игру кремлевского владыки и подыграл ему. А Сталин принял все за чистую монету. Но, как бы то ни было, «дело Тухачевского», по словам Шелленберга, стало «подготовительным пунктом к сближению между Гитлером и Сталиным». Договор со Сталиным давал Гитлеру возможность обезопасить свои восточные границы и еще несколько лет водить Сталина за нос. И если он на самом деле установил контакты с Гитлером через брошенного на алтарь большой политики Тухачевского, то знал: Гитлер поймет все его призывы как надо.

В связи с этим мне бы хотелось привести весьма интересный рассказ В. Шамбарова из его «Государства и революции». По его словам, в мае 1939 года французская газета «Пари суар» заказала статью скрывавшемуся от Сталина на Западе дипломату и разведчику Бармину. Тот охотно ее написал. Была в ней и такая фраза: «Есть все основания считать, что Сталин уже давно стремится к союзу СССР с германским рейхом. Если до сих пор этот союз не был заключен, то только потому, что этого пока не хочет Гитлер». Прочитав ее, редактор печатать статью отказался. А после подписания пакта о ненападении между СССР и Германией схватился за голову. Упустить такую сенсацию для газетчика было непростительно. И этот самый Бармин, который был в курсе многих секретов, доказывал, что переговоры с Гитлером начались еще в 1937 году в обстановке глубочайшей секретности и велись через полпреда СССР в Германии К.К. Юренева.

Геноссе Юренева весьма любезно встречали в «интимной» резиденции Гитлера Берхтесгадене. Принимал в них участие и советский торгпред в Германиии и Швеции Д.В. Канделаки, встречавшийся с нацистским руководством «вне рамок официальных государственных отношений» в качестве личного посланца Сталина. А вот о чем на этих переговорах шла речь, так навсегда и осталось тайной. И Юренев, и Канделаки бесследно исчезли во время репрессий. Хотя догадаться, кончено же, можно. Да и о чем может идти речь на столь секретных встречах, как не о самых сокровенных желаниях вождей!

Надо полагать, и здесь Сталин предпочитал «не высовываться» и вел переговоры с присущей ему иезуитской хитростью от имени какого-нибудь «нового Тухачевского». И в данном случае ничего уничижительного в прилагательном «иезуитская» нет. Любой лидер должен обладать ею. Большая политика — это большая игра, и по возможности — без ничьей.

Были заметны и некоторые результаты этих тайных встреч. Во время массовых репрессий Сталин очень помог фюреру, уничтожив тех руководителей германской компартии, которые, на свое несчастье, оказались в СССР. Неожиданно для руководителей разведок (а их в СССР было несколько, и все они отчаянно соперничали между собой) политбюро запретило засылать агентуру в Германию и создавать там новые разведсети. Шел навстречу Сталину и Гитлер, и всех тех советских военных, которые направлялись через Германию в Испанию и были арестованы, благополучно вернули на историческую родину. Так что, судя по всему, 1939 год был лишь продолжением года 1937-го, именно тогда были заложены основы советско-германской дружбы.

* * *

Даже сегодня никто точно не скажет, кто же первым заговорил о сотрудничестве — Берлин или Москва. Судя по всему, мысль о нем зрела как у Сталина, так и у Гитлера постепенно. Первой ласточкой новых отношений стало соглашение между графом Шуленбургом и Литвиновым о том, что пресса и радио обеих стран прекратят свои ожесточенные нападки на глав обоих государств. Сыграло свою роль и то, что после мюнхенского сговора Сталин на какое-то время оказался как бы в вакууме. Его в Мюнхен не пригласили, и он очень опасался дальнейшего сближения Германии и западных стран. Уже тогда он однозначно считал, что Судетская область явилась своеобразной взяткой Запада Гитлеру, за которую он был обязан начать войну против СССР. Не отставал от него и сам Гитлер, который заговорил о сближении с Россией сразу же после того, как Чемберлен по возвращении в Лондон заявил о том, что именно теперь западные страны должны вооружиться.

Результат не замедлил себя ждать, и 19 декабря 1938 года Германия подписала торговое соглашение с Советским Союзом. И, конечно, определенную роль в дальнейшем сближении сыграл доклад Сталина на состоявшемся в марте 1939 года XVIII съезде партии, на котором он обрушился с гневной критикой не на Германию, окончательно захватившую в те дни Чехословакию, а на Англию и Францию. Он объявил о начале новой империалистической войны и о «переделе мира, сфер влияния и колоний с помощью военной силы». Говоря об уже сложившихся двух блоках, агрессивного (Германия, Италия и Япония) и неагрессивного (Англия и Франция), он подчеркивал, что неудачное противостояние агрессору не может быть отнесено за счет слабости последнего, так как он гораздо сильнее как в политическом, так и военном плане. «Однако Англия и Франция, — говорил он на съезде, — отвергли политику коллективной безопасности, коллективного сопротивления и заняли позицию нейтралитета. А политика невмешательства означает молчаливое согласие, попустительство агрессии, потворство в развязывании войны. Это опасная игра, равносильная погружению всех воюющих сторон в трясину войны… с тем, чтобы ослабить и измотать друг друга, подстрекая немцев идти на Восток, обещая легкую наживу и внушая: «Только начните войну с большевиками, и все будет в порядке!»

В Мюнхене Англия и Франция отдали Германии части Чехословакии в награду за обязательство начать войну против Советского Союза, «но теперь немцы отказались выполнить это обязательство». Как бы между прочим вождь поведал делегатам, что Советскому Союзу и Германии нечего делить и что именно Запад пытался настроить последнюю на войну с СССР, для которой, по его глубочайшему убеждению, не было никаких причин. И вообще получалось как-то так, что в агрессии Германии был виноват кто угодно, но только не сама Германия и стоявший во главе ее Гитлер.

Вскользь упомянув о шумихе, которая поднялась на Западе в связи с якобы упавшим боевым духом Красной Армии в результате чисток, Сталин заявил, что СССР останется верным своей политике мира в сочетании «с силой» и не позволит «поджигателям войны, привыкшим таскать каштаны из огня чужими руками, втянуть страну в вооруженный конфликт». Сталин говорил намеками, но было совершенно ясно, кого он имеет в виду. В конце концов он договорился до того, что тот шум, который Франция, Англия и США подняли вокруг Украины, имел цель натравить СССР на Германию и спровоцировать конфликт, для которого у обеих миролюбивых стран не было никаких оснований.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.