Глава 13 ЖЕРТВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЕ И МНИМЫЕ

Глава 13

ЖЕРТВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЕ И МНИМЫЕ

— Да, тяжёлое время, — подтвердил я, — время неволи и горя.

— И вы стонали? — с жадным интересом осведомился наш друг.

— Стонали, невыразимо страдая под ярмом свирепых угнетателей.

Карел Чапек. Война с саламандрами

Особенно много спекуляций у защитников «репрессированных народов» вызывает изъятие из Действующей армии и отправка на поселение военнослужащих крымско-татарской национальности. Действительно, на первый взгляд эта мера кажется вопиющей несправедливостью. Однако для подобного шага были достаточно веские основания. Как отмечалось в уже цитированном спецсообщении Л. П. Берии от 25 апреля 1944 года:

«С целью избегнуть ответственности за совершённые ими злодеяния, многие татары пытаются воспользоваться проводимым призывом, являются на призывные пункты для зачисления их в Красную Армию. Учитывая это обстоятельство, для предотвращения проникновения в Красную Армию немецких шпионов и предателей, нашими работниками ориентирован командующий 4-м Украинским фронтом тов. Толбухин и через Управление контрразведки „Смерш“ фронта организуется их фильтрация»[321].

А вот что говорилось в ориентировке НКВД Крымской АССР «Об организации и деятельности татарских националистов в Крыму в период немецкой оккупации 1941–1944 гг.» от 25 октября 1944 года:

«Второе обстоятельство, которое необходимо учесть, при организации оперативно-чекистской работы среди спец. переселенцев, является то, что полевые военкоматы, двигавшиеся вслед за воинскими частями, в первые дни после освобождения без соответствующей проверки, призывали в Красную Армию большое количество людей, находившихся на оккупированной территории, среди которых в большем количестве были активные националисты, добровольцы, полицейские, пособники и агентура немецких разведывательных и карательных органов.

Имеющиеся в нашем распоряжении материалы свидетельствуют о том, что указанный контингент, не сумевший уйти с немцами, в связи со стремительностью наступления Красной Армии, всеми мерами стремился влиться в части Красной Армии, для того чтобы избежать наказания и репрессий за свою деятельность»[322].

И в самом деле, в ходе депортации крымских татар из Судакского района оказалось, что из 14 704 человек, предназначенных к выселению, 195 уже были мобилизованы призывной комиссией в ряды Красной Армии[323]. Таким образом, данные 195 красноармейцев крымско-татарской национальности фактически являлись не героями-фронтовиками, а пособниками немцев.

С той же целью избежать ответственности за свои деяния многие гитлеровские прислужники постарались примазаться к партизанскому движению. Как было отмечено в спецсообщении Л. П. Берии от 25 апреля 1944 года:

«По данным Крымского Обкома ВКП(б), партизан в Крыму насчитывалось 3.800 человек. Между тем, во всех городах, крупных населённых пунктах, а также на дорогах встречаются большие группы вооружённых людей, как правило, призывного возраста, одетых в значительной части в форму немецкой армии, с единственным опознавательным знаком — куском красной тряпки на головном уборе.

Произведённой проверкой установлено, что за несколько дней до вступления частей Красной Армии полицейские, участники „отрядов самообороны“ и другие пособники оккупантов, ранее принимавшие активное участие в преследовании партизан, присоединялись к партизанским отрядам и вместе с ними вступали в освобождённые Красной Армией населённые пункты.

В с. Албат, Старо-Крымского района, 140 полицейских и других пособников противника примкнули к партизанам за три дня до отступления немецких частей; в г. Евпатории 40 человек немецких пособников присоединились к партизанам за несколько дней до вступления частей Красной Армии в город, и т. д.»[324].

Однако органы НКВД не дремали:

«Бывшие полицейские и пособники оккупантов из числа примкнувших к партизанам, причастные к карательным действиям оккупантов, нами арестовываются»[325].

Из спецсообщения Л. П. Берии в ГКО № 465/6 от 16 мая 1944 года:

«Агентурными и следственными данными установлено, что перед отступлением из Крыма немецкие разведорганы создавали лжепатриотические „подпольные“ организации с задачей оставления в тылу для подрывной работы.

В Симферополе арестован изменник Родине ТАРАКЧИЕВ А. Х., татарин, бывший военнослужащий Красной Армии, добровольно перешедший на сторону противника и вступивший в татарский добровольческий отряд. Вместе с ТАРАКЧИЕВЫМ арестовано 5 человек предателей, которых немецкая контрразведка использовала для выявления находившихся в подполье советских людей.

Участники этой группы, после освобождения Симферополя, явились в Обком партии, где пытались, при помощи сфабрикованных ими документов, выдать себя за советских людей, находившихся при немцах на подпольной работе»[326].

Что же касается тех немногих крымских татар, которые действительно честно воевали в Красной Армии или в партизанских отрядах, то вопреки общепринятому мнению, они выселению не подвергались:

«От статуса „спецпоселенец“ освобождались и участники крымского подполья, действовавшие в тылу врага, члены их семей. Так, была освобождена семья С. С. Усеинова, который в период оккупации Крыма находился в Симферополе, состоял с декабря 1942 г. по март 1943 г. членом подпольной патриотической группы, затем был арестован гитлеровцами и расстрелян. Членам семьи было разрешено проживание в Симферополе»[327].

«…Крымские татары-фронтовики сразу же обращались с просьбой освободить от спецпоселений их родственников. Такие обращения направляли зам. командира 2-й авиационной эскадрильи 1-го истребительного авиационного полка Высшей офицерской школы воздушного боя капитан Э. У. Чалбаш, майор бронетанковых войск X. Чалбаш и многие другие… Зачастую просьбы такого характера удовлетворялись, в частности, семье Э. Чалбаша разрешили проживание в Херсонской области»[328].

В октябре 1944 года заместитель наркома внутренних дел комиссар государственной безопасности 2-го ранга В. В. Чернышёв и начальник отдела спецпоселений НКВД полковник государственной безопасности М. В. Кузнецов обратились за разъяснениями к наркому внутренних дел СССР Л. П. Берии:

«В НКВД СССР поступает значительное количество заявлений от офицеров и бойцов Красной Армии, являющихся по национальности калмыками, карачаевцами, балкарцами, чеченцами, ингушами и крымскими татарами, греками, армянами и болгарами, которые ходатайствуют об освобождении из спецпоселения своих родственников-спецпереселенцев с Северного Кавказа, из Крыма и бывшей Калмыцкой АССР.

При рассмотрении этих заявлений считали бы целесообразным: устанавливать через командование части, будет ли заявитель оставлен на службе в Красной Армии, в случае оставления заявителя на службе в Красной Армии и при отсутствии компрометирующих материалов на его родственников-спецпереселенцев (жену, детей, родителей, несовершеннолетних братьев и сестёр) освобождать последних из спецпоселения, в персональном порядке, без права их возвращения на Северный Кавказ, в Крым и на территорию бывшей Калмыцкой АССР.

Просим Ваших указаний»[329].

На документе имеются две резолюции: «Переговорите со мной. Л. Берия. 31.XI.1944 г.» и «тов. Кузнецову. Т. Берия согласен, но не применять широкой практики, исключительно индивидуально по заключению ОСП НКВД СССР В. Чернышёв. 31.XI.1944 г.»[330].

Освобождались от выселения и женщины, вышедшие замуж за русских:

«Донесение на имя народного комиссара внутренних дел СССР Л. Н. Берии

1 августа 1944 г.

При переселении из Крыма имели место случаи выселения женщин по национальности татарок, армянок, гречанок и болгарок, мужья которых являются по национальности русскими и оставлены на жительство в Крыму или находятся в Красной Армии.

Считаем целесообразным таких женщин при отсутствии на них компрометирующих данных из спецпоселения освободить.

Просим Вашего указания. В. Чернышёв М. Кузнецов»[331].

В выписке из протокола № 31 п.4 заседания бюро Крымского обкома ВКП(б) от 13 сентября 1948 года утверждается, что «по решению МВД СССР освобождено от спецпереселения более 1000 человек — татар, греков, армян, болгар и др. национальностей, из них 581 с правом проживания в Крыму»[332].

Согласно справке отдела спецпоселений МВД СССР «О количестве проживающих в республиках, краях и областях немцев, калмыков, чеченцев и др[угих], не подвергавшихся выселению», на 1 апреля 1949 года насчитывалось 589 крымских татар, 164 крымских армянина и 266 крымских греков, избежавших депортации[333].

С этой справкой связан весьма показательный казус. Вот что пишет в своей книге «Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960» известный исследователь статистики сталинских репрессий В. Н. Земсков:

«Надо сказать, что органы МВД-МГБ держали в поле зрения многих чеченцев, ингушей, крымских татар и других, не подвергавшихся выселению и проживавших в различных районах страны на положении свободных граждан. Так, по данным на 1 апреля 1949 г., Отдел спецпоселений МВД СССР располагал сведениями на 569 крымских татар, не подвергавшихся выселению, из них 144 проживали в Ставропольском крае, 27 — Краснодарском, 12 — Дагестанской АССР, 7 — Кабардинской АССР, 83 — Калининградской области, 6 — Саратовской, 8 — Грозненской, 11 — Винницкой, 18 — Ворошиловградской, 2 — Днепропетровской, 24 — Запорожской, 5 — Каменец-Подольской, 20 — Киевской, 15 — Одесской, 12 — Полтавской, 40 — Сталинградской, 21 — Харьковской, 41 — Херсонской, 7 — Черновицкой, 2 — Измаильской, 2 — Черниговской областях, 25 — Туркменской ССР, 13 — Казахской ССР, остальные — в ряде других регионов СССР. Поскольку выселение „наказанных народов“ являлось по своей сути тотальной этнической чисткой, то и свободные граждане соответствующих национальностей не имели права жить на своей исторической родине. Главным образом по этой причине и осуществлялся негласный надзор за ними. Ив этом правиле не допускалось ни малейших исключений. Даже дважды Герой Советского Союза крымский татарин Амет-Хан Султан был лишён права жить на своей родине в Крыму»[334].

При этом Земсков неточно указывает архивную легенду: ГАРФ. Ф. Р-9479. Оп.1. Д.488. Л.76, в то время как справка занимает четыре листа, с 75-го по 78-й. Общее количество невыселенных крымских татар составило, как я уже сказал, 589 человек, а не 569. Кроме того Виктор Николаевич умудрился перепутать Сталинградскую область РСФСР, в которой, по данным справки, крымских татар не проживало вообще[335], со Сталинской областью Украинской ССР, где действительно насчитывалось 40 крымских татар[336]. Но всё это можно списать на невнимательность.

А вот последние четыре фразы Земскова являются откровенной ложью. Во-первых, поданным справки, в Крымской области проживали 1 крымский татарин, 1 крымский армянин и 1 крымский грек[337]. Во-вторых, если брать другие «наказанные народы», то мы видим 22 чеченцев и ингушей, проживающих в Грозненской области[338], 35 балкарцев в Кабардинской АССР[339], 319 карачаевцев в Ставропольском крае[340] и т. д. Судя по приведённой выше цитате, Земсков изучил таблицу из справки самым подробным образом. Таким образом, перед нами сознательная ложь. Надо полагать, желание во что бы то ни стало лягнуть ненавистный сталинский режим оказалось выше научной добросовестности.

Что же касается Амет-Хан Султана, то, во-первых, работая с 1946 года в Лётно-испытательном институте (ЛИИ), расположенном в подмосковном городе Жуковском, он, что вполне естественно, жил по месту службы — в Москве, а с 1950 года — в самом Жуковском[341].

Во-вторых, его родители ещё в 1945 году, с окончанием Великой Отечественной войны вернулись в Крым[342].

Наконец, не так всё просто с ближайшими родственниками Амет-Хан Султана:

«Когда Амет-Хан Султану присвоили звание Героя Советского Союза, на Большой земле решили, что необходимо вывезти из Алупки его семью. Туда была направлена разведгруппа. В деревню спустился лейтенант Аппазов (в первый период партизанского движения он был командиром отряда, затем эвакуировался на Большую Землю и прилетел снова вместе с Македонским), сам — алупкинский татарин, но контакта не получилось. Родственники наотрез отказались общаться, пригрозили заявить в полицию (один из родственников Амет-Хана командовал „добровольческим“ отрядом в Алупке), Аппазову пришлось срочно уносить ноги»[343].

После освобождения Крыма младший брат лётчика Имран был арестован за сотрудничество с немцами[344].

Защитники «поруганных и наказанных народов» любят ссылаться на то, что гитлеровцам прислуживали не только будущие жертвы депортации, но и представители других национальностей, в том числе русские. Вот что пишет тот же В. Н. Земсков:

«Решения о выселении калмыков, карачаевцев, чеченцев, ингушей, балкарцев, крымских татар и других мотивировались сотрудничеством части представителей этих национальностей с фашистскими оккупантами. Причем на практике пособниками фашистов являлась меньшая часть депортированных. Подобная мотивировка, следствием которой являлось лишение целых народов их исторической Родины, была не только чудовищной сама по себе, но и с точки зрения элементарной логики — нелепой и даже глупой. Последовательно руководствуясь этой мотивировкой, следовало бы депортировать весь русский народ (украинский, белорусский и др.) за то, что часть русских, украинцев, белорусов и представителей других национальностей служила во власовской армии и иных подобных формированиях. Абсурдность даже такой постановки вопроса вполне очевидна»[345].

Действительно, абсурдность такой постановки вопроса вполне очевидна, если перейти от голословных демагогических рассуждений к конкретным цифрам. Во время Великой Отечественной войны через советские вооружённые силы прошло 34 476,7 тыс. человек[346], из них погибло или пропало без вести 8668,4 тыс. человек[347], или примерно каждый четвёртый. При этом среди погибших и пропавших без вести насчитывалось 5756,0 тыс. русских и 1377,4 тыс. украинцев[348].

На противоположной же стороне в составе вермахта, войск СС, полиции и военизированных формирований побывало максимум 700 тыс. русских, украинцев и белорусов[349], большинство из которых записались в прислужники оккупантов, чтобы не умереть от голода в концлагере, надеясь при первой возможности вернуться обратно к своим. Таким образом, количество честно служивших Родине в десятки раз превышает количество изменивших присяге. С репрессированными же народами, вроде крымских татар, как мы видели, ситуация прямо противоположная

Впрочем, альтернатива депортации действительно была. Согласно статье 193–22 тогдашнего Уголовного кодекса РСФСР: «Самовольное оставление поля сражения во время боя, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, или отказ во время боя действовать оружием, а равно переход на сторону неприятеля, влекут за собою — высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества»[350].

Решись сталинская власть действовать по закону, подавляющее большинство крымско-татарского взрослого мужского населения следовало бы расстрелять, после чего этот народ естественным образом прекратил бы своё существование.

Рассказывая о депортации, крымско-татарские националисты и их пособники не могут обойтись без сочинения всяческих страшилок:

«Жителей отдалённого рыбацкого поселка на Арабатской стрелке забыли выслать вместе со всеми. Спохватились, когда отчёт об успешном завершении операции был уже сдан высшему начальству. „Неучтённых“ погрузили на баржу и, отбуксировав далеко в море, утопили»[351].

Разумеется, никаких следов утопленной баржи ни в документах, ни на дне морском до сих пор не найдено. Но современные сказочники не унимаются, снова и снова повторяя эту байку. Например, во время предвыборной кампании нынешнего украинского президента Виктора Ющенко эту тему постоянно крутили по крымскому телевизионному каналу «Черноморка».

Ещё более распространённой страшилкой являются россказни о сверхвысокой смертности крымских татар во время перевозки:

«В этих битком набитых вагонах по пути в Сибирь, на Урал и в Среднюю Азию погибли от голода и болезней около двух тысяч переселенцев»[352].

Впрочем, чего уж тут мелочиться:

«У нас, к сожалению, нет точной статистики, но по приблизительным оценкам только в дороге погибло до четверти депортированных крымских татар»[353].

Между тем в действительности из 151 720 крымских татар, направленных в мае 1944 года в Узбекскую ССР, в пути следования умер лишь 191 человек[354].

Эти данные, впервые опубликованные В. Н. Земсковым на страницах журнала «Социологические исследования», попытался оспорить известный эмигрантский демограф Сергей Максудов (А. П. Бабёнышев):

«Движение эшелонов с крымскими татарами продолжалось 15–20 дней. Смертность 0,13 % (по 10 человек в день) для населения с повышенной долей стариков и детей — это меньше, чем была естественная убыль крымских татар в мирные предвоенные годы. Хотелось бы спросить руководителей операции Кобулова и Серова: как вам удалось при перевозке в вагонах по 70–100 человек, при отсутствии врачей, пищи и воды снизить норму смертности арестованных по сравнению с обычными условиями жизни? Но и так ясно, что они на это ответили бы: нет таких крепостей, которые мы — большевики — не смогли бы взять. Очевидно, примерно так же думает наш учёный. Мы же заметим, что перед нами очевидная туфта, какой в отчётности НКВД, конечно, не мало»[355].

Начнём с вполне естественного вопроса — а с чего Максудов взял, будто в крымско-татарских эшелонах отсутствовали врачи, пища и вода? Из фольклора несчастных жертв депортации о том, как они стонали, невыразимо страдая под ярмом свирепых угнетателей? Как мы видели, постановление ГКО, причём отнюдь не предназначенное для публикации, предусматривало и врачей, и горячее питание, и кипяток.

Теперь займёмся элементарной арифметикой. 191 умерший из 151 720 человек составляет 0,126 %, то есть даже немного меньше, чем указал Земсков. Если считать, что время в пути составляло 15 дней, в пересчёте это соответствует 3,1 % годовой смертности. Если же принять время в пути 20 дней, то 2,3 %.

Между тем в 1926 году общая смертность в СССР составляла 2,03 %, а в 1938–1939 гг. — 1,74 %[356]. Итак, вопреки Максудову, смертность крымских татар в эшелонах была не меньше, а больше обычного уровня смертности.

Маловероятно, чтобы опытный специалист мог допустить столь грубую математическую ошибку. Скорее следует предположить, что, категорически не желая расставаться с любимыми антисталинскими мифами, Максудов гонит сознательную туфту, надеясь, что читатели не станут проверять его выкладки.

Что же касается душераздирающих историй о том, как «солдаты войск НКВД хватали мертвецов, выбрасывали их в окна вагона»[357], то их абсурдность более чем очевидна. Депортируемые крымские татары — контингент строго подотчётный. Если по прибытии эшелона на место в нём окажется меньше пассажиров, чем было отправлено, начальник эшелона обязан доложить, куда именно делись недостающие люди. Умерли? А может, сбежали? Или, того хуже, отпущены конвоирами на свободу за взятку? Поэтому каждый случай смерти спецпереселенцев обязательно документировался.

Смертность депортированных крымских татар в местах ссылки поначалу действительно была довольно высокой. Однако не настолько высокой, как уверяют нынешние крымско-татарские националисты и их пособники, наперебой высасывающие из пальца фантастические цифры «жертв»:

«Вера в „доброго отца“ стоила народу ещё сорока тысяч погибших от голода в самый первый месяц — эти и другие данные о жертвах народа уже много лет на свой страх и риск собирают активисты „Национального движения крымских татар“»[358].

«В годы депортации в Узбекской ССР от голода и болезней погибло 46,2 процента крымско-татарского населения»[359].

На самом деле с момента депортации по 1 октября 1948 года умерло 44 887 человек из числа выселенных из Крыма (татар, болгар, греков, армян и других)[360], то есть менее 20 % выселенного контингента. Учитывая, что люди умирают и в нормальных условиях, из этой цифры следует вычесть естественную смертность за четыре года, то есть 7 %. Поскольку в 1949-м и в последующие годы смертность спецпереселенцев не отличалась от нормальной[361], повышенная смертность депортированных из Крыма составила не более 13 % от численности контингента.

Да и вообще, о каком «геноциде» можно рассуждать, если навстречу эшелонам с вывозимыми в тыл спецпереселенцами двигались на фронт воинские эшелоны с русскими красноармейцами?

Как мы видим, находясь в составе российского государства, крымские татары изменяли нашей стране всякий раз, когда на землю Крыма приходил враг[362]. Их выселение стало вполне заслуженной и адекватной мерой. Виновность крымских татар была настолько очевидной, что даже Хрущёв, реабилитировавший «невинных жертв незаконных репрессий» направо и налево, не посмел их вернуть на «историческую родину». Это стало возможным лишь в результате пресловутой перестройки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.