Матвей Иванович Платов
Матвей Иванович Платов
Мы должны показать врагам,
что помышляем не о жизни,
но о чести и славе России.
Из приказа Платова
I
Когда у Матвея прорезался первый зуб, Иван Федорович Платов, казак Черкасского городка, надел на сына свою шапку и посадил на оседланного коня. Тогда же он впервые подрезал ему чуб. С былинных времен была унаследована на Дону славная традиция посвящения в мужчины-воины. Русские летописи этот обряд именуют — «посадить на коня». Только после посвящения в воины мальчика могли называть казаком.
Возможно, Платовы первоначально были плотогоны и однажды, сплавляя лес по Дону, облюбовали казачий городок Черкасск. Во всяком случае, о том, что они спускались с плотами по Дону и осели в Черкасске, некогда рассказывали на Дону. В исповедальных и метрических книгах Петропавловской церкви встречаются имена трех братьев: Ивана, Демьяна и Димитрия.
Старшим из них был отец Матвея — Иван Федорович. Дата его рождения точно не установлена: где-то между 1720 и 1723 годами. Некоторое время, как и все казаки, он занимался рыболовством, а в 1742 году поступил на действительную службу. Вначале служил на Крымской линии, потом в остзейских губерниях, затем в Грузии, после этого был переведен в Пруссию. Семилетнюю войну 1756–1762 годов Иван Федорович Платов прошел в составе одного из казачьих полков. Был он смелым, храбрым и особенно отличился в сражении под Кюстрином в августе 1758 года. Позже Платов неоднократно выезжал в Петербург «с нужнейшими и интереснейшими делами».
О матери Матвея Анне Ларионовне известно только, что родилась она в 1733 году.
Семья Платовых по тем временам была небольшой. Кроме первенца Матвея, родившегося 19 августа 1751 года, у Ивана Федоровича и Анны Ларионовны было еще три младших сына: Стефан, Андрей и Петр.
С самого раннего детства, как и положено у казаков, Иван Федорович стал готовить сыновей к службе. В три года Матвей уже ездил на лошади по двору, а пяти лет участвовал в скачках и детских маневрах.
«Пу!» — стрелять и «чу!» — ехать — вот первые слова, которые произнес он.
Особенно Матвей радовался праздникам. Бойкий мальчик обегал в эти дни все улицы Черкасска, где повсюду толпились нарядно разодетые казаки и казачата. Молодые казаки боролись, играли в мяч, чехарду, бабки, айданчики. Служивые, собравшись в круг, напевали старинные казачьи песни, вспоминали многочисленные походы. Кое-кто, сдвинув набекрень шапку, под звуки балалайки пускался плясать «Казачка».
Около рундуков — лестничных площадок, выходящих на улицу, — строго и чинно сидели пожилые казаки, заслуженные воины. Посередине обычно стояла ендова переваренного меду, который особо ценили старики за его крепость.
Неподалеку, сидя на широком персидском ковре, беседовали пожилые казачки — жены донских старшин. Они медленно пили сладкий мед, подносимый плененными татарками и турчанками, вспоминали старину и, слегка захмелев, пели старинные песни о подвигах своих отцов и мужей. Проходящих мимо мужчин они с поклоном подзывали к себе: «Подойди к нам, родненький!» Выпив порцию меда, довольный казак клал им на поднос горсть монет.
Молодые женщины, одетые в праздничные кубилеки, обычно сделанные из парчи и украшенные серебряными и золотыми пуговицами, собирались отдельно. Игриво щелкая жареные арбузные семечки, они выходили на улицу «себя показать и других посмотреть». Часто подражая старым казачкам, молодые пели печальные и веселые казачьи песни.
Самой большой радостью для казачков — мальчиков и юношей в праздничные, да и в обычные дни были военные забавы, проходившие за городом возле палисадника и крепостных стен.
Здесь юные воины ставили мишень и из ружей и луков состязались в стрельбе. После стрельб почти всегда устраивались игровые сражения.
Большая группа казачат в самодельных воинских доспехах, со знаменами, сделанными из окрашенной бумаги, с игрушечными пиками делилась на два отряда. Их возглавляли «атаманы». По специальному сигналу обе стороны сходились в жаркой рукопашной схватке. Одна из них не выдерживала натиска, бросаясь наутек. Победители преследовали «неприятеля», брали в плен, захватывали трофеи и знамена. А потом заключался мир, и под звуки бубнов и звон тарелок с песнями оба отряда возвращались в городок, где их встречали довольные казаки.
Платовы не были богатыми и поэтому не могли дать детям хорошего образования. Но читать и писать Матвей научился еще совсем маленьким. Отец часто рассказывал сыновьям о подвигах русских людей, о славной истории донского казачества, о казачьей вольнице.
Все важнейшие вопросы казачьей жизни решались войсковым кругом, который собирался на площади у собора. Там объявляли войну и заключали мир, принимали послов и отправляли посольства и грамоты к соседним народам и в Москву, выбирали атаманов, основывали новые городки и посылали вспомогательное войско царю, принимали в казаки.
И даже женили и разводили.
Войсковой круг на Дону в XVII веке был своеобразным органом казачьей демократии. Еще с тех времен, когда до середины XVII века казаки на Дону «живали» без женщин, как запорожцы, устанавливался обычай, что в войсковом круге никто, кроме казаков не менее шестнадцати с половиной лет от роду, не имел права участвовать: ни женщины, ни работные люди, ни бурлаки, ни тем более рожденные от турчанок «тумы» или духовенство. Собирались они один раз в год, весной. Открывались приветствием есаула, после чего в круг входил атаман и начиналось бурное обсуждение различных вопросов. Из уважения к кругу все вопросы казаки решали стоя. Очень часто круги кончались драками. Особенно остро проходили выборы атаманов и их помощников. Атаман обычно избирался на год и «управлялся со своей вольницей» в интересах всех казаков. Неугодного атамана могли сместить даже на следующий день, после чего он возвращался в лоно рядовой массы казачества…
На тринадцатом году Матвея определили на службу в войсковую канцелярию. Там ему приходилось заниматься административными, судебными и политическими делами.
Юному казаку наверняка довелось читать копии исторических актов, в которых Черкасск впервые упомянут в 1593 году, когда турки получили известие о том, что донцы вблизи Азова, «на Маныче, да в Черкасской и в Раздорах» поставили новые городки и, «из тех городков приходя, Азову тесноту чинят».
Много об этом говорили и старики.
Когда возник этот городок, точно никто не знал. Из исторических источников, правда, было известно, что на месте Черкасска располагался город Ахас. В те далекие времена он славился «доброй» гаванью для стоянки судов, многочисленными торговыми заведениями. Ордынцы неоднократно пытались захватить Ахас, но так и не смогли. И тогда город затопили…
Много раз Черкасский городок разрушали многочисленные неприятели, но он вновь и вновь застраивался, перестраивался и по сей день стоит. Такова судьба почти всех казачьих городков Дона, располагавшихся на южных берегах России и принимавших первые удары врагов Отечества. «Пускай пламя пожаров сожжет городки наши, говорил еще дед Матвея, — через неделю заплетем новые, набьем землей, покроем избы; скорее враг устанет сжигать наши городки, нежели мы вознобновлять их…»
Служба в канцелярии вскоре сделала из него довольно образованного казака. Многое узнал Матвей, особенно его увлекли морские и сухопутные походы предков.
Донцы широко прославились в XVII веке, совершая морские походы. Задумав такой поход, казаки, обычно весной, собирались в Черкасске. Отплытие всегда сопровождалось большими торжествами. Казаки и провожавшие их собирались на Ратном урочище, служили обедню, пили прощальный ковш меду и вина и отправлялись на пристань, откуда выплывали на судах, напевая дружным хором «Ты прости, ты прощай, тихий Дон». Провожавшие возвращались на площадь и, как они сами говорили, «гладили дорожку» своим собратьям, то есть продолжали веселье.
Суда казаки строили без палуб, длиной от 50 до 70 футов. Нос и корма у них были острыми. Лодки снаружи конопатили, высмаливали, для большей крепости обвязывали вокруг, от кормы до носа, сплетенными с боярышником веревками, а для прикрытия от неприятельской стрельбы привязывали к обводной веревке толеты — камышовые снопы, крепко стянутые поперек.
Чтобы не терять времени при полном повороте назад, каждая лодка снабжалась двумя рулями. В хорошую погоду ставилась небольшая мачта с поднятым на реи парусом, который помогал передвигаться при попутном ветре. Весел бывало до сорока. Обычно в лодку садились от 60 до 100 казаков. Вооруженные 4–5 пушками, такие лодки были легче и маневреннее турецких галер.
Запас продуктов бывал весьма ограничен: несколько бочонков пресной воды, сухари, просо, сухая и соленая рыба, сушеное мясо. Водку в поход никогда не брали, ибо «трезвость почиталась необходимостью при исполнении важных предприятий». Казаки всегда выходили на поле брани в ветхой одежде. «Зачем подавать неприятелю надежду, — говорили они, — мы больше у них съедим, нежели он у нас». На оружии у казаков не было никаких украшений, полированные сабли смачивались рассолом, чтобы «не заржавели». «На ясном железе играет глаз», — говорили казаки, особо подчеркивая важность элемента неожиданности при нападении на врага.
На лодках по Дону казаки добирались до Азовского моря, а дальше шли на Анатолийское побережье, в Крым и Константинополь. Набеги на турецкие и крымские поселения были главной целью казаков, в результате чего они освобождали тысячи русских и западноевропейских пленных, а также защищали южные рубежи России от турецко-татарской экспансии. Донские казаки были своего рода пограничниками России.
Высаживаясь на побережье, казаки старались застать врага врасплох. Как правило, выходили на берег скрытно, быстрым и сильным натиском брали приморские крепости и селения. Обычно казаки уклонялись от схваток с превосходящим по силе врагом; не принимая боя, они отступали к морскому берегу, входили в устье реки, затопляли свои суда и рассыпались по побережью. Переждав опасность, собирались вновь. На хорошо вооруженные корабли нападали ночью, если же приходилось это делать днем, то на заходе солнца и со стороны солнца, когда оно светило в глаза, скрывая казачьи лодки.
Казаки на лодках окружали корабль и шли на абордаж. Начиналась рукопашная схватка. Забрав драгоценности и оружие, они топили корабль, прорубив днище.
Во время нападений на большие суда казаки теряли многих своих товарищей. И вообще, очень редко из таких походов возвращалась половина отряда казаков. Оставшиеся в живых всегда прибывали с богатой добычей.
На Дону, не доходя до Черкасска, казаки останавливались и начинали делить добычу поровну. «Дуван дуванить» — так называли они это действо. Затем казаки двигались в Черкасск, где сначала в часовне, а потом в Ратной церкви служили благодарственный молебен, после чего приветствовали родные берега, своих друзей и близких пушечными и ружейными залпами, и начинался пир.
Морские походы изумляли современников, а турки, пораженные удалью казаков, называли их «самыми отважными и страшными из врагов».
Ходили донцы и в сухопутные походы. Чаще всего партия охотников от 5 до 50 человек пускалась к Азову или же к ногайцам на Куму и даже в Тавриду. По пути казаки искали сакмы — так называли они лошадиные следы на траве — и по ним настигали неприятеля. Когда же не удавалось его найти, казаки непосредственно «в траве с травою ровен» приближались к улусам и забирали добычу. Если же перед казаками вдруг возникала широкая река, они использовали своеобразные понтоны — несколько пучков камыша, плотно связанных между собой. На них донцы перевозили седла и вьюки, а сами пускались вплавь. Этот способ назывался «переправляться на салах».
Иногда, когда казакам угрожала опасность, они пускали своих лошадей в быструю реку и, уцепившись за их хвосты, удачно переправлялись на другой берег.
Особенно враждовали казаки с азовцами, которые находились от них в пятидесяти верстах. Часто даже личные ссоры между ними превращались в войны. «Дело наше казачье не великое, — говорили донцы. — Случится которому казаку поехать Доном за сеном или за дровами и азовцы успеют его схватить — нам ли это простить? Мы поймаем у них двух, трех, и война возгорится; после сошлемся, помиримся и пленных на обе стороны возвратим». Вдвойне казаки мстили за личные оскорбления. «Не дозволим никому оскорблять себя, — говорили они. — Эти неверные вздумали ругаться над нами: поймав на промыслах казаков, остригают у них бороды и усы».
Многие старые вояки, потеряв силу в морских и сухопутных походах, уходили в монастыри. Здесь они могли спокойно прожить остаток своих лет, а порой и дней.
О походах донцов слагались многочисленные песни и легенды. В свободное время, собравшись на станичной площади, старые казаки рассказывали молодым о своих лихих делах, о подвигах отцов и дедов. Любили казаки, в том числе и Иван Федорович, приходить на Преображенское кладбище, где под мраморными и гранитными плитами покоились герои Дона, прославившиеся в многочисленных войнах за родную землю.
Собираясь на могилах умерших и погибших, казаки выпивали крепкого меда и заунывно пели:
«Как ты, батюшка, славный тихий Дон,
Ты кормилец наш, Дон Иванович!
Про тебя бежит слава добрая,
Слава добрая, речь хорошая,
Как бывало ты, все быстер бежишь,
Ты быстер бежишь, все чистехонек;
А теперь ты, кормилец, все мутен течешь,
Помутился ты, Дон, сверху донизу».
Речь возговорит славный тихий Дон:
«Уж как мне все смутну не быть,
Распустил я своих соколиков,
Ясных соколов, донских казаков;
Размываются без них мои круты бережки,
Высыпаются без них косы желтым песком…»
И заканчивали песню восклицанием: «Да заслужили наши казаки славу вечную!»
Казачата воспитывались на подвигах предков и воспоминаниях отцов, на родных песнях. Подрастающие донцы обретали навыки различных ремесел, часто выезжали на рыбалку, участвовали в военных играх и забавах.
Так жил и Матвей.
Но юный казак все время стремился на военную службу. И такой случай вскоре представился.
14 октября 1768 года началась русско-турецкая война. Россия по-прежнему решала черноморскую проблему. Освоению южнорусских степей препятствовала почти не прекращающаяся турецкая агрессия. Черноморский вопрос мог решиться либо присоединением Крыма к России, либо предоставлением Крымскому ханству независимости от Турции. Пользуясь широкой поддержкой Франции, Турция становилась все более агрессивной.
Зимой 1769 года татарская конница совершила опустошительный набег на Украину и Нижний Дон. Для борьбы с ней были образованы две русские армии, в которых находились около десяти тысяч донских казаков.
Незадолго до объявления войны Иван Федорович Платов, тогда уже войсковой старшина, оставив за себя дома старшего, Матвея, поехал с Донским полком вначале на Бердянскую линию, а потом в Санкт-Петербург.
С началом военных действий в Крыму Матвей, в свою очередь, оставил хозяйство на попечение приказчиков и на собственной лошади отправился в действующую армию. Перед отъездом он взял горсть родной земли, спрятал ее в узелок и повесил на шею.
2-я русская армия под командованием В. М. Долгорукого, куда попал Матвей, с 1770 года вела успешные действия против турецко-татарских войск в Крыму. В ночь с 13 на 14 июня 1771 года есаул Платов участвовал в штурме и взятии Перекопа, особенно он проявил себя в сражении под Кинбурном. За отличие Матвей Иванович Платов был произведен в войсковые старшины и стал командиром полка. В это время ему было немногим более двадцати лет.
В кампании 1771 года русские войска одержали ряд крупных побед, что заставило турецкое командование запросить перемирие.
В марте 1773 года полк Платова был переброшен на Кубань. Там татарский хан Девлет Гирей-хан, Шабаз Гирей-калга, Муборек Гирей-нурадин со многими другими салтанами, беями и мурзами решили перебираться через Кубань на Дон. Татары двинулись в направлении ейского укрепления. В походе они узнали, что к ним приближается обоз мирных ногайцев, сопровождаемый казачьими полками Платова и Ларионова.
Вечером 2 апреля казаки и ногайцы остановились на ночлег. Перед сном к Платову подошел бывалый казак.
— Батюшка наш, Матвей Иванович, поговорить мне надо с тобой в чистом поле, наедине, — сказал он.
— Ну что ж, пойдем поговорим.
Платов и казак вышли далеко в поле.
— Матвей Иванович, приложи ухо к земле.
Платов перекрестился и припал к земле.
— Что слышишь, Матвей Иванович?
— Слышу какой-то шум, похожий на крик птиц.
— Да разве птица кричит в темную ночь? Она сидит смирно.
— Так что же это такое?
— А вот что: недалеко остановился неприятельский отряд и разложил огни, а на свет-то птица поднялась да кричит. По большому крику надо полагать, что огней много, а стало быть, много и бусурман. Поживешь, Матвей Иванович, довольно — узнаешь больше, — прибавил казак.
Быстро вернувшись в лагерь, Платов сразу же направил казаков в разведку. В полночь они прибыли в лагерь и сообщили, что отряд татар насчитывает около 20 тысяч.
Платов приказал полкам готовиться к обороне. Вскоре из повозок был сделан укрепленный лагерь.
Утром предсказания казака оправдались. Лишь только стало светать, татары двинулись на укрепленный лагерь. Вдали казаки увидели ханское знамя. Девлет-Гирей давал последние указания.
— Матвей Иванович, за подмогой бы надо послать, — сказал Ларионов.
— Подожди, я хочу перед сражением слово сказать своим молодцам. Братья мои, подходите поближе.
Платов вскочил на повозку и начал говорить:
— Друзья мои, вы видите сами, какая сила окружает нас. Нам нужно биться с этой силой и победить. Я вам скажу (это было любимое выражение Платова, и так он почти всегда начинал свою речь): не будем же мы русские, не будем донцы, если устрашимся проклятого врага. А вы два, — Платов указал на молодых казаков, — подойдите поближе ко мне.
Два казака тут же подошли к Матвею Ивановичу. Он приказал им пробиться к подполковнику Бухвостову, стоявшему на другой стороне реки Калалах, и известить его об их отчаянном положении.
С криком «Ура!» казаки поскакали в сторону многочисленного неприятеля.
Между тем татары, разбив высланную против них команду казаков, с криками «алла!» двинулись со всех сторон на укрепленный лагерь.
— Держитесь, друзья! Не посрамим землю русскую и нашего батюшку тихий Дон! Скоро подойдет подкрепление! — кричал Платов казакам.
Восемь атак отбили донцы. Силы были на исходе, казалось, противник вот-вот ворвется в казачий лагерь, а подкрепление все не подходило.
Ларионов предложил сдаться:
— Матвей Иванович, не лучше ли будет нам сдаться в плен? Посланные казаки, верно, убиты; люди приходят в отчаяние; треть лошадей уже пала, да и без подмоги нельзя нам ожидать спасения.
— Никогда, лучше умрем, нежели покроем стыдом и позором честь нашей земли! — воскликнул Матвей Иванович.
Тем временем один из казаков, посланный Платовым за подмогой, сумел-таки пробиться к Бухвостову, и он тотчас отрядил полк Уварова.
— Ребята, не робеть! Посмотрите вдаль, мне что-то мелькнуло в глазах. Уж не наши ли это? — крикнул Платов.
— Наши! Наши! — раздалось вокруг.
Казаки Уварова с ходу атаковали неприятеля.
Платов тоже двинул своих на татар. Подошедший полк Бухвостова довершил полный разгром противника.
Бухвостов доносил полковнику Бринку: «Войска Донского полковник Платов, будучи в осаде от неприятеля, оказался неустрашим, ободряя своих подчиненных, и удержал их в слабом своем укреплении до моего к ним прихода».
После подвига на реке Калалах Платов стал известен в русской армии, о нем узнал и начал ему покровительствовать князь Г. А. Потемкин. Платов был награжден специальной золотой медалью «За ревностную службу».
«Если кому-нибудь придется быть в таком же положении, тот пусть приведет себе на память подвиг молодого Платова, и успех увенчает его оружие. Фортуна, не всегда слепая, возведет, быть может, твердого воина на ту степень славы, на которую вознесла ода и маститого героя Дона» — так оценивал стойкость тогда еще совсем молодого казака легендарный Денис Давыдов в зрелом возрасте.
Подвиг Платова на реке Калалах остался в народной памяти. До сих пор на Дону можно услышать песню:
Вот как хвалится-похваляется генерал Платов:
«Есть у меня на тихом Дону слуги верные,
Слуги верные, донские казаки —
Вы орлы-то мои, орлы сизокрылые,
Соколы вы мои залетные!
Вы седлайте своих добрых коней, не замешкайте,
Вы поедемте в чисто поле, поотведаем,
Поглядим, посмотрим во все стороны:
Отчего-то наша армеюшка потревожилась,
Потревожилась она от неприятеля,
От неприятеля, от злых черкесов…»
21 июля 1774 года между Россией и Оттоманской Портой был подписан Кючук-Кайнарджийский мирный договор, по которому к России отошли Кинбурн, крепости Керчь, Еникале и Азов с прилегающими уездами.
Россия снова получила выход к Черному морю, который почти тысячу лет назад имела при славных русских князьях, потрясавших сам Царьград.
II
В начале 1777 года Платов возвратился на родной Дон. В феврале он женился на двадцатилетней казачке Надежде Степановне Ефремовой. В прежние годы дед Надежды Степановны, Данила Ефремов, был первым на Дону генерал-майором и первым тайным советником. Он доблестно сражался в Северной войне со шведами, участвовал в нападении на штаб-квартиру шведского короля Карла XII. В 1738 году Данилу Ефремова назначили войсковым атаманом, и только в 1754 году, по старости, он добровольно передал этот чин своему сыну Степану. Однако и после этого, до самой смерти, последовавшей в 1760 году, Данила Ефремов оставался почетнейшим человеком на Дону.
После смерти Дапилы Ефремова полновластным атаманом стал отец Надежды Степановны Степан Ефремов. Благодаря связям отца он еще в 27 лет был походным атаманом. Во время Семилетней войны Степан Ефремов участвовал в нескольких сражениях, но ничем особенным себя не проявил и вскоре возвратился на Дон.
28 июня 1763 года Степан Ефремов участвовал вместе с отрядом донцов в походе на Петергоф, в результате чего на российском престоле оказалась Екатерина II. За деятельное участие в этом походе Степан Ефремов был «всемилостивейше» награжден императорской золотой медалью.
Екатерина II не забыла тех, кто помог ей прийти к власти, и с ее покровительства Степан Ефремов почувствовал неограниченную власть на Дону, что способствовало его быстрому обогащению, часто незаконному.
Скоро вести о его многочисленных злоупотреблениях дошли до двора. Екатерина II была вынуждена назначить комиссию по проверке деятельности атамана. На Доп посыпались приказы из Военной коллегии о том, чтобы Ефремов незамедлительно прибыл в Петербург. Атаман ехать не спешил, тянул время и пытался распространять среди казаков слухи, будто правительство хочет записать их в «регулярство».
Назревал бунт.
Тогда правительство снарядило на Дон отряд регулярных войск под командованием поручика Ржевского, который и арестовал Степана Ефремова на его загородной Зеленой даче. Атаман был заключен в крепость святителя Дмитрия Ростовского, а оттуда доставлен в Петербург.
Следственная комиссия выяснила, что Ефремов получал взятки за производство казаков в старшинский чин, растрачивал крупные суммы войсковых денег. Самым же главным явилось обвинение в стремлении одновластно править Доном. За все эти преступления Степан Ефремов был приговорен к смертной казни. Но Екатерина II, памятуя «Петергофский поход» донского атамана, заменила смертную казнь ссылкой в Перцов (Прибалтика).
Платов женился на дочери опального атамана именно в это время, когда Ефремов находился в ссылке.
Вначале были смотрины; Матвей Иванович под благовидным предлогом с тремя родственниками пришел в дом невесты. Надежда Степановна понравилась старшим, и они многозначительно сказали: «Бог даст, она и нас полюбит».
Через несколько дней Матвей Иванович прислал к Ефремовым своих сватов. Получив согласие родителей, сваты ушли с рукопожатиями и словами: «В добрый час!»
А затем жених и невеста прошли «сговор», во время которого все веселились, пили вино, танцевали «Казачка» и «Журавель».
За два дня до свадьбы смотрели приданое, празднуя, как говорили казаки, «подушки». Накануне торжества для невесты и ее подружек устроили девичник.
Свадьба праздновалась в воскресенье. Невесту обрядили в брачную одежду — богатый парчовый кубилек и такую же рубаху. На голову надели высокую шапку из черных смушек с красным бархатным верхом, убранным цветами и перьями, а также лучшими украшениями из золота.
Матвей Иванович, празднично одетый, получив родительское благословение, вместе со священником, дружками и свахами пошел в дом невесты.
Из дома молодые отправились в церковь, скорее всего в Донскую домовую, построенную отцом невесты для своего семейства. В церковном притворе Надежду Степановну подготовили к венцу: сняв шапку, расплели девичью косу надвое. Так ее обычно носили замужние женщины.
После венчания молодых на крыльце дома Платовых встретили родители. Над головами они держали хлеб-соль. Молодые проходили, осыпаемые пшеницей, перемешанной с хлебом, орехами, мелкими деньгами.
Родители, угостив дружков, отвели жениха и невесту в брачную комнату. Появились они за столом только перед подачей жаркого…
Однако семейное счастье Платова было недолгим. Его жена умерла 45 ноября 1783 года, когда Матвей Иванович воевал на Кубани.
Долгих семь лет, с 1778-го по 1784-й, Платов участвовал в многочисленных сражениях против чеченцев, лезгин и других горских народов, постоянно нападавших на русские кордонные линии. Здесь в 1782 году он познакомился с Александром Васильевичем Суворовым, командовавшим Кубанским корпусом.
Суворов уже на Кубани увидел силу и мощь донского оружия. В одном из приказов по корпусу он писал: «Казаков обучать сильному употреблению дротика, по донскому его размеру, в атаке, сшибе и погоне». Далее а этом же приказе полководец отмечал: «Казакам непременно быть всегда дротиком вооруженным, яко наисильнейшим их оружием для поражения всякого противника».
Советы и указания Суворова Платов помнил всю жизнь.
В 1784 году Матвей Иванович вернулся на Дон.
За время его отсутствия в управлении Войском Донским произошли значительные изменения. В 1775 году, сразу же после разгрома Пугачевского восстания, по предложению Г. А. Потемкина Екатерина II издала указ, по которому военная власть на Дону отделялась от гражданской. Во главе управления военными делами был поставлен войсковой атаман, которым стал «испытанный в верности» А. И. Иловайский.
Для ведения земских дел создали Войсковое гражданское правительство, состоявшее из атамана и шести старшин: двух по назначению и четырех выбранных на год. Так Войско Донское превратилось в административную единицу Российской империи со своим управленческим аппаратом, регалиями и печатью.
До этого казаки имели две печати. На одной из них мчался олень, пораженный стрелой, что символизировало вольного казака, убегающего от неволи в глубь степей Дикого поля, раненого, но свободного.
Другая печать была «дарована» донцам Петром I в 1704 году. Предание гласит, что во время своего пребывания в Черкасске Петр I, проходя по торговой площади, заметил казака верхом на бочке. Вид его поразил Петра I: казак был совершенно голым, но с дорогим ружьем в руке и саблей на боку. Царь обратился к казаку с предложением продать оружие, одеться и продолжить пир, на что тот с гордостью ответил: «Без оружия я не казак! С оружием я добуду себе одежду, послужу Войску Донскому и царю».
Ответ очень понравился Петру I, и он велел выбить новую печать Войска Донского, на которой изобразили обнаженного казака верхом на бочке.
Теперь же старые печати заменили новой, на которой был изображен двуглавый орел и выбита надпись по ободу: «Печать Войска Донского».
Еще много чего увидел Платов на Дону, но на юге России вновь обострилась обстановка, и Платов прибыл в действующую армию в Крым. Князь Потемкин поручил ему формирование полка из «охочих людей».
Весной 1788 года полк был сформирован. После учений в ноябре полк Платова перебросили под Очаков, сильную турецкую крепость. Еще в июне русские войска под командованием князя Потемкина осадили ее, но турки отбили все атаки. Русские войска усиленно готовились к новой осаде.
Ноябрь 1788 года под Очаковом отличался стужей и сильными метелями. Казакам приходилось рыть землянки, утеплять их сухим камышом, заготавливать топливо из травы и камыша. Казачьи лошади бродили по степи и, не находя корма, гибли. Казаки страдали от холода и недостатка пищи, которую невозможно было привезти из-за снежных заносов.
В конце ноября русское командование решилось на штурм. По диспозиции полк Платова занял место на правом фланге колонны генерал-майора Палена. 6 декабря в четыре часа утра войска построились перед фронтом лагеря. В 6 часов колонны заняли свои места. Сигналом к атаке должны были служить три выстрела из орудий. По первому выстрелу солдатам и офицерам предписывалось сбросить на землю шубы и меховые башмаки, по третьему — атаковать. Несмотря на глубокий снег, казаки Платова, снабженные лестницами, быстро преодолели расстояние до крепостных стен. Турки открыли сильный артиллерийский огонь. Казаки стремительно зашли в тыл неприятеля и, вступив в рукопашную схватку, выбили турок из земляных укреплений. За этот подвиг Матвей Иванович Платов получил орден святого Георгия 4-й степени.
Для пресечения коммуникаций между Бендерами и Каушанами Потемкин направил к Каушанам два отряда. В составе одного из них находился Платов со своими казаками.
13 сентября подошли к Каушанам. Казаки Платова совместно с конными егерями решительно бросились на противника, засевшего в окопах перед крепостью. Несмотря на сильный артиллерийский и ружейный огонь противника, этот бросок решил исход сражения. Вскоре пала и сама крепость Каушаны. За отличие в сражении Платова произвели в бригадиры и назначили походным атаманом.
На пути армии к Аккерману находился замок Паланка, захватить который поручили Платову. Его отряд, состоявший из двух Донских и Чугуевского полков, а также небольшого отряда майора Грижева, быстрым маршем достиг Паланки и стремительным ударом занял ее.
25 сентября отряд Платова подошел к Аккерману, и Матвей Иванович сразу же потребовал у турок немедленной сдачи.
Турки ответили сильной канонадой крепостных и корабельных орудий. Тогда казаки выставили на позиции орудия и открыл ответный огонь по крепости. Вскоре к Аккерману подошли и главные силы русской армии. Турки, поняв бесполезность дальнейшего сопротивления, 30 сентября начали переговоры. 2 октября Аккерман был сдан на условии свободного отхода к Измаилу трехтысячного гарнизона.
После сдачи Аккермана Бендеры оказались в полной изоляции и вскоре сдались.
Кампания 1789 года закончилась. Матвей Иванович был доволен прошедшим годом: он принял участие во всех главных сражениях кампании и стал бригадиром; его авторитет в армии и особенно среди донских казаков и казачьих военачальников еще более возрос.
30 ноября 1790 года Суворов в сопровождении конвоя из сорока казаков выехал к крепости Измаил. Накануне на военном совете решено было снять осаду. Встретив по пути отступающие русские войска, он завернул их обратно. 2 декабря Суворов прибыл к русским аванпостам. Раздалась пальба с батарей, армия восторженно встретили своего любимца.
— Я вам скажу, теперь-то мы точно возьмем крепость, — сказал Платов казакам.
Генерал-поручик Самойлов начал представлять Суворову командиров: вице-адмирал де Рибас, генерал-майор Марков… Очередь дошла до Платова.
— А, Матвей Иванович, батенька, дорогой мой! Помню, помню твои подвиги на Калалахе. Да неужто с такими богатырями мы не возьмем Измаила! — сказал Суворов, обнимая Платова, и тут же добавил: — Валы Измаила высоки, рвы глубоки, а все-таки нам его надо взять.
Переговоры с Айдос Магомет-пашой о мирной сдаче Измаила не дали ожидаемого результата, тогда Суворов собрал военный совет. На нем присутствовали генерал-поручики Потемкин и Самойлов, генерал-майоры Львов, Ласси, Мекноб, Кутузов, Арсеньев, Безбородко, Рибас, Тищев, бригадиры Вестфален, Орлов, Платов.
Александр Васильевич кратко изложил обстановку и обратился к присутствующим:
— Господа! По силе четырнадцатой главы воинского устава я созвал вас. Политические обстоятельства я постигаю как полевой офицер. Австрияки замирились с турками. Поляки двояки и переменчивы. Пруссаки вооружились против нас. Англия всех мутит. Франция помогает оттоманам. Мы с турками одни — лицом к лицу. России нужен мир. Измаил наш — мир и слава! Нет — вечный срам!.. Осада или штурм — что, отдаю на ваше рассуждение…
По обычаям военных советов первым должен был высказаться младший по званию — бригадир Платов.
— Штурмовать! — резко сказал он.
То же повторили остальные. Затем военный совет выработал постановление, которое первым подписал Платов.
Штурм был назначен на 11 декабря.
Ночью казаки пятой колонны, которой командовал Платов, почти не спали. Матвей Иванович ходил от одной группы к другой, беседовал, подбадривал, вспоминал родной Дон. На веселый голос молодого казака подошел поближе и стал слушать:
— Помню, батя сказывал, как деды наши женились. Казак брал невесту и вел ее в круг. Поклонившись на все четыре стороны и назвав ее по имени, говорил: «Ты будь мне жена». А та, поклонившись казаку в ноги, говорила: «Ты будь мне мужем». После этого они целовались, принимали от круга поздравления, и брак считался законным. И расходились легко. Казак, взяв за руку жену, вводил ее в круг и говорил: «Друзья, верные казаки! Я некоторое время имел жену. Она была мне услужливой, верной супругой, теперь она мне не жена, а я ей не муж. Кто ее желает, может взять». Отказанную жену любой мог взять себе в жены, прикрыв ее полою своего платья.
— Вот это был обычай, — сказал, улыбаясь, Платов, покачал головой и уже серьезно добавил: — Напоминаю еще раз: по первой ракете — приготовиться, по второй — занять места по диспозиции, по третьей — вперед на крепость. Я вам скажу одно — мы должны взять Измаил. А вернемся с победой — молодых женихов качать будем.
На рассвете после третьей ракеты колонны одновременно бросились на штурм. Колонна Платова попала под фланговый огонь противника. Казаки как муравьи карабкались на стены под сильнейшим обстрелом и… отхлынули. Тогда Платов, перейдя ров по пояс в воде, с криком: «За мной!» — бросился на вал. Его пример увлек казаков, они рванулись на штурм и оказались в крепости. Там Платов соединился с четвертой колонной Орлова, но тут же на них кинулись турки. Поддержанные артиллерией казаки отбросили их.
За отличие при штурме Измаила Матвей Иванович был награжден «георгием» 3-й степени и произведен в генерал-майоры. Многие солдаты получили золотые медали с надписью: «За храбрость при взятии приступом города и крепости Измаила. 11 декабря 1790 года».
Вскоре султан подписал в Яссах мирный договор, по которому Россия приобретала земли Херсона, Таврии, Екатеринослава и окончательно укреплялась на Кубани.
В том же 1791 году князь Потемкин вызвал Платова в Петербург, где он был представлен Екатерине II. По ее специальному указу герою Измаила в императорском дворце Царского Села были выделены отдельные покои.
В Петербурге и Царском Селе Платову часто приходилось посещать балы, встречаться с именитыми сановниками. Такая жизнь, безусловно, не устраивала донского казака.
— Мы не рождены ходить по паркетам да сидеть на бархатных подушках, — говорил Платов казакам, сопровождавшим его в Петербурге. — Здесь вовсе можно забыть родное ремесло. Наше дело ходить по полю, по болотам да сидеть в шалашах или еще лучше под открытым небом, чтобы и зной солнечный, и всякая непогода не были в тягость. Так и будешь всегда донским казаком. Всякое дело тогда и хорошо, пока всегда с ним, а то ты от него на вершок, а оно от тебя на аршин, и так пойдете вы врозь: хорош будет толк.
Вскоре Платов выехал на Дон. А уже в 1796 году ему вместе с казаками вновь пришлось воевать — начался персидский поход под начальством В. А. Зубова. Платова назначили походным атаманом всех казачьих войск. Боевые действия в горах были казакам непривычны, к тому же постоянно нападали персы и горцы, так что поход был очень трудным.
Но иногда выпадали свободные минуты, и тогда Платов отправлялся на охоту с Андрианом Денисовым — будущим героем Итальянского и Швейцарского походов А. В. Суворова, его любимцем.
Однажды громадный кабан свирепо ринулся на Матвея Ивановича и, очевидно, смял бы его, если бы Андриан Карпович метким выстрелом не уложил разъяренного зверя.
Смерть Екатерины II в 1796 году и восшествие на престол Павла I резко изменили порядки в русской армии. Незамедлительно последовала унизительная опала великого Суворова, а вместе с нею и всех его учеников и почитателей. Среди них оказался и Платов.
После окончания персидского похода враги Платова обвинили его в том, что он якобы не выплатил казакам 2-го Чугуевского полка деньги, причитавшиеся им за службу. Клеветники, завидовавшие его успехам, распускали даже слухи, будто Платов очень популярен среди калмыков и татар, будто он что-то замышляет: возможно, решил уйти на службу к турецкому султану. Платов был посажен на гауптвахту и предан суду.
Однажды там приснилось ему, что ловит он рыбу на родном Дону. И так уж получилось: поймал вместо сазана свою саблю. Утром, взволнованный, он просил бога о помощи, вспоминал родные места, жену, детей. Вспомнил Матвей Иванович и семейное предание о своем рождении, ставшее впоследствии народным.
Оно гласило, будто отец его, Иван Федорович, в день его рождения вышел из дому посмотреть на свое судно. Пролетавшая в это время птица уронила к его ногам кусочек хлеба. Он поднял хлеб и двинулся дальше, а когда подошел к реке, то вдруг большой сазан выпрыгнул к его ногам. Входит в дом, а ему говорят, что у него сын…
Суд при петербургском «ордонанс-гаузе» оправдал Платова, но военный суд, хотя и пришел к заключению о его невиновности, все же постановил: «За удержание сумм чрез немалое время у себя по точной силе воинского сухопутного устава 66 артикула, чину его без абщиду лишить».
На этом приговоре 9 декабря 1797 года Павел написал: «За все значащееся по сему делу… исключить из службы и Платова отправить к Орлову на Дон, дабы держать его под присмотром в Черкасске безотлучно».
Через несколько дней после суда Матвею Ивановичу принесли саблю. Он схватил ее, обнажил и радостно воскликнул:
— Вот она! Она меня оправдает!
13 декабря 1797 года Платов выехал на Дон. Однако в Москве его догнал фельдъегерь с письмом от князя Куракина, в котором сообщалось «высочайшее повеление Платову ехать в Кострому и жить там безвыездно». Одновременно Куракин отправил секретное письмо костромскому гражданскому губернатору Островскому. В нем указывалось: «…О не выездном его в Костроме пребывании и за образом его жизни прошу меня уведомлять».
Из Москвы на Дон войсковому атаману В. П. Орлову было отправлено известие об аресте Платова.
24 декабря 1797 года Матвей Иванович прибыл в Кострому. Здесь он явился к Б. П. Островскому и в тот же день отослал письмо Куракину с оправданием по всем пунктам своего обвинения. Потянулись томительные дни ссылки.
Платов, унылый, бродил по Костроме, посещал дом губернатора, часто встречался с А. П. Ермоловым, также сосланным в этот город.
Они быстро сошлись с Алексеем Петровичем.
Платов очень тосковал по Дону и часто рассказывал Ермолову о его славной истории, своей многочисленной семье.
После смерти первой супруги Матвей Иванович женился на вдове полковника Кирсанова Марии Дмитриевне, урожденной Мартыновой. От первого брака у него был двадцатилетний сын Иван. А на Дону его ожидали одиннадцатилетняя Марфа, девятилетняя Анна, восьмилетняя Мария, шестилетний Александр, четырехлетний Матвей и двухлетний Иван.
Однажды гуляя по городу, Платов даже предложил Ермолову после освобождения из ссылки жениться на одной из дочерей и обещал под его начало казачий полк.
В июне 1799 года Платов обратился к генерал-прокурору с письмом, в котором просил вернуть его на службу или отправить на Дон к семье.
Получив письмо от Платова, генерал-прокурор наложил на нем резолюцию: «Оставить без ответа, как дело, в которое я вмешиваться не смею».
Вскоре, 9 октября 1800 года, Платова отправили в Петербург и заключили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Платов не мог понять, что опять случилось.
Только в январе 1801 года, на суде, он узнал о причине своей очередной опалы, Еще в сентябре 1800 года войсковой атаман В. П. Орлов, видевший в Платове своего главного соперника на атаманский пост, в рапорте Павлу I обвинил Платова в том, что он якобы принимал чужих крестьян, а в дальнейшем, чтобы запутать возможное следствие, подменил «ревизские сказки». На основании этого рапорта 1 октября 1800 года генерал-прокурор сделал императору доклад, в котором сообщалось о необходимости «посажения Платова по привозе в равелин».
С 14 октября 1800 года Платов находился в заключении в тесном каземате Петропавловской крепости. Тяжело пришлось лихому казаку вдали от родных степей, любимого Дона, милого семейства.
Во сырой тюрьме Петропавловской,
На реке Неве, граде Питере,
Страдал-мучился млад донской казак,
Атаман Матвей сын Иванович;
Там томился он в безызвестности
Ровно три года и три месяца.
Побелела его там головушка,
Очи ясные помутилися,
Богатырский стан, поступь гордая
В злой кручинушке надломилися.
Сердце пылкое, кровь казацкая
Тоской лютой иссушилися.
Сыны храбрые Дона тихого
Приуныли все, призадумались.
Куда делся наш атаман лихой,
Где томится он в злой неволюшке?
И за что, скажи, страдает-мучится
Витязь доблестный Платов батюшка?
Вспоминая тяжелые дни заточения, сам Матвей Иванович говорил: «Летом в этом каменном мешке была холодная, пронизывающая сырость, от которой узник хворал жестокою горячкою, а зимой от печей несло таким чадом, от которого глаза ело как от хрена».
11 января 1801 года Платова судил сенатский суд. Он вынес решение: «…Не находя таких дел, по коим бы генерал-майор Платов подлежал суду, о сем обстоятельстве всеподданнейше донести на благоусмотрение Вашего величества».
На сенатском рапорте была наложена резолюция: «Высочайше повелено освободить и из равелина выпустить, об известной же экспедиции объявить».
Павел I, раздраженный провокационным поведением своих союзников Англии и Австрии, порвал с ними отношения и почти одновременно оформил союз с Наполеоном I. Одним из условий этого союза являлось немедленное нанесение удара по Индии — богатейшей колонии Англии.
Первыми в Индию должны были вступить донские казаки. Для этого похода требовался храбрый предводитель. Советники государя предложили Платова. Император немедленно потребовал его к себе.
Когда комендант крепости сообщил Матвею Ивановичу об этом, тот не поверил и даже подумал, что его хотят казнить.
Перед выходом из крепости цирюльник побрил, постриг атамана, повел в баню и принес ему новую генеральскую форму. Интересно, что этот мундир принадлежал одному из преследователей Платова, который потом и сам был арестован.
Матвея Ивановича в сопровождении фельдъегеря доставили к императору.
— Здравствуй, Матвей Иванович. Очень рад тебя видеть, — сказал государь, подводя Платова к карте, где изображался путь от Оренбурга до Индии. — Видишь эту дорогу, знаешь ты ее, она тебе знакома?
— Да, знакома, — растерянно ответил Платов, не зная ее совершенно.
— Пойдешь с казаками по этой дороге в Индию, Матвей Иванович?
— Пойду, ваше величество, — ответил тот.
Павел I, видимо пытаясь примириться с опальным казачьим атаманом, возложил на него командорский крест ордена святого Иоанна Иерусалимского и разрешил трехдневное свободное пребывание в Петербурге. А потом он должен был ехать в Черкасск, поднимать донских казаков в поход.
— Там ты посадишь на коня всех, кто только сидеть может и копье держать, и с этим деташементом иди ты немедля с Дона через Урал на Оренбург. В Оренбурге губернатор Бахметьев даст тебе «языков» и все нужное для похода. От Оренбурга ты пустишься степями, мимо Хивы и Бухары, до самой Индии.
19 января 1801 года Платов уже мчался на почтовых в Черкасск. Туда еще до его приезда пришел именной высочайший указ: «Собрать все Донское Войско на сборные места: чтобы все наличные обер-офицеры и нижние чины непременно в 6 дней выступили о двух конях и с полуторамесячным провиантом».
В январе 1801 года донские казаки, возглавляемые Платовым, двинулись в далекий путь.
До Оренбурга они шли весело, с песнями. Но дальше открылись неизведанные заволжские степи. Начались бедствия: казаки голодали, заболевали. Лошади и верблюды падали ежедневно. Дорогу на Хиву и Бухару искали наугад. На карте, которую прислал Павел I, дорога от Оренбурга до Бухары и Хивы и далее на Индию была обозначена тонкой линией, а что скрывалось за ней — никто не знал.
За три недели казаки по тяжелой дороге прошли 700 верст. Многие умирали от болезней и холода. Падеж лошадей усилился. В войске поднялся ропот, были даже случаи открытого неповиновения не только среди рядовых казаков, но и среди офицерства. Все стали просить Матвея Ивановича вернуться на Дон.
Наконец 23 марта, когда передовые отряды войска уже достигли верховьев Иргиза (в селе Мечетном Вольского уезда Саратовской губернии), гонец из Петербурга догнал их и объявил о смерти Павла I и восшествии на престол нового государя — Александра I, который повелел донцам вернуться на родину.
Так окончился этот поход.
III
Вскоре умер атаман Войска Донского В. П. Орлов. По возвращении на Дон рескриптом от 12 августа 1801 года генерал-майор Платов был назначен атаманом Войска Донского. «Известные ваши достоинства и долговременная и безупречная служба, — указывалось в рескрипте, — побудили меня избрать вас в войсковые атаманы Войска Донского на место умершего генерала от кавалерии Орлова».