Иосиф Сталин: у последней черты

Иосиф Сталин: у последней черты

Иосиф Сталин — четвертый руководитель Советского правительства и первый генеральный секретарь ЦК КПСС. По роли в истории Российского государства и влиянию на ход человеческого развития исследователи ставят его в один ряд с Иваном Грозным, Петром Великим, Владимиром Лениным. Этот человек, достигший самых вершин власти, на склоне лет был трагически одинок. Сына Якова отобрала у него война, неудачное начало которой он не сумел предотвратить, дети от второго брака — Василий и Светлана доставляли отцу в основном неприятности и огорчения. Один пьянствовал и позорил семью своим поведением, другая никак не могла устроить личную жизнь. Близких друзей уже не осталось… Сергея Кирова сгубило его жизнелюбие и неосмотрительность, Серго Орджоникидзе не выдержал накала политической борьбы 1937-го, Климент Ворошилов как-то скромно отошел на вторые роли, будучи оттеснен коварными и более молодыми членами Политбюро. Этих новых своих сподвижников — Георгия Маленкова, Лаврентия Берию, Никиту Хрущева, Николая Булганина Сталин ценил за работоспособность и личную преданность, готовность выполнить его любое указание. Но они были чужими по внутреннему миру, хоть и скрашивали веселыми застольями на ближней даче в Кунцево тоскливые вечера одинокого старика. Правитель не мог не понимать, что при первой возможности они не упустят своего шанса взять власть, к которой он шел столько лет, пролив на пути к ней столько крови — чтоб возродить на просторах северо-западной Евразии мощную империю.

Не было у руководителя Советской державы иллюзий и относительно оставшихся представителей «старой гвардии» — Вячеслава Молотова, Лазаря Кагановича, Анастаса Микояна, внешне сохранявших лояльность, но в начале 50-х больше думающих о своей судьбе в послесталинский период. Жестокая жизнь во власти научила Сталина не доверять никому, видеть в каждом из членов Политбюро потенциального претендента на первую роль в государстве. Собственно говоря, эта осторожность, нередко перерастающая в мнительность, обеспечила Сталину политическое долголетие, позволив переиграть сильных соперников и оппонентов — Троцкого, Зиновьева и Каменева, Бухарина и Рыкова.

Впрочем, послесталинская советская история свидетельствует, что это было оправданно. Утрачивавший бдительность лидер становился жертвой «единомышленников»: кого явно отстраняли от власти, как Хрущева и Горбачева, кто как-то странно заболевал и досрочно уходил в мир иной при туманных объяснениях медиков…

О своем преемнике Сталин не раз задумывался после Победы в 45-м, тем более что старость давала о себе все более знать, мучили приступы резкого повышения кровяного давления. Первый инсульт поразил Сталина уже в октябре 45-го, но тогда, к счастью для него, не произошло кровоизлияния в мозг.

Первоначально вождь остановил выбор на своем первом заместителе в Совмине СССР, министре иностранных дел Молотове. Решение было логичным: Вячеслав Михайловичу в 1945 году было 55, он имел солидный дореволюционный стаж в партии, с 1921 по 1930 год — секретарь ЦК, затем, почти до самой войны, председатель Совета народных комиссаров СССР. Огромный политический опыт. Но сгубила жена, с которой он имел обыкновение делиться многим, а та делилась со своими знакомыми, чем не замедлили воспользоваться конкуренты…

Другим фаворитом Сталина стал секретарь ЦК Андрей Жданов, на шесть лет моложе Молотова, сконцентрировавший в своих руках власть над партийным аппаратом и идеологической линией ВКП(б). Импонировал Иосифу Виссарионовичу и младший Жданов, очень неглупый молодой человек, в 28 лет ставший — не без протекции отца — заведующим отделом науки ЦК. Не случайно Сталин не противился в 1949 году браку молодого и перспективного партийного функционера Юрия Жданова со своей дочерью Светланой, надеясь, что это замужество хоть как-то остепенит ее — но как вскоре выяснилось, напрасно.

Сам Андрей Александрович Жданов на свадьбе сына не присутствовал: 31 августа 1948 года 52-летний секретарь ЦК неожиданно умер от инфаркта миокарда, который кремлевские врачи не сумели вовремя обнаружить, не поверив тревожной кардиограмме — соответствующие приборы еще только появились в «кремлевке» и мэтры не очень доверяли техническим новшествам. Умер он своей смертью или ему помогли — мы не знаем…

Его кончина нарушила тот баланс сил, который сложился в Политбюро при жизни Жданова. С одной стороны, мощная «ленинградская группа», в которую входили член Политбюро, заместитель председателя Совмина СССР и председатель Госплана Николай Вознесенский (1903 г. р.), секретарь ЦК, начальник управления кадров ЦК ВКП(б) Алексей Кузнецов (1905 г. р.), член Политбюро, зампред Совмина Алексей Косыгин, курировавший легкую промышленность и финансы (1904 г. р.), первый секретарь Ленинградского обкома Петр Попков (1903 г. р.). К ним примыкал выходец из Горького Михаил Родионов, возглавлявший Совет министров РСФСР (1907 г. р.). Этой группе противостоял коалиция секретаря ЦК Георгия Маленкова и наркома внутренних дел Берии. Лаврентия Павловича, проявившего в годы войны не только большой организаторский талант и сильную волю, но и властолюбивые наклонности, Сталин перед самым новым 1946-м годом рассудительно снял с должности наркома. Ему, в ранге заместителя председателя Совета Министров, было поручено заниматься реализацией атомного проекта и курировать топливно-энергетический комплекс, где в больших масштабах использовался труд узников ГУЛАГа. На время Берия вышел из «ближнего круга» вождя. Приближенного к Берии министра госбезопасности Всеволода Меркулова в 1946 году на всякий случай тоже освободили от должности в силовых структурах, поручив руководить главным управлением советского имущества за границей. Новым шефом МГБ стал 38-летний Виктор Абакумов, руководивший в годы войны Главным управлением контрразведки «Смерш» Наркомата обороны СССР.

Попал в опалу и секретарь ЦК Маленков, возглавлявший Управление кадров ЦК. Он оказался причастен к «авиационному делу» 46-го года, когДа группу руководителей авиапрома и ВВС обвинили в сокрытии фактов выпуска бракованной продукции. В годы войны Маленков, как член ГКО, курировал авиационную промышленность и ему еще повезло, что дело ограничилось изгнанием из аппарата ЦК — на его место взяли из Ленинграда Кузнецова — и назначением зампредседателя Совмина СССР. Георгию Максимилиановичу видимо пригодился огромный опыт, приобретенный в середине 30-х годов, когда он работал в аппарате ЦК под руководством небезызвестного Николая Ежова.

«Старики» Молотов, Ворошилов, Каганович благоразумно наблюдали со стороны, а сражались между собой молодые «ленинградцы» и тандем Маленков — Берия. Шансы выходцев из города на Неве поначалу казались предпочтительнее. Даже после смерти Жданова и возвращения Маленкова на пост секретаря ЦК летом 48-го они располагали более значительными аппаратными возможностями. Было, в частности, немаловажным, что Кузнецов курировал кадровую политику и правоохранительные органы — в том числе МГБ. У него сложились с Абакумовым хорошие отношения, не раз перераставшие в дружеские застолья.

«Ленинградцев» убаюкало внимание к ним Сталина, который в разговорах давал понять, что Вознесенский и Кузнецов могут рассчитывать принять из его рук эстафету управления страной: один как глава правительства, а второй — во главе партии. Но лишенные поддержки Жданова, его питомцы стали совершать аппаратные ошибки. Не осталось незамеченным Сталиным заносчивость и высокомерие Вознесенского, его неосторожные высказывания, позволяющие упрекать председателя Госплана в великорусском шовинизме. Можно предположить, что творилось в душе выходца с Кавказа Сталина, когда ему сообщали о националистических высказываниях его фаворита.

Тем временем Маленков и Берия обрели новых союзников. К ним примкнули зампредседателя Совета министров СССР Максим Сабуров и министр химической промышленности Михаил Первухин, в 1950 году также ставший заместителем председателя Совмина.

К несчастью для «ленинградцев», в 1949 году второй секретарь Ленинградского горкома Яков Капустин был обвинен в «связях с английской разведкой» — он проходил стажировку на английских предприятиях в 1935–1936 годах, после окончания индустриального института. Как возникло это обвинение, неясно до сих пор, так как соответствующие архивы закрыты для исследователей. Был ли это донос, оперативная информация, а, может быть, как нередко бывало в те времена, вымысел следователя, выполнявшего заказ сверху? Нельзя исключать, что фальшивку подбросила английская разведка, расчищавшая дорогу кому-то из «своих». Впрочем, пока это только предположение…

Летом 49-го арестовали Вознесенского и Кузнецова, а 1 октября 1950 года их расстреляли по приговору военной коллегии Верховного суда. Казнь произошла в отсутствие Сталина, который слег с высоким давлением в начале августа и до середины декабря не появлялся в кремлевском кабинете. Это было уже не первое вынужденное «затворничество» вождя, который во второй половине 1947 года проболел почти пять месяцев. Но если тогда страной управляли «ленинградцы» во главе со Ждановым и Вознесенским, то теперь у руля встали Маленков и Берия, заручившиеся поддержкой зампредсовмина Булганина, курировавшего Вооруженные Силы, и возвращенного в декабре 49-го в столицу с Украины Хрущева, ставшего секретарем ЦК КПСС и первым секретарем Московского горкома. Похоже, новые визири не замедлили свести счеты со своими поверженными соперниками — после выздоровления «хозяин» мог и пощадить Вознесенского, санкцию на арест которого он дал не без колебаний.

В 1950 году вновь стало возрастать влияние Берии, который сумел доказать Сталину свою полезность в качестве куратора атомного проекта. Благоприятное впечатление произвели успешные испытания ядерного оружия, в чем несомненна и заслуга Лаврентия Павловича, сумевшего наладить с большинством ученых нормальные рабочие отношения. В специальном постановлении ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР Берии была выражена благодарность «за организацию дела производства атомной энергии и успешное завершение испытания атомного оружия». Ему присвоили звание лауреата Сталинской премии первой степени. Понятно, что это были знаки внимания правителя, который вновь приближал своего земляка, умевшего быть полезным.

Образовавшийся союз (Маленков, Берия, Булганин, Хрущев) добился в феврале 1951 года принятия двух важных решений Политбюро ЦК, закреплявших их доминирующее положение на Олимпе власти — причем решения принимались опросом, без проведения заседания. Во-первых, председательствование на заседаниях президиума Совета министров СССР и бюро президиума было возложено поочередно на заместителей председателя Совета министров СССР Булганина, Берия и Маленкова — такая очередность устанавливалась постановлением Политбюро. Им поручалось также рассмотрение и решение текущих вопросов. Постановления и распоряжения Совмина предписывалось издавать за подписью председателя Совета министров СССР Сталина.

Фактически больной вождь самоустранялся (устранялся?) от решения оперативных вопросов управления страной. Молотов, Микоян и Каганович были выведены из бюро президиума Совмина и тем самым утрачивали возможность влиять на формирование государственной политики. «Триумвират» — Булганин, Берия и Маленков — де-факто переносил решение основных вопросов из ЦК в Совмин, оставляя за ВКП(б) идеологические вопросы, связь с зарубежным комдвижением, подбор, совместно с органами госбезопасности, кадров для партийной и государственной работы.

Во-вторых. Булганин вернул себе руководство военно-промышленным комплексом. В Совмине было создано бюро по военно-промышленным и военным вопросам, призванное координировать деятельность министерств — авиационной промышленности, вооружения, вооруженных сил и военно-морского флота.

Важнейшее значение для дальнейшего развития событий имело отстранение от дел министра госбезопасности Абакумова. И Маленков, и Берия имели личные основания ненавидеть шефа МГБ: Абакумов имел непосредственное отношение к «авиационному делу» 46-го года, стоившему Маленкову должности секретаря ЦК, а Берия не мог простить ему изгнания из министерства приближенных к нему высокопоставленных чекистов и ареста в ноябре 50-го своего личного врача Я. Этингера… Маленкову удалось скомпрометировать лично преданного Сталину министра. На стол вождя легло письмо офицера МГБ Михаила Рюмина, работавшего одним из следователей следственной части по особо важным делам. В доносе Абакумов обвинялся во многих грехах, утрате бдительности, бытовом разложении, а главное — в попустительстве «террористическим замыслам» кремлевских врачей.

Играя на болезненной мнительности теряющего физические и эмоциональные силы Сталина, Маленков уговорил его назначить новым шефом МГБ «своего человека» — заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) Семена Игнатьева, прибывшего на Старую площадь с поста уполномоченного ЦК по Узбекистану. Абакумова же взяли под стражу, нещадно пытали, пытаясь добиться признаний в измене, и расстреляли только в декабре 54-го, когда власть перешла уже к Хрущеву. Первым же замом у Игнатьева стал генерал Гоглидзе…

Складывающаяся в государственном руководстве кадровая ситуация не устраивала Сталина. Он никак не мог определиться, кого после расправы с «ленинградцами» можно назвать «кронпринцем». Судя по всему, никто из имеющихся членов Политбюро не устраивал его в роли нового лидера мощной державы, созданной поистине «железом и кровью».

Вождь давно размышлял над оптимальной моделью государственного управления. Роль партийного аппарата он никогда не абсолютизировал и подходил к ней сугубо прагматически, рассматривая его как один из элементов государственного механизма управления, как важный, но не единственный инструмент социального управления. Тем более вождь был хорошо осведомлен по каналам МГБ об истинном лице представителей высшей партийной номенклатуры, случаях ее нравственного перерождения…

Сталин хотя номинально и являлся Генсеком, но предпочитал подписывать партийные документы просто как секретарь ЦК. Приоритет, как и Ленин, он отдавал работе на должности руководителя правительства, поручая вести партийные дела одному из секретарей ЦК, который был вторым человеком в аппарате ЦК. Эту функцию выполняли Каганович, Жданов, Маленков.

Еще в 1936 году Сталин затевал радикальную перестройку модели управления страной. Это видение нашло отражение в Конституции 1936 года, в которой вождь, лично написал девятую главу «Избирательная система».

В новом Основном законе страны Сталин постарался четко очертить место партии в механизме государственного управления — она определялась как «ядро общественных организаций». Законодательно фиксировать руководящую роль компартии Иосиф Виссарионович целесообразным не считал: это положение было введено в основной закон СССР при Брежневе, по настоянию идеологов, уже не способных обеспечить лидерство партии в советском обществе только методами разъяснительной и организаторской работы.

Свои взгляды на систему управления страной Сталин в 1930-е годы реализовать в полной мере так и не сумел. Сказались и скрытое неприятие новой избирательной системы со стороны руководителей региональных партийных комитетов, и необходимость сконцентрировать усилия на подготовке страны к грядущей мировой войне. Сконцентрировать государственную власть в Совете министров не удалось — партийные комитеты продолжали во многом дублировать органы исполнительной власти, занимаясь несвойственными политической партии функциями, а с началом войны обстановка заставила фактически интегрировать аппарат ЦК и Государственный комитет обороны в единый механизм…

В послевоенные годы Сталин уже не вернулся к идее реформирования политической системы. Победоносно завершив Великую войну, страна была вынуждена вступить в не менее судьбоносную конфронтацию — «холодную войну», исход которой известен…

С августа 1951 по февраль 1952 года Сталин ни разу не приезжал в Кремль. Видимо, вновь дало о себе знать повышенное давление. В отсутствие вождя в декабре 51-го было принято решение о созыве осенью 1952 года XIX съезда партии, откладывавшегося пять лет. Выступление с отчетным докладом поручалось Маленкову, о директивах по новому пятилетнему плану — ставшему председателем Госплана Сабурову, об изменениях в уставе партии — Хрущеву.

Поправившись и появившись в Кремле после полугодового отсутствия, вождь, судя по его дальнейшим действиям, решил навести порядок в верхнем эшелоне власти, переформировать его так, чтобы и после него было обеспечено надежное, в его понимании, государственное управление. Сталина, как вспоминал Молотов, угнетало, например, что никто глубоко не разбирался в оборонных вопросах. Он как-то сказал соратникам по Политбюро: «Что с вами будет без меня, если война? Вы не интересуетесь военным делом. Никто не знает военного дела. Что с вами будет? Империалисты вас передушат».

Да, и специалистов в стратегии экономического развития после расстрела Вознесенского явно не хватало. Поэтому в последний год жизни правитель упорно работал над брошюрой «Экономические проблемы социализма в СССР», где он пытался изложить свое видение приоритетов экономической политики СССР на ближайший период. Но членов Политбюро, видевших медленное угасание вождя, больше занимали аппаратные интриги, чем разработка теоретических проблем экономической стратегии. Собственно говоря, Сталин был последним руководителем нашей страны — за исключением Андропова, понимавшим роль теории в жизни общества и важность выработки стратегической линии развития страны, к тому же — имевшим вкус к самостоятельной интеллектуальной работе.

В последние годы жизни Сталина в поле его внимания оставались Вооруженные Силы, расстановка ключевых фигур в военном ведомстве. В июле 1951-го, незадолго до нового приступа болезни, он вернул на должность военно-морского министра адмирала Николая Кузнецова. Не менее удачным было и назначение в 1949 году военным министром начальника Генштаба маршала Александра Василевского, одного из самых выдающихся военачальников того времени. В их лояльности Сталин мог не сомневаться: все они были людьми дела, предпочитающим интригам служение государству.

Трагедия Сталина, как и многих других государственных деятелей его масштаба, заключалась в том, что ему так и не удалось создать систему преемственности власти. Его кадровые решения послевоенного времени так и не позволили найти в тогдашней советской элите человека, способного мудро управлять в новой исторической обстановке, когда требовалась хорошо продуманная модернизация страны, отказ от жестокой внутренней политики, закрепощавшей созидательные силы народа, прекращение массовых репрессий.

Но Сталин, как впрочем и другие правители его уровня, видел в людях только «человеческий материал», время от времени подбрасываемый сильными мира сего в топку истории. Это видно и на его отношении к земляку Берии, очень много сделавшему, чтобы Иосиф Виссарионович удержался у власти в конце 30-х годов. В конце 40-х вождь вроде бы вновь впустил Лаврентия в свой «узкий круг», но Сталин не был бы Сталиным, если б доверял бывшему шефу госбезопасности, постигшему многие секреты подлинного механизма власти. Тем более что вождь в глубине души глубоко обиделся, когда Лаврентий Павлович и его жена воспротивились браку их сына со Светланой после ее развода с сыном Жданова. А личных обид Иосиф Виссарионович никому не прощал.

Внешне Лаврентий Павлович вновь пользовался доверием властелина Кремля. Но по его указанию в 1951 году на квартире матери Берии в Грузии были установлены подслушивающие устройства. Поступавшие к Сталину сигналы о распространенном среди грузинских руководителей взяточничестве предоставили удобный повод начать «операцию Лаврентий». Министр госбезопасности Грузии генерал Н. Рухадзе, у которого давно сложились с Берией неприязненные отношения, получил указание расследовать дело о «мингрельском национализме», в котором обвинялись коррумпированные грузинские функционеры. По линии Политбюро партийную комиссию по расследованию деятельности «мингрельской националистической организации» поручили возглавить… Берии, мингрелу по национальности. Репрессии против земляков призваны были унизить Беригсг и подорвать его авторитет на родине.

Советская разведка стала готовить похищение лидеров грузинских меньшевиков в Париже — дядя жены Берии, Нины Гегечкори, был министром иностранных дел в эмигрантском меньшевистском правительстве в Париже. В 52-м чистки среди мингрелов были в разгаре, рано или поздно кто-то из арестованных мог дать и нужные показания против Берии. Петля на шее слишком много знающего и не в меру «шустрого» Лаврентия затягивается намертво… Рассчитывать на чью-либо помощь ему не приходилось — Маленков безучастно наблюдал за тем, как загоняют в угол его союзника.

Внутренний мир Иосифа Виссарионовича остается большой загадкой для исследователей. О нем можно судить лишь отчасти — по пометкам на страницах книг, подбору библиотеки (только личная библиотека Сталина на кунцевской даче насчитывала 20 тысяч книг!), письмам родным, где он чуть-чуть приоткрывался. Подлинная суть его личности, как представляется, до сих пор так и не понята.

Остаются загадкой его отношения с крупным мистиком XX века Георгием Гурджиевым, оказавшим влияние на мировоззрение молодого Иосифа Джугашвили. Оба учились в тбилисской духовной семинарии, позднее Иосиф посещал квартиру своего старшего товарища и «наставника». Известно, что одну из глав своей книги «Встречи с выдающимися людьми» Гурджиев назвал «Князь Нижарадзе» (этим псевдонимом Сталин пользовался в годы революции 1905–1906 годов), но затем по чьему-то совету этот раздел уничтожил.

Уже после Октябрьской революции Гурджиев основал в Петрограде эзотерическую организацию «Единое трудовое содружество». После отъезда мистика в Турцию его «ученики» создали «Единое трудовое братство», в которое вошли высокопоставленный чекист Глеб Бокий, зампредседателя Петроградской ЧК, а позднее руководитель одного из отделов НКВД, художник Николай Рерих и его сын востоковед Юрий Рерих, а также Иван Москвин. Последний позднее стал заведующим отделом распределения административно-хозяйственных кадров ЦК ВКП(б), давшим путевку в «большую жизнь» молодым партийным работникам Николаю Ежову и Георгию Маленкову. Так что второй — к марту 53-го — человек в партии Георгий Максимилианович был более, чем «не прост», как и его выдвиженцы Сергей Круглов и Николай Шаталин — в последние годы жизни Сталина заведующий планово-финансово-торговым отделом ЦК.

Свои последние кадровые замыслы вождь попытался реализовать, воспользовавшись политическим опытом Ленина, предложившего незадолго до смерти значительно расширить состав ЦК. Этот же прием Сталин применил, воспользовавшись решением о созыве партийного съезда. На партийном форуме он добился замены малочисленного Политбюро Президиумом ЦК в составе 25 членов и расширения состава секретариата ЦК до 10 человек. Во вновь сформированные высшие органы КПСС была влита «свежая кровь». Членами Президиума стали министр судостроительной промышленности Вячеслав Малышев, первый секретарь ЦК ВЛКСМ Николай Михайлов, секретарь ЦК Пантелеймон Пономаренко, главный редактор журнала «Вопросы философии» Дмитрий Чесноков; секретарями ЦК — Аверкий Аристов, Леонид Брежнев, Николай Игнатов, Николай Пегов. Что интересно, этих «новичков» переместили на другие должности уже в первый месяц после смерти Сталина…

На состоявшемся сразу же после съезда организационном пленуме Сталин озадачил своих соратников двумя поступками. Во-первых, предложил освободить его от постов Генсека ЦК и председателя Совета Министров СССР в связи с преклонным возрастом. Предложение хотя и было отвергнуто по инициативе Маленкова (кажется, Георгий Максимилианович был испуган словами вождя, он явно не ожидал такого), вызвало шок у участников пленума. До сих пор неясно, была ли это попытка Сталина прощупать настроения соратников или желание снять с себя тяжелую ношу правителя великой державы? К сожалению, отсутствие доступных материалов пленума — по официальной версии, его стенограмма почему-то не велась — не позволяет сделать однозначных выводов. Во-вторых, Сталин обрушился с критикой на Молотова и Микояна, двух партийных «аксакалов». Хотя их и избрали в состав Президиума, но не ввели в состав его бюро. Многие историки рассматривают это как «черную метку» партийным деятелям, но думается, это не совсем так — после пленума «опальные» Молотов и Микоян имели возможность напрямую общаться с вождем, в том числе в неформальной обстановке. Скорее, Сталин затевал сложную аппаратную интригу, жертвой которой должны были пасть некоторые другие члены руководства…

Необычное поведение Сталина не могло не встревожить советскую элиту — становилось ясно, что правитель чего-то замышляет. Эту догадку косвенно подтвердили воспоминания посла Индии в СССР К. Менона, который обратил внимание, что в ходе их беседы в Кремле 17 февраля 1953 года Сталин рисовал на листках блокнота волков и как бы невзначай, думая о чем-то своем, вдруг заявил, что крестьяне поступают мудро, уничтожая бешеных волков. По словам индийца, кремлевский руководитель выглядел вполне здоровым.

Правда, побывавший спустя всего несколько дней на докладе у Сталина заместитель начальника разведки МГБ Павел Судоплатов вспоминал несколько иначе: «Я увидел уставшего старика. Сталин очень изменился. Его волосы сильно поредели, и хотя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы через силу, а паузы между словами стали длиннее. Видимо, слухи о двух инсультах были верны…».

В один из последних дней февраля Сталин предложил собравшимся у него на даче соратникам посмотреть голливудский фильм под названием что-то вроде «Возмездия». Его сюжет был таков: XVIII век, пиратская шхуна, подозрительный и жестокий капитан постепенно уничтожает членов команды, заподозренных в предательстве и намерении сдать корабль властям. Последним он убивает своего помощника и в помешательстве направляет корабль на скалы, чтобы тот не достался врагу. Членам Политбюро пришлось по настоянию Сталина смотреть фильм дважды. Намек, разумеется, они поняли…

Следует отметить, что еще в 1952 году в ближайшем окружении Сталина стали происходить странные события. В апреле вождь дал согласие на отстранение от должности, а затем и арест многолетнего руководителя своей личной охраны Николая Власика — начальника Главного управления охраны МГБ СССР, которого Берия ненавидел за его провоцирование «мингрельского дела». Грешки за генералом, пользовавшимся полным доверием своего патрона, бесспорно, водились — перерасход средств на обслуживание государственного руководства, несанкционированные контакты с нежелательными персонами, развлечение с дамами. Но много ли было на Руси вельмож, не злоупотреблявших своим положением? Да, и прегрешения Власика никак не тянули на государственные преступления. Тем не менее, Иосиф Виссарионович, подначиваемый Маленковым и Берией, не ограничился взбучкой генерала. Ему показалось недостаточным назначение высокопоставленного чекиста заместителем начальника управления лагеря в Свердловской области…

Вскоре в опалу попал и заведующий особым сектором ЦК Александр Поскребышев, через которого проходили все поступавшие к Сталину документы. Именно Поскребышев, руководивший личной канцелярией вождя, регулировал доступ посетителей в его кремлевский кабинет. А в середине февраля 1953-го неожиданно умирает достаточно молодой, около пятидесяти, генерал Петр Косынкин — комендант Кремля, назначенный на эту должность из охраны вождя.

Руководство Главным управлением охраны и комендатурой Кремля перешло непосредственно к Игнатьеву. К началу 1953 года сложилось положение, когда только два человека — Игнатьев и Маленков владели всей информацией о личных встречах и перемещениях Сталина. Пи Берия, ни Хрущев с Булганиным не могли попасть к вождю без их ведома. Сталин фактически терял контроль над органами государственной безопасности.

Еще одним вольным или невольным ударом по самому Сталину стали чистки в лечебно-санаторном управлении Кремля. В сентябре 1952 года его начальником стал выходец из административно-хозяйственного управления МГБ. Сменили и министра здравоохранения СССР. Несколько ранее новое руководство МГБ начало раскручивать «дело врачей» — обвинение во вредительстве группы видных медицинских специалистов, допущенных к лечению высших советских сановников. По указанию министра Игнатьева к арестованным медикам применяли физические меры воздействия… В круг «вредителей» был зачислен и академик Владимир Виноградов — личный врач Сталина, что фактически лишило вождя квалифицированного медицинского обслуживания. Новых врачей мнительный Иосиф Виссарионович к себе не подпускал, предпочитая самолечение народными средствами и лекарствами из обычной аптеки, которые по его просьбе покупали личные охранники…

* * *

В последний год жизни Сталина сложные процессы проходили не только внутри советской элиты. Вождь приобрел еще больше недоброжелателей и за рубежом. Влиятельные международные круги раздражала его позиция по корейскому вопросу. США основательно увязли в войне на Корейском полуострове, их сухопутные войска несли большие потери, что начинало болезненно восприниматься американской общественностью. Вашингтон стоял перед дилеммой: надо было или идти на мировую с корейскими коммунистами и стоящим за ним Советским Союзом, или решаться на эскалацию конфликта, чреватую прямой военной конфронтацией с СССР на Дальнем Востоке.

Москва находилась в более выигрышном положении: в наземных сражениях участвовали корейские и китайские соединения, а советская сторона обеспечивала авиационную поддержку и поставки военной техники и боеприпасов, благо после Великой Отечественной их осталось более чем достаточно. Боевой потенциал армии, получившей на вооружение ядерные бомбы, был столь велик, что Сталин мог не бояться даже мировой войны…

Еще в 1948 году у советского руководителя начали обостряться отношения с международными финансовыми кругами. В годы Второй мировой войны они весьма благосклонно относились к союзу США с СССР в интересах уничтожения нацистского режима Гитлера. Тогда, в 44-м, в Кремле и родилась идея привлечь средства крупнейших западных банкиров к восстановлению разрушенного народного хозяйства страны — речь шла о создании в Крыму советской Еврейской республики. Сталин рассчитывал привлечь под Крымский проект до 10 млрд. долларов, но использовать их не только на полуострове. Идея поддерживалась Молотовым, Берией, Микояном, другими членами Политбюро. Но смерть Рузвельта и «новый курс» Трумэна поставили крест на проекте — западные финансовые круги переключились на поддержку государства Израиль…

Тогда у Сталина отпала надобность в созданном в годы войны Еврейском антифашистском комитете (ЕАК), члены которого немало сделали для привлечения симпатий западной общественности к СССР. В ноябре 1948-го Комитет распустили, а затем последовали аресты его активистов по обвинению в «еврейском национализме». Пострадала жена Молотова — начальник одного из главков министерства легкой промышленности РСФСР Полина Жемчужина, брат которой был преуспевающим бизнесменом в США. В 1949 году Жемчужину исключили из партии и отправили в ссылку. Это нанесло серьезный удар по позициям Молотова, лишившегося должности министра иностранных дел и вынужденного довольствоваться должностью «простого зампредсовмина». МГБ по указанию Сталина стало готовить процесс, где на скамье подсудимых должны были оказаться высокопоставленные советские функционеры, которых вождь подозревал в контактах с «зарубежными кругами».

В довершение всего, Сталин, как утверждают некоторые исследователи, исподволь готовил удар по западной финансовой системе. За счет напряженного труда заключенных наращивалась добыча золота, государственный запас которого достиг 12 тысяч тонн (у США — 14). Предполагалось, что это позволит укрепить отечественную валюту и подорвать позиции американского доллара на мировом финансовом рынке. Ясно, что дестабилизация основной валюты западного мира не устраивала те финансовые круги, благодаря которым США и состоялись как великая держава. Реализация Сталиным своих анти-долларовых намерений была бы для западной экономики опаснее любой водородной бомбы…

На таком фоне и произошли загадочные события 1–5 марта 1953 года, закончившиеся смертью правителя СССР. «Первоисточников», позволяющих судить о произошедшем на даче в Кунцево, не так уж много. Это воспоминания не до конца откровенного при изложении деталей событий Хрущева, работа эмигранта А. Авторханова — она не могла появиться в печати без санкции опекавшей его западной спецслужбы, рассказы нескольких сотрудников МГБ, а также некоторые высказывания очень сдержанных Молотова и Микояна. Собственно, на этом и базируются все публикации на тему смерти Сталина. Воспоминания его дочери Светланы, такой же сложной и неуравновешенной натуры, как и ее мать, Надежда Сергеевна, к тому же написанные при поддержке иностранных издательств, также мало помогают в реконструкции событий…

Рано утром 1 марта после отъезда с дачи Сталина «четвертки» — Маленкова, Берии, Хрущева и Булганина — полковник госбезопасности Иван Хрусталев сообщил сослуживцам, что «хозяин» отправляет всех спать: «Ложитесь спать все, мне ничего не надо, вы не понадобитесь», — таковы, якобы, были его слова. Странно — подозрительный и опасающийся покушения Сталин поблажек охране не делал.

С 5 по 10 часов утра 1 марта бодрствовал только Хрусталев. Что происходило в те часы, никто уже не узнает, так как полковник неожиданно умер вскоре после смерти Сталина. Впрочем, это может быть совпадением: скончался же заместитель коменданта Кремля генерал-майор МГБ Косынкин, умер участвовавший во вскрытии тела вождя профессор Русаков, а министра здравоохранения Третьякова и начальника кремлевского лечебно-санитарного управления Куперина арестовали и отправили в Воркуту.

В течение дня 1 марта в доме Сталина не было признаков движения, что удивило его охрану. Около 18.30 в доме Сталина зажегся свет. Если это был проснувшийся Сталин, то почему он не попросил принести себе завтрак? Ведь вождь не довольствовался трапезой раз в день — в ночные часы, когда к нему приезжали на традиционный поздний ужин ближайшие соратники.

Врачи в Кунцево прибыли только 2 марта в 9.30, т. е. спустя 11 часов цосле обнаружения охраной неподвижного, лишившегося речи Сталина… По версии офицеров МГБ, министр Игнатьев проявил странную пассивность и робость. Когда ему по телефону сообщили о случившемся несчастье, он, якобы, рекомендовал связаться не то с Маленковым, не то с Берией. Рекомендация звонить Берия более чем удивительна — органы госбезопасности Лаврентий Павлович не курировал с 1946 года. У Игнатьева с ним близких отношений не сложилось… Кстати, Семен Игнатьев не был новичком в органах — свою трудовую деятельность он начинал в ВЧК еще в 1920 году, а затем уже как «опытный товарищ» был направлен на комсомольскую работу. Так что его назначение министром госбезопасности было неожиданным только для непосвященных.

К концу февраля 53-го Игнатьев был не только министром, но и начальником Главного управления охраны и комендантом Кремля, что позволяло ему быть в курсе всех передвижений Сталина. Жизнь вождя в Кунцево в те месяцы напоминала пребывание подопытного кролика в лаборатории: в мягкую мебель, размещенную во всех комнатах, были встроены — скорее всего, без ведома «хозяина», — специальные датчики, что позволяло охране круглосуточно отслеживать по лампочкам на пульте перемещения вождя.

Теряющий силы правитель фактически сам оказался заложником системы тотальной слежки и доведенной до абсурда подозрительности. Последней его опорой оставалась армия во главе с высокопорядочным и талантливым маршалом Василевским. Но сам же вождь «стреножил» ее еще в 37-м, поставив под сверхжесткий контроль, периодически запугивая безжалостными репрессиями. В частности, в конце 1946 года была снята с должностей и вскоре арестована группа генералов Приволжского округа во главе с командующим его войсками Героем Советского Союза Василием Гордовым. В 50-м их — в целях устрашения армейского генералитета — расстреляли «за измену Родине».

Вся наиболее важная информация о Сталине, его передвижениях и встречах стекалась в кабинет министра госбезопасности, а через него — к Георгию Максимилиановичу. Поэтому Маленков в начале 1953 года стал самым информированным человеком в кремлевском руководстве. В его распоряжении находилась даже специальная партайная тюрьма — «Матросская тишина», где содержали, в частности, наиболее важных арестованных но «ленинградскому делу» и Виктора Абакумова… Маленков лично принимал участие в допросах, иногда «преступников» доставляли к нему здание ЦК партии, где на пятом этаже, прямо рядом с залом заседаний Оргбюро ЦК, была оборудована комната…

Не так прост был и Никита Сергеевич Хрущев. Трех заместителей министра госбезопасности можно смело отнести к его «людям». Это генералы А. Епишев, курировавший в МГБ кадры (назначен с поста первого секретаря Одесского обкохма), начальник 2-го главного управления В. Рясной (в 1943–1946 годах руководил НКВД Украины), начальник 1-го главного управления С. Савченко (в 1943–1949 годах нарком госбезопасности Украины), а генерал И. Серов (нарком внутренних дел Украины в 1939–1941 годах) был первым заместителем министра внутренних дел. Так что Хрущев располагал основательной информацией…

Обстоятельства смерти вождя полны неясностей. До конца не объяснено, например, происхождение рвоты кровью у умирающего Сталина — результаты вскрытия не позволяют судить о ее причине. Был установлен лишь инсульт с кровоизлиянием в мозг, а были ли зафиксированы кровоизлияния в стенке желудка — неизвестно. Некоторые исследователи выдвигают версию отравления, но без соответствующих анализов и заключения медицинских специалистов это, разумеется, всего лишь спекуляции.

Известно, что уже первое правительственное сообщение о «тяжелой болезни товарища Сталина», опубликованное в газетах 4 марта, содержало ложь. Говорилось, что кровоизлияние в мозг произошло у него в ночь на 2 марта на московской квартире. Спустя несколько лет Хрущев сообщил американскому общественному деятелю Авереллу Гарриману, что Сталин умер на даче…

2 марта ведущие советские газеты прекратили писать о «врагах народа», хотя весь февраль и даже 1 марта, в соответствии с установками Сталина, передовицы призывали к бдительности и борьбе с врагами и шпионами. Значит, уже днем 1 марта кто-то был уверен, что вождю не подняться и, не опасаясь последствий для себя, дал указание прекратить истерию в печати.

Системный анализ имеющихся воспоминаний наводит на мысль, что все их авторы — каждый по-своему — «переводят стрелку» на Берию, хотя он и не был в начале 53-го таким уж всесильным и даже сам имел основания опасаться за свою жизнь. Органы госбезопасности и внутренних дел были основательно очищены от его ставленников и контролировались Маленковым и Игнатьевым, армию курировал Булганин, друживший с Хрущевым. Маршал Василевский симпатий к Берии тоже не испытывал.

В 1952 году был освобожден от должности начальника Генерального штаба генерал Сергей Штеменко, у которого в годы войны сложились с тогдашним шефом НКВД тесные рабочие отношения. Это давало основания недоброжелателям Берии рассматривать начальника ГШ как его возможного союзника в «час X», что, вполне вероятно, и повлекло за собой решение Сталина о перестановках в руководстве Генштаба. Штеменко направили на должность начальника штаба Группы советских войск в Германии, а Генштаба возглавил первый заместитель военного министра маршал Василий Соколовский.

Незадолго до перемещения генерал армии Штеменко был вызван Сталиным. Как рассказывал на склоне лет сам Сергей Матвеевич, вождь, выслушав доклад о наших контрмерах в связи с поступлением в американскую армию ядерного оружия, внешне спокойно произнес: «Не забывайте, что Генштаб подчинен министру обороны, и вы не должны никого информировать о делах армии. Если понадобится, членов Политбюро проинформирует ЦК». Очевидно, это был намек на Берию, который, как заместитель председателя Совмина, курировал советский атомный проект…

Весьма дискуссионен и вопрос о возможностях, которыми обладал Берия для отравления Сталина. Близкий к нему Г. Майрановский, возглавлявший в 1937–1947 годах сверхсекретную токсикологическую лабораторию органов госбезопасности, был арестован еще в 1951 году. Достать сильнодействующие ядовитые вещества даже для хитрого и влиятельного Лаврентия Павловича было затруднительно, тем более что он находился под постоянным наблюдением офицеров Главного управления охраны, отвечавшим за его личную безопасность.

Кроме того, Берия, имеющий огромный опыт политического выживания, не мог не понимать, что второго кавказца в качестве хозяина Кремля советская элита не потерпит. Жить ему, верно служившему Сталину на посту наркома внутренних дел, после кончины «хозяина» останется совсем недолго — тяжесть собственных преступлений и осведомленность в грехах соратников оставляли бывшему шефу НКВД мало шансов на пощаду. Именно поэтому все послевоенные годы Берия старался больше заниматься экономическими и военно-техническими вопросами, общаться с учеными, деятелями культуры, чтобы обрести новую, положительную репутацию, как бы дистанцироваться от своего преступного прошлого…

На причастность Берии к кончине Сталина косвенно указывает Молотов. Точнее, писатель Феликс Чуев, опубликовавший содержание своих с ним бесед. Но Молотов, как и сам Чуев, уже мертв и подтвердить или опровергнуть ничего не сможет. В записях говорится, что 1 мая 1953 года Берия заявил Вячеславу Михайловичу: «Я всех вас спас… Я убрал его очень вовремя».

Порой складывается впечатление, что все высказывания на тему смерти Сталина нацелены на сокрытие истинной картины…

Масла в огонь домыслов и предположений подлила недавняя публикация воспоминаний бывшего чекиста из обслуги вождя, вдруг вспомнившего, что спустя месяц после смерти вождя комендант дачи Орлов рассказал, что «хозяин» был найден охраной мертвым уже 1 марта у тахты, на которой обычно спал…

Ходят разговоры о планируемой Сталиным массовой депортации советских евреев в отдаленные районы Сибири и Дальнего Востока, но каких-либо документов на сей счет не найдено. Известно только, что в январе 1953 года было принято решение о строительстве огромного (на 150–200 тыс. человек) лагеря для «особо опасных иностранных преступников», а в Москве городские партийные органы при участии офицеров МГБ составляли списки подлежащих депортации лиц. Но так как парторганизацией столицы в то время руководил Хрущев, никаких компрометирующих Никиту Сергеевича документов, ясное дело, сохраниться и не могло. Еще осенью 1954 года он как первый секретарь ЦК КПСС распорядился об уничтожении в архивах Московского комитета партии, а также ЦК Компартии Украины и ЦК КПСС большого количества документов…

Генерал Епишев в свою бытность начальником Главного политуправления однажды оборонил фразу о подготовке некой депортации… Якобы к концу февраля 53-го приготовления были уже завершены, и в МГБ ждали только отмашки «хозяина». Но сразу же после постигшего вождя инсульта шеф МГБ Игнатьев рекомендовал Епишеву и другим своим замам «все забыть».

Но все это — только разговоры, не подтвержденные документально. Тем более что есть свидетельства и иного рода. Так, во второй половине февраля в аппарате ЦК шла подготовка письма представителей еврейской интеллигенции на имя Сталина, в котором не было и намека на предстоящее переселение сотен тысяч людей. Центральным пунктом письма была просьба разрешить издание газеты «для широких слоев еврейского населения в СССР и за рубежом». Видимо, дальнейшим сценарием предполагалась, что вождь благосклонно отнесется к этой просьбе и тем самым в выгодном свете предстанет в глазах западной общественности, обвинявшей его в антисемитизме.

Истерия по поводу «убийц в белых халатах», принимавшая характер антисемитской кампании, наносила серьезный ущерб международному авторитету СССР и встретила неприятие большинства членов советского руководства, а Сталин вряд ли бы стал единолично принимать политическое решение о депортации и тем более добиваться его реализации. Отнюдь не оправдывая жестокие решения того времени, отметим, что все предыдущие депортации, на которые некоторые порой ссылаются как на прецедент, проводились в другой конкретно-исторической обстановке и были мотивированы событиями, имевшими место в период отражения немецкой агрессии…

Возможно, подготовка агитпропом ЦК письма представителей еврейской интеллигенции и была продиктована необходимостью для Сталина «с честью» выйти из создавшейся ситуации. К тому же дело о «сионистском заговоре» явно разваливалось, что вынудило Маленкова и Игнатьева еще в ноябре 1952 года инициировать изгнание из МГБ Рюмина, которого назначили на более чем скромную должность старшего контролера в Министерстве госконтроля СССР.

Хотя МГБ nQ инерции продолжало ловить врагов «в белых халатах», а 13 января 1953 года даже было сообщение ТАСС об аресте «врачей-вредителей», которое впоследствии не раз использовалось для стимулирования эмиграции евреев в Израиль, в Кремле начинали понимать, что пора искать крайнего.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.