ПАРТЧИСТКА
ПАРТЧИСТКА
Одно из крупных общепартийных мероприятий, в котором мне пришлось участвовать тогда несколько раз, хотя и с перерывами — с осени 1929 года по весну 1930 года, — партийная чистка. Во время ее проведения обнаружилось немало огрехов в нашей работе. Классовая борьба была не пустым звуком, а повседневным явлением. Она наполняла всю жизнь людей в то время, и о ней невозможно было забыть ни на минуту. Перед началом чистки состоялись кустовые партийные собрания, а затем в агитационно-пропагандистских целях в Смоленске созвали несколько общегородских и окружных митингов партийных и общественных активистов. В помещении Зимнего театра, в залах кинотеатров «Палас» и «Пролеткино» выступили с речами руководящие партработники области и города. Были опубликованы статьи секретарей окружкомов ВКП(б). Затем представители обкома и окружкомов разъехались по местам.
Как всякая крупная кампания (а в парторганизации Западной области было тогда 32 тысячи членов партии и 11 тысяч кандидатов в члены партии), партчистка всколыхнула людей. Попутно проявилось многое другое. Чистку попытались использовать в своих целях кулаки. Из селения Детово поступило заявление, что такие-то три человека связаны с лесными бандитами. Проверка показала, что речь идет о честных членах партии, оклеветанных врагами. То же произошло в селе Уручье. Кулаки деревни Борисово, выдавая себя за бедняков, жаловались, что партийцы не пускают их в колхоз. В ряде мест было обнаружено много враждебных элементов, занимавшихся антисоветской агитацией. В одном из райисполкомов Великолукского округа ее систематически вели два бывших царских чиновника, полицейский, две купчихи, две помещицы и белый офицер. В Ржевском округе среди работников советского аппарата оказались в прошлом офицеры, купцы, служители церкви. Ряд комсомольских ячеек в Смоленском округе пришлось распустить как кулацкие по составу. Антисоветские гнезда были разворошены в учреждениях Сухигичского округа, какого-то исключительного в этом отношении; по нему числилось 14 тысяч лишенцев (лиц, лишенных избирательных прав), в том числе 300 бывших помещиков. При обкоме ВКП(б) была создана даже специальная комиссия по выселению бывших помещиков из пределов Западной области.
Параллельно осуществлялась массовая проверка деятельности бывших нэпманов, не рассчитавшихся с государством по налогам и другим материально-финансовым обязательствам. Должен заметить, что советский финансовый аппарат показал себя в тот период с наилучшей стороны.
Мне запомнился особенно ярко один эпизод моей работы в проверочной комиссии. Заведующий окружным финотделом из Рославля жаловался, что никак не может совладать с одним помещичьим хозяйством. Что за ерунда? Откуда вдруг в 1930 году помещик? Еду в Рославль. Из документации следует, что в Починковском районе, в центре колхоза, находится крупное владение некоего Барсукова. Колхозники высмеивают финансистов и называют Барсукова «наш помещик». Творится явное безобразие. Даю рекомендацию немедленно обложить это хозяйство по существующим налоговым ставкам и обещаю проследить за ходом дела.
Недели две спустя в Смоленск поступает жалоба уже от Барсукова. Еще через несколько дней он сам прибывает в областной центр, ведет со мной разговор в повышенном тоне, требует снятия налогов и показывает какие-то бумаги от «Главнауки». Я оставил обложение в силе, а сам послал докладную записку в наркомат. Прошло полторы недели, и я получил оттуда распоряжение лично осмотреть хозяйство сего деятеля. И вот я на месте, в 25 километрах от районного центра. Чтобы не вызывать подозрений, один. Гляжу и удивляюсь. Вокруг стоят огромные скотные дворы, далее лежит большая усадьба с великолепным доходным садом. Интересуюсь у возницы из района, что это такое? Слышу от лукаво посматривающего бородача квалифицированный ответ: барсуковское заведение, как исторический памятник, подлежит государственной охране. Вот, оказывается, в чем дело. Ловкий владелец оформил постройки как произведение архитектурного искусства.
Хозяйство было предусмотрительно разделено на четыре части между самим Барсуковым и тремя его зятьями. Один из них заведовал в Ленинграде складом. Другой работал сельским учителем. Третий, сын кулака, «заправлял» всем хозяйством и являлся фактически главным владельцем. Тут же жила первая жена Барсукова, официальная хозяйка поместья. Вторая жена, молодая, находилась вместе с ним в Москве. Завожу беседу с обитателями поместья. Осторожно задаю вопросы. У собеседников явно складывается мнение, что я прибыл из НК РКИ для защиты их от «произвола финансистов». Они охотно отвечают на вопросы и ничего не скрывают. Приглашают пить чай. На стол накрывает старая женщина Евдокия, хозяйка зовет её Авдошкой. Пожилой садовник Иван Васильевич приносит на веранду скамейку, молодой владелец зовет его Ванькой. Я просто не верю своим ушам! Интересуюсь, сохранилась ли купчая на поместье? Мне приносят дореволюционный документ: куплено через Земельный банк у помещика такого-то. С тех пор принадлежит данной семье. Прошу показать договор о разделе хозяйства на части. Этот текст, написанный от руки, нигде не был зарегистрирован и юридической силы не имел.
На этом мое терпение истощилось, и я напрямик спросил у хозяйки, почему ее не выселили как типичную помещицу? Только тут владельцы усадьбы сообразили, кто перед ними, подняли шум. Говорить больше было не о чем, и я уехал.
Через день мой отчет об «экспедиции» был отослан в НК РКИ. Никакие жалобы Барсукова больше не помогли. Ему во всех ходатайствах отказали, поместье передали в колхоз, а часть ненужных хозяйственных построек разобрали. Из их кирпича в районном центре построили баню. Пытаясь что-то предпринять, Барсуков не поленился еще раз прибыть в Смоленск и встретиться со мной.
— Послушайте, — говорю, — зачем вам все это нужно? Вы в деревне никогда не бываете, живете в столице, у вас там новая семья, хороший оклад, вы ни в чем не нуждаетесь. У вашей первой супруги — купеческие повадки, такая же ухватка у зятя, кулацкого сынка. Вы же лишь дискредитируете себя.
— Верно, глупость я делаю, — отвечает. — Не решился отказать первой жене и дочери, чтобы не обижать их, и ввязался в эту историю…
Но довольно вспоминать малоприятные страницы прошлого. Не только тем была заполнена жизнь заведующего налоговым управлением. Куда приятнее было вести дела, связанные с ростом нашей экономики, с победной поступью социализма. В 1929 году в Западной области функционировало уже свыше 400 цензовых предприятий. Всю промышленность, работавшую на местном сырье (60 процентов), административно слили в рамках областных трестов; на привозном сырье (все остальные предприятия) — в рамках центральных объединений. 120 тысяч рабочих и железнодорожников вели за собой остальные четыре миллиона взрослого населения. Росли новостройки. Была заложена железная дорога Волоколамск — Витебск, построена железная дорога из Брянска в Вязьму, расширена прочая дорожная сеть.
Резко увеличили финансовые вложения в городскую промышленность Смоленска. Областной центр стал постепенно превращаться в индустриальный город. В Вяземском округе приступили к строительству льночесальной фабрики. Вслед за ней начали возводить и другие предприятия. Успешно прошла подписка на «Третий заем индустриализации». Почти все коммунисты, показывая пример, подписались на полуторамесячный оклад. Трудовые рубли шли на общенародное дело, преобразуясь в тракторы, фабричные трубы и школы.
Весной 1930 года в моей судьбе наметились перемены. Заведующего облфо направили учиться. Его первого заместителя, который, на мой взгляд, нес главную вину за различные упущения в нашем ведомстве, перевели на менее ответственную работу по другой линии. Новым заведующим стал бывший начальник планового управления НКФ СССР т. Федяев. Мне же предложили пост председателя Ржевского окружного исполкома. Я не хотел расставаться со сферой финансов, навсегда прикипев сердцем к своей профессии. Мне помог секретарь обкома партии И. П. Румянцев, которому я вообще многим обязан как старшему товарищу по партии, превосходному работнику и отличному коммунисту. Меня назначили заведующим Брянским окружным финансовым отделом.
Итак, я оказался на Брянщине. Новые люди, новые проблемы. Работа была интересной. Но пробыл я здесь недолго. После территориально-административной реформы гигантские области, возникшие в 1929 году, разукрупнились. Округа в своем большинстве ликвидировались, и моя новая должность исчезла сама по себе. Появилась долгожданная возможность продолжить образование. В это время из Москвы попросили прислать в счет «партийной тысячи» выдвиженцев на учебу в вузы. Сдав дела, я добился в обкоме ВКП(б) благоприятного для себя решения и поехал по партийной путевке в столичный финансово-экономический институт. Наконец-то осуществилась моя давняя мечта!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.