Реконструкция доноса

Реконструкция доноса

Итак, к весне 1951 года Рюмину грозили крупные неприятности. По делу Этингера проверку проводил прокурор, более того, к нему было привлечено внимание министра. Этим и воспользовались те, кто хотел свалить Абакумова.

Кто были эти люди? За время работы Абакумов приобрел много врагов, а учитывая особенности личности - очень много. Но дело не в них. Здесь все тот же вечный вопрос мотивации - месть не является достаточно сильным мотивом для рискованных операций, а оговорить министра госбезопасности - операция очень опасная, в случае провала можно и к стенке пойти. Пнуть поверженного врага - это да, но рисковать головой ради прошлых счетов - едва ли. А вот страх - дело другое. Топить Абакумова должны были люди, которым угрожало разоблачение. Попросту говоря - заговорщики, те же самые, что устроили переворот 26 июня. Об этом свидетельствует личность нового министра.

Входил ли Игнатьев в верхушку заговора? Девять из десяти, что входил. Его функции нового министра были слишком важны, чтобы поручать их простому исполнителю, слишком многое зависело от МГБ. В ведомстве имелись как исполнители, так и заговорщики, но ни один из них не был выдвинут на министерский пост, так что Игнатьев - персона очень серьезная. Кое-кто из заговорщиков проявился 26 июня. Но далеко не факт, что мы можем вычислить всех, и не факт, что мы знаем главных в этой вендетте.

Для расправы с министром нужен был таран. Для этого и использовали оказавшегося в опасном положении подполковника Рюмина. Ему предложили написать письмо с такими обвинениями, которым Сталин сразу бы поверил. Какими могли быть эти обвинения? Уж всяко не теми, которые содержатся в «письме Рюмина» и «постановлении Политбюро».

Основные документы «дела Абакумова», конечно, фальсифицированы - однако никому не под силу, да и нет необходимости подделывать их все. В сборнике «Лубянка. Сталин и МГБ» опубликованы несколько протоколов допросов подельников Абакумова, которые Игнатьев посылал Сталину, - там могут содержаться следы подлинных обвинений. Обвинения эти должны быть разумными, правдоподобными и убедительными - чтобы Сталин верил, что следствие идет, как надо.

И они действительно разумны, правдоподобны и убедительны.

Док. 7.6. Из протокола допроса М. К. Кочегарова, бывшего Управляющего делами МГБ.

«...Абакумов не терпел никаких видов учета и отчетности, которые в какой-то степени связывали ему руки, так как он всегда ставил на первое место свои личные шкурнические интересы, а не интересы государства...

Игнорируя указания партии и правительства о бережном расходовании государственных средств, Абакумов стремился к другому - как бы побольше сорвать с государства...

Создав обстановку бесконтрольного и незаконного расходования средств, Абакумов и сам не упускал случая поживиться за счет государства... В своей жизни я еще не встречал человека, который так заботился бы о своем благополучии, как Абакумов. Каковы были аппетиты у Абакумова на этот счет, свидетельствует хотя бы то, что лишь на ремонт и оборудование его квартиры на Колпачном переулке... в 1948 году было израсходовано свыше миллиона рублей...

Вопрос. Где находятся документы на расходы по квартире Абакумова?

Ответ. Эти документы, по указанию Абакумова, уничтожены».

Ремарка. Был в Москве такой очень вредный человек с чрезвычайно дурным характером - Лев Захарович Мехлис, министр государственного контроля. Прямыми обязанностями его аппарата было, кроме прочего, отслеживать финансовые злоупотребления подконтрольного контингента. Интересно, каким образом эта суперквартира проскользнула мимо его внимания? Что же касается документов - то их ведь могли уничтожить и при Игнатьеве, чтобы нельзя было проверить показания Кочегарова...

«Охотиться за государственным добром Абакумов начал еще с конца войны, когда по его указанию... вывезли из Германии и Румынии значительное количество имущества и ценностей, подлежащих сдаче в доход государства. Это скрытое от государства имущество в 1945 году по распоряжению Абакумова было помещено в специально организованных мною потайных хранилищах... Все доставленное в эти тайники имущество Абакумов осматривал лично сам, отбирал себе лучшее...»

Естественно, почуяв угрозу ареста, Абакумов «приказал уничтожить» эти склады. Так что и тут доказательств нет. Предусмотрителен был, ничего не скажешь. Вот только почему-то забыл сделать хотя бы маленькую заначку, чтобы обеспечить жену с новорожденным сыном - когда после его расстрела их выбросили из тюрьмы, они в прямом смысле бедствовали.

Остальные показания, посылаемые Сталину, выдержаны примерно в том же духе - финансовые злоупотребления, невыполнение указаний правительства, создание нездоровой обстановки в МГБ. И ни слова ни о каком Этингере. Есть лишь упоминание о деле «еврейской молодежной организации», но там какая-то совершенная мелочь и хренотень. Вроде того, что Абакумов приказывал следователям не оскорблять арестованных и исключить показания о «террористических замыслах». Не оскорблять - это преступление, да? А каковы были «террористические замыслы», мы уже знаем.

Так что, как видим, Сталину представлялись именно те обвинения, которые позволяли надеяться, что вождь будет давать добро на продолжение следствия, однако не захочет видеть Абакумова лично. Финансовые злоупотребления вызывали у него особую брезгливость. Именно таким путем от Сталина убрали Власика - обвинив его ровно в том же самом, а именно в денежных махинациях. Сколько в этих обвинениях правды, сейчас уже не выяснить, да и ни к чему, говорим мы совсем о других вещах.

И все же: сколько в тех обвинениях было правды?

Существуют некоторые нюансы тогдашней жизни, которые нынче забыты. Совершенно случайно я натолкнулась на один весьма забавный протокол. Это допрос бывшего начальника отдела правительственной «ВЧ» связи МВД М. А. Андреева, датируемый

ноября 1947 года.

Док. 7.7. «.. .Считаю необходимым заявить, что мой арест является ошибочным, поскольку никаких преступлений я не совершал. Правда, я не стану скрывать, что... допускал отдельные проступки, позорящие меня как руководящего работника НКВД, но эти деяния я не считал уголовно наказуемыми.

Вопрос. О каких проступках идет речь?

Ответ: ...Я виновен... в том, что... занимался расхищением трофейного имущества».

Ну и как вам такое? Генерал-майор НКВД, отлично знакомый с Уголовным кодексом, заявляет, что расхищение трофейного имущества преступлением не считал.

Здесь, говоря умными словами, имеет место конфликт закона и обычая. То, что делается повсеместно, вроде бы не является преступлением. Если бы стали арестовывать всех, кто занимался присвоением трофеев, нецелевым расходованием средств и тому подобными вещами, в СССР, боюсь, не осталось бы ни армии, ни МВД, ни экономики. Поэтому арестовывали за злоупотребления лишь тех, кто воровал эшелонами, а кто вагонами - тех уже выборочно (кстати, и с Андреевым разбирались не по мародерству, а по шпионажу). Но при необходимости посадить человека в тюрьму эти «бытовые преступления», совершаемые практически всеми и тем не менее преследуемые по закону, являлись вполне достаточным поводом. «Принцип Ходорковского» образца 40-х годов...

По всей видимости, именно эти обвинения содержались и в подлинном письме Рюмина. Затем последовал разбор письма - но не «комиссией», а в сталинском кабинете, в присутствии других членов Политбюро, где Рюмин должен был подтвердить свои обвинения, глядя в глаза тому, кого обвинял. Он подтвердил. Абакумова отстранили от работы, назначили проверку. А вот что нашла проверка - это уже совсем другая история, ибо проводил ее Игнатьев, как представитель ЦК в МГБ, и какие-то люди из «органов» - надо полагать, те самые, которые выбрали Рюмина для его «спецмиссии». Неудивительно, что они отыскали достаточно оснований для ареста и что в обвинении появилась статья 58-1 - «измена Родине». Ну, а дальнейшее было, как казалось тогда, делом техники...

Берия явно знал цену «абакумовскому делу». Когда после прихода в МВД ему принесли эти материалы, он презрительно фыркнул: «Ну, посмотрим, что на него есть, кроме квартиры и барахла».

Какой ответ на этот вопрос дало бериевское следствие, мы едва ли узнаем (известно лишь, что те, кто вел проверку, называли следственные материалы «навозом»). Переворот 26 июня Абакумов встретил в тюрьме. Новый министр успел освободить тех чекистов, которых арестовали в 1952 году, во «втором потоке». Там было просто: грубо фальсифицированные дела, запрещенные методы допроса. С основными фигурами «дела Абакумова» все обстояло сложнее. В первую очередь из-за большого объема материалов - следователям предстояло изучить множество томов, в том числе и с трудом поддающиеся проверке «финансовые» обвинения при уничтоженных исходных документах. Да и сфальсифицированы они были куда тщательнее - в конце концов, топили-то Абакумова, а не Маклярского с Шейниным, этих взяли для массовки. А возможно, Абакумов был и вправду в чем-то виновен. Впрочем, могла быть и третья причина - Берия не хотел раньше времени спугнуть заговорщиков...

Чем бы закончилось «дело Абакумова», если бы не случилось в нашей истории 26 июня? Скорее всего, ничем. Квартира его была не личной, а государственной. Шестнадцать комнат, конечно, многовато - но учитывая, что там же должны были находиться охрана, порученцы, пункт правительственной связи, обслуга... Особняк Берии, который ему дали в 1938 году, когда он занимал тот же самый пост, едва ли меньше.

Что касается «барахла» - то протоколы обыска квартиры министра, конечно, впечатляют, но...

Во-первых, Абакумов получал 25 тысяч рублей в месяц, ничего не откладывал, тратил все сразу и, при желании, мог много чего купить. Сложнее с «ассортиментом». Юрий Мухин предположил, что министр попросту «поплыл» на почве стяжательства, и можно понять: список вещей, найденных у него на квартире, с житейской точки зрения на редкость нелепый. Желание человека, не стесненного материально, иметь несколько штук часов понятно. Но зачем нужны одной семье двадцать два фарфоровых сервиза? Их даже по шкафам не расставишь - едва ли Абакумов задавался целью сделать из своего дома музей посуды. Спорю, что они стояли в кладовке в запакованном виде. Вкладывать деньги? В громоздкий и хрупкий фарфор? Ладно, допустим, бывают и такие эксцессы... Но зачем ему десятки пар запонок или «множество фотоаппаратов»? А чемодан подтяжек?!!

Именно чемодан меня особенно заинтриговал. Кто видел фото «главного волкодава» страны, поймет. Зачем вообще с такой фигурой подтяжки?

Предполагаемый ответ до смешного прост. В качестве корреспондента профсоюзной газеты мне постоянно приходилось сталкиваться с «неформальной стороной» жизни трудовых коллективов. Награждения к празднику, юбилеи, свадьбы, дни рождения... по всем эти поводам принято дарить подарки. Сейчас все просто: выписали деньги и отправили секретаршу в магазин. Да и то получается по-разному: узнав, что у меня день рождения, председатель дружественной профорганизации тут же открыл шкаф в своем кабинете и достал оттуда соответствующий случаю графин. А как выходили из положения во времена тотального послевоенного дефицита, когда, даже имея деньги, ничего нельзя было купить? Создавали неучтенные запасы в не подлежащих ревизии местах, как еще-то? Из каких источников? Да из трофеев, конечно...

Думаю, именно в этом объяснение того, что на даче никогда не касавшегося клавиш маршала Жукова нашли восемь аккордеонов и двадцать охотничьих ружей, а у Абакумова, как записано в протоколе обыска, 65 пар запонок, 22 фарфоровых сервиза, 79 художественных ваз и пр. Ну и чемодан подтяжек, которые были ему самому совершенно не нужны...

Впрочем, барахло барахлом, однако Абакумов был работником высочайшей квалификации, а таким Берия прощал не только финансовые махинации, но и участие в заговорах. Подход у него был простой: этот человек нужен для работы? Освободить!

...Итак, первоначальная цель была достигнута - Абакумов сидел. Однако в перспективе две проблемы все же затмевали ясный горизонт. Первая - по тогдашнему Уголовному кодексу обвинения, предъявленные ему, были не подрасстрельными. Подрасст- рельные обвинения предстояло еще изобрести, оформить и, что самое трудное, провести через Сталина.

По некоторым данным, Абакумова пытались обвинить в «смазывании» дел - в частности, что он якобы запрещал допрашивать подследственных «ленинградского дела» по шпионажу. Существуют и соответствующие документы - например, протокол очной ставки между ним и бывшим начальником следчасти Комаровым, где последний обвиняет в этом министра. Данный протокол даже числится среди посланных Сталину.

Однако документик сей вельми ненадежен. Во-первых, выглядит он наивно. Ну что такое: Абакумов отводил «ленинградцев» от обвинений по шпионажу? «Ленинградское дело» плотно курировал Сталин, да и без Берии тут наверняка не обошлось. С такими кураторами не очень-то помухлюешь...

Во-вторых, протокол содержит моменты, ну очень удобные для реабилитации «ленинградцев». Например, слова следователя, адресованные Абакумову: «Вы уже изобличены в том, что протоколов по этому вопросу (то есть по шпионажу. - Е. П.) в делах нет». А поскольку известно, что в шпионаже «ленинградцы» обвинялись - то что получается? Что МГБ представил суду голую фальшивку, так? Или что суд по злодейскому указанию Сталина мог осудить кого угодно по любым статьям, не заморачиваясь доказательствами?

Ну, а что касается следующего утверждения... Цитирую: «Абакумов также заявил, что начни допрашивать арестованного Вознесенского - бывшего председателя Госплана СССР о связи с иностранной разведкой, в ЦК будут смеяться и, мол, отрицательно отнесутся к нашим действиям, так как в ЦК хорошо известно, что Вознесенский был очень осторожным человеком в отношении своих связей...» Типа это говорит опытнейший контрразведчик и министр госбезопасности! Знаете, даже и не смешно - я просто устала смеяться...

Но что касается датированных 1952 годом обвинений, которые похожи на подлинные, - то по ним расстрел подследственным не грозил. В этом была проблема.

Конечно, следствие работало в данном направлении. Обвинения, доводившиеся до Сталина, - далеко не всё, о чем шла речь на допросах. Например, Абакумова пытались обвинить в шпионаже - даже на немцев. Геббельс на том свете, наверное, смеялся весело и долго...

Но были вещи и посерьезнее. Что имели в виду прокуроры, возбуждавшие против этих людей дела по статье 58-1 (измена Родине)? Поскольку прокурорское следствие с этого начиналось, данные явно посылали из МГБ. Что это могло быть?

Двоих из абакумовских подельников не приговорили к расстрелу. Один из них - полковник Чернов - получил пятнадцать лет, дожил до 90-х годов и рассказывал писателю Кириллу Столярову, что из него выбивали показания о существовании заговора в МГБ и подготовке государственного переворота. Наверняка выбивали и из других. Сталину эти протоколы не посылались, и совершенно понятно почему - получив свидетельство о заговоре, вождь наверняка захотел бы допросить Абакумова сам. И тогда всему конец.

А вот после смерти Сталина и отстранения Берии эти протоколы вполне можно было бы вытащить и предъявить - как, впрочем, и было сделано. Правда, обвинения звучали уже другие: вместо «смазывания» «ленинградского дела» - его фальсификация. Но это, в конце концов, вопрос чисто технический.

...И вторая проблема, во весь рост вставшая перед Игнатьевым, - постановление Политбюро о сроках следствия. Обвиняя Абакумова в затягивании следствия, заговорщики в МГБ рыли самим себе яму. Прежнему министру вождь разрешал держать подследственных в тюрьме годами и пятилетками, а вот Игнатьев такого права не получил. 12 февраля 1952 года, когда Абакумова и его товарищей передали из прокуратуры в МГБ, следователям установили срок в три месяца, начиная с 1 апреля. 18 марта его перенесли - 3 месяца, начиная с 1 июня. Можно было рассчитывать еще на один-два переноса, однако бесконечно тянуть не получалось, время поджимало, и очень сильно. Судя по лихорадочной активности, которую Игнатьев развил с середины октября по поводу «дела врачей», последний срок был установлен, начиная с ноября, и истекал зимой.

Кстати, о Сталине и его интересе к «делу Абакумова». Интерес, разумеется, был. С бывшим министром вождь, девять из десяти, не встречался - по крайней мере, даже намека на эту встречу нигде не проскальзывает. В чем причина? В том, что Абакумов молчал? Как раз наоборот: в прежние времена, когда высокопоставленные подследственные упорно не признавались, их приводили к Сталину, и часто именно после такого рандеву они начинали говорить. Секрет прост: только у вождя была вся информация: политическая, разведывательная, чекистская - и он находил, чем припереть к стенке упрямого врага. Тем не менее, встречаться с Абакумовым он не находил нужным. Почему? Потому, что обвинения были не политическими? Или тут другая причина?

Но это не факт, что к вождю не приводили других чекистов, арестованных по тому же делу. И вполне возможно, что кто-то из тех работников МГБ, которых взяли в 1951 году и освободили еще при Игнатьеве, именно нужными показаниями, данными лично Сталину, заплатил за свою свободу. Не буду называть имена, поскольку это гипотеза, а пачкать людей таким подозрением не хочется - но, по логике вещей, подобное должно иметь место. Сроки следствия подходили к концу, и их продление надо было чем-то обосновывать.

По некоторым данным, 17 февраля Игнатьев передал Сталину обвинительное заключение по делу Абакумова. То, что печатается сейчас в сборниках документов под этим названием - грубая туфта (приведено в приложении рядом с подлинным обвинительным заключением того же времени, можете сравнить). Но какое-то обвинительное заключение, по-видимому, существовало. В фальсификации документов есть одна трудность: можно подделать, в принципе, любую бумагу - но не записи в тетрадях входящей корреспонденции в сталинском кабинете. Поэтому даты и темы должны совпадать.

Судьба этой бумаги и реакция на нее вождя неизвестны. По идее, он должен был внести правки и вернуть документ обратно в МГБ для оформления и передачи прокурору. Прокурор обязан все проверить и встретиться с обвиняемыми - после чего карьера Игнатьева на посту министра ГБ закончится в течение нескольких дней.

Что любопытно: 18 февраля прошел последний отмеченный протоколом допрос по «делу врачей». Какие-то допросы без протокола еще вроде бы продолжались, но о чем там шла речь - неизвестно. Между тем «дело врачей» не было закончено - закончилось «дело Абакумова». Обвинительное заключение было направлено Сталину, и ощущение такое, словно бы после этого документа МГБ не то было выражено, как тогда говорили, «политическое недоверие», не то они сами решили, что продолжать комедию бесполезно...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.