Глава VI. Бирма

Глава VI. Бирма

Проблемам обороны Бирмы почти до самого начала войны практически не уделялось внимания. Считалось, что с востока Бирма достаточно защищена как Сингапуром, так и существованием нейтральных соседей — Таиланда и Французского Индокитая. С запада же лежала Индия с ее громадными людскими и материальными ресурсами, что само по себе казалось достаточной гарантией бирманской безопасности. Правда, хороших сухопутных дорог между Индией и Бирмой не было, и связь между двумя колониями (как и вообще почти вся связь Бирмы с внешним миром) осуществлялась морским путем. На обеспечение перевозок этим путем была ориентирована вся транспортная система Бирмы. Единственная железная дорога, шоссейные и речные пути тянулись в меридиональном направлении и заканчивались у основных морских портов — Рангуна, Бассейна и Моулмейна. Таким образом, связи с западными и восточными соседями по суше практически отсутствовали; строительство дорог через горные массивы не вызывалось ни экономической необходимостью, ни стратегическими соображениями, ибо сомнений в безопасности морских путей в условиях казавшегося незыблемым господства английского флота не возникало. Единственная дорога, связывавшая Бирму с Китаем, была, как указывалось, построена китайцами, нуждавшимися в получении военной помощи.

После отделения от Индии в 1937 г. встал вопрос, кому должна подчиняться Бирма в военном отношении. Стратегически Бирма была связана с Индией, однако индийское колониальное правительство не было заинтересовано в том, чтобы брать на себя расходы по обороне Бирмы. Бирманское правительство также не желало тратить денег на военные нужды, а метрополия делала вид, что ее это не касается. Лишь командующие английскими вооруженными силами в Индии время от времени поднимали вопрос о подчинении Бирмы командованию Индийской зоны. В 1940 г. в Лондоне проходило совещание по этому вопросу, на котором военные власти Британской Индии требовали включения Бирмы в Индийскую зону, но английский Генеральный штаб пришел к выводу, что Бирма в стратегическом отношении относится к Дальневосточной зоне. В результате такого решения в ноябре 1940 г. Бирма была подчинена командованию этой зоны в качестве глубокого тыла Сингапура.

Даже после того как Япония оккупировала Французский Индокитай и фактически подчинила себе Таиланд, т. е. Бирма лишилась «прикрытия» с востока, просьбы и требования командования Индийской зоны игнорировались. В ноябре 1941 г., посетив Бирму, командующий зоной Уэйвелл пришел к выводу, что оборона страны вообще существует лишь на бумаге. Уэйвелл оказался первым английским генералом, который отважился высказать такую крамольную мысль. Он сообщил в Лондон, что «я был крайне обеспокоен масштабами неготовности бирманской обороны, в чем я убедился во время своего визита. Я понял, что количество и уровень подготовки войск, их техническое оснащение, разведка, размеры и организация управления, административная система и оборонительные планы... не соответствуют требованиям момента».

Действительно, состояние обороны Бирмы было плачевным. Формально вооруженные силы в Бирме были равны дивизии, но на деле никакой дивизии не существовало. Там находилось лишь два регулярных батальона, остальные части и подразделения набирались и готовились на месте, большей частью в последние месяцы перед войной, и их боеспособность была весьма условной. Пограничные заставы, которые входили в состав вооруженных сил, были разбросаны на тысячи километров вдоль границ, артиллерийский противовоздушный полк не имел орудий, в частях не было раций, самолеты насчитывались единицами, о танках даже не слышали.

В апреле 1941 г. в Бирму прибыла 13-я индийская пехотная бригада, которую разместили в Мандалае. Теперь в дивизию, которая должна была защищать Бирму в случае японской агрессии, входили эта бригада, 1-я бирманская бригада, состоявшая из двух полков «бирманских стрелков», набранных из каренов, чинов и других малых народов Бирмы (англичане упорно отказывались брать в свою армию бирманцев), и 2-я бирманская бригада, собранная в основном из пограничных подразделений, сведенных в три «стрелковых полка». Помимо этих частей в Бирму с конца ноября стала прибывать на транспортах 16-я индийская пехотная бригада. Эта бригада осталась в резерве командующего войсками в Бирме.

Английские генералы почти единодушно сходились на том, что японцы вторгнутся в Бирму через территорию Шанских государств (ныне Шанская национальная область) в районе Кентунга (Чёнггуна), к которому шла единственная дорога из Лаоса. Южный путь — через Тенассерим (Танинтайи) практически не рассматривался, так как через гористый и поросший лесом перешеек Кра можно было пробраться лишь по тропам, а английский Генеральный штаб полагал, что вторжение в Бирму, если таковое произойдет, не может быть успешным без соответствующих путей сообщения. Ввиду этого командующий войсками в Бирме генерал Маклеод, разделявший и пропагандировавший эту точку зрения, отправил накануне войны 13-ю индийскую и 1-ю бирманскую бригады в Шанские государства, в то время как в Южной Бирме осталась лишь 2-я бирманская бригада, в задачу которой входила оборона 500 км границы, а также крупных городов Моулмейна и Тавоя и аэродрома в Виктория-пойнт (ныне Кодаун) единственном пункте, где могли заправляться самолеты, летевшие из Индии в Сингапур. Такое решение лишний раз свидетельствовало об отсутствии у английского командования в Бирме какого-либо представления о том, что творится по другую сторону границы. Единственная информация, которую получали в Бирме, поступала из Сингапура, и то с большим опозданием.

Никаких попыток обратить в свою пользу бирманское общественное мнение, заручиться поддержкой населения страны для ее обороны не предпринималось. Более того, последние месяцы перед началом войны прошли в энергичном преследовании бирманских националистов. Объявляя на основании Закона об обороне Бирмы всех недовольных саботажниками и предателями дела борьбы с фашизмом, английские карательные органы полагали, что таким образом они уничтожают внутреннюю оппозицию и даже «пятую колонну». В действительности не только в далекой перспективе, но и в тактическом отношении репрессии предвоенных месяцев и первых недель войны лишили англичан последней надежды наладить хоть какое-либо сотрудничество с народом страны.

С началом войны на Бирму наконец обратили внимание в Лондоне. 11 декабря был утвержден переход Бирмы в Индийскую зону, под командование Уэйвелла. Черчилль сообщил ему, что 18-я британская пехотная дивизия, находившаяся в Кейптауне, будет немедленно переправлена в Бирму и, кроме того, Уэйвелл имеет право направить в Бирму из Индии 17-ю индийскую пехотную дивизию. Ему было обещано также при первой возможности переслать шесть эскадрилий средних бомбардировщиков. Однако к 21 декабря, когда Уэйвелл прилетел в Рангун, обещанные подкрепления туда еще не прибыли. На его тревожные запросы последовал ряд ответов, смысл которых сводился к тому, что нападение на Бирму маловероятно, но следует заняться тщательной организацией ее обороны. В результате Уэйвелл сделал единственное, что было в его силах, — вызвал из Индии своего начальника штаба, опытного администратора генерал-лейтенанта Хаттона, и поручил ему оборону страны.

Японский план оккупации нейтрального Таиланда и последующего наступления на Бирму предусматривал, что 15-я армия, состоявшая из 33-й и 55-й дивизий, при поддержке 10-й воздушной бригады займет Таиланд, а затем, захватив английские аэродромы в Тенассериме и тем самым прервав воздушное сообщение Сингапура с западом, будет прикрывать тылы 25-й армии, наступающей в Малайе, от возможного британского наступления из Бирмы. В случае успешного наступления в Малайе 15-я армия должна была вторгнуться в Южную Бирму в направлении Моулмейна и в кратчайшие сроки достичь Рангуна.

8 декабря 15-я армия заняла все таиландские аэродромы и железнодорожные узлы и вошла в Бангкок. В тот же день 143-й пехотный полк из состава 15-й армии высадился в Сингоре вместе с частями 25-й армии и направился на север, к перешейку Кра. 16 декабря один батальон этого полка, пройдя по горным тропам, беспрепятственно достиг городка и аэродрома Виктория-пойнт. Городок был пуст: за два дня до появления японцев все англичане были эвакуированы оттуда морем в Рангуне были убеждены, что удержать аэродром не удастся. Укрепившись в Виктория-пойнт, японский батальон подготовил аэродром к приему самолетов и в течение нескольких дней готовился к дальнейшему продвижению к северу, в то время как два других батальона того же полка концентрировались на перевалах, чтобы ударить по г. Мергуи (Мьей).

21 декабря в Рангун прилетел генерал Уэйвелл. Он был настроен оптимистично и надеялся, что Бирму отстоять удастся, особенно при условии, если оборона Малайи, куда лучше подготовленной в военном отношении, будет стойкой. Захват Виктория-пойнт и последовавшие за ним жестокие бомбардировки аэродромов и городов Тавоя и Мергуи Уэйвелл ошибочно рассматривал как часть плана вторжения в Малайю, а не как угрозу Бирме. Во время пребывания в Рангуне его больше заинтересовало другое: он узнал, что в рангунском порту скопились тысячи тонн материалов, которые должны были быть отправлены в Китай, но задержались из-за того, что дорога не справлялась с таким потоком грузов. Посетив склады, Уэйвелл пришел к выводу, что для обороны Бирмы, лишенной стратегических резервов, китайские запасы могут быть совершенно незаменимы. Если же Бирму придется оставить, то эти запасы (а они скопились не только в Рангуне, но и на всех станциях и речных пристанях почти до границы с Китаем) пропадут или достанутся японцам.

Поэтому, когда 22 декабря Уэйвелл полетел в Чунцин для переговоров с Чан Кайши о совместных действиях, он в числе прочих проблем хотел обсудить и возможность использования китайских запасов для обороны Бирмы. Переговоры проходили в натянутой атмосфере: Чан Кайши не доверял англичанам, которые только недавно вновь открыли Бирманскую дорогу, ему не нравилось, что через несколько дней после первого выстрела они уже говорят об оставлении Малайи и Бирмы и просят передать им военные материалы, нужные в Чунцине не меньше, чем в Рангуне. Правда, будучи опытным дипломатом, глава гоминьдановского правительства ушел от прямого ответа на вопрос о запасах, а предложил оставить в Бирме одну из предназначенных для отправки в Китай американских эскадрилий. Более того, Чан Кайши заявил, что считает оборону Бирмы жизненно важной для Китая и согласен даже двинуть в Бирму китайские войска. Он предложил Уэйвеллу до 50 тыс. солдат (две армии), которые бы подчинялись оперативно английскому командующему, но действовали отдельно от англичан на выделенных им участках фронта, ни в коем случае не смешиваясь с английскими частями.

Требование разместить китайские войска на самостоятельных участках фронта было воспринято Уэйвеллом как оскорбление английского флага. Он отклонил предложение Чан Кайши под предлогом того, что 50 тыс. китайских солдат — это слишком много. Достаточно одной дивизии на территории Бирмы и одной — в резерве на китайской территории. У английского командования, заявил Уэйвелл, нет возможности обеспечить китайские армии всем необходимым и разместить их достойным образом. Генерал Уэйвелл был невысокого мнения о боевых качествах китайских войск, к тому же никак не хотел давать возможности Чан Кайши утверждать в случае успеха, что Бирму отстоял он. Могли всплыть и старые споры о принадлежности северных районов Бирмы. Точку зрения Уэйвелла в тот момент разделяли как в Лондоне, так и в Рангуне. Губернатор Бирмы Дорман-Смит полагал, что допуск китайских войск в страну может привести к отрицательным результатам, так как чреват возникновением конфликтов между ними и бирманским населением, поскольку они, как известно, плохо снабжены и совершенно недисциплинированны. О китайцах говорилось в таком презрительном тоне, что становилось непонятно, стоит ли допускать их в Бирму?

Сразу же по окончании переговоров начались столкновения из-за китайских запасов. Пришедший 18 декабря в Рангун американский пароход «Тулса» был по указанию губернатора отведен в сторону от китайских складов, и ему было приказано разгружаться на военных складах британской армии. Правда, англичане оправдывали это решение тем, что хотели рассредоточить грузы, опасаясь японских налетов на порт, но китайские представители им не поверили. Английский посол в Чунцине сообщал, что «генералиссимус настолько разгневан, что намеревается прекратить любое сотрудничество с Бирмой». Несмотря на то что этот и подобные ему инциденты удалось уладить, отношения между Чунцином и Рангуном в целом остались прохладными, что сыграло отрицательную роль в обороне Бирмы.

В день, когда произошел первый воздушный налет на Рангун (а случилось это в 10 час. утра, при отличной погоде), большинство жителей полумиллионного города вышли на улицы поглядеть, что это такое. В воздух успели подняться английские истребители. Они встретили японцев на подходах к Рангуну, но силы были слишком неравны, и, хотя англичанам удалось сбить 11 японских самолетов, остальные сбросили бомбы на порт и аэродром, а затем начали засыпать осколочными бомбами улицы города. Более 2 тыс. человек погибло в тот день, еще около 1 тыс. умерло от ран, потому что некому было подбирать пострадавших и везти в госпитали — только к вечеру удалось убрать с улиц трупы и раненых, число которых установить невозможно. В результате налета, как и рассчитывали японцы, город охватила паника. В ту же ночь сотни тысяч человек бросились бежать из Рангуна. В основном это были индийцы, составлявшие большинство населения столицы. Их бегство привело к тому, что в считанные часы город лишился значительной части рабочей силы. Потоки людей тянулись на запад, к Индии, толпы штурмовали пароходы. К этому бирманская администрация совершенно не была готова. На следующий день губернатор Бирмы сообщал в Лондон: «Наиболее серьезная проблема — полное бегство рабочей силы. Вся жизнь города буквально замерла... откровенно говоря, я не ожидал, что сложится такая драматическая ситуация». Главное — замер порт, единственный источник снабжения Бирмы. Тем из беженцев, что двинулись к северу, по населенным местам, в первые дни ничего страшного еще не грозило. Хуже всего пришлось поначалу тем, кто направился к Аракану (Ракхайн), надеясь достичь Бенгалии. Этим людям надо было пересечь крутые лесистые горы Ракхайн-Йома. Никто из беженцев не представлял, что означал этот путь длиной в несколько сот километров.

Во время второго налета на Рангун японцы потеряли 21 самолет, а защитники города — шесть. Но для англичан эти шесть истребителей составляли чуть ли не половину способных подниматься в воздух самолетов, у японцев же было более 300 машин. Второй налет заставил покинуть город почти всех еще оставшихся в нем индийцев.

В те дни Уэйвеллу, только что отказавшемуся от помощи Чан Кайши, пришлось испытать горькое разочарование. Вот как он сам пишет об этом: «Когда я возвратился в Индию (26 декабря), я обнаружил, что войска, на которые я рассчитывал для обороны Бирмы, взяты... для укрепления Малайи. Таким образом, из двух дивизий, на которые я рассчитывал, мне оставили лишь одну индийскую бригаду».

Когда генералу Хаттону стало ясно, что основное наступление японцев будет разворачиваться со стороны Тенассерима, он перебросил в Моулмейн прибывшую из Индии 46-ю бригаду и 13-ю бригаду, находившуюся ранее в Мандалае. Одновременно Хаттон старался как можно лучше использовать свою авиацию: немногочисленные английские самолеты совершали налеты (скорее психологического характера) на аэродромы в Сингоре и Чиенгмае, а 8 января совершили налет на Бангкок.

Тем временем почти вся японская 55-я дивизия сконцентрировалась недалеко от бирмано-таиландской границы, близ перевала, через который шла дорога из Таиланда в Моулмейн. В начале января к ней присоединились отозванные из Китая два полка 33-й дивизии, которые с помощью мобилизованных таиландцев стали срочно расширять тропы и дорогу, ведущие к Бирме. Пока шла эта подготовка, пехотный батальон, преодолев перевал, неожиданно обрушился на г. Тавой и разгромил английский батальон, который его охранял. Таким образом, крупный город и порт Мергуи, находившийся южнее, был отрезан. Захват Тавоя был осуществлен необычно — узнав расположение бирманских войск, японцы выслали вперед инфильтрационные группы, которые смогли обойти англичан, захватить их грузовики и штаб. После этого защитники Тавоя попросту разбежались и начали пробираться джунглями на север, к Моулмейну. Когда весть о падении Тавоя достигла Мергуи, командир размещенного в этом городе гарнизона связался с Рангуном и запросил разрешения эвакуироваться морем. 20 января из Рангуна пришел пароход, который забрал гарнизон. Таким образом, в руки японских войск за несколько дней перешел весь Тенассерим, прибрежная полоса гор длиной в пятьсот километров, за исключением его самой северной части, где находился второй по величине порт и один из крупнейших городов Бирмы — Моулмейн.

Британскую администрацию в Рангуне беспокоило не только быстрое продвижение японских войск, но и то, что в Тавое они были встречены местными такинами, которые поспешили вступить в Армию независимости Бирмы, формировавшуюся уже на бирманской территории. Опасение, что и другие такины (а под этим именем тогда широко понимались все бирманские левые националисты) с нетерпением ждут прихода японских войск и могут ударить с тыла, заставило губернатора произвести массовые аресты всех, кто подозревался в принадлежности к «Добама асиайон» и другим левым организациям. Была предпринята «решительная облава на такинов». В это время в Рангуне стало известно об аресте колониального премьер-министра Бирмы У Со, который на обратном пути из Лондона, где он безуспешно старался доказать необходимость предоставления Бирме независимости, попытался связаться с японцами, но был выслежен и арестован. Это еще больше усилило взаимное недоверие и враждебность между бирманцами и «обороняющими» их англичанами.

* * *

22 января командир 17-й дивизии генерал-майор Смит сообщил в Рангун, что, по его сведениям, на перевале, ведущем к Моулмейну, замечены крупные японские силы. Это было похоже на начало настоящего вторжения. На вопрос губернатора, можно ли надеяться удержать столицу, генерал Хаттон ответил, что шансы невелики, если в ближайшие 10 дней в Рангун не прибудут подкрепления.

Хаттон приказал бригаде, защищавшей перевалы, ведущие к Моулмейну, отступить, чтобы не быть окруженной японцами, та проделала это так быстро, что потеряла большую часть транспорта. И хотя потери в бригаде были невелики японцы ее не преследовали, боевой дух ее солдат был совершенно подорван. В Моулмейне тоже царила паника — японцы упорно бомбили аэродром и город. Смит приказал эвакуировать из города всех европейских и индийских женщин и детей, а дивизии отступить за р. Салуин. Однако Хаттон и прилетевший в Рангун с Явы Уэйвелл, только что назначенный главнокомандующим АБНА, решили, что отступать рано и следует попытаться удержать японцев у Моулмейна. Приказ об этом был передан уже эвакуировавшему свой штаб из Моулмейна генералу Смиту. Тот скрепя сердце покорился, опасаясь, что попадет в ловушку, имея за спиной труднопроходимую дельту Салуина, а впереди — горный хребет с несколькими тропами, на которых могли неожиданно появиться новые японские войска. Опасения Смита были оправданны — 26 января командующий 15-й японской армией генерал-лейтенант Йида приказал 55-й дивизии захватить Моулмейн, а 33-й дивизии — перейти границу севернее и двигаться на Рангун, отрезая Моулмейн от столицы.

Моулмейн обороняли четыре батальона, которые были растянуты на 20 км по фронту. Утром 30 января японские части атаковали английскую линию обороны одновременно с юга и востока. До вечера англичане упорно отражали все атаки японцев, которые наступали без танковой поддержки, так как танки нельзя было перебросить через горные перевалы. К вечеру командир сводной бригады Икин узнал, что японцы на лодках поднимаются по реке, разрезающей город, чтобы вклиниться в расположение его усталых батальонов. Хаттон и Смит к этому времени уже поняли, что Моулмейн удержать не удастся, и приказали отходить. Ночью бой продолжался на улицах города, освещенных очагами пожаров. Потеряв в общей сложности 600 человек, защитники города смогли уйти на западный берег Салуина, оставив часть арьергарда и всех раненых.

Линию фронта, образовавшуюся в результате отступления английских войск из Моулмейна, занимали четыре бригады. Четыре бригады — это примерно две дивизии, но по численному составу, вооружению и подготовке бригады, имевшиеся в распоряжении генерала Хаттона, значительно уступали японским частям. К тому же японцы полностью господствовали в воздухе. Положение английских войск осложнялось тем, что в 30 км к западу от их позиций протекала р. Ситаун, очень широкая в устье и подверженная действию приливов — приливная волна высотой до 6 м прокатывалась вверх по реке на 80 км. Через Ситаун был только один мост на железной дороге Моулмейн-Рангун. Оттуда до Рангуна оставалось 80 км по плоской равнине. У Хаттона не было надежды отбросить японские дивизии. Единственное, что ему оставалось, — это попытаться в течение месяца, необходимого для подхода подкреплений, удерживать японцев в междуречье. Отдать Рангун он не мог, потому что тогда терялась связь Бирмы с внешним миром. Тем не менее параллельно с подготовкой линии обороны Хаттон приказал начать вывоз из Рангуна как китайских, так и английских запасов военного снаряжения и материалов. Для. этого в его распоряжении были железная дорога, шоссе и река,: но остро не хватало транспортных средств и людей.

Надежда оставалась только на китайские войска, столь непредусмотрительно отвергнутые недавно. Забыв про имперские амбиции, Хаттон вылетел в северобирманский город Лашо, через который должен был пролететь в Индию Чан Кайши, и там от имени английского командования просил прислать армии, которые предлагал ранее Уэйвеллу глава чунцинского правительства. Чан Кайши разрешил себя уговорить, но повторил условие: китайские армии займут изолированные участки фронта. Чан Кайши мог позволить себе говорить с Хаттоном без дипломатических ухищрений — со дня на день должен был пасть Сингапур, японские войска вышли к Салуину и были готовы к наступлению на Рангун. Кроме того, в споре с англичанами Чан Кайши чувствовал за своей спиной поддержку Соединенных Штатов.

К этому времени четко обозначились различные подходы США и Великобритании к военным действиям на Востоке. Для американцев, имевших важные экономические интересы в Китае и вложивших крупные средства в его оборону, главным объектом заботы и тревоги помимо своих тихоокеанских владений был именно Китай. Президента Рузвельта, в частности, весьма беспокоил вопрос, не заключит ли Чан Кайши сепаратный мир с Японией в случае, если будет разочарован в своих союзниках. Сын президента Эллиот вспоминал, что отец говорил ему вскоре после Перл-Харбора: «Как ты думаешь, сколько японских дивизий освободится в таком случае? И куда они денутся? Они захватят Австралию, захватят Индию — ведь она уже готова упасть с ветки, как спелая слива. Затем они двинутся на Ближний Восток, и клещи нацистов и японцев сомкнутся там, изолировав Россию, отрезав Египет, перерезав все коммуникации в Средиземном море». Для англичан же война в этом регионе была войной по защите Британской империи — Китай оставался на втором плане. Когда в одной из бесед с Черчиллем во время Атлантической конференции Рузвельт предположил, что война положит конец колониальным европейским империям в Юго-Восточной Азии и что стремление к независимости приведет к изгнанию европейцев не только из этого региона, но и из Индии, возмущение Черчилля, который ставил своей основной целью сохранение империи, было так велико, что, как признавался он сам, он «среагировал столь бурно и так многоречиво», что президент больше никогда не поднимал этот вопрос. В результате этих разногласий и к Бирме, в защите которой были заинтересованы обе стороны, они подходили по-разному. Для США Бирма была воротами в Китай, основным путем его снабжения, для Англии — предмостьем Индии и тылом Сингапура.

1 января 1941 г. генерал Маршалл вызвал находившегося не у дел неуживчивого и колючего генерала Стилуэлла, специалиста по Китаю, проведшего там много лет в качестве военного атташе, и предложил ему отправиться в Чунцин в качестве начальника штаба Чан Кайши, которого назначили главнокомандующим всеми силами союзников на Китайском фронте. В обязанности Стилуэлла входило командование всеми американскими силами, находящимися в Китае, или теми, что будут туда направлены, помощь Чан Кайши в планировании операций, которые будут предприняты Китаем вместе с союзниками, и командование китайскими войсками на направлениях, важных для союзников. Кроме того, чтобы прибавить Стилуэллу веса при чунцинском дворе, он был назначен распорядителем американского ленд-лиза.

В начале февраля, когда генерал Стилуэлл летел в Чунцин, чтобы занять свой новый пост, в Рангун снова прибыл Уэйвелл. Он нашел состояние дел там настолько тревожным, что своей властью приказал повернуть в Бирму транспорты, которые везли в Сингапур 7-ю танковую бригаду; Действительно, в Сингапуре танки уже не были нужны, но и в Бирму они прибыли слишком поздно.

Японский командующий генерал Йида 30 января издал приказ: 55-й дивизии после занятия Моулмейна приготовиться к движению к северу, 33-й дивизии переправиться через Салуин у Пхаана. В ночь с 3 на 4 февраля авангард 33-й дивизии занял Пхаан, в то время как части 55-й дивизии проводили рекогносцировки с целью выявить слабые места в английской обороне на западном берегу реки.

9 февраля части японской армии получили приказ начать наступление на Рангун. Перед ними медленно отходили части 17-й дивизии, командир которой Смит настаивал на том, чтобы оторваться от противника и уйти за р. Билин, впадавшую в море на полпути от Салуина к Ситауну. Уэйвелл, а за ним и Хаттон возражали против этого — в таком случае японские войска оказывались слишком близко к Рангуну, в котором и без того царила паника. Из полумиллиона жителей в столице осталось чуть более 100 тыс. — в основном бирманцы, жившие на окраинах. Когда из города уходили на север последние поезда, драка за места была такой отчаянной, что пришлось послать на вокзал войска. Проникнув в поезд, солдаты извлекли оттуда, в частности, весь состав тюремного управления: надзиратели бросили свои посты и, давя детей и женщин, набились в вагоны. Спокойно вышедшие из тюрем уголовники (политических заключенных успели перевести в Мандалай) присоединились к мародерам, грабившим пустой город. Начальник тюремного управления Филдинг-Холл, узнав о происшедшем, застрелился. Сбежала из города и большая часть полицейских (полицейскими в Бирме, как правило, служили индийцы). Город патрулировали солдаты, которые сначала расстреливали мародеров, а затем стали арестовывать их и сгонять в порт, чтобы разгружать корабли. Но грузчиков все равно не хватало — когда 21 февраля прибыла долгожданная танковая бригада, танкистам пришлось самим выгружать боевые машины с транспортов на берег.

К этому времени Дорман-Смиту удалось эвакуировать практически всех англичан — как чиновников, так и дельцов. Но по мере того как линия фронта приближалась к столице, а в ней оставалось все меньше жителей, уверенность губернатора и военных в том, что удастся удержать Рангун, все уменьшалась. Последний удар ей нанесло падение Сингапура. Если неприступная крепость с гарнизоном в 70 тыс. человек сдалась японской армии, что же ожидает Бирму, которую защищает гораздо меньше войск?

Две великие державы воевали на территории этой страны. Одна из них считала, что имеет право владеть ею, не спрашивая мнения самих бирманцев, а если они оспаривали это право, их сажали в тюрьму. Другая держава объявила, что несет Бирме освобождение, хотя каждому трезвомыслящему бирманцу было понятно, что Японии нужны рис Бирмы, ее тик, ее нефть и вольфрам, ее рабочие руки. При этом самолеты, бомбившие Рангун и Мергуи, не разбирались, где англичане, а где — бирманцы, и жгли кварталы, города и деревни безотносительно от того, кто в них живет. Война унесла жизни десятков тысяч бирманцев, которые до того лишь изредка видели англичан и вряд ли даже подозревали о существовании японцев. Губернатор Бирмы Дорман-Смит признавался: «Перед нашими глазами разворачивалась бирманская трагедия. Бирманцы были ее настоящими жертвами. Их страну разоряли, их города жгли и стирали с лица земли, их железные дороги разбирали и взрывали, их довели до нищеты и отрезали от всего мира». Такими же безвинными жертвами войны оказались сотни тысяч индийцев и китайцев, живших до того в Бирме. Одни приехали туда работать, другие разбогатеть, но никто не ехал туда, чтобы погибнуть под бомбами. И когда, умирая от голода, сквозь бирманские деревни потянулись бесконечные колонны индийцев, которых до войны не любили в Бирме (не любили лавочника, не любили ростовщика, не любили даже кули, который сбивает цену на работу), мало кого из бирманских крестьян охватывало злорадство. Наиболее совестливые из англичан понимали, что ответственность за смерть индийцев на лесных перевалах, а бирманцев — у собственных домов лежит на великой Британской империи, хотя не все догадывались, сколь близко крушение этой империи.

Наконец-то генерал Хаттон подсчитал, что для обороны Бирмы потребуется как минимум шесть дивизий, и сообщил об этом в Лондон. Подкрепления можно было прислать либо из Африки, либо с Ближнего Востока. Из Индии, армия которой и так была ослаблена тем, что многие индийские части были посланы на Ближний Восток или погибли в Сингапуре, англичане больше брать не хотели — внутреннее положение в стране было настолько напряженным, что существовали опасения, не отделится ли Индия от империи. Поэтому Черчилль обратился к премьеру-министру Австралии с просьбой отправить в Бирму две австралийские дивизии, которые направлялись к Сингапуру, но опоздали. Австралийское правительство неожиданно ответило отказом, заявив, что войска нужны для обороны самой Австралии, границы которой беззащитны перед японской агрессией.[5] Таким образом, в Бирме приходилось рассчитывать лишь на собственные силы и гипотетическую помощь китайских армий.

На р. Билин 17-я дивизия, наконец-то собравшаяся воедино, смогла продержаться четыре дня. Решающую роль в этом сыграли два фактора: во-первых, подход 48-й индийской бригады, состоявшей из боеспособных гуркхских частей, во-вторых, осторожность генерала Йиды. Последний в отличие от покорителя Малайи Ямаситы предпочитал действовать наверняка и накапливать преимущество над противником, прежде чем наступать. Впрочем, когда 19 февраля японская разведка перехватила переданную открытым текстом радиограмму противника с приказом отступать к р. Ситаун и концентрироваться у железнодорожного моста, Йида понял, что наступила возможность нанести решающий удар по английским войскам — при условии, что удастся выйти к мосту раньше, чем туда подойдут англичане.

Задача, стоявшая перед 215-м японским полком, которому было приказано напрямик через джунгли прорваться к мосту, была сложной — ему предстояло пройти почти 50 км без дорог и, выйдя к реке, немедленно вступить в бой. Расчет японского командования строился на том, что англичане задержатся с отступлением и не учтут возможности обходного маневра японцев. И этот расчет оправдался.

На рассвете 20 февраля, оторвавшись от противника, 16-я английская бригада вышла в район городка Чайтхо, пройдя за сутки почти 30 км. Отсюда до моста оставалось не более 25 км, однако впереди путь усложнялся. Если до Чайтхо шла шоссейная дорога и дивизия, обремененная артиллерией, обозом и госпиталями, продвигалась сравнительно быстро, то дорога от Чайтхо до городка Ситаун, расположенного у моста, была проселочной, разбитой машинами и изрытой воронками от бомб. Накануне вечером, ведя арьергардные бои с японцами, к Чайтхо вышла и 48-я бригада. Наконец, в том же районе остановилась и 46-я бригада. Таким образом, вся дивизия скопилась на небольшом плацдарме, мост же через Ситаун охраняла одна рота, выдвинутая из Рангуна. Если бы японский полк успел к мосту 20 февраля, он бы смог захватить его без всякого сопротивления. К счастью для англичан, переход через джунгли оказался куда труднее, чем рассчитывало японское командование.

20 февраля штаб генерала Смита начал планировать отход дивизии к мосту. На это ушел весь день: следовало решить сложную проблему, как пропустить дивизию по узкой, разбитой проселочной дороге, а затем через мост, недавно открытый для железнодорожного сообщения. Мост состоял из 11 пролетов по 50 м каждый — в этом месте река сужалась, а выше моста и ниже его разливалась до километровой ширины и течение было быстрым. С восточного берега над мостом господствовали два крутых холма — холм Пагоды и холм Будды. На первом возвышалась позолоченная пагода, на втором — громадная статуя Будды.

Движение к мосту дивизия должна была начать утром 21 февраля. В первую очередь предполагалось отправить роту саперов, чтобы подготовить его взрыв, и сторожевой батальон, в задачу которого входила защита предмостного укрепления. Затем выдвигались дивизионный штаб и службы, за ними 48-я и 16-я бригады и, наконец, в арьергарде 46-я бригада. Отступление должно было занять два дня. К вечеру 21 февраля планировалась переправа на западный берег одного батальона и штаба, все остальные части должны были провести ночь на дороге. Казалось, что штаб дивизии полностью игнорировал японцев, словно их и не было.

На рассвете 21 февраля дивизия начала движение в соответствии с диспозицией. Слышались выстрелы — передовые посты японцев завязали перестрелку на окраинах Чайтхо, как бы напоминая, что переход не будет тихим и мирным. День выдался очень жарким. Густые тучи красной пыли поднимались над проселком, забитым машинами и повозками, — войска шли по обочинам. Все время налетали японские самолеты и движение на дороге замирало. Бригадир Икин, находившийся в арьергарде, волновался — он понимал, что время упущено, и считал, что главной ошибкой помимо задержки отступления на целый день было запрещение перебросить хотя бы часть дивизии к мосту ночью.

В середине дня на английскую колонну, уже растянувшуюся на несколько километров, налетели все имевшиеся в наличии в Рангуне бомбардировщики и истребители. Оказывается, воздушная разведка донесла, что по дороге из Чайтхо к мосту движутся крупные японские силы. Потери, которые понесла дивизия от этого слишком удачного налета британской авиации, были большими, чем во всех предыдущих боях. И главное, движение колонны застопорилось на несколько часов, так как дорога была забита разбитыми грузовиками и повозками.

Только к вечеру батальон, выделенный для охраны моста, добрался до Ситауна. Там обнаружилось, что предмостные укрешения не готовы, а минирование моста только началось и потребуются еще сутки, чтобы его завершить. Наступила ночь. Дивизия растянулась вдоль дороги на 25 км. Передовые части находились у моста, основная часть дивизии заночевала в карьерах Моупалина, не дойдя до моста примерно 10 км, тогда как 46-я бригада все еще оставалась в Чайтхо.

На следующее утро передовые части дивизии начали переправу. В первые же минуты один из грузовиков провалился колесами сквозь настил, положенный на железнодорожные пути, и возникла пробка — для того чтобы расчистить мост, потребовалось около трех часов. Японские самолеты несколько раз поливали из пулеметов скопление машин, но мост не бомбили, рассчитывая, что он достанется им целым. Наконец, к 7 час. утра на западный берег смогли перейти два батальона 48-й бригады и штаб дивизии. После этого Смит передал командование зоной моста командиру 48-й бригады Хью-Джонсу, а сам отправился с штабом дальше к Рангуну.

Вскоре раздалась ожесточенная стрельба — это 215-й полк все же одолел джунгли и вышел к переправе. В наступившей панике казалось, что японцам вот-вот удастся прорваться к мосту. Однако в отчаянной схватке оставшиеся на восточном берегу два батальона 48-й бригады смогли остановить наступление японцев, которые были настолько измотаны переходом, что буквально валились на землю от усталости. Затем Хью-Джонс выдвинул часть своих сил на холм Пагоды и холм Будды.

Тем временем к мосту подошел авангард английской 16-й бригады. Не имея связи со своими, командир бригады Джонс предположил, что японцы уже овладели позициями у моста, и решил занять господствующие над окружающей местностью холмы. Подтянув артиллерию, Джонс начал яростный обстрел холмов, и английские войска, удерживавшие их, были вынуждены отступить. В бой вмешались и японцы, наступила всеобщая неразбериха, но в конце концов передовые части бригады Джонса заняли холмы. Основные силы бригады все еще находились у Моупалина, где вели бой с японскими войсками. Дело в том, что во время марша от Чайтхо к мосту в разрыв между 46-й, арьергардной, и 16-й бригадой, составлявший около мили, вклинились с фланга группы японцев, вышедшие к шоссе из джунглей. Часть их стала преследовать 16-ю бригаду, а остальные установили на дороге баррикаду, и ничего не подозревавший авангард 46-й бригады натолкнулся на огонь японских пулеметов. Командир бригады Икин решил спасти положение, применив японскую же тактику, — он собрал вокруг себя примерно 500 человек и повел их джунглями в обход японского заслона, приказав остальным также пробиваться к реке. Однако войска Икина к таким действиям не были готовы и вскоре заблудились в лесу. Лишь в темноте примерно 300 человек выбрались к Моупалину неподалеку от р. Ситаун. Разрозненные части бригады Икина всю ночь тянулись к Моупалину, к позициям, занимаемым 16-й бригадой, командир которой Джонс все еще безуспешно пытался связаться со штабом дивизии.

На западном берегу Ситауна находились в это время лишь два батальона 48-й бригады. Остальные 10 батальонов дивизии все еще не переправились через мост. Хью-Джонс, стоявший со своим штабом у моста, не знал о судьбе войск, оставшихся на восточном берегу, в том числе и двух своих батальонов.

В часы, когда 46-я бригада пробивалась лесом к Моупалину, а 16-я отражала атаки японских войск, саперы завершили минирование трех центральных пролетов моста. Ночью к мосту начали подходить и переправляться через него отдельные группы солдат 16-й и 46-й бригад, отбившиеся от своих в бою и ничего не знавшие об их судьбе. Допросив их, Хью-Джонс решил, что обе бригады уже разбиты японцами. В 4 час. 30 мин. утра в штабе дивизии, который располагался в 15 км западнее моста, раздался телефонный звонок — Хью-Джонс сообщил, что сможет удерживать мост не более часа, а затем, чтобы не отдать его японцам, должен будет его взорвать. Об этом разговоре было доложено генералу Смиту, который весь день провел в ожидании вестей с Ситауна, очень переживал, но так и не собрался доехать до моста, и генерал, «полагая, что большая часть дивизии уже перешла через мост, дал распоряжение командиру бригады взорвать его, выбрав для этого наиболее подходящий момент». Это нелепое сочетание паники командира бригады, которому была поручена охрана моста, и полной неосведомленности командира дивизии о судьбе вверенных ему войск и привело к событию, вошедшему в историю Второй мировой войны под названием «катастрофа у Ситауна».

В 5 час. 30 мин. 23 февраля, не в силах выдержать нервного напряжения, бригадир Хью-Джонс взорвал мост через Ситаун, оставив на восточном берегу этой реки почти половину британских войск, защищавших Бирму. Услышав взрывы и поняв, что они означают, командир 16-й бригады Джонс, назначивший на рассвете общую атаку, чтобы пробиться к мосту, отменил наступление и приказал всем, кто не находился на передовых позициях, спуститься к реке, рубить деревья и строить плоты. Утром, когда плоты еще не были готовы, на расположение бригады налетели японские бомбардировщики и сбросили на сухой лес зажигательные бомбы. В это время к Джонсу присоединился Икин с остатками своей бригады. Вот как он описывает сцену, представшую перед его глазами: «На берегу царил хаос и беспорядок: сотни людей бросали оружие, раздевались и бежали к воде... с оружием уплывали лишь те, кому хватило места на плотах... когда мы пересекали реку, я понял, что она представляет собой сплошную массу голов. С неба нас атаковали самолеты, с восточного берега поливали огнем пулеметы». На берегу порядок еще сохранялся, но у реки части перепутались; не все даже умеющие плавать решились броситься в быструю реку, разлившуюся в том месте на километр. Те, кто ушел в джунгли в поисках более удобного места для переправы, большей частью погибли или попали в плен. Несколько смельчаков смогли натянуть канаты через проваленные пролеты моста, но по этим канатам удалось перевести лишь немногим более 300 человек.

Жалкие крохи того, что было за день до того 17-й дивизией, собирались в районе Пегу. Дивизия потеряла всю артиллерию, автомашины и обоз, в руках японцев оказались почти все раненые. Вместе с теми двумя батальонами, что перешли реку по мосту, в составе дивизии осталось лишь 80 офицеров и 3404 рядовых, причем только у 1420 были винтовки.

Разгром на Ситауне был вызван в первую очередь смелым решением японского командования бросить сквозь лес один из полков, который смог выйти к мосту, когда переправа только началась. Однако и английское командование сделало все возможное, чтобы этот разгром был окончательным.

20 февраля генерал Уэйвелл получил на Яве очередную радиограмму от Хаттона, в которой снова говорилось, что если в ближайшие дни в Бирму не прибудут подкрепления, то после крушения линии обороны на Ситауне Рангун неизбежно падет. В предвидении этого британское командование приказало закрыть рангунский порт для всех судов, кроме тех, что везут войска. Хаттон сообщил также, что начинает эвакуацию всех складов в Аракан, а авиацию перебазирует в Магуэ. Реакция Уэйвелла на это сообщение была бурной. «Ради бога, с чего бы линии обороны на Ситауне рухнуть?" — спрашивал он в ответном послании 21 февраля, когда битва за мост только начиналась. Получив дополнительные сведения из Бирмы, Уэйвелл писал в тот же день: «Не вижу никаких оснований для того, чтобы прекратить бои за Рангун и продолжать отступление. Вы уже остановили противника, он устал и понес тяжелые потери. Нет никаких данных, что он превосходит вас числом. Необходимо прекратить отступление и контратаковать при первой возможности».

За три дня до этого вице-король Индии предложил Черчиллю сменить командование в Бирме, так как оно лишено боевого духа и не справляется со своими обязанностями. В тот же день премьер-министр сообщил Уэйвеллу, что Лондон предлагает кандидатуру генерала Гарольда Александера. Сначала Уэйвелл воздержался от ответа — ведь Хаттон был его протеже. Но, получив пессимистическую телеграмму от Хаттона 20 февраля, Уэйвелл отбросил сомнения и сообщил в Лондон, чтобы Александера посылали немедленно. Хаттона оставили при нем начальником штаба, как имеющего опыт боев в Бирме.

В ожидании приезда нового командующего Хаттон подтягивал к Пегу части с севера и из тыла, чтобы восстановить линию обороны, и в то же время сообщал Уэйвеллу и в Лондон, что сдавать Рангун японцам он, конечно, не намерен, однако уверен, что город все равно не удержать. Его пессимизм не могли развеять успехи английских и американских летчиков, отразивших в эти дни два крупных японских налета на Рангун, в которых японская авиация потеряла немало самолетов. Победы англичан были пирровыми: если перед первым налетом у них было 46 истребителей, то после второго осталось всего 10. Некоторые машины можно было бы еще починить, но не хватало запасных частей.

Что касается генерала Александера, то о его назначении Черчилль написал в своих воспоминаниях: «В нашем распоряжении не было войск, которые могли бы достичь Рангуна вовремя, чтобы его спасти. Но если мы не могли послать армию, мы могли послать одного человека». Это звучит красиво, однако нельзя забывать, что появление нового командующего не помогло отстоять ни Рангун, ни Бирму в целом.

4 марта Александер прилетел в Индию. Там его встретил Уэйвелл, который именно в эти дни лишился командования исчезнувшей зоной АБНА и был возвращен в Индию командовать Индийской зоной.

Над Рангуном в конце февраля стояли облака черного дыма. Горел подожженный японской авиацией нефтеперерабатывающий завод в Сириаме (Танхльине), горели склады. Из них, помимо всего прочего, не успели вывезти 972 несобранных грузовика, 5 тыс. покрышек, 1 тыс. пулеметов и несколько тысяч тонн военного снаряжения. В пустом горящем городе слышались выстрелы — патрули расстреливали мародеров, бандиты стреляли по проезжавшим машинам.

Вечером 27 февраля губернатор Дорман-Смит объехал город. «Я не заметил никаких грабежей, — записал он в дневнике, — полагаю, что грабить уже нечего». Затем он сообщил в Лондон: «Собрав всю доступную информацию, я решил, что Рангун должен быть эвакуирован завтра. Если не случится чуда, начнем взрывать в 7 час. утра 1 марта. Я намерен покинуть город в 8 час. утра, как только будут отданы последние указания». Жена губернатора уже уехала с собачкой и одним чемоданом в «роллс-ройсе», в котором поместились еще три жены высокопоставленных чиновников колонии. За «роллс-ройсом» ехало три грузовика со слугами — удалось взять с собой лишь 60 человек.