Плен хуже смерти

Плен хуже смерти

Андрей Мороз

Из множества приказов периода Великой Отечественной войны особую известность обрели два — приказ Ставки ВГК от 16 августа 1941 года № 270 и приказ наркома обороны СССР от 28 июля 1942 года № 227 («Ни шагу назад!»). Оба вышли под грифом «Без публикации» и действительно долгие годы не публиковались либо публиковались фрагментами. Эти крайне суровые документы, несомненно, продиктованы моментом, критической ситуацией на фронтах. По воспоминаниям фронтовиков, они оказали сильное эмоциональное воздействие на армию, каждого задели за живое, заставили вновь и вновь задуматься о личной ответственности за спасение Отечества, своего дома, своей семьи.

Но спустя годы, когда появилась возможность вновь и вновь переосмыслить пережитое, оценить все последствия войны, когда прояснилась судьба персонально упомянутых приказом № 270 людей, стало очевидным: при всей мобилизующей силе в этом приказе много неправедного, несправедливого, неприемлемого.

«Не только друзья признают, — говорилось в приказе, — но и враги наши вынуждены признать, что в нашей освободительной войне с немецко-фашистскими захватчиками части Красной Армии, громадное их большинство, их командиры и комиссары ведут себя безупречно, мужественно, а порой — прямо героически. Даже те части нашей армии, которые случайно оторвались от армии и попали в окружение, сохраняют дух стойкости и мужества, не сдаются в плен, стараются нанести врагу побольше вреда и выходят из окружения».

Да, и в первые, самые горькие, самые трагические для нашей армии дни и недели войны все обстояло так. Только трудно согласиться, что части оказывались в окружении случайно. Начало войны складывалось бы иначе, если бы Красную Армию своевременно привели в готовность к отражению неизбежного нападения противника, если бы у политического и военного руководства страны не было стратегических заблуждений по поводу характера предстоящей войны, если бы Кремль вовремя преодолел теряющее всякие оправдания стремление не дать гитлеровцам повода для вторжения.

Примеры же организованности, самообладания, силы духа, проявленных частями Красной Армии в окружении, в приказе убедительны. В них, что тоже справедливо отмечено, тогда не было недостатка.

«Зам. командующего войсками Западного фронта генерал-лейтенант Болдин, — гласил приказ, — находясь в районе 10-й армии около Белостока, окруженной немецко-фашистскими войсками, организовал из оставшихся в тылу противника частей Красной Армии отряды, которые в течение 45 дней дрались в тылу врага и пробились к основным силам Западного фронта. Они уничтожили штабы двух немецких полков, 26 танков, 1049 легковых, транспортных и штабных машин, 147 мотоциклов, 5 батарей артиллерии, 4 миномета, 15 станковых пулеметов, 3 ручных пулемета, 1 самолет на аэродроме и склад авиабомб. Свыше тысячи немецких солдат и офицеров были убиты. 11 августа генерал-лейтенант Болдин ударил немцев с тыла, прорвал немецкий фронт и, соединившись с нашими войсками, вывел из окружения вооруженных 1654 красноармейца и командира, из них 103 раненых.

Комиссар 8-го мех. корпуса бригадный комиссар Попель и командир 406-го сп полковник Новиков с боем вывели из окружения вооруженных 1668 человек. В упорных боях с немцами группа Новикова — Попеля прошла 650 километров, нанося огромные потери тылам врага.

Командующий 5-й армией генерал-лейтенант Кузнецов и член военного совета армейский комиссар 2-го ранга Бирюков с боями вывели из окружения 498 вооруженных красноармейцев и командиров частей 5-й армии и организовали выход из окружения 108-й и 64-й стрелковых дивизий».

10-я армия оказалась в окружении уже к концу июня 1941 года, героически сражалась с противником до 8 июля, сковывая и замедляя его продвижение, а затем при остром недостатке боеприпасов и горючего небольшими группами и отрядами по тылам врага прорывалась на восток.

Один из таких отрядов, численно прираставший в пути, возглавил заместитель командующего войсками Западного особого военного округа генерал-лейтенант Иван Болдин, опытный военачальник, командовавший в предвоенные годы войсками Калининского, Одесского военных округов. Его опорой в отряде стал полковник Иван Стрельбицкий, командир 8-й артиллерийской противотанковой бригады. На одном из переходов группа приняла в свой состав двух генералов — командира 21-го стрелкового корпуса Владимира Борисова и командира 27-й стрелковой дивизии Александра Степанова. Все боевые вылазки отряда, не имеющего связи со штабом фронта, были дерзкими и в то же время осмотрительными. На счету был каждый человек, каждый патрон. Всепроникающими разведчиками проявили себя в тылу врага старший политрук Кирилл Осипов и лейтенант Андрей Дубинец. После прорыва к своим они стали Героями Советского Союза. Осипов дожил до Победы, а Дубинец погиб в 1942-м под Сталинградом.

С ноября 1941 года генерал-лейтенант Болдин командовал 50-й армией, которая героически обороняла Тулу, участвовала в контрнаступлении под Москвой. Иван Стрельбицкий в дальнейшем командовал артиллерией 2-й гвардейской армии, в 1944 году стал генерал-лейтенантом артиллерии, был награжден орденами Суворова I степени, Кутузова I и II степени.

Упомянутый в приказе бригадный комиссар Николай Попель после прорыва к своим был членом военного совета 38, 21, 28-й армий, 1-й гвардейской танковой армии. В ноябре 1943 года получил звание генерал-лейтенант танковых войск.

Его собрат по окружению командир 406-го стрелкового полка полковник Тимофей Новиков, приняв под свое командование 181-ю стрелковую дивизию, тоже стал генералом. Но участь его трагична. В 1942 года в результате тяжелого ранения он был захвачен немцами в плен и замучен.

Генерал-лейтенант Василий Кузнецов, воевавший подпоручиком еще в Первую мировую, и после выхода из окружения командовал армиями — 21, 58, 1-й ударной, 63-й, 1-й гвардейской, в звании генерал-полковника брал Берлин. Вписал свою строку в историю войны и Николай Бирюков. Он закончил службу генерал-полковником танковых войск. После Победы командовал бронетанковыми и механизированными войсками ЗабВО, был заместителем командующего бронетанковыми и механизированными войсками Советской Армии по политчасти.

Далеко не у всех, кто вырывался с остатками войск из окружения, судьбы складывались благополучно. Командира, полк или дивизия которого попадала в окружение и несла из-за этого особенно большие потери, легко было обвинить, говоря языком УК РСФСР того времени, в «бездействии власти, халатном отношении к службе и сдаче неприятелю вверенных ему сил». Эта статья коснулась, ломая судьбы, многих.

Отметив стойкость наших войск, высокий моральный дух бойцов, командиров и комиссаров, приказ № 270 далее гласил:

«Но мы не можем скрыть и того, что за последнее время имели место несколько позорных фактов сдачи в плен врагу. Отдельные генералы подали плохой пример нашим войскам.

Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов, находясь вместе со штабом группы войск в окружении, проявил трусость и сдался в плен немецким фашистам. Штаб группы Качалова из окружения вышел, пробились из окружения части группы Качалова, а генерал-лейтенант Качалов предпочел сдаться в плен, предпочел дезертировать к врагу:

Генерал-лейтенант Понеделин, командовавший 12-й армией, попав в окружение противника, имел полную возможность пробиться к своим, как это сделало подавляющее большинство частей его армии. Но Понеделин не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике, струсил и сдался в плен врагу, дезертировал к врагу, совершив таким образом преступление перед Родиной, как нарушитель военной присяги.

Командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов, оказавшийся в окружении немецко-фашистских войск, вместо того чтобы выполнить свой долг перед Родиной, организовать вверенные ему части для стойкого отпора противнику и выхода из окружения, дезертировал с поля боя и сдался в плен врагу. В результате этого части 13-го стрелкового корпуса были разбиты, а некоторые из них без серьезного сопротивления сдались в плен».

Генерал-лейтенант Владимир Качалов попал в приказ, гулким эхом отозвавшийся в войсках, как выяснилось спустя годы, с подачи армейского комиссара 1-го ранга Льва Мехлиса, которому чем-то очень не понравился. В момент подготовки приказа данных, подтверждающих сдачу в плен командующего 28-й армией, не было.

Перед войной В. Я. Качалов командовал войсками Архангельского военного округа. С началом войны штаб округа стал штабом 28-й армии, включающей в свой состав семь необстрелянных стрелковых дивизий. Выдвинутая из Кирова под Брянск в прифронтовую полосу армия стала вторым эшелоном Западного фронта. В середине июля 1941 года из армии была выделена группа из двух стрелковых дивизий (149-й и 145-й) и одной танковой —104-й, переброшенной из ТуркВО. Группа, которую возглавил Качалов, получила наступательную задачу — из района Рославля, с берегов Десны пробиться на помощь сражающемуся Смоленску. Задача в той обстановке оказалась непосильной: многократное превосходство было на стороне врага. Противник господствовал в воздухе. Спасти группу от полного окружения и уничтожения можно было только отводом за Десну. Этим и занимался до своего последнего часа генерал Качалов. Спасти лично себя ему было нетрудно. Последний раз его видели живым как раз на переправе, подвергаемой непрерывным бомбовым ударам с воздуха. С горечью убедившись, что к реке пробилось слишком мало войск, командарм отдал последние распоряжения, решительным жестом отправил за спасительную Десну даже своего порученца подполковника И. Погребивского с автомашиной и на танке Т-34 отправился спасать истекающие кровью уже разрозненные подразделения группы.

Надо отдать должное политработникам 28-й армии, с которыми Качалов простился на переправе: члену военного совета бригадному комиссару В. И. Колесникову и начальнику политотдела дивизионному комиссару В. П. Терешкину. При докладе начальнику Главного политуправления РККА Л. З. Мехлису они были непоколебимы в своем выводе: Качалов сдаться в плен не мог. Мехлис презрительно назвал их «политическими младенцами»…

Истинную судьбу Владимира Яковлевича Качалова легко было установить сразу после освобождения Смоленщины от оккупантов. Да только никто не решался на опрос населения.

Генерал Качалов погиб 4 августа 1941 года в боевых порядках войск, выходящих из окружения у деревни Старинка. Крестьяне похоронили его в братской могиле у села Крайники. Как и полагалось, в верхнем ряду, первым справа. Вскрыв могильный холм в октябре 1952 года, командарма по останкам опознали сразу: под танковым комбинезоном была генеральская форма, рост 188 сантиметров, старые ранения с характерным повреждением костей. У бывшего сельского старосты на чердаке нашли принадлежавшие Качалову кожанку и сапоги. Нашли, между прочим, и печатное упоминание о гибели и захоронении командующего русской 28-й армией в немецкой газете «Мюнхише Беобахтер» от августа 1941 года.

В декабре 1953 года В. Я. Качалов, заочно осужденный к расстрелу, был реабилитирован. Но лишь через десять лет, 24 октября 1963 года, Маршал Советского Союза А. И. Еременко со страниц «Красной звезды» впервые публично сообщил правду о его судьбе и обстоятельствах гибели. В мае 1965 года Качалова посмертно наградили орденом Отечественной войны I степени, а 25 сентября 1967 года на окраине Старинки, где командарм и его боевые друзья погибли, открыли памятный обелиск.

Не трусость, а высокое самообладание, самоотверженность, верность командирскому долгу проявил в последние часы своей жизни генерал Качалов. Во многом благодаря ему из окружения пробились штаб и части группы. Правда, начальник штаба генерал-майор Павел Егоров, оставшийся в эпицентре боевых действий до последнего, был буквально растерзан озверевшими гитлеровцами. В окружении, но уже в 1942-м, под Харьковом, геройски погиб и его родной брат — генерал-майор Даниил Егоров.

А вот командиры всех трех дивизий, составлявших группу, из окружения вырвались. Командир 149-й стрелковой дивизии генерал-майор Федор Захаров в дальнейшем командовал 81-м стрелковым корпусом, который в апреле 1945 года первым ворвался в Кёнигсберг Именем Героя Советского союза Захарова названа одна из калининградских улиц. Вырвался за Десну с частью танков (на одном из КВ насчитали 102 снарядные вмятины) командир 104-й танковой дивизии полковник Василий Бурков. Он был ранен в оба плеча. В 1943 году Василий Герасимович стал генерал-лейтенантом танковых войск и в этом звании встретил Победу.

Иначе складывалась судьба командира 145-й стрелковой дивизии генерал-майора Александра Вольхина. После прорыва из окружения его направили командиром запасной стрелковой бригады в СКВО. В июле 1942 года он принял под свое командование 147-ю стрелковую дивизию, входившую в состав Сталинградского фронта. И вновь дивизия, оборонявшаяся на правом берегу Дона, под Суровикино, не имея приказа на отход, попала в окружение. Генерал и на этот раз прорвал кольцо, вывел часть сил за Дон.

Но пополнять соединение, командовать им Вольхину не позволили. Состоялся приговор. Самый суровый. Правда, его смягчили и вернули осужденного на фронт в звании майора — заместителем командира стрелкового полка. Вскоре Вольхину вновь доверили дивизию — 251-ю стрелковую, затем он принял под свое начало корпус — 45-й стрелковый, повторно получил звание генерал-майора. После Победы A. A. Вольхин был начальником Объединенных курсов усовершенствования офицерского состава в МВО.

Вырвался из окружения на восточный берег Десны раненным в руку и ногу и начальник тыла 28-й армии генерал-майор интендантской службы Дмитрий Фоменко, возглавлявший до войны обозно-хозяйственное управление Наркомата обороны. После Победы он еще долго служил в БВО.

Таковы судьбы людей, жизнь которых, возможно, оборвалась бы еще в августе 41-го, если бы командарм Качалов не выполнил свой долг до конца, изменил присяге.

Не заслуживали уничтожительного осуждения, которое дано им в приказе № 270, генерал-майор П. Г. Понеделин (ошибочно названный в документе генерал-лейтенантом) и генерал-майор Н. К. Кириллов, хотя они действительно попали в плен. Павла Понеделина Маршал Советского Союза И. Х. Баграмян назвал в мемуарах одним из самых образованных командармов. «В свое время, — писал маршал, — он возглавлял штаб Ленинградского военного округа, руководил кафедрой тактики в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Большой знаток тактики высших соединений, отлично разбиравшийся в вопросах военного искусства, Понеделин в нашем округе пользовался большим авторитетом».

Генерал Кириллов тоже был опытным и умелым командиром. Но и такие военачальники в сорок первом, попав в окружение, теряли нити управления подчиненными и оказывались бессильными. Баграмян ведь и сам вырвался из капкана под Киевом чудом.

Все обстоятельства пленения Понеделина и Кириллова были установлены, когда их уже не было в живых. Нашлись свидетели, которые видели, как на генералов, проводивших рекогносцировку с опушки леса, внезапно набросились до тридцати немецких автоматчиков. В рукопашной Кириллов был ранен. Свидетели, видя это с расстояния, помочь чем-либо командующему армией и командиру корпуса не могли: организованных, управляемых командой сил уже не было.

В сорок пятом Понеделин и Кириллов в числе других наших генералов, оказавшихся в германском плену, вернулись на родину. Вернулись добровольно, самолетом из Парижа, куда их вывезли из лагеря союзники. Приказ № 270 между тем все еще действовал, приговор, вынесенный Понеделину и Кириллову заочно в 41-м, не был отменен. Спустя девять лет, в августе 50-го, вынесли новый — такой же. А еще через пять лет обоих посмертно реабилитировали.

Когда, опираясь на новые знания, имея возможность смотреть в прошлое с высоты опыта, вникаешь в каленые строки приказа № 270, то убеждаешься: в августе 41-го Ставка ВГК просто не располагала достоверными фактами хотя бы единичной генеральской измены. Их просто не было. Ничтожная горстка предателей во главе с генерал-лейтенантом А. Власовым объявилась позже. Власов, кстати, пытался привлечь Понеделина к сотрудничеству. Тот, что зафиксировано показаниями очевидцев, плюнул ему в лицо.

Есть в памятном приказе вроде бы очень правильные слова, под которыми в эмоциональном порыве самому хочется подписаться:

«Можно ли терпеть в рядах Красной Армии трусов, дезертирующих к врагу и сдающихся ему в плен, или таких малодушных начальников, которые при первой заминке на фронте срывают с себя знаки различия и дезертируют в тыл? Нет, нельзя! Если дать волю этим трусам и дезертирам, они в короткий срок разложат нашу армию и загубят нашу Родину. Трусов и дезертиров надо уничтожать.

Можно ли считать командирами батальонов или полков таких командиров, которые прячутся в щелях во время боя, не видят поля боя, не наблюдают хода боя на поле и все же воображают себя командирами полков и батальонов? Нет, нельзя! Это не командиры полков и батальонов, а самозванцы. Если дать волю таким самозванцам, они в короткий срок превратят нашу армию в сплошную канцелярию. Таких самозванцев нужно немедленно смещать с постов, снижать по должности в рядовые, а при необходимости расстреливать на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей из рядов младшего начсостава или из красноармейцев».

А задумавшись, понимаешь: неразумно сеять в армии всеобщую подозрительность, недоверие. Нельзя сильными, но в то же время общими словами подрывать авторитет командного состава. Нельзя обманываться в том смысле, что сержант и тем более красноармеец, пусть и самый мужественный, в состоянии заменить комбата или комполка.

Невозможно признать праведным и требование приказа считать всех, кто оказался в плену, злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину.

Даже сами разработчики приказа вскоре опомнились и кое-что уточнили. Запрещалось, в частности, подвергать репрессиям семьи, где кроме попавшего в плен воевал еще кто-либо, семьи, оказывавшие помощь партизанскому движению, семьи, имевшие в своем составе удостоенных государственных наград… В отношении родных Качалова, Понеделина, Кириллова никаких смягчающих обстоятельств не нашлось.

И. Сталин подписал приказ № 270 в качестве председателя Государственного Комитета обороны. Под приказом подписи его заместителя по ГКО В. Молотова, Маршалов Советского Союза С. Буденного, К. Ворошилова, С. Тимошенко, Б. Шапошникова, генерала армии Г. Жукова. Как собирались подписи, отдельный разговор, о сути которого догадаться нетрудно.

Можно сказать, что именно приказ от 16 августа 1941 года переводил практически всех захваченных врагом в плен в разряд предателей. Немцы не раз злорадно транслировали его через лагерные громкоговорители.

В плен же попадают по-разному. Одни — по трусости и малодушию, не исчерпав все возможности борьбы. Это — позор и преступление. Это ничем нельзя оправдать. Но в плену нередко оказываются — и тому немало подтверждений — даже люди исключительного мужества. Вспомним, к примеру, старшину Черноморского флота Павла Дубинду, который тяжело контуженным попал в плен при обороне Севастополя. Бежать из плена ему удалось лишь в марте 1944 года. Но он успел стать и полным кавалером ордена Славы, и Героем Советского Союза.

Вспомним, что муки плена выпали на долю в то время лейтенанта Владимира Лавриненкова. Он, уже Герой Советского Союза, в одном из воздушных боев столкнулся с самолетом противника — «рамой» — и был вынужден покинуть истребитель с парашютом над расположением врага. Бежать плененному летчику удалось из поезда, которым его везли в Берлин. Лавриненков, вернувшись в строй, удостоился второй звезды Героя Советского Союза, после войны стал генерал-полковником авиации.

…О приказе № 270 можно было бы и не вспоминать. В нем еще не отразился тот бесценный опыт войны, который пришел к советскому политическому и военному руководству позднее. В нем еще нет по-настоящему глубокого проникновения в сложившуюся на фронтах обстановку, нет ощущения истинных настроений в действующей армии, он во многом нацелен на устрашение. И если мы о нем все-таки вспомнили, то лишь потому, что прошлое обязывает нас руководствоваться уроками истории. В мирное время важно так выстраивать законодательство, касающееся плена и пленных, чтобы жизнь и право не вступали в конфликт.

* * *

Приказ народного комиссара обороны СССР

№ 0391 4 октября 1941 года

О фактах подмены воспитательной работы репрессиями

За последнее время наблюдаются частые случаи незаконных репрессий и грубейшего превышения власти [слова «превышения власти» написаны рукой Сталина вместо зачеркнутых слов «нарушения дисциплинарных прав»] со стороны отдельных командиров и комиссаров по отношению к своим подчиненным.

Лейтенант 288 сп Комиссаров без всяких оснований выстрелом из нагана убил красноармейца Кубицу.

Бывший начальник 21 УР полковник Сущенко застрелил мл. сержанта Першикова за то, что он из-за болезни руки медленно слезал с машины.

Командир взвода мотострелковой роты 1026-го стрелкового полка лейтенант Микрюков застрелил своего помощника — младшего командира взвода Бабурина якобы за невыполнение приказания.

Военный комиссар 28-й танковой дивизии полковой комиссар Банквицер избил одного сержанта за то, что тот ночью закурил; он же избил майора Занозного за невыдержанный с ним разговор.

Начальник штаба 529-го стрелкового полка капитан Сакур без всяких оснований ударил два раза пистолетом ст. лейтенанта Сергеева.

Подобные нетерпимые в Красной Армии факты извращения дисциплинарной практики, превышения [слово «превышения» вписано Сталиным вместо «нарушения»] предоставленных прав и власти, самосудов и рукоприкладства объясняются тем, что:

а) метод убеждения неправильно отодвинули на задний план, а метод репрессий в отношении к подчиненным занял первое место;

б) повседневная воспитательная работа в частях в ряде случаев подменяется руганью, репрессиями и рукоприкладством;

в) заброшен метод разъяснений и беседы командиров, комиссаров, политработников с красноармейцами, и разъяснение непонятных для красноармейцев вопросов зачастую подменяется окриком, бранью и грубостью;

г) отдельные командиры и политработники в сложных условиях боя теряются, впадают в панику и собственную растерянность прикрывают применением оружия без всяких на то оснований;

д) забыта истина, что применение репрессий является крайней мерой, допустимой лишь в случаях прямого неповиновения и открытого сопротивления в условиях боевой обстановки или в случаях злостного нарушения дисциплины и порядка лицами, сознательно идущими на срыв приказов командования.

Командиры, комиссары и политработники обязаны помнить, что без правильного сочетания метода убеждения с методом принуждения немыслимо насаждение советской воинской дисциплины и укрепление политико-морального состояния войск.

Суровая кара по отношению к злостным нарушителям воинской дисциплины, пособникам врага и явным врагам должна сочетаться с внимательным разбором всех случаев нарушения дисциплины, требующих подробного выяснения обстоятельств дела.

Необоснованные репрессии, незаконные расстрелы, самоуправство и рукоприкладство со стороны командиров и комиссаров являются проявлением безволия и безрукости, нередко ведут к обратным результатам, способствуют падению воинской дисциплины и политико-морального состояния войск и могут толкнуть нестойких бойцов к перебежкам на сторону противника.

Приказываю:

1. Восстановить в правах воспитательную работу, широко использовать метод убеждения, не подменять повседневную разъяснительную работу администрированием и репрессиями.

2. Всем командирам, политработникам и начальникам повседневно беседовать с красноармейцами, разъясняя им необходимость железной воинской дисциплины, честного выполнения своего воинского долга, военной присяги и приказов командира и начальника. В беседах разъяснять также, что над нашей Родиной нависла серьезная угроза, что для разгрома врага нужны величайшее самопожертвование, непоколебимая стойкость в бою, презрение к смерти и беспощадная борьба с трусами, дезертирами, членовредителями, провокаторами и изменниками Родины.

3. Широко разъяснять начальствующему составу, что самосуды, рукоприкладство и площадная брань, унижающая звание воина Красной Армии, ведут не к укреплению, а к подрыву дисциплины и авторитета командира и политработника.

4. Самым решительным образом, вплоть до предания виновных суду военного трибунала, бороться со всеми явлениями незаконных репрессий, рукоприкладства и самосудов.

Приказ объявить всему начальствующему составу действующей армии до командира и комиссара полка включительно.

Народный комиссар обороны И. СТАЛИН

Начальник Генштаба Б. ШАПОШНИКОВ

Данный текст является ознакомительным фрагментом.