1. Германия и Австрия

1. Германия и Австрия

Германия. Мартовские смуты

Через несколько недель после февральской революции Германию нельзя было узнать. Парижские события вызвали здесь волнение, необычное для народа, вообще спокойного, издавна зорко охраняемого и огражденного от всяких влияний полицейскими методами. Наступившее брожение модно объяснить невидимой доселе подготовкой умов, совершавшейся в тиши в течение десятилетий, не замечаемой правительствами, но глубокой и вызванной не искусственно. Либеральная оппозиция в палатах малых и средних государств, заметив внезапно то, чего ей недоставало до тех пор, а именно сочувствие народных масс, осмелилась возвысить свой голос, требуя народного представительства в учреждениях Союза, свободы печати, суда присяжных и т. д., — и это движение взяло верх над слабыми, не приготовленными правительствами.

Повсюду проходили народные сходки, слышались воодушевленные речи; граждане вооружались против каких-то, пока воображаемых врагов; составлялись «принудительные петиции» (Sturmpetitionen), общее возбуждение возрастало. Частью искренне, частью притворно, требование немедленного общего вооружения мотивировалось опасностями, будто бы грозящими со стороны Франции. И повсюду движение достигало своей цели: прежние министры увольнялись и их замещали члены бывшей оппозиции. В Саксонии, Ганновере, курфюршестве Гессенском правительства не сдавались сразу, давали уклончивые ответы, но им возражали так резко, что и они были вынуждены уступить.

Общее воодушевление достигало крайних пределов; казалось, что великая нация просыпается от долгого сна. Первые дни были полны чистых и светлых надежд, но союзное собрание во Франкфурте вскоре оказалось опьяненным своим успехом: 9 марта оно объявило студенческие цвета — черный и красный с золотом, официальными цветами Союза, а на другой день потребовало от правительства прислать уполномоченных во Франкфурт для пересмотра конституции Союза. Таким образом, везде были свои мартовские министерства и мартовские «приобретения прав». Неизвестно было еще, пойдет ли все подобным же образом в Вене и Берлине?

Вена

В Вене, при всем ничтожестве императорской власти и таком правительстве, во главе которого стоял князь Меттерних, уже несколько десятков лет предсказывавший революцию, но теперь растерявшийся вместе со всеми своими приспешниками, революция удалась легко, почти без кровопролития. 15 марта, после того как Меттерних снял с себя полномочия, уже через 14 часов был обнародован императорский манифест, которым возвещалось наступление для Австрии новой конституционной эры. Выражение было довольно неопределенное: какая именно Австрия подразумевалась здесь? Но в тот же день венгерские представители получили заверение в том, что у Венгрии будет свой вице-король и свое министерство, а Италия, как увидим ниже, была уже объята восстанием. Поэтому в Австрии стоял вопрос не только о введении конституции, но и о самом существовании государства. Собственно для Германии было гораздо важнее то, что происходило в Берлине.

Берлин, 18 марта 1848 г.

Здесь давно сознавали все несовершенство и непрочность германской союзной конституции; но исправить ее в обычном порядке было немыслимо; теперь же представлялась возможность выполнить это, но лишь в смысле усиления связи других государств с Пруссией: следовало провести в политическом отношении то, что было сделано таможенным союзом в смысле экономическом. Вся беда в том, что революционное брожение препятствовало и здесь, так же как и везде, всякому разумному обсуждению вопроса. Король созвал соединенный ландтаг в Берлине, сперва на 27-е, потом даже на 2 апреля, причем была составлена программа переустройства Германии из союза государств в союзное государство.

Этот план содержал в себе то, что позднее, через 23 года и после огромных страданий и жертв, было осуществлено при создании Германской империи, и был обнародован в прокламации, подписанной королем, братом его (наследником престола) и министрами. Все разумные требования были удовлетворены, но дела принимали дурной оборот, весьма похожий на то, что происходило в Париже 23 февраля, — а это трудно уже было считать простым совпадением. Толпа двинулась к королевскому дворцу, чтобы благодарить короля; король выходит на балкон, все в самом радостном настроении; вдруг раздаются два выстрела из рядов войска, случайно, как было доказано; эти выстрелы не причиняют вреда никому, но революционных дел мастера, которых и здесь было немало и которые стянули к себе единомышленников через все берлинские ворота, подают сигнал к восстанию, призыв: «Измена! К оружию!» — раздается и здесь, как и в Париже. Заготовленные уже баррикады вырастают как из-под земли и начинается бесцельная и бессмысленная борьба, вызвавшая целые потоки крови. Войско уже полностью одержало верх, когда король, около 2 часов, отдал неразумный и противный всякому мужеству приказ отступить. На следующее утро был сформирован либеральный кабинет министров, объявлена амнистия, король принял так называемые немецкие цвета и заявил в своей прокламации, что Пруссия сливается с Германией, в подтверждение чего он проехал через весь город с трехцветной повязкой на руке и в сопровождении многочисленной свиты из высокопоставленных лиц.

Но сила правительства пошатнулась надолго, потому что, в сущности, победа осталась за мятежниками, которые не преминули отпраздновать ее по-своему: они провезли трупы убитых 18 числа перед дворцом и вынудили побежденного короля смотреть на это зрелище. Принц прусский, который выставлялся демократией как реакционное пугало, выступил из Берлина с войсками; охрана города была поручена гражданской страже, которая и здесь была импровизированной, — совершенно некстати для страны со всеобщей военной повинностью…

Восстание в Бадене

В течение этих же дней союзный сейм, совершенно измененный со вступлением либералов в число членов правительства, постановил созвать германский парламент для составления конституции. Республиканская партия попыталась насильственно установить республику прежде, чем события могли успеть войти в мирную колею. С этой целью она вызвала себе сторонников из Парижа, большей частью людей сомнительного достоинства, вроде, например, поэта Георга Гервега. Во главе этой партии стоял баденский депутат Фридрих Гекер. Знамя восстания было поднято в Баденском округе, после неудачной попытки произвести переворот во Франкфурте, посредством полуреволюционного собрания, которое партия именовала «предварительным парламентом». Но гессенские, баварские и вюртембергские войска, двинувшиеся в Баден с севера и юга, без труда подавили мятеж. Лидеры движения бежали и издали в Страсбурге манифест (29 апреля) с заявлением о близком втором подобном восстании, так как это первое и было подавлено «превосходящей численностью озверелой солдатчины».

Франкфуртский парламент

Между тем выборы во франкфуртский парламент состоялись повсюду, и заседания его открылись 18 мая 1848 года во франкфуртской церкви Святого Павла. Это был важный момент в истории немецкого народа, ожидавшего, что собрание, в ротором было столько талантливых и известных лиц, положит основы Германского государства, в котором предполагалось соединить крайние противоположности: целую массу народных льгот и твердую верховную власть, сильное центральное управление и полную автономию мелких государств. Большинство в парламенте, как и большинство партий, стояло за конституционную наследственную монархию. Первым президентом франкфуртского парламента был человек, также придерживавшийся вышесказанного принципа, член дармштадтской палаты, Гейнрих фон Гагерн, личность весьма примечательная. Но парламент совершил ошибку, не последовав совету баденца Мати, одного из немногих практичных людей в этом собрании, который предлагал вступить тотчас же в деловые отношения с союзным сеймом, который не был уже опасен тому, что впоследствии стали называть свободой, но который мог принять на себя роль посредника между новым парламентом и правительствами, фактически все же существовавшими и располагавшими реальной силой.

Однако в эти дни издавна накипевшая злоба заставляла ненавидеть уже и само имя союзного сейма. Поэтому был создан новый исполнительный орган, центральная власть, в лице наместника; на этот пост был избран (29 июня) 436 голосами австрийский эрцгерцог Иоанн, человек популярный, что казалось главным аргументом в этот момент. Он изъявил свое согласие и образовал общегосударственное министерство, в которое были весьма разумно избраны представители разных частей Германии: один пруссак, один южногерманец, один ганзеец и т. п. Пост министра-президента занят был представителем высшего немецкого дворянства, князем Лейнингеном. Самым замечательным или, по крайней мере, самым умным в этом кабинете был министр иностранных дел, кавалер Антон фон Шмерлинг, австриец.

Эрцгерцог Иоанн Австрийский, правитель Германии. Рисунок с натуры Кригубера, 1848 г.

Франкфуртское царство

Это «Франкфуртское царство», подобно Констанцскому собору в XV столетии, также заседавшему в дни потрясений, опиралось лишь на неясные стремления нации к единению и свободе. Благодаря этому общему стремлению, франкфуртский парламент без труда преодолел сопротивление ганноверского короля и герцога Брауншвейгского. В приказе нового военного министра от 6 августа всем союзным войскам предписывалось признавать наместника. Это было первое серьезное заявление власти со стороны нового «центрального правительства». Мелкие владения выразили покорность, при неизбежных «виват!», Пруссия не поддалась; в Австрии, занятой внутренними волнениями, не обращали внимания на все это; противоречия еще заметно не проявлялись, или их не хотели замечать, и парламент приступил к обсуждению своей magna charta libertatum — «основных прав немецкого народа», причем для желающих перещеголять друг друга в либерализме было широкое поле для деятельности, но тоже для возможности достижения соглашения на этой почве. Во время торжества по случаю завершения строительства здания древнего собора (14 августа) в Кёльне встретились эрцгерцог, представители франкфуртского парламента и прусский король, Фридрих Вильгельм; было взаимно высказано много хороших и приятных слов, тем не менее кризис был уже близок.

Первая шлезвиг-голштинская война

Новая Германия получила в наследство от старой шлезвиг-голштинский вопрос, который уже готовился к разрешению мечом. 20 января 1848 года в Копенгагене власть перешла от Христиана VIII к Фридриху VII, последнему из мужского глюксбургского колена. Когда он пригласил в члены правительства (22 марта) датчан-эйдерцев (т. е. партию, которая рассматривала Эйдер как границу Датского королевства, следовательно, хотела сделать Шлезвиг датской провинцией) ему ответили на это в Киле учреждением временного правительства, и борьба началась. В северную область поспешили добровольцы со всей остальной Германии; союзный совет допустил в свою среду представителей обоих герцогств и поручил их защиту Пруссии.

Мальмёсское перемирие

Прежде чем подоспела прусская помощь, шлезвиг-голштинская армия, представлявшая собой плохо обученный сброд, потерпела поражение при Бау, но генерал Врангель, прибыв с пруссаками, взял штурмом Данневиркские укрепления, а ганноверцы в то же время одержали верх при Оверзее, что и позволило Врангелю перейти границу Ютландии и вынудить датчан к отступлению на острова. Однако победы немцев оказались бесполезными потому, что датчане господствовали на море и могли опустошать немецкие берега, не защищенные никаким флотом. Торговля терпела при этом громадные убытки и европейские державы, в особенности северные, начинали относиться неравнодушно к этой борьбе; русский император смотрел на шлезвиг-голштинцев, как на мятежников. Все это заставило германское правительство отозвать Врангеля из Ютландии.

Предложение имперского наместника выставить 36-тысячное союзное войско, составленное большей частью из южногерманских полков, было заманчиво для усиления патриотизма населения, но не изменяло неблагоприятного положения дел, которое вынудило, наконец, прусское правительство согласиться на перемирие. Это перемирие было заключено 26 августа в Мальме, на шведской территории, и определило следующие условия: продолжительность перемирия — семь месяцев, возвращение судов и военнопленных, роспуск шлезвигского военного контингента и назначение наместников в обоих герцогствах, причем Дания назначала двух членов этого правления для Шлезвига, а Пруссия — двух для Голштинии. Такие условия показались нации позорными, да и были таковыми, только позор этот следовало отнести на счет прежнего государственного порядка, — и франкфуртский парламент, под давлением общественного негодования, отверг Мальмёсский договор 238 голосами против 221.

Государственный кабинет вышел в отставку, но образовать новый не удалось и тогда, спустя 11 дней, палата, большинством, 258 голосов против 236, решилась покориться сложившейся политической ситуации и утвердила Мальмёсский договор. Ближайшим последствием этого решения было то, что радикальная партия, которой было мало дела, вообще, до национальной чести, воспользовалась удобным предлогом для нового призыва взяться за оружие. Возбужденная радикальными говорунами, толпа целый день, 18 сентября, дралась во Франкфурте с правительственными войсками, и два прусских депутата, члены правой партии, Ауэрсвальд и князь Лихновский, были растерзаны чернью; спустя несколько дней, 22 сентября, в Бадене произошло народное восстание под предводительством полупомешанного бюргера Густава Струве.

Обе эти попытки были подавлены без труда, потому что власти находили себе поддержку против анархии среди самого населения, явно переходившего опять к консервативному настроению; но престиж франкфуртского парламента был сильно подорван из-за двух противоречивых решений; становилось ясно, что он лишен всякого настоящего политического значения: Пруссия действовала отдельно от него и даже вопреки ему; в других местах важнейшие дела решались тоже помимо этого парламента; рядом с ним заседали различные палаты малых, средних и двух больших германских государств. Франкфуртские политики сами понимали, что вопрос о германской конституции и различных преобразованиях воплощается теперь прежде всего в вопросе о преобладании Пруссии или Австрии.

Генерал фон Ауэрсвальд. Рисунок с натуры работы Винтерверба

Князь Лихновский. Рисунок и литография работы Г. Гассельгорста, 1848 г.

Австрия переживала такой страшный переворот в эти месяцы, какому едва ли подвергалось когда-либо подобное государство. Нечего и говорить о том, что австрийские владения в Италии были полностью охвачены восстанием; ход этих событий излагается нами в общем обзоре всего, происходившего в Италии. Император уже согласился на все требования Венгрии, и венгерский рейхстаг, в котором главную роль играл теперь Людвиг Кошут, адвокат, оппозиционный оратор, журналист и в этот момент член независимого венгерского министерства, поспешил заявить свою самостоятельность изданием нескольких многозначных органических законов.

Людвиг Кошут. Литография

В новой конституции Австрийской империи, обнародованной 25 апреля, не упоминалось уже о Венгрии и Италии в числе осчастливленных этой конституцией стран. В самой Вене эта конституция, как и все, что делало и не делало правительство, явилась предлогом к ребяческой игре студентов в революцию и к анархистской смуте со стороны полуобразованных «литераторов» и всякого бездомного сброда. Трудно было предвидеть, куда приведут эти волнения в данное время при слабости министерства, носившего кличку пиллерсдорфского, по имени министра внутренних дел. Император не мог оставаться в Вене при таком опасном положении дел и 19 мая переехал со своим двором в Инспрук. Он прожил там среди преданного монархии тирольского населения до августа, когда дела кое-как уладились и он смог вернуться в столицу. Между тем в Вене 22 июля состоялось заседание законодательного рейхстага, который должен был выработать конечную форму конституции. На нем присутствовали 383 члена, в числе которых были 92 крестьянина; многие из них не владели немецким языком, принятым для прений. При этом каждое племя и все его подразделения преследовали свои особые цели.

В Богемии чехи враждовали с немцами; в чешских высших кругах возникала мысль о братском объединении всех славян; одно, по крайней мере, было уже общим у всех славянских племен: их ненависть к немцам. В Праге (12 июня) вспыхнуло восстание, цель которого осталась, однако, неопределенной, и которое привело лишь к бесполезному кровопролитию. Комендант Праги, князь Виндишгрец, водворил спокойствие, приказав обстреливать город, но поступил снисходительно с инсургентами, что было вызвано насущной необходимостью: правительство нуждалось в содействии славян для подавления большей опасности, грозившей со стороны Венгрии.

Эрнст Альфред фон Виндишгрец. Гравюра на дереве XIX в.

Уступки императорского правительства и самостоятельность Венгрии пошли на пользу только господствующему племени, мадьярам, жестоко злоупотреблявшим своими новыми правами для угнетения других народностей, подвластных короне Святого Стефана: славян, румын, немцев. Это вызвало мятеж среди южных славян, сербов и хорватов, и когда 5 июля в Пресбурге был открыт новый венгерский рейхстаг, то вызов венгерских полков из Италии для усмирения внутреннего мятежа полностью продемонстрировал мадьярские замыслы. Деятели, стоявшие за монархическую идею и прозванные демагогами «камарильей», покровительствовали хорватскому бану Елачичу, вождю южных славян, открыто ратовавшему за идею государственного единства против венгерского дуализма. Венгерский рейхстаг отправил делегацию, состоящую из 120 своих членов, в императорскую военную квартиру, где они предъявили императору свои прежние требования, а также несколько новых. Эти посланцы должны были удалиться с отказом, и война разгорелась.

Елачич вступил в Венгрию 11 сентября; 28 числа того же месяца императорский комиссар, граф Ламберг, посланный императором в Офен для посредничества в установлении мира, был убит на дунайском мосту разъяренной народной толпой. Борьба между двумя частями империи была открыта императорским манифестом, в котором пресбургский рейхстаг объявлялся распущенным. Рейхстаг заявил, со своей стороны, что такой роспуск не соответствует конституции. Император назначил Елачича своим наместником в Венгрии; венгры объявили того же бана государственным изменником, которого надлежало арестовать, где бы он ни находился. Так как двор и все окружение бесхарактерного государя были на стороне Елачича, то мадьяры подыскивали себе союзников среди демократических элементов, и им удалось поднять восстание в самой Вене (6 октября), где военный министр, граф Латур, был убит чернью.

Войска выступили из столицы, предоставив ее на растерзание мятежникам; император тоже выехал вторично из Шёнбруна и отправился в Ольмюц, главный город Моравии; большинство славянских депутатов также бежало из Вены. Строго говоря, не было более никакого правительства и будущее Австрии зависело только от результатов вооруженной борьбы. Инсургенты утвердились в Вене, привели город в оборонительное положение, причем получили совсем немного фактических подкреплений, но зато великое множество воззваний и заявлений восторженного сочувствия из различных демократических лагерей.

В это время Елачич приближался к городу с востока, а Виндишгрец с севера, со стороны Праги. Виндишгрец мог бы тогда легко овладеть городом, развернув все свои силы; его требование к мятежникам подчиниться и выдать вожаков, не имело смысла, потому что в городе не существовало какой-либо строго признанной власти, способной давать распоряжения и требовать их выполнения. Дни проходили за днями в бесполезной борьбе и бесполезных переговорах, пока, наконец, 30 октября, последовал новый взрыв мятежа, вследствие того, что с башни Святого Стефана было замечено приближение венгерского войска. Действительно, венгры перешли границу, но превосходившие их численностью отряды Елачича отбросили их назад после сражения при Швехате. 31 числа, после новой битвы австрийские войска вернулись и на город обрушились страшные репрессии. Один из многих, павших жертвой этой реакции, депутат франкфуртского парламента и член левой партии, Роберт Блум, арестованный за участие в бунте, имел простодушие протестовать против нарушения, в его лице, парламентских привилегий. Он был расстрелян в Бригитенау. Другой, Юлиус Фребель, был пощажен благодаря тому, что некогда написал брошюру в пользу единства австрийской монархии.

Министерство Шварценберга. Император Франц Иосиф

Победа над революцией, по взятии Вены у мятежников, была довершена установлением правительства, во главе которого был поставлен князь Феликс Шварценберг, человек смелый, деятельный и с покладистой совестью. Сначала он выказывал, что при восстановлении целости Австрийской монархии дело идет о монархии все же конституционной. Рейхстаг был созван в моравский городок Крезмир для продолжения своих совещаний о конституции. Первое сообщение князя Шварценберга этому собранию состояло в том, что император Фердинанд отрекся от престола 2 декабря, а брат его, Франц Карл, отказывался быть его преемником и корона переходила к 18-летнему сыну последнего, Францу Иосифу.

Кризис в Пруссии

В это же время в Пруссии была одержана победа над революцией, — или над демократией, или над радикализмом? Дело шло здесь не так насильственно и не растравлялось национальной враждой, как в Австрии. Польское восстание в Познани, возбужденное известиями из Франции и поощряемое первоначальной слабостью берлинского правительства, было подавлено в мае без особого затруднения. В том же месяце, 22 числа, в Берлине состоялось законодательное национальное собрание; соединенный ландтаг, как все «домартовское», был оставлен уже далеко позади.

Большинство 350 членов палаты держалось демократических воззрений. Правительство, при частых сменах кабинета, было слабо и терялось перед мятежным настроением столицы, притязаниями собрания и всем его тоном. Возвращение войск генерала Врангеля (7 июля) обострило отношения; весьма характерной чертой вздорности собрания служит тот факт, что при обсуждении проекта конституции оно решило вычеркнуть слова «Божьей милостью» из королевского титула, чем оскорбляло народное чувство и нанесло королю Фридриху-Вильгельму IV совершенно бесцельную и тяжкую обиду. Эти люди должны были вскоре узнать, что монархическое начало обладало большей силой и пустило более глубокие корни в Пруссии, нежели то предоставляли ему статьи полуобдуманной конституции.

Министерство Бранденбург-Мантейфеля

Во всей Германии совершился несомненный поворот общественного мнения. Консервативные силы очнулись из своего забытья, масса рабочих, живущих своим трудом, среднего сословия жаждала водворения порядка и спокойствия. Этот поворот был особенно заметен в Пруссии, благодаря ее историческому прошлому и династии таких правителей, которые возвеличили и себя, и свой народ. Органом этого настроения была «Новая Прусская Газета» («Neue Preussische Zeitung»), около которой группировались консервативные элементы. Эта газета имела большое влияние именно потому, что высказывала свои монархически-консервативные взгляды с такой же резкостью, без всяких оговорок и компромиссов, как радикалы проповедовали свои принципы. Ободренный этим и победой реакции в Австрии, король назначил в ноябре «министерство действия», которого так давно уже и тщетно искали. Во главе его находился военный человек, граф Бранденбург, побочный сын Фридриха-Вильгельма II. Министром внутренних дел был Отто фон Мантейфель. Национальное собрание попыталось устрашить короля выражением недоверия кабинету и отправило во дворец депутацию, но эта попытка не удалась, и декрет из Сан-Суси от 8 ноября доказал, что правительство «твердо решилось покончить с революцией». Национальное собрание, согласно этому королевскому декрету, переводилось в город Бранденбург, лишаясь тем самым своей главной опоры, мятежной берлинской демократии. Собрание попыталось прибегнуть к пассивному сопротивлению, продолжая заседать в Берлине, и издало 15 ноября воззвание к народу, приглашая его не платить податей. Но все это не имело успеха: в Берлине было достаточно войска и 27 ноября заседания палаты были открыты уже в Бранденбурге, а 5 декабря она была распущена и король даровал от себя, — как был дарован в 1847 году февральский патент, — своим полномочием, конституцию, отвечавшую конституционным началам, и согласно которой две палаты, устанавливаемые ею, были созваны в Берлине 26 февраля 1849 года.

До этого времени победа давалась правительству легко и без пролития крови; мероприятия короля вполне оправдывались явной необходимостью воспротивиться безумным требованиям партии, часто совершенно беззастенчивой в своих притязаниях; но он весьма погрешил против своего собственного государства и всей немецкой нации своим неясным, лишенным всякой твердой основы и королевского характера, отношением к германскому конституционному вопросу, выступавшему теперь на первый план.

Разработка германской конституции

Франкфуртское собрание приступило в октябре к рассмотрению проекта конституции, представленного 8 числа того месяца выработавшей его комиссией. Проект этот, проводя идею всеобщего объединения, создавал центральную правительственную власть, которой поручалось главное начальство над армией и флотом, назначение послов и консулов, генералов и всех высших военных чинов; этой же власти подчинялись таможенное, монетное и почтовое ведомства, причем статья, гласившая что связь немецкого государства с другими государствами могла быть разве только что личная, исключала фактически Австрию из состава создаваемого союзного государства. Из всего этого по неотразимой политической логике следовало то, что роль этой центральной власти выпадала на долю Пруссии. Это было ясно для всякого действительно сочувствовавшего созданию Германского союзного государства и понимавшего положение дел. Выразителем этой политической идеи был Гейнрих фон Гагерн, занявший место президента государственного совета министров, по уходе из него умницы Шмерлинга, самого завзятого австрийца из всех австрийцев. Франкфуртские народные представители понимали, что двойственность — враг единства, что союзное государство с Пруссией и Австрией немыслимо; что Австрия со своими итальянскими, венгерскими и польскими подданными могла войти лишь во внешний союз с Германией, как с действительным государством, но не стать членом этого государства, и что, вследствие всего этого, надо было выбирать между Пруссией и Австрией, — Германией и Австрией. Образовалась партия наследственной имперской монархии, партия прусской гегемонии, против другой, состоящей из ультрамонтанов, австрийцев, партикуляристов и людей, страдающих недомыслием, наибольший контингент которых доставила левая. Это составило коалицию отрицающих. Гагерн был уполномочен на переговоры с Австрией, что было неразумнейшим шагом, который не мог привести ни к чему. 19 января собрание признало наследственность сана главы государства, а 25 числа присвоило титул императора этому главе, которого предстояло избрать из числа царствовавших в Германии государей. Мелкие государства одно за другим изъявляли свою готовность покориться этому строю. В это время австрийское правительство сделало шаг, который должен был бы разрешить все сомнения. Министерство Шварценберга даровало 7 марта 1849 года всей Австрии общую конституцию, в которой это государство, с включением в него Венгрии и Италии, именовалось нераздельной конституционной монархией. Таким образом, Австрия устраивалась, не спрашиваясь у Германии; это давало Германии право, даже вменяло ей в обязанность, устроиться, со своей стороны, без соображения с Австрией. В решительном 196 заседании, 28 марта 1849 года, из числа 538 присутствовавших, 290 поняли эту обязанность, избрав короля прусского, Фридриха-Вильгельма IV, императором германским; 248 членов воздержались от голосования. Дело конституции завершалось этим: у Германии был император при ответственном министерстве и с обыкновенными конституционными правами — правом объявлять войну и заключать мир, но с правом налагать свое veto лишь на исполнение решения; эту уступку пришлось сделать для привлечения демократических голосов. Учреждалось народное представительство с одним депутатом на каждые сто тысяч душ населения, причем избирателем мог быть каждый неопороченный немец, достигший 25-летнего возраста; сверх того, учреждалась вторая государственная палата, одна половина членов которой назначалась правительством, а другая состояла из народных представителей разных государств. Все это дополнялось массой разных «основных прав» и всяких «свобод», от которых становилось страшно за саму свободу. Так, например, «всякое религиозное общество могло самостоятельно ведать свои дела»; при этом совершенно упускалось из виду, что римско-католическое религиозное общество склонно считать решительно все своими делами. «Дворянство как сословие» и титулы неслужебные уничтожались в стране докторов и коммерции советников.

Министр-президент князь Феликс фон Шварценберг

Рисунок с натуры работы К. фон Фогельштейна

Германия и Фридрих-Вильгельм IV

Депутация с тогдашним президентом собрания, Эдуардом Симеоном, прибыла в Берлин и была принята 3 апреля в Рыцарской зале королевского дворца. Здесь выяснилось, что на горе Германии престол был занят не надлежащим лицом. При насущном жизненном вопросе для Германии и Пруссии, требовавшем ясного и определенного ответа, Фридрих Вильгельм выразил что-то похожее и на «да» и на «нет»; в этом «да» не было согласия, в «нет» не было отрицания. Он говорил обо всем лишь условно, толковал о «придаваемых ему правах», о том, что теперь правительства должны были испытать, удовлетворяет ли всему данная конституция и т. д. В другие минуты, в интимной переписке своей, он заверял, что не хочет принимать короны из рук революции, но это следует счесть за простые фразы.

Мало того, лучшие люди Германии в парламентском сборе при одобрении громадного большинства тех немецких «старейшин», на которых он ссылался, подносили ему эту корону для того, чтобы прекратить революцию, но он сам вновь поверг нацию в революционные ужасы, а на Пруссию навлек поражение, которое жгло стыдом все патриотические сердца до тех пор, пока один из потомков Фридриха Великого не смыл этого позора.

Конституция, государства

Двадцать восемь германских правительств заявили во Франкфурте о своем согласии на конституцию, выразив это в коллективной ноте от 14 апреля. Принужден был смириться и упрямый, закоснелый в своем династическом высокомерии, король вюртембергский Вильгельм, когда спокойно, но твердо выраженная воля его народа напомнила ему, что прошли те дни, в которые он мог настоять на своем: «Не подчинюсь какому-нибудь Гогенцоллерну!» Главная задача была, разумеется, в том, чтобы вынудить согласие у самого Фридриха Вильгельма; но после того как вторая палата, собравшись (26 февраля) согласно конституции 5 декабря 1848 года, признала законность германской государственной конституции, она была распущена и король заявил уже прямо о своей безусловной решимости отклонить от себя предлагаемую ему императорскую корону. Это было на руку радикалам: прикрываясь именем государственной конституции, они находили себе союзников в стоявших серьезно за эту конституцию, которая, однажды созданная правовым путем, была столь же легальна, как права каждого германского царствующего дома. Радикальная партия взяла при этом перевес, что было в порядке вещей. В первых числах мая в Дрездене вспыхнул такой мятеж, что король и его министры, Бейст и Рабенгорст, вынуждены были бежать в Кёнигштейн; но прусские войска усмирили это восстание. В самой Пруссии, на Рейне, начались тоже беспорядки, не столь опасные, впрочем, как возникшие на юго-западе Германии, в баварском Пфальце и в Бадене, и без видимого к ним повода здесь, так как великий герцог признавал государственную конституцию. В франкфуртcком парламенте тоже брало верх радикальное направление. Императорская партия, от которой отрекался сам император, находилась теперь в печальном, почти смешном положении, и министерство Гагерна подало в отставку (10 мая). Наместник назначил другое, бывшее просто позором для нации: во главе его был прусский советник юстиции Гревель, фанатический реакционер, издавна служивший посмешищем для палаты; одно правительство за другим стали отзывать своих представителей; 21 мая вышли из состава палаты еще остававшиеся в ней 90 членов императорской партии; остальная часть собрания, левая, насчитывавшая более сотни сторонников, решила перенести свои заседания в Штутгарт, где и открыла их, действительно, 6 июня, причем с целью осуществить государственную конституцию назначила регентство из пяти лиц, незначительных и, во всяком случае, бессильных что-либо провести. Восстание в Пфальце и Бадене, усиленное участием возмутившихся линейных полков, страшно распространилось в мае и первых числах июня; революционное войско получало тоже подкрепления из Вюртемберга и движение разгоралось. Правительство, во главе которого находился человек энергичный, старолиберал, Фридрих Рёмер, решило не допускать междоусобия в стране из-за людей, ратующих за бесцельное дело, и когда члены собрания явились 18 июня в помещение, приготовленное для их дальнейших заседаний, они нашли входы в него занятыми войском. Оставаться здесь было нельзя и идти тоже было некуда, потому что баденско-пфальцское восстание можно было считать уже законченным. 13 июня Пфальц был занят прусским корпусом под начальством принца прусского; пфальцская революционная армия (8000 чел.) должна была отступить в Баден (18 июня). Пруссаки вступили в Карлсруэ (25 июня), но победа далась им не без сильного сопротивления со стороны инсургентов, остатки которых искали потом спасения в Швейцарии. Фридрих Гекер, вождь первого баденского восстания, прибыл из Америки лишь для того, чтобы увидеть это поражение; 23 июля сдался и Раштат. Начались расстрелы по приговорам прусских военных судов. Нельзя сказать, чтобы Фридрих Вильгельм обнаружил здесь свои христианские чувства, хотя имел полный повод проявить милосердие.

Политика единения. Союз трех королей

Ему представлялся еще один случай завершить дело Германии и, казалось, что он был на пути к тому. Мысль о создании союзного государства под главенством Пруссии, сплочение всей неавстрийской Германии вокруг Пруссии, эта мысль, лежавшая в основе решения франкфуртского собрания, была столь правильна, столь ясна в отношении интересов Пруссии и Германии, она так соответствовала тому, что излагалось в официальных рассуждениях еще до 1848 года, что не могла не поразить и самого Фридриха Вильгельма. Такой более тесный союз с государствами, добровольно подчинявшимися ему, мог оспариваться с точки зрения прежнего союзного права столь же мало, как и таможенный германский союз. 26 мая 1849 года Фридрих Вильгельм обнародовал совместно с Саксонией и Ганновером проект германской союзной конституции, к которому тотчас примкнуло 21 государство. С остальными велись еще переговоры, на успех которых можно было надеяться, несмотря на сопротивление Баварии и Вюртемберга, потому что Австрия, как увидим ниже, была парализована в это критическое время; прусское войско, подавив пфальц-баденское восстание, занимало полосу от Бельта до Боденского озера, а короли баварский и вюртембергский были, в сущности, обязаны сохранением своих престолов вмешательству Пруссии. Однако эти оба короля, вступившие в союз с Пруссией, оказались предателями: они вовсе не располагали сдержать свое слово, а Фридрих Вильгельм, со своей стороны, старательно избегал всего, сколько-нибудь похожего на насилие; он забывал, что такой человек, как король ганноверский, Эрнст Август, не был способен совершить добровольно доброе и патриотическое дело, и простер свое великодушие до того, что не пожелал воспользоваться отчаянным положением Австрии для проведения меры, которую сам считал полезной и необходимой для Германии и Пруссии. Он поступал как честный человек, идеалист и мечтатель; в поступках его тщетно будем искать государственного соображения, политической мысли, и он, совершенно заслуженно, хотя и к невыгоде Германии и Пруссии, получил от дома Габсбургов ту благодарность, которая прославлена метким выражением Шиллера.

Австро-венгерская война

Австрийское правительство одержало между тем победу над революцией, положив 6 марта конец ораторским упражнениям кремзирского рейхстага с помощью двух гренадерских батальонов, занявших весьма кстати и городок Кремзир, и сам зал заседаний, после чего оно обнародовало ту конституцию от 4 марта 1849 года, согласно которой все австрийские земли, с Италией и Венгрией включительно, объявлялись единой, нераздельной конституционной монархией. С Италией было еще не совсем покончено, но победа была явно на стороне правительства; в Венгрии же дело обстояло иначе и не совсем благополучно. Князь Виндишгрец начал действовать здесь лишь с половины декабря 1848 года, и 5 января 1849 года вступил в Офен вместе с баном. Но успехи на этом остановились. Австрийское военное начальство состояло из людей бездарных, между тем как на стороне венгров было все: избыток военных талантов, действительное национальное одушевление, готовность жертвовать собой, содействие таких бывших польских бойцов, как, например, генерал Бем. Австрийцы терпели одно поражение за другим, но венгерский рейхстаг под влиянием Людвига Кошута сделал безумнейший шаг, объявив (14 апреля) габсбургско-лотарингскую династию навеки лишенной престола. Это была совершенно излишняя и нелепая выходка, которая сбила Венгрию с удерживаемой ей дотоле законной почвы. Император Николай выступил здесь еще раз защитником законности и обещал юному австрийскому императору неограниченную помощь в случае нужды. В данную минуту Австрия была не только готова принять ее, но даже крайне в ней нуждалась. Русские явились 1 мая, но и это не скоро еще доставило Австрии окончательную победу над венграми. Борьба длилась с переменным счастьем. На стороне австрийцев и русских (последние были под начальством Паскевича) было 275 000 человек; но дело велось неумело и вяло, и крайне неловкие, нерешительные действия австрийских генералов парализовали даже весьма смелые и прекрасно выполняемые планы такого талантливого военачальника, как русский генерал Лидере. В августе была усмирена Италия; вслед за тем 13 августа на поле у Вилагоша энергичный и храбрый генерал Гергей, которому Кошут передал свое диктаторство, сложил оружие перед русской армией без всяких условий. Численность его войска простиралась еще до 22 000 человек. «Венгрия у ног Вашего Величества», — писал Паскевич своему императору. Гергей, в своей слепой, но понятной ненависти, выговорил себе только одно условие: сложить оружие перед русской армией.

Генерал-фельдмаршал Иван Федорович Паскевич

Австрия и Пруссия

Как уже явствует из ранее изложенного, благоприятное время было пропущено прусским правительством. В сентябре австрийское правительство назначило совместно с прусским комиссию, которая должна была ведать имеющиеся налицо немецкие дела. В этой комиссии заседало двое австрийских и двое прусских членов; эрцгерцог Иоанн сложил в себя звание наместника. В то же время всюду возникала реакция; мартовские министерства падали одно за другим и замещались реакционерными; можно было предвидеть, куда это поведет. Однако Пруссия оживилась еще раз: 6 февраля 1850 года Фридрих Вильгельм присягнул прусской конституции, выработанной обеими палатами, и Пруссия стала государством конституционным. Через неделю после того союзные государства были созваны на рейхстаг в Эрфурт, к 20 марта. Но 25 и 27 февраля Ганновер и Саксония выступили из состава союзных государств: союз трех королей был нарушен. Эрфуртское собрание приняло ради ускорения хода дел союзную конституцию без рассмотрения ее по статьям, а за три дня перед тем, 26 числа, австрийское правительство пригласило всех членов Германского союза прислать своих уполномоченных снова в Франкфурт-на-Майне, и можно было ожидать, что все вступит в прежнюю колею.

Шлезвигская война. Битва при Идштете, 1850 г.

В феврале 1849 года кончился срок Мальмёсского перемирия и борьба с Данией возобновилась. Было несколько удачных дел, но не существовало уже более Германии, которая могла бы продолжать войну; Россия и Франция возвышали грозно свой голос и в июле 1849 года было заключено новое перемирие между Пруссией и Данией, за которым в июле 1850 года последовал мир, на основе положения до 1848 года. Шлсзвиг-голштинцы попытались еще раз возобновить военные действия на свой страх: 24 июля их небольшое войско из 26 000 человек, под командой прусского генерала Виллизена, далеко не бывшего каким-нибудь Эпаминондом, вступило в бой с 40-тысячной датской армией при Идштете, неподалеку от Шлезвига, и было разбито.

Восстановление союзного парламента

Это поражение на севере отозвалось, понятным образом, на Пруссии и на ее значении в великом германском вопросе, неразрывно связанном с тем, местным. Как в том, так и в другом из этих вопросов, Пруссией — в данном случае лично ее королем — была совершена тягостная ошибка: бескорыстие и идеальничанье не годились там, где требовался трезвый государственный эгоизм. Признание того, что энергично-эгоистическая прусская политика была в то же время и наилучшей политикой для Германии, было еще пока только идеалом будущего.

Курфюршество Гессен

Союзный сейм во Франкфурте был открыт 2 сентября 1850 года представителями государств, приверженных к Австрии. Он возобновил свою деятельность, вполне достойную прежней, допуская полное бесправие в курфюршестве Гессенском. Низкий курфюрст, — третий и, по счастью, последний из притеснителей этой страны, — нарушил конституцию своих владений, повысив налоги после роспуска собрания сословных представителей, следовательно, без согласия этих последних. Встретив отпор со стороны населения, верного своим законам, и самого чиновного ведомства, он был вынужден бежать вместе со своим пособником, министром Гассенпфлугом, и отдался под покровительство союзного сейма, хотя курфюршество Гессенское входило еще, по названию, в состав союза германских государств.

Император Николай I и Фридрих-Вильгельм IV. Россия и Пруссия

В Берлине следовало решить: держаться ли этого последнего союза или подчиниться Австрии? Была минута, в которую казалось вероятнее первое. Прусским министром иностранных дел был назначен генерал Радовиц, сторонник идеи этого союза (Union), человек большого ума, весьма образованный, любимый королем за строгий консерватизм и убежденный католик. Противная партия, имевшая наглость называть себя великогерманской, тоже укрепила свое положение. Короли вюртембергский, баварский и император австрийский съехались в Брегенц, на Боденском озере, — на австрийской территории (10–14 октября). Общее настроение было воинственное, вследствие уверенности найти опору в императоре Николае, смотревшем на восстание в Гессене и в Шлезвиг-Голштинии, равно как на деятельность палат в Германии, как на проявление мятежного духа. Было решено оказать помощь курфюрсту против его подданных. Через несколько недель после этого императоры Франц Иосиф и Николай съехались в Варшаве (26 октября); сюда же прибыл уполномоченный от Фридриха Вильгельма, граф Бранденбург, по возвращении которого (2 ноября) в Берлине состоялся окончательный министерский совет. Здесь произошло нечто странное; меньшинство стояло за программу Радовица: насилие против насилия в курфюршестве Гессенском; постановка армии на боевую ногу; созвание палат; манифест к прусскому народу; большинство же, в том числе и граф Бранденбург, предлагало подчиниться. Король заявил, что разделяет мнение меньшинства, но предоставляет свободу действий большинству, с которым не желает разрыва.[27]

Принесение присяги Фридрихом-Вильгельмом IV в соблюдении прусской конституции, 6 февраля 1850 г. Литография работы Геннериха с рисунка, сделанного с натуры Паулем Бюрдером

Позор в Ольмюце, 1850 г.