IX. Л. БЕРИЯ

IX. Л. БЕРИЯ

Деятельность Берия в 1939–1940 годах подтверждает этот вывод. Берия, отказавшись от предыдущей практики групповых процессов, начал расстреливать членов ЦК и верховного руководства армии через закрытые индивидуальные процессы, независимо от того, отказывались подсудимые от своих вынужденных показаний или нет. Более того, он их расстреливал и в том случае, когда сам же чекистский суд вынужден бывал выносить тем или иным обвиняемым оправдательный приговор. Хрущев привел в своем докладе один документ потрясающей силы как в отношении политической трагедии большевистских фанатиков в большевистской тюрьме, так и беспредельной аморальности сталинцев из Политбюро. Старый большевик Кедров писал своему личному другу, тогда секретарю ЦК партии по Комиссии партийного контроля и члену Политбюро А. А. Андрееву (Андреев сейчас член ЦК и член Президиума Верховного Совета СССР)[161]:

"Я обращаюсь к Вам за помощью из мрачной камеры Лефортовской тюрьмы. Пусть этот крик отчаяния достигнет Вашего слуха; не оставайтесь глухи к этому зову; возьмите меня под свою защиту; прошу Вас, помогите прекратить кошмар этих допросов и покажите, что все это было ошибкой. Я страдаю безо всякой вины. Пожалуйста, поверьте мне. Время докажет истину. Я — не агент-провокатор царской охранки; я — не шпион; я — не член антисоветской организации, как меня обвиняют на основании доносов. Я не виновен и в других преступлениях перед партией и правительством. Я — старый незапятнанный ничем большевик. Почти сорок лет я честно боролся в рядах партии за благо и процветание страны… Сегодня мне, шестидесятидвухлетнему старику, следователи грозят еще более суровыми, жестокими и унизительными методами физического воздействия… Они пытаются оправдать свои действия, рисуя меня закоренелым и ожесточенным врагом, и требуют все новых, более жестоких пыток. Но пусть партия знает, что я не виновен и что нет такой силы, которая могла бы превратить верного сына партии в ее врага, до его последнего дыхания. У меня нет выхода. Я не могу отвратить от себя грозящие мне новые и еще более сильные удары. Но все имеет свои пределы. Мои мучения дошли до предела. Мое здоровье сломлено, мои силы и энергия тают, конец приближается. Умереть в советской тюрьме, заклейменным как низкий изменник Родины — что может быть более чудовищным для честного человека. Как страшно все это! Беспредельная боль и горечь переполняют мое сердце. Нет! Нет! Этого не будет! Этого не может быть! — восклицаю я. Ни партия, ни советское правительство, ни народный комиссар Л. П. Берия не допустят этой жестокой и непоправимой несправедливости… Я глубоко верю, что истина и правосудие восторжествуют. Я верю. Я верю".

Хрущев поясняет: "Военная коллегия нашла, что старый большевик товарищ Кедров был невиновен… Но он был расстрелян по приказу Берия"[162]. С другими старыми большевиками поступали еще проще: например, Голубев и Батурин "были расстреляны без суда, а приговор был вынесен уже после их казни"[163].

Таким образом, Сталин добивался и добился через Берия того, чего он не смог добиться при Ежове — продолжая физические пытки, но уже не особенно церемонясь с судебными формальностями, Сталин и Берия расстреляли остальных членов ЦК. Когда в начале 1939 года местные партийные организации начали недоумевать по поводу продолжающихся и после Ежова пыток в НКВД, Сталин отправил 20 января 1939 года, по свидетельству Хрущева, шифрованную телеграмму секретарям обкомов и крайкомов, ЦК коммунистических партий республик, народным комиссарам внутренних дел и начальникам органов НКВД. В этой телеграмме говорилось[164]: "ЦК ВКП(б) поясняет, что применение методов физического воздействия в практике НКВД, начиная с 1937 г., было разрешено ЦК ВКП(б) (фактически они применялись и раньше, например, в 1936 г. — А. А.)… ЦК ВКП(б) считает, что методы физического воздействия должны, как исключение, и впредь применяться по отношению к известным и отъявленным врагам народа и рассматриваться в этом случае, как допустимые и правильные методы".

Хрущев утверждал, что Берия не только был "агентом иностранной разведки", но что Сталин, будучи предупрежден и имея факты в руках, не принял никаких мер против Берия, так как "Сталин верил в Берия и этого для него было достаточно"[165]. Такие факты были доложены пленуму ЦК в 1937 году, когда Берия еще был только секретарем ЦК Грузии. Докладывал об этих фактах человек, в руках которого был архив Азербайджанской независимой республики 1918–1920 годов, которая возглавлялась партией "мусаватистов". Имя этого человека — Каминский. Он был членом большевистской партии с 1913 года, был первым секретарем ЦК коммунистической партии Азербайджана и председателем Бакинского Совета в 1920 году сразу же после свержения власти "мусаватистов". В 1930 году Каминский был секретарем московского обкома партии, а в 1937 году — наркомом (министром) здравоохранения СССР. В компетентности бывшего первого правителя советского Азербайджана Каминского не было сомнения. Там же, в Баку, учился и работал Берия в бытность турок, потом англичан при власти мусаватистов. Связи Берия с лидерами "Мусавата" были известны, насчет турок и англичан ходили разные слухи, пока Берия не стал заместителем председателя советской разведки в Баку (председателем был Багиров, расстрелянный после Берия). Как только карьера Берия пошла в гору, слухи прекратились, так как за такие разговоры теперь арестовывали, если бы даже они и были справедливы. Но вот:

"Уже в 1937 году, на одном из пленумов ЦК, бывший народный комиссар здравоохранения Каминский сказал, что Берия работал на мусаватистскую разведку. Однако едва пленум ЦК успел окончиться, как Каминский был арестован и расстрелян"[166].

Надо только добавить: из всех секретарей ЦК компартий союзных республик во время ежовщины не были расстреляны, а сделали карьеру только три секретаря: Берия — из Грузии, Багиров — из Азербайджана, Хрущев — с Украины. Была ли такая карьера, по крайней мере первых двух, случайной? Может быть, на самом деле прав Исаак Дон Левин, этот проницательный знаток большевизма, когда он в своей интересной книге "Великий секрет Сталина" утверждает и доказывает весьма солидными документами, что сам Сталин был агентом царской охранки, а так как агентами у мусаватистов были, по утверждению "коллективного руководства" (а раньше и Каминского), Берия и Багиров, то не покрывали ли агенты взаимные преступления перед своей партией? Ведь вся дореволюционная деятельность Сталина протекала главным образом в Баку и Тифлисе, в центрах, которые Сталин еще при Ленине, а потом и до конца своей жизни доверял только своим личным ставленникам? Сталин не доверял Орджоникидзе, но во всем доверял Берия. Хрущев сообщает[167]:

"Берия также жестоко расправился с семьей товарища Орджоникидзе… Орджоникидзе всегда был противником Берия и говорил об этом Сталину. Но вместо того, чтобы разобраться в этом вопросе и принять соответствующие меры, Сталин допустил ликвидацию брата Орджоникидзе и довел самого Орджоникидзе до такого состояния, что он был вынужден застрелиться".

Хрущев почему-то не договаривает правды до конца: Орджоникидзе был единственным из старых членов Политбюро, который поставил перед Сталиным ультиматум о прекращении ежовской инквизиции (Берия тогда был все еще грузинским "царьком"). В ответ на это Сталин послал на его квартиру чекистов с запасным револьвером для Орджоникидзе: если Орджоникидзе не хочет умереть в подвале НКВД, то он должен умереть на своей квартире. В присутствии чекистов он попрощался со своей женой Зинаидой и застрелился. Доктор Плетнев, который в то время ожидал в приемной Орджоникидзе, засвидетельствовал смерть от разрыва сердца. Через три дня на Красной площади были похороны. На мавзолее Ленина, "печально" свесив головы, стояли друзья-убийцы Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Хрущев, Микоян, Ежов, а срочно вызванный из Грузии Берия проливал крокодиловы слезы по поводу "преждевременной смерти великого революционера, друга и соратника Сталина Серго Орджоникидзе". Я присутствовал на этом митинге, вблизи мавзолея, в снежный февральский день 1937 года. Я наблюдал за Сталиным — какая великая скорбь, какое тяжкое горе, какая режущая боль были обозначены на его лице! Да, великим артистом был товарищ Сталин! Не говорит Хрущев правды и о масштабе террора при Берия. Верно, что Берия в отношении членов ЦК, крупных партработников и высших военных чинов довел дело Ежова до конца. Тут он действительно не знал пощады. Но пытки, кроме как для этих "известных врагов", применялись еще только к бывшим "ежовцам" — чекистам ежовского набора.

Более того, начались массовые освобождения многих из арестованных ежовцами. На местах прекратили приведение в исполнение смертных приговоров, и дела таких лиц начали пересматривать в срочном порядке. Даже многих осужденных возвращали из концлагерей на пересмотр и доследование дела. Таким образом, к началу 1939 года аресты и пытки в основном прекратились. Я, конечно, не думаю, что Берия был "добрее" Ежова или в Сталине проснулась совесть, но конец должен был все-таки когда-нибудь наступить.

Сталин, арестовав Ежова и назначив Берия, сумел, как обычно, заработать на своих же преступлениях новый капитал: ужасы террора были приписаны лично Ежову, "весна либерализма"- верному ученику Сталина — Л. П. Берия.

Однако во время войны и после ее окончания Берия, под руководством Сталина, показал такой высокий класс инквизиции, до которого не поднялся даже Ежов: начались массовые депортации целых народов в Сибирь и Казахстан: поголовно выселены были чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, калмыки, крымские татары, приволжские немцы, частично депортированы балтийские народы… Хрущев с поддельным возмущением говорил по этому поводу[168]:

"…чудовищны акты, инициатором которых был Сталин… Мы имеем в виду массовую высылку из родных мест целых народов, вместе с коммунистами и комсомольцами, без каких-либо исключений: эта высылка не была продиктована никакими военными соображениями. Так, уже в конце 1943 года… проведено решение относительно высылки всех карачаевцев… В тот же период, в конце декабря 1943 года, такая же судьба постигла все население Калмыцкой автономной республики. В марте 1944 года были полностью высланы чеченский и ингушский народы, а Чечено-Ингушская автономная республика была ликвидирована. В апреле 1944 г. с территории Кабардино-Балкарской автономной республики были высланы в отдаленные места все балкарцы…"

Доложив все это, Хрущев иронически закончил[169]:

"Украинцы избегли этой участи только потому, что их было слишком много и не было места, куда их сослать. Иначе он их тоже сослал бы".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.