ВЕНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

ВЕНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

Как уже говорилось, вечером 17 февраля, на четвертый день после взятия Будапешта, вышло указание Ставки командующим войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов о подготовке и проведении наступательных операций на братиславско-брновском и венском направлениях. При этом 27-я армия генерал-полковника С. Г. Трофименко с 20 февраля передавалась из 2-го Украинского фронта в состав 3-го Украинского фронта, а 46-я армия генерал-лейтенанта А. B. Петрушевского и 2-й гвардейский механизированный корпус генерал-лейтенанта К. В. Свиридова, наоборот — от Толбухина уходили к Малиновскому.

В оперативное подчинение 2-го Украинского фронта поступали также Дунайская военная флотилия под командованием контр-адмирала Г. Н. Холостякова и 83-я отдельная морская стрелковая бригада. Кроме того, из своего резерва Ставка выделила фронту 9-ю гвардейскую армию, которая выделялась уникальной для того периода укомплектованностью — 10–11 тысяч человек в дивизии — и отборным качеством человеческого материала. Дело в том, что в октябре 1944 года армия формировалась как Отдельная воздушно-десантная в составе 37, 38, 39-го гвардейских десантных корпусов и «была полностью укомплектована хорошо подготовленными кадрами офицерского, сержантского и рядового состава, который прошел курс обучения ведению боевых действий в тылу врага». Для чего такая армия понадобилась Сталину, история умалчивает. Однако 18 декабря того же года велено было в двухмесячный срок переформировать ее в общевойсковую. Корпуса и дивизии стали именовать стрелковыми. Армии выдали крупнокалиберную артиллерию и реактивные установками, три полка самоходок СУ-76, автотранспорт, лошадей и прочее положенное пехоте по штату вооружение и имущество. Командующим назначили Героя Советского Союза генерал-полковника В. В. Глаголева, который, согласно характеристике, «отличался решительностью, хладнокровием в сложной боевой обстановке и непреклонной волей в достижении поставленных целей». В общем, народ в армии подобрался отчаянный, сегодня сказали бы, безбашенный.

Войскам маршала Малиновского в предстоящей операции отводилась главная роль. Директивой № 11027 2-му Украинскому фронту предписывалось силами 9-й и 7-й гвардейских, 53-й общевойсковой и 6-й гвардейской танковой армий и конно-механизированной группы подготовить удар севернее Дуная на Нове-Замки, Малацки, Зноймо. Одновременно вдоль правого берега Дуная должна была наступать 46-я армия, усиленная 2-м гвардейским механизированным корпусом и артиллерийской дивизией РГК. Перед Малиновским была поставлена задача освободить Братиславу, не позднее двадцатого дня операции занять Брно, Зноймо и во взаимодействии с 3-м Украинским фронтом овладеть Веной. В дальнейшем предусматривалось развивать наступление в общем направлении на Пльзень.

3-й Украинский фронт должен был силами 4-й гвардейской, 26-й и 27-й армий, усиленных тремя артдивизиями прорыва, ударить из района Секешфехервара, в направлении на Папа, Сомбатхей, разбить группировку противника севернее озера Балатон и через две недели выйти на австро-венгерскую границу. Одновременно южнее озера Балатон с целью овладеть нефтеносным районом Надьканижа переходила в наступление 57-я армия генерал-полковника М. Н. Шарохина. В дальнейшем предполагалось главными силами фронта развивать удар в направлении Винер-Нёйштадт, Санкт-Пёльтен для содействия войскам 2-го Украинского фронта в овладении Веной. Оперативно подчиненную маршалу Толбухину 1-ю болгарскую армию, которой командовал генерал-лейтенант Владимир Стойчев, приказывалось использовать для обеспечения левого крыла фронта, развертывая ее по северному берегу реки Дратва. Левее ее действовала 3-я югославская армия под командованием генерал-лейтенанта Косты Наджа.

Начало наступления намечалось на 15 марта. Подготовка к нему развернулась незамедлительно. Координация действий двух фронтов возлагалась на маршала С. К. Тимошенко. Однако через несколько дней обстановка изменилась.

17 февраля противник из района Комарно нанес внезапный удар по войскам 7-й гвардейской армии, оборонявшим плацдарм на правом берегу реки Грон севернее Эстергома. 24 февраля армия вынуждена была отойти на левый берег, а генерал М. С. Шумилов «за беспечность и плохую организацию обороны» получил персональный выговор от Верховного Главнокомандующего. Советские источники утверждают, что враг бросил в бой около 400 танков и штурмовых орудий, чего, учитывая состояние немецких дивизий, быть физически не могло. Но не важно, чем оправдывают свое поражение генералы — плохой погодой или могутностью противника. Настоящей сенсацией стала новость об участии в немецком контрударе 1-й и 12-й танковых дивизий СС. Это означало, что в Западной Венгрии материализовалась 6-я танковая армия СС.

Наши стратеги ожидали ее где угодно — непосредственно на берлинском направлении, на флангах у Конева или Жукова, — но только не здесь. Впрочем, аналогично мыслили англо-американцы. Так, 20 февраля начальник штаба американской армии Джордж Маршалл сообщил начальнику Генштаба генералу А. И. Антонову, что противник готовится к контрнаступлению и создает на Восточном фронте две группировки: одну — в Померании для удара на Торн, другую — в районе Вена, Моравска-Острава для наступления в направлении Лодзи. При этом в южную группировку предполагалось включение 6-й танковой армии СС. Похожие сведения ранее поступили и от английского командования. Начальник штаба фронта генерал С. П. Иванов рассказывает, что, когда он должил в Москву о сосредоточении крупной танковой группировки врага в районе озера Балатон, его сочли мистификатором:

«Даже начальник Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов, разговаривая по ВЧ с командующим фронтом Ф. И. Толбухиным, недоуменно спросил: «Кто вам может поверить, что Гитлер снял 6-ю танковую армию СС с запада и направил против 3-го Украинского фронта, а не под Берлин, где готовится последняя операция по разгрому фашистских войск?» Действительно, трудно было поверить, что противник в условиях, когда советские войска находились в 60 км от Берлина, будет перебрасывать свои танковые соединения в Венгрию и организовывать там контрнаступление».

Ни одна из разведок не проникла в очередной гениальный замысел Гитлера, приказавшего во второй половине января направить эсэсовскую армию Йозефа Дитриха из Арденн на самый южный участок Восточного фронта.

Целью родившейся в голове фюрера операции с условным наименованием «Весеннее пробуждение» было: в течение 10–12 дней вдребезги разгромить войска маршала Толбухина и отбросить их за Дунай. Затем танковые дивизии планировалось перебросить на центральное направление.

Гитлер с апломбом утверждал, что Сталин имеет целый ряд выдающихся военачальников, но — ни одного стратега, ведь, будь иначе, «советский удар наносился бы не по барановскому плацдарму, а в Венгрии». Впрочем, собственные генералы тоже плохо понимали фюрера. К примеру, «папа» войск СС, оберстгруппенфюрер Пауль Хауссер:

«В то время как верховное командование сухопутных сил предложило операцию по зажиманию противника в «клещи» из Силезии и Померании, верховное командование Вермахта приказало задействовать армию в Венгрии. Не здесь решался исход войны! Военно-экономические причины, нефть у озера Балатон не являлись достаточным основанием для такой стратегии. Таким образом, в конце января был отдан приказ о переброске армии с Западного фронта. Положение на железной дороге позволяло одновременно перевозить лишь четыре эшелона, поэтому штаб армии прибыл в район Раба (Дьёра) 20 февраля, последние части — лишь в начале марта».

Или начальник Генерального штаба ОКХ:

«Когда я опроверг выдвинутые Гитлером в обоснование своего решения причины военного характера, он ухватился за мысль, что венгерские нефтяные запасы и нефтеперегонные заводы имеют для нашей промышленности решающее значение, так как противник своими воздушными налетами уничтожил наши химические заводы: «Если у вас не будет горючего, ваши танки не будут двигаться, самолеты не будут летать. С этим-то вы должны согласиться. Но мои генералы ничего не понимают в военной экономике». Он помешался на этой идее, и никто не мог его переубедить».

Правда, несколькими страницами ниже Гудериан, анализируя сложившуюся обстановку, фактически признал правоту Гитлера, просто генералу милее были прусские березки, чем берег дунайский, а сохранить все сил уже не было:

«Сильно пострадала наша военная промышленность. Особенно чувствительной была потеря заводов синтетического горючего, от работы которых в основном зависело снабжения нашей армии горючим. 13 января был уничтожен завод в Пелитце (Полице) под Штеттином. 14 января противник разбомбил нефтесклады под Магдебургом, Дербеном, Эменом и Брауншвейгом, заводы Лейна и завод горюче-смазочных материалов в Манхейме, 15 января — бензоловые заводы под Бохумом и Реклингхаузеном. Кроме того, 14 января был уничтожен нефтеперегонный завод Гейде в Дании. По нашим сводкам, союзники потеряли во время бомбардировок 57 самолетов, мы потеряли 236 самолетов. Теперь, после выхода из строя большинства наших заводов горюче-смазочных материалов, командование располагало лишь нефтяными месторождениями в Цистерсдорфе (Австрия) и в районе озера Балатон (Венгрия). Это обстоятельство до некоторой степени объясняет, почему Гитлер принял решение перебросить основные силы, которые удалось снять с Западного фронта, в Венгрию, чтобы удержать в своих руках последние районы добычи нефти и венгерские нефтеочистительные заводы, одинаково важные для производства продукции, необходимой для бронетанковых войск и военно-воздушных сил».

Как пишет генерал армии Штеменко, венгерская нефть приобрела для Вермахта «ценность эликсира жизни».

Кроме того, Гитлер вынашивал план организации длительного сопротивления под своим личным руководством в так называемой «Альпийской крепости», включавшей в себя территории Австрии, Баварии и прилегающие районы Италии и Чехии. Для успеха предприятия надо было любой ценой удержать нефтяные месторождения и заводы Западной Венгрии, сохранить австрийскую военную промышленность и восстановить оборонительный «периметр» по Дунаю, который являлся серьезной водной преградой. На крайний случай Берлин можно было сдать — ради того, чтобы союзники сцепились между собой где-нибудь на Эльбе. В том, что это непременно произойдет, фюрер не сомневался. На случай падения столицы планировалось сформировать группы армий «Север» и «Юг». Всю полноту военной власти в Северной Германии должен был принять адмирал Дениц. В Альпах, в убежище Берхтесгаден, для руководства Южным фронтом предполагалось развернуть ставку Верховного Главнокомандующего.

О созданной нацистами в Баварских Альпах неприступной крепости распускались самые фантастические слухи, на основании которых составлялись разведывательные донесения в стиле романов о Джеймсе Бонде:

«Здесь под прикрытием естественных оборонительных препятствий, усиленных самым эффективным секретным оружием из когда-либо созданного человеком, уцелевшие силы, которые до сих пор правили Германией, положат начало ее возрождению; здесь на заводах, расположенных в бомбоубежищах, будет изготовляться оружие; здесь в обширных подземных нишах будет храниться продовольствие и снаряжение, а специально сформированный корпус из молодых людей будет обучаться ведению партизанской войны, с тем чтобы целая подпольная армия могла быть подготовлена и направлена на освобождение Германии от оккупировавших ее сил».

После «неизбежного» развала антигитлеровской коалиции намечалось заключить сепартный мир с одной из сторон. При этом, если генералы Вермахта и ведомство Гиммлера, пугая мир угрозой большевизации Европы, надеялись найти понимание на Западе, то взор автора «Майн кампф» привычно устремлялся на Восток. Ведомый по жизни «магическими силами», он прозревал, что два пролетарских государства с идентичными тоталитарными режимами, руководимые рабочими партиями с народными вождями, быстрее найдут общий язык, чтобы вместе противостоять притязаниям британских и американских «плутократов». А бурные аплодисменты и всеобщее одобрение трудящихся по этому поводу легко обеспечат ведомства товарищей Берия и Гиммлера, Геббельса и Щербакова.

Но для начала следовало устроить Красной Армии хорошее кровопускание.

«Фюрер убежден, — конспектировал Геббельс, — что если какая-то держава в лагере противника и захочет вступить первой в переговоры с нами, то при любых обстоятельствах это будет Советский Союз. Сталин испытывает очень большие трудности в своих отношениях с англо-американцами, и к тому же он стоит теперь во главе одного из государств, которое хочет вернуться домой с военной добычей, как и мы. Так что настанет день, когда ему надоедят вечные споры с англо-американцами, и он будет искать другие возможности…

Но предпосылка для наших переговоров с той или другой стороной — военный успех. Сталину тоже надо пострадать, прежде чем он захочет иметь дело с нами. Фюрер правильно подчеркивает, что Сталин сумел бы, скорее всего, осуществить изменение курса военной политики, ибо ему нет надобности обращать внимание на общественное мнение в своей стране. Иначе обстоит дело с Англией. Совершенно несущественно, склонен ли Черчилль проводить другую военную политику: если бы он и захотел этого, то не смог бы. Он слишком зависим от внутриполитических сил, которые в своем большинстве уже наполовину большевизировались. А у Рузвельта нет даже ни малейшего намерения идти по этому пути.

Фюрер думает найти возможность договориться с Советским Союзом, а затем с жесточайшей энергией продолжить войну с Англией».

О том же пишет генерал Раус: «Он упрямо верил, что его главный противник находится на западе, тогда как немецкое военное руководство, при всей его ненависти к западным державам, все-таки самым главным врагом считало Россию».

Таким образом, необходимость «Пробуждения» обосновывалась не только военно-экономическими, но и стратегическими соображениями. Поэтому половина всех немецких танковых дивизий, сражавшихся на Восточном фронте, лучшие эсэсовские части оказались в Венгрии.

Замысел сводился к тому, чтобы нанести три удара по сходящимся направлениям.

Главный удар намечалось нанести силами 6-й полевой армии и 6-й танковой армии СС между озерами Веленце и Балатон в юго-восточном направлении с целью расчленить войска 3-го Украинского фронта на две части, выйти к Дунаю на участке Дунапентеле, Дунафёльдвар и захватить плацдармы на левом берегу. В последующем войска 6-й танковой армии СС должны были наступать на север и юг вдоль правого берега Дуная.

Второй удар предполагался в полосе 1-й болгарской армии силами 91-го армейского корпуса группы армий «Е» из района Дони-Михоляц на север, навстречу танкам Дитриха.

Третий удар планировалось нанести 2-й танковой армией из района Надьканижи на Капошвар. Впрочем, ни одной танковой дивизии армия Максимилиана де Ангелиса в своем составе не имела. Активными действиями она сковывала силы 57-й армии, в тылу которой должны были сомкнуться немецкие «клещи».

С воздуха наступление прикрывала авиация 4-го воздушного флота.

Всего, с учетом частей 3-й венгерской армии, оперативно подчиненных генерала Балку, и войск группы армий «Е», действовавших по правому берегу Дратвы, противник, по советским оценкам, имел в полосе 3-го Украинского фронта 31 дивизию, в том числе 11 танковых, 5 боевых групп и моторизованную бригаду. В составе этой группировки насчитывалось 431 тысяча человек, 5630 орудий и минометов, 877 танков и штурмовых орудий, 850 самолетов.

Перемещение и сосредоточение 6-й армии СС велось с соблюдением всех мер секретности. Чтобы затруднить идентификацию соединений, на перебрасываемой в Венгрию технике были закрашены дивизионные значки, эсэсовцам велели снять нарукавные повязки, сама армия в документах именовалась штабом старшего начальника инженерных войск, а отдельные соединения — строительными и учебными частями. Гитлер опасался, как бы русские раньше времени не догадались о его намерениях и не подготовились к отпору. Однако весь комплекс мероприятий был перечеркнут атакой 1-го танкового корпуса группенфюрера Присса у реки Грон.

Во второй половине февраля советское командование располагало достоверными сведениями, что в Западной Венгрии сосредоточивается крупная, преимущественно танковая, группировка противника. 21 февраля начальник Главного разведывательного управления РККА генерал-лейтенант И. И. Ильичев представил донесение, подтверждавшее, что «вся 6-я танковая армия СС направляется в Венгрию». И ясно было, что здесь затевается что-то недоброе. В сложившейся обстановке Ставка приказала Толбухину, не останавливая подготовку наступления, принять меры к отражению возможного контрудара противника. Таким образом, фронту предстояло подготовиться одновременно к оборонительной и к наступательной операциям: создать «глубокую оборону, особенно сильную в противотанковом отношении», и в то же время сохранить людей, технику и боеприпасы для удара на Вену.

К началу марта в составе 3-го Украинского фронта (4-я гвардейская, 27, 26, 57-я, 1-я болгарская, 17-я воздушная армии, 18-й и 23-й танковые, 1-й гвардейский механизированный, 5-й гвардейский кавалерийский корпуса — 37 стрелковых, 3 кавалерийские, 6 болгарских пехотных дивизий, 1 укрепрайон, 1 кавалерийский, 1 механизированный, 2 танковых корпуса, 1 механизированная и 1 самоходно-артиллерийская бригада) насчитывалось 566 тысяч солдат и офицеров, 6889 орудий и минометов, 399 танков и самоходных установок, 965 самолетов.

Отсюда наши историки сделали вывод, что «общее соотношение сил в людях, артиллерии и самолетах было почти равным, но по танкам и самоходно-артиллерийским установкам противник превосходил более чем вдвое». Утверждение, что 431 тысяча примерно равна 566 тысячам, выглядит спорным. Югославская армия, имевшая восемь дивизий, при этом вообще не учитывается. Вся немецкая бронетехника считается исправной, хотя на самом деле боеготовых машин, с учетом ЗСУ, насчитывалось 580 единиц, в том числе 35 «тигров». Что касается советской стороны, то только исправная техника и принимается во внимание. Учитывая, что немецкие летчики и танкисты испытывали ставшие хроническими проблемы с горючим и боеприпасами, русские сидели в обороне, а элемент внезапности немцами был утрачен, все выглядит не так уж грустно.

Поскольку «вскрыть замысел врага» для советской разведки было непосильной задачей (хоть генерал Штеменко задним числом и утверждает обратное), в штабе Толбухина путем проверки местности на проходимость и танкодоступность вычислили два наиболее вероятных направления немецкого наступления — севернее Секешфехервара на Будапешт и между озерами Веленце и Балатон на Дунапентеле. К тому же здесь противник находился от Дуная в 25–30 километрах. Первый вариант казался предпочтительнее.

В соответствии с принятой «доктриной» основные усилия войск фронта были сосредоточены в полосах, прикрывавших эти направления, 4-й гвардейской армии (20, 21, 31-й гвардейские стрелковые корпуса, 1-й гвардейский укрепрайон) генерал-лейтенанта Н. Д. Захватаева и 26-й армии (30, 104, 135-й стрелковые корпуса) генерал-лейтенанта Н. А. Гагена. Во втором эшелоне находилась 27-я армия (35-й гвардейский, 33-й, 37-й стрелковые корпуса) генерал-полковника С. Г. Трофименко. 57-я армия (6-й гвардейский, 64-й стрелковые корпуса) и 1-я болгарская армия (3-й, 4-й пехотные корпуса) удерживали 200-километровый рубеж: озеро Балатон, Бабоча и далее по левому берегу реки Дратва. К началу марта была подготовлена достаточно развитая в инженерном отношении и эшелонированная на глубину 30–50 километров оборона. Тактическая зона состояла из двух полос глубиной 10–15 километров. Были созданы ротные противотанковые опорные пункты, имевшие 3–5 орудий и 4–6 противотанковых ружей, батальонные противотанковые узлы, противотанковые районы и подвижные противотанковые резервы, «посеяно» около 30 тысяч противотанковых мин, сформировано 68 подвижных отрядов заграждения. В 83-километровой полосе от Ганта до озера Балатон было сосредочено 4400 орудий и минометов, 339 реактивных установок. Общая оперативная плотность артилллерии на наиболее важных направлениях составляла 60–70 орудий и минометов, противотанковых стволов — 20–25, плотность минных заграждений на отдельных участках — 2700 противотанковых и 2500 противопехотных мин на один километр. Советские войска заняли первую, вторую и тыловую полосы. Наибольшая плотность обороны была создана на рубеже Гант — озеро Веленце, то есть в полосе 4-й гвардейской армии, где на дивизию в среднем приходилось 3,3 километра, южнее оперативная плотность соединений была ниже — 4,5–6,5 километра на дивизию.

В резерве командующего фронтом находились 18-й и 23-й танковые, 1-й гвардейский механизированный, 5-й гвардейский кавалерийский, 133-й стрелковый корпуса и шесть артиллерийских бригад. Правда, в ходе сражения за Будапешт бронетанковые войска понесли значительные потери, не успели полностью восстановиться и все вместе насчитывали в строю 189 средних танков и 210 самоходно-артиллерийских установок.

17-я воздушная армия, которой командовал генерал-полковник В. А. Судец, имела задачу вести разведку, наносить удары по вражеским войскам, прикрывать соединения фронта с воздуха. Дунайская военная флотилия осуществляла перевозку грузов через Дунай в интересах двух фронтов и осуществляла траление реки.

Сражение началось в ночь на 6 марта на южном участке фронта, где противник тремя пехотными дивизиями нанес два удара: первый — из района Дони-Михоляц по войскам 1-й болгарской, второй — из района Валпово по частям 3-й югославской армии. Внезапной атакой, без проведения артиллерийской подготовки, немцы форсировали Дратву и захватили на ее северном берегу два плацдарма до 8 киллометров по фронту и 5 километров в глубину каждый. Возникла угроза выхода противника к переправам на Дунае и в тыл 57-й армии. Поэтому Толбухин приказал выдвинуть из своего резерва 133-й стрелковый корпус генерал-майора П. А. Артющенко и, организовав контрудар во взаимодействии с болгарскими и югославскими войсками, восстановить положение. Контрудар успеха не имел, но дальнейшее продвижение немцев на этом участке было остановлено.

Второй удар последовал в 7 часов утра силами 2-й танковой армии вдоль железной дороги на Капошвар, Домбовар. Введя в бой около 70 танков и САУ, они на узком участке вклинились в оборону 57-й армии на глубину до 5 километров, но были остановлены контратаками вторых эшелонов дивизий, сильным артиллерийским огнем и налетами 189-й штурмовой авиадивизии. При этом в составе советского 64-го стрелкового корпуса «проходила стажировку» болгарская 12-я пехотная дивизия.

Наконец, в 8.45 на участке между озерами Веленце и Балатон перешли в наступление главные силы — 6-я танковая армия СС (1-й кавалерийский, 403-й народно-артиллерийский, 1-й и 2-й танковые корпуса СС) и 3-й танковый корпус 6-й армии.

Армия Дитриха спускалась на юго-восток вдоль широкого канала Шарвиз, разделявшего советский плацдарм на две части. Из района Польгарди по западному берегу наступали 1-й кавалерийский корпус (3-я, 4-я кавалерийские дивизии, 25-я венгерская пехотная) и 1-й танковый корпус СС (1-я танковая дивизия СС «Лейбштандарт «Адольф Гитлер», 12-я танковая дивизия СС «Гитлерюгенд», 501-й тяжелый танковый батальон СС, 560-й батальон истребителей танков). Этой ударной группировке предстояло соединиться с наступавшими с юга силами группы армий «Е».

2-й танковый корпус СС (2-я танковая дивизия СС «Рейх», 9-я танковая дивизия СС «Хоэнштауфен», 44-я пехотная дивизия) должен был продвигаться через Аба по восточному берегу канала. Его задачей был выход к Дунаю у Дунапентеле и Дунафельвара.

В резерве армии оставалась 6-я танковая дивизия.

Задачей 3-го танкового корпуса (1, 3,23-я танковые, 356-я пехотная дивизии, батальон 24-го танкового полка, 509-й тяжелый танковый батальон, 219-й батальон штурмовых танков) было пробиться на восток и, обеспечивая фланговое прикрытие главной ударной группировки, организовать отсечную позицию фронтом на север между озером Веленце и Дунаем.

В каждом из танковых корпусов насчитывалось 120–150 боеготовых танков, истребителей и штурмовых орудий. В каждой эсэсовской дивизии наличествовало 17–19 тысяч личного состава.

4-й танковый корпус СС (3-я танковая дивизия СС «Тотенкомпф», 5-я танковая дивизия СС «Викинг», 2-я венгерская танковая дивизия) обергруппенфюрера Герберта Гилле оставался в обороне в районе Секешфехервара и при благоприятном развитии событий должен был присоединиться к наступлению ударом на Будапешт.

К северу от Секешфехервара занимала оборону 3-я венгерская армия.

Если советские источники утверждают, что со стороны противника имели место мощная 30-минутная артподготовка и поддержка авиации, то Хауссер божится: «Наступление началось без артиллерийской подготовки и без какой-либо поддержки с воздуха… Погода и местность не благоприятствовали операции».

Тем не менее соединения 3-го танкового корпуса генерала Германа Брейта нашли слабое звено, в советской обороне, ударив по стыку 4-й гвардейской и 26-й армий, который прикрывался пульбатами 1-го гвардейского укрепрайона генерала Никитина, имевшего в наличии 3130 бойцов и 4 трехдюймовки. Гвардейцы были застигнуты врасплох и, не проявив «должной устойчивости», бежали в сторону местечка Шерегейеш и далее, оголяя правый фланг 155-й стрелковой дивизии. Важный узел советской обороны был захвачен немцами уже в первой половине дня. Организованная комдивом-155 при поддержке 110-й танковой бригады контратака не удалась.

2-й танковый корпус СС группенфюрера Вилли Битриха, не успев полностью сосредоточиться, начал атаку лишь частью сил и успеха не добился.

1-й танковый корпус СС столкнулся с подготовленной обороной 68-й гвардейской, 233-й и 74-й стрелковых дивизий. Прорвать ее эсэсовцам не удалось — продвижение составило около 4 километров. С погодой немцам действительно не повезло. Ударила оттепель, тяжелые боевые машины тонули в грязи, пехота шла в атаку без поддержки бронетехники и несла неоправданные потери. Хотя по сравнению с другими участками оборона здесь была наиболее слабой, поскольку советское командование посчитало, что, вследствие начавшегося разлива весенних вод, данная местность меньше всего подходит для массового применения бронетехники.

Решив, что в полосе 1-го гвардейского УРа противник наносит главный удар, маршал Толбухин приказал выдвинуть в район юго-восточнее Шерегельеша и поставить в засады 18-й танковый корпус генерал-майора П. Д. Говоруненко, усиленный 208-й самоходно-артиллерийской бригадой — всего 62 «тридцатьчетверки» и 96 самоходок, в том числе 63 новейших самоходных «зверобоя» СУ-100. Эта боевая машина с 2000 метров уверенно поражала любой немецкий танк, но не имела оборонительного пулеметного вооружения. Сюда же направлялась 3-я гвардейская воздушно-десантная дивизия 35-го гвардейского стрелкового корпуса 27-й армии.

Однако на следующий день удар противника последовал южнее Шерегельеша, где всеми исправными силами — 147 танков и САУ — перешел в наступление 2-й танковый корпус СС. Но и здесь «блицкрига» не получилось. Командир дивизии «Хоэнштауфен» бригадефюрер Сильвестр Штадлер докладывал: «Массированная танковая атака была невозможна. Вся местность превращена в жидкую грязь, в которой все тонет. Оберштурмбаннфюрер Телькамп, профессиональный танковый командир, лично руководил боем лучшей роты и вынужден был сообщить мне, что его полк не может быть использован, так как тяжелые машины тонут в грязи. После того как два танка погрузились почти по башню, атака на широком фронте наступающей пехоты могла быть поддержана только одной танковой ротой, действующей по единственной дороге в полосе нашего наступления». Чтобы «оседлать» эту дорогу, советское командование спешно перегруппировало часть сил 18-го танкового корпуса с полком самоходок СУ-100. В течение дня немцы захватили Аба, но были остановлены перед городком Шаркерестур.

Наибольшего успеха добился 1-й танковый корпус СС — 140 танков и САУ, наступавший по западному берегу канала Шарвиз. С утра 7 марта ожесточенные бои развернулись в районе Калоза. Здесь покрыли себя славой полки 43-й истребительно-противотанковой артбригады. Не выдержав немецкого удара, советская пехота отступила, оставив пушкарей без прикрытия, и те в течение нескольких часов сковывали силы противника. В этот день 1964,1965,1966-й ИПТАПы подбили и сожгли 44 танка, потеряв 32 орудия, 3 тягача и 4 грузовика. Тем не менее частям дивизии «Лейбштандарт» удалось прорвать вторую линию обороны 68-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора И. М. Некрасова и вынудили ее отступить на восточный берег канала.

В целях усиления обороны, по указанию командующего фронтом, на вторую полосу южнее озера Веленце выдвинулись соединения 27-й армии и три истребительно-противотанковых артполка. Восточнее Шерегельеша заняла позиции группировка артиллерии в составе 160 орудий и минометов. В район Шарбогард передислоцировался 1-й гвардейский механизированный корпус генерал-лейтенанта И. Н. Руссиянова, имевший в строю 48 иномарок М4А2 «Шерман» и 17 отечественных СУ-100. На рубеже Шимонторнья, Озора по восточному берегу канала Шавриз и южному берегу канала Шио выстраивался в линию 5-й гвардейский Донской кавалерийский корпус генерал-майора С. И. Горшкова. Сюда же были направлены два полка 208-й самоходной бригады СУ-100, изъятые у генерала Говоруненко.

Для улучшения управления командующий фронтом 8 марта возложил оборону участка южнее озера Веленце и до канала Шарвиз на 27-ю армию. Генералу Трофименко были подчинены все соединения, оборонявшиеся в этом секторе, — 30-й стрелковый корпус, 1-й гвардейский укрепрайон, а также 18-й танковый, 1-й гвардейский механизированный и переброшенный из полосы 4-й гвардейской армии 23-й танковый корпус генерал-лейтенанта А. О. Ахманова. В корпусе имелось в наличии 23 танка и 10 тяжелых самоходок. 26-я армия обороняла участок от канала Шавриз до озера Балатон, из-за Дуная сюда подтягивались дивизии 33-го стрелкового корпуса. В подчинение генерала Гагена из резерва фронта была передана 209-я самоходно-артиллерийская бригада.

9 марта противник продолжал атаковать. 2-й корпус СС пробился к Шарсентаготе. Чтобы задержать немецкое продвижение на этом участке, в бой были введены инженерно-саперные штурмовые подразделения, осуществлявшие «нахальное» минирование под носом у немецких танкистов, 1964-й ИПТАП и два дивизиона трофейных самоходок — 150-мм гаубиц «Хуммель» (8 единиц) и 88-мм истребителей «Насхорн» (6 единиц). Трофеи с красными звездами все остались на поле боя. Немцам еще три пройденных километра тоже обошлись недешево: смертельное ранение получил командир дивизии «Рейх» группенфюрер Вернер Остендорф.

К сожалению, мемуары советских полководцев, участвовавших в этом тяжелейшем сражении, абсолютно пусты в информативном плане, заполнены рассказами о подвигах и «героических действиях» отдельных бойцов и командиров, местами переходящими в откровенные анекдоты. Особой любовью к байкам отличался генерал Руссиянов:

«Когда наблюдатели доложили гвардии подполковнику Лещенко (командиру 18-го гвардейского танкового полка), что за ближайшей высоткой накапливается немецкая пехота, командир полка вызвал водителей двух тягачей — сержантов Фролова и Щекина и приказал им обойти высотку, ударить противнику в тыл. На малом газу, по неглубокой заснеженной лощине тягачи с десантом автоматчиков обошли высоту и на полной скорости двинулись прямо к ничего не подозревавшим гитлеровцам. Щекин и Фролов давили солдат противника гусеницами, а автоматчики уничтожали меткими очередями.

Ударный отряд фашистов был рассеян, его атака сорвана.

Вскоре танкисты Лещенко получили очень важное задание командования корпуса. Начальнику разведки стало известно, что у гитлеровцев появилось новое стрелковое оружие. Естественно, нам нужно было получить несколько образцов. Поэтому Лещенко был передан приказ взять несколько «языков» с оружием.

Задание выполнил капитан Боровский. На танковом тягаче капитан врезался в строй атакующих и начал «отлавливать «языков». Боровский и два помогавших ему гвардейца хватали гитлеровцев за головы (?!) и втягивали их в тягач — ноги пленников торчали над бортом машины. Всего таким образом было схвачено семь человек — все они были вооружены автоматическими винтовками, нового, тогда неизвестного нам образца.

В боях, которые разгорелись в районе между двумя озерами, гвардейцы корпуса сражались так же самоотверженно и искусно, как и прежде».

Вот так, разъезжая на тягачах в боевых порядках атакующих эсэсовцев, давя их гусеницами и хватая «за головы», искусно сражался 1-й гвардейский мехкорпус. Непонятно только, почему он до сих пор не в Берлине?

На западном берегу канала Шарвиз, прорвав к вечеру промежуточный оборонительный рубеж 26-й армии, передовые части «Лейбштандарта» завязали бои с 11-й гвардейской кавалерийской дивизией в Шимонторнья. Продвигавшиеся справа параллельной дорогой гренадеры «Гитлерюгенда» захватили Дег и устремились на Игар.

В. В. Быков под Шимонторнья был не генералом, а Васькой-взводным в истребительно-противотанковом полку, где «ствол длинный, а жизнь короткая»:

«Рев с неба то обрывается, то возникает вновь. Едва один «мессер» выходит из пике, как сверху обрушивается другой и лупит из пулеметов. Не помню уж, улетели они или еще пикировали, но мы начали тушить пожар. И тут услышали, что на нас надвигается нечто куда более страшное. Земля дрожит, а в ушах — знакомый гул и лязг. Когда ветер отнес дым от горящих ракет, я взглянул на дорогу, что была рядом. А надо сказать, мы заняли позиции таким образом: две батареи — с одной стороны, три — с другой. Это называлось «оседлать дорогу». Так вот, вижу, по ту сторону, за посадкой, движется стадо танков.

Показалось именно стадо. Никакого боевого порядка. Гурт. Идут, как коровы на водопой. Только передние стреляют из пушек. Вот так, не останавливаясь, истоптали они половину позиций нашего полка, все смяли — и орудия, и машины, и людей. Будто их и не было. Подбегает ко мне комбат, старший лейтенант, кричит: «Вытаскивай пушки! Подгоняй машины! Мотаем отсюда!» Подогнали «студеры», вытащили окопанные орудия — и мотаем. Командир полка приказывает по рации: выдвинуться наперерез танкам. А мы попали в заболоченные кусты, машины грузнут, выдираемся с трудом. Дальше жмем по крутым скатам, через заросли дубняка. Позиции занять опоздали, и немецкие танки накрыли нас огнем как раз на полевом косогоре, который легко простреливался из захваченного ими села. У нас было машин двадцать, пушек меньше — две батареи. И мы решили прорываться по одному. «Студер» разгоняется и на предельной скорости мчит по косогору. А из танков пуляют по нему. Один проскочит, другого подобьют. Я — проскочил. Других подбили и сожгли…

Через день выяснилось, что в полку одна моя пушка со «студером», радиостанция и штабная машина. Остальные из тех, кто уцелел, избрали другие направления, потому что всем вместе выбраться было невозможно».

Казалось, советская оборона вот-вот рухнет: все армейские и фронтовые резервы были израсходованы. По свидетельству С. М. Штеменко, командующий фронтом позвонил по телефону Сталину и спросил, не стоит ли его войскам и, в крайнем случае, штабу отойти на левый берег Дуная, чтобы не потерять управления:

«И. В. Сталин выслушал соображения командующего 3-м Украинским фронтом, немного помедлил и ровным голосом сказал примерно следющее:

— Товарищ Толбухин, если вы думаете затянуть войну еще на пять-шесть месяцев, то, конечно, отводите свои войска за Дунай. Там, безусловно, будет потише. Но я сомневаюсь, что вы так думаете. Поэтому обороняться следует на правом берегу реки и вам со штабом надо быть именно там. Уверен, что войска с честью выполнят свои нелегкие задачи. Нужно только хорошо ими руководить».

Тогда Толбухин предложил ввести в сражение 9-ю гвардейскую армию, которая за день до этого была передана в состав фронта. Но и в этом ему было отказано. Специальной директивой Ставка запретила втягивать армию Глаголева в оборонительные бои и приказала войскам 3-го Украинского фронта, измотав противника, не позднее 15–16 марта самим перейти в наступление севернее озера Балатон. Однако без помощи маршала не оставили: к утру 10 марта на позициях кавалерийского корпуса развернулась 209-я самоходно-артиллерийская бригада, направленная с 2-го Украинского фронта, — еще три полка СУ-100. 5-я воздушная армия получила задачу на совместные действия с 17-й воздушной армией.

10 марта ситуация ухудшилась в связи с вводом немцами в бой в полосе 1-го танкового корпуса СС 23-й танковой дивизии. Она заняла оборону по западному берегу канала Шарвиз, а «Гитлерюгенд» и «Лейбштандарт» ударили на Озору и Шимонторнья, в районе которых находились переправы через канал Шио. Советские кавалеристы, подоспевшая 202-я стрелковая дивизия и полки СУ-100 в течение двух суток отбивали все атаки. Однако в ночь на 13 марта эсэсовцам удалось переправиться через канал, занять Шимонторнья и образовать плацдарм на южном берегу, создав непосредственную угрозу выхода в тыл 57-й и 26-й армий. Еще один плацдарм западнее Мезокомаром неожиданной атакой захватил 1-й кавалерийский корпус генерала Густава Хартенека.

Одновременно в полосе 27-й армии части 3-го танкового корпуса нанесли удар вдоль берега озера Веленце и 10 марта вновь прорвали оборону 1-го гвардейского укрепрайона. В ярости Толбухин приказал соединение расформировать, а его личный состав передать на укомплектование стрелковых дивизий. Для прикрытия образовавшейся бреши генерал Трофименко бросил 78-ю стрелковую дивизию и 181-ю танковую бригаду 18-го танкового корпуса, а Толбухин — 23-й танковый корпус — 36 «тридцатьчетверок» и 11 тяжелых САУ, который был усилен 207-й самоходно-артиллерийской бригадой — 63 единицы СУ-100. Утром 11 марта немецкие танки атаковали их позиции большой массой, имея впереди «королевские тигры». Оборона стрелковых частей была смята, и они, традиционно бросив самоходки без прикрытия, отошли на 1,5–2 километра. На пути немецкого клина насмерть встал 1011-й самоходный артполк. Он почти весь сгорел в бою, записав на свой счет 38 уничтоженных танков противника. Несколько атак отбили «тридцатьчетверки» из корпуса Ахманова.

Советская пехота, состоявшая в основной массе из призывников, набранных на оккупированных территориях и бывших «восточных рабочих», была плохо обучена и неустойчива.

Из наблюдений старшего лейтенанта П. В. Злотова:

«Пехота на этом участке была еще трусливее. Как только противник откроет автоматный огонь по нашим траншеям, все выскакивают из траншей: винтовку за ремень волоком и, согнувшись, убегают прочь, хотя траншеи откопаны в полный рост и в них абсолютно неопасен автоматный огонь. Тогда командиры взводов, рот берут колья и с превеликим матом лупят их по плечам и задницам, загоняя обратно в траншеи. Но напрасно: пока противник стреляет, не загнать — их бьют, они молчат. Могут насмерть убить — не встанут, а как только прекратится огонь, сами возвращаются в траншею. Причем при беге многие получают ранения от огня противника. Это последнее пополнение, полученное из освобожденных западных областей Украины: все пожилые, с усами-скобами». Правда, Злотов особо отмечает и другой контингент — призыв 1944 года, когда на войну стали брать семнадцатилетних: «Но что за бойцы были в роте? Сначала мы думали, что это девочки-пионерки: маленькие росточки, шинели до пят, голосок девичий. Но когда встретились, узнали, это были все же ребята, всем по шестнадцать-семнадцать лет, все с автоматами. Старики пугались выстрелов, сидя в траншеях, а дети в полный рост идут на опытнейшего противника и прогоняют его со сравнительно небольшими потерями. Дети храбрее, потому что они честнее».

Доктор Геббельс воскресным вечером 11 марта заглянул в бункер к Гитлеру, чтобы отчитаться о своей поездке в Лаубан и вместе помечтать:

«Наше наступление в Венгрии дает медленные, но верные результаты. В общем и целом развитие событий там можно назвать благоприятным, мы существенно продвинулись вперед. Мы также продвинулись вперед у озера Веленце, так что теперь можно говорить о действительно крупном наступлении…

Фюрер считает, что отныне нам надо широко пропагандировать идею мести Советам. Мы должны теперь бросить свои наступательные силы на восток. На востоке решается все. Советы должны расплачиваться кровью за кровь; тогда, возможно, удастся образумить Кремль. Наши войска теперь обязаны выстоять и преодолеть страх перед большевизмом. Если мы действительно перейдем к массированному наступлению, то добьемся успеха, о чем свидетельствует развитие событий в Венгрии, которое фюрер считает весьма многообещающим. Остается надеяться, что таким оно будет и в дальнейшем.

Итак, наша цель должна была бы заключаться в том, чтобы погнать Советы на востоке назад, нанося им самые тяжелые потери в живой силе и технике. Тогда Кремль, возможно, проявил бы больше уступчивости по отношению к нам. Сепаратный мир с ним, конечно, радикально изменил бы военное положение. Естественно, это не было бы достижением наших целей 1941 года, но фюрер все же надеется добиться раздела Польши, присоединить к сфере германского влияния Венгрию и Хорватию и получить свободу рук для проведения операций на западе. Такая цель, конечно, стоит усилий. Закончить войну на востоке для развертывания операций на западе — какая прекрасная идея! Поэтому фюрер также считает, что следует проповедовать месть по отношению к Востоку и ненависть по отношению к Западу. В конце концов, именно Запад вызвал эту войну и довел ее до таких ужасных масштабов. Ему мы обязаны нашими разрушенными городами и памятниками культуры, лежащими в развалинах. И если бы удалось отбросить англо-американцев, имея прикрытие с востока, то, без сомнения, была бы достигнута цель, состоящая в том, чтобы на все времена вытеснить Англию из Европы как нарушителя спокойствия.

Программа, изложенная мне здесь фюрером, грандиозна и убедительна. Ей недостает пока возможности для реализации. Эту возможность должны создать сначала наши солдаты на востоке. В качестве предпосылки ее осуществления необходимо несколько внушительных побед; и, судя по нынешнему положению, они, вероятно, достижимы. Для этого надо сделать все. Для этого мы должны трудиться, для этого мы должны бороться, и для этого мы должны во что бы то ни стало поднять на прежний уровень моральный дух нашего народа».

Психотерапевтический сеанс прошел прекрасно, Геббельс удалился в полном восторге:

«Я очень счастлив, что фюрер физически и духовно находится в исключительной форме, что он сохраняет ясность ума и непреклонность».

Рейхсминистр еще не знал, что наступление в Венгрии фактически уже провалилось. За семь дней ожесточенных боев немецкие войска продвинулись на узком участке фронта на 20–30 километров. Однако танки так и не дошли до Дуная. 12 марта Толбухин начал перегруппировку сил на правом крыле фронта, собирая кулак для удара на Вену. 4-я гвардейская армия в отражении немецкого удара уже не участвовала, ее потери в этот день составили: убитыми — 4, ранеными — 22 человека. Справа от нее занимала отведенную полосу 9-й гвардейская армия. Для пополнения был отведен в тыл Донской кавкорпус.

13 марта и в последующие дни 1-й корпус СС, пытаясь «вскрыть» плацдарм, безуспешно бился за высоту 220 в двух километрах южнее Шимонторнья. Высота неоднократно переходила из руки в руки, дело доходило до рукопашных схваток:

«Вражеские танкисты больше не атаковали. Надо думать, свою задачу они выполнили и были переброшены на другой участок. А здесь немецкая и наша пехота колошматили друг друга, высоты несколько раз переходили из рук в руки. Я со своим орудием находился под одной из высот, и это, может быть, спасло и меня, и моих солдат. Потому что тех, кто занимал позиции за нами, немцы накрывали своим огнем, а нас, находившихся у них под носом, не замечали. В тех боях погибли подполковник Овчаров, капитан Ковалев, два взводных, много солдат. Был момент, когда пехота побежала, оставив без прикрытия мой взвод и орудие, которое мы никак не могли выкатить из артиллерийского окопа. На наше счастье, налетел туман и прикрыл нас словно дымзавесой… А вообще-то прикрытием была самоходка, которая сгорела еще в первый день. Она закрывала собою нашу позицию со стороны канала, откуда стреляли немцы. Впрочем, опасаться надо было не только их. Нас нередко по ошибке бомбили «кукурузники» — самолеты женского авиаполка. Каждую ночь развешивали они в небе фонари-ракеты и начинали сбрасывать бомбы. Хорошо, что хоть делали это не прицельно — просто разгружались… А в перерывах между бомбежками приходил замполит майор Цквитария, он читал и разъяснял нам приказы Верховного Главнокомандующего, призывы Военного совета, которые сводились к одному: ни шагу назад! Когда налетали самолеты, майор тотчас бросался к щели. Но был толст и неповоротлив, в узком укрытии вместе со всеми не умещался. И тогда он поднимал голос: «Я — замэстытель командыра полка, прыказываю асвабадыт места!..»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.