На польской земле
На польской земле
Бригада отдыхала, пополнялась боевой техникой, и вот приказ: передислоцироваться на другой участок фронта. Танки погрузили на железнодорожные платформы, автомобили пошли своим ходом, и 2 июля «Революционная Монголия» сосредоточилась неподалеку от Дубно.
Здесь гитлеровцы отошли на заранее подготовленные оборонительные рубежи, которые именовали линией принца Евгения. Им удалось задержать продвижение бригады. «Женькина линия», как окрестили гвардейцы этот фашистский рубеж, и в самом деле была укреплена основательно.
Наконец в 50 километрах южнее обозначился успех. И сразу туда по приказу командующего 1-м Украинским фронтом И. С. Конева был переброшен 11-й гвардейский танковый корпус. Танкисты бок о бок со стрелковыми соединениями вошли в прорыв и развивали наступление. «Революционная Монголия» шла на Раву-Русскую.
У хаты остановилась тридцатьчетверка, танкисты откинули люк, выбрались на броню. Не успели спрыгнуть на землю, как выскочила вся семья от мала до велика: хозяин, Михаил Петрович Нишк, его отец дед Петро, жена, дети.
Младший сержант Осипов устало улыбнулся:
— Нам бы водички, только обязательно мокрой да холодной.
Женщина и проворная девочка метнулись в дом, вернулись с корчажками молока. Запрокинув голову, Осипов пил ледяное молоко, белые капли стекали на загоревшую шею. Старик завел с танкистами неторопливый разговор.
— Как же теперь с землицей будет, сынки?
— А как было, так и будет. Государство поможет обзавестись хозяйством.
Старик недоверчиво смотрел на рослого Осипова. Механик-водитель подтвердил, добавив:
— Наш Гриша зря языком молоть не приучен, сам много лет был председателем колхоза на Урале.
— Верно, был, — кивнул Осипов. — Наш колхоз известный. «Страна Советов». Может, слыхали, папаша?
— Где нам… Три года под немцем. А германец все забрал: корову, лошадь…
— Ничего, дедок, будет у тебя еще хозяйство…
Бригада преследовала отступавшего врага.
Форсировать водную преграду — дело многотрудное. «Нужно послать боевого, смелого командира. Подойдет для этого, пожалуй, капитан Иванов», — думал комбриг. Александр Петрович Иванов прекрасно проявил себя еще в летних боях 1942 года, затем на Курской дуге, под Харьковом и Киевом, при взятии Бердичева и в рейде на Черновцы.
Рослый, широкоплечий капитан стоял перед комбригом. Гусаковский смотрел на него и думал, что не ошибся в выборе. Еще юношей шофер-ремонтник из Ленинграда по путевке райкома комсомола поступил в танковое училище. В мае 1941 года получил назначение под Броды, командовал учебной ротой. Там встретил войну.
Комбриг объяснил Иванову задачу, обнял его за плечи:
— От вас, капитан, зависит многое.
— Приказ выполню, товарищ полковник!
— Хорошо. Вслед за вами пойдет передовой отряд, поддержит в случае необходимости. Даем роту танков, роту автоматчиков-десантников, истребительно-противотанковую батарею, саперную роту, зенитно-пулеметный взвод, отделение разведчиков.
— А кто поведет?
— Майор Карабанов.
Алексею Алексеевичу Карабанову, опытному, бесстрашному офицеру, Гусаковский сказал:
— Вам надлежит обогнать пехоту, возглавить левую колонну корпуса и двигаться вперед. В бой не ввязываться, узлы сопротивления обходить. Главное, упредить отступающего противника, не дать ему закрепиться на противоположном берегу. Захватить плацдарм и держать, пока не подойдут основные силы.
Пять тридцатьчетверок с десантом на броне устремились к реке. Десантники, бригадные разведчики и саперы обвешаны гранатами. Имущество: миноискатели, без которых не сыщешь фашистские «гостинцы», взрывчатка, детонаторы, мотки огнепроводного шнура — все аккуратно увязано. Танки обходят заслоны противника, в драку не ввязываются, хотя у гвардейцев руки чешутся. Но приказ строг, и танкисты лишь сообщают в бригаду координаты вражеских огневых точек, «для сведения».
Солнце садилось, показался обрывистый берег Буга. Капитан Иванов выслал разведчиков и, замаскировавшись, долго рассматривал в бинокль противоположный берег, сверяя наблюдения с картой. Вышли к Западному Бугу в районе Доброчина — к государственной границе Советского Союза.
Выше по течению деревня. По широкой приречной деревенской улице спокойно разгуливали гитлеровцы, проезжали автомобили. Ниже по течению виднелась другая деревня, утопавшая в садах; за зеленью не разглядишь, что творится на улицах, но ясно одно — противник спокоен.
Между деревушками в глубине Клусув — железнодорожная станция. Ее-то и нужно захватить.
Вернулись разведчики:
— Моста нет, товарищ капитан. Но брод нашли, хороший: тридцатьчетверка только животик замочит.
— Молодцы! Быстро к броду!.
Первым к воде спустился танк героя форсирования Днестра младшего лейтенанта Кравченко; тогда он шел первым, первым идет и сейчас. Брод мелок, «по животик», но невыгодно открыт, танки, как на ладони, а вражеские артиллеристы несут службу исправно.
Десантников как ветром сдуло; скатываются, укрываясь за машиной, но едва танк выползает на берег — пехота на броне, сейчас потребуется ее помощь. Вражеский берег значительно круче и выше восточного, но за рычагами управления опытный водитель; танк, грохоча, преодолевает песчаный барьер — и он на польской земле.
А она встречает неласково: танк с ходу врезается в болото. Кто мог предположить, что такой благополучный на вид берег может быть топким? Скорее назад, пока машина не увязла — лучшей мишени для немецких артиллеристов не сыскать. Куда идти? Времени на разведку нет. Но вот подоспела помощь.
«Помощь» в рваной куртке, дырявых портах, шляпенке с отодранными полями, худа, как Христос на распятии. Поляк замахал руками:
— Не можно, не можно, паны-туварищи! От туда, туда идите.
И показал костлявой рукой направление. Кравченко быстро определил маршрут. Танк круто взял вправо, а старик еще долго смотрел вслед удалявшимся тридцатьчетверкам. Польский крестьянин не подвел: указал кратчайший путь — впереди замаячили какие-то постройки.
— Перед нами Клусув! — крикнул Кравченко. — Быстрее вперед!
Пять тридцатьчетверок, набирая скорость, рванулись на Клусув и с ходу вступили в бой, а реку один за другим пересекали танки. Форсировав Западный Буг, бригада расширяла захваченный плацдарм.
Впервые «Революционная Монголия» вела боевые действия на чужой территории. Политработники, командиры, коммунисты разъясняли бойцам значение этого события, читали Манифест Национального комитета освобождения Польши, рассказывали о великой освободительной миссии Красной Армии, о братской помощи народу, стонавшему под фашистским ярмом.
В эти горячие в буквальном и переносном смысле летние дни все воины бригады стали пропагандистами, беседовали с населением, используя каждый удобный момент для душевного разговора с трудящимися Польши, разъясняли значение Манифеста, сущность проводимой Национальным комитетом земельной реформы, популяризировали состав комитета. И крестьяне на хуторах, рабочие в освобожденных от фашистов городах откликались на горячее, правдивое слово, помогали освободителям. А бои становились все более ожесточенными.
Группа Иванова успешно атаковала Клусув. Его танк, как всегда, — головной, за ним машины Кравченко и Матусевича и старшины Кузоватова. Пристанционный поселок битком забит грузовиками — гитлеровцы готовятся вывезти награбленное добро. На путях два эшелона и бронепоезд — стальная махина, ощетинившаяся орудийными стволами крупного калибра. Если этого зверя выпустить, бойцам на плацдарме не сдобровать; снаряд с бронепоезда расколет танк как орех.
Иванов принял решение мгновенно. Товарищи наблюдают за командирской машиной, повторяют его маневр. Капитан навел орудие на бронепоезд, трассирующий снаряд пролетел над паровозом. Гвардейцы поняли, и по паровозу ударили остальные танки.
Машина Кравченко, маневрируя между домами, обходила бронепоезд. Танк Матусевича остановился на рельсах. Танки били по паровозу дружно. Но бронепоезд «ожил», с платформ ответили орудия, завязалась артиллерийская дуэль. Попадание тяжелого снаряда смертельно, и танкисты маневрировали, укрываясь за пристанционными постройками.
Паровоз, пораженный метким выстрелом, зашипел, как змей-горыныч, окутался клубами пара. Испуганная орудийная прислуга поспешила спастись бегством, под свист снарядов тридцатьчетверок бежали и автоматчики, засевшие на насыпи. Клусув был взят.
Иванов быстро обошел станцию, теперь надо ждать атаки. Немцы опомнятся и бросят крупные силы. По всей вероятности, подгонят эшелон с войсками.
— Немедленно взорвать стрелки, подорвать пути! Занять круговую оборону!
Иванов дал указание экипажам расставить машины так, чтобы на каждом опасном участке стоял танк. Заняли посты десантники, никто не сомкнул глаз, нападения можно ждать в любую минуту, хотя бы с целью разведки.
Предположения капитана подтвердились, среди ночи загремели выстрелы, но фашистов отбили дружным огнем. Утром атака повторилась. Сосредоточив шесть «тигров», четыре средних танка и до батальона пехоты, при поддержке артиллерии немцы пошли на приступ.
Силы неравные, но гвардейцы Иванова славились отличной боевой выучкой. Ночью капитан ходил от танка к танку, ставил задачу экипажам. Два «тигра» и два средних танка были уничтожены. Орудийным и пулеметным огнем нанесен урон вражеской пехоте.
Но и Иванов потерял две машины. Пострадала и командирская тридцатьчетверка: снаряд «тигра» повредил правую гусеницу и выбил опорный каток.
Кольцо окружения сжималось, на станции шел рукопашный бой, по перрону бежали гитлеровцы, строчили из автоматов. По рельсам громыхал пятнистый закамуфлированный «тигр», его мощное орудие покачивалось, выискивая цель, за станционными постройками мелькали силуэты других танков.
Иванов приказал отходить. По лощине и оврагу два танка и десантники скрытно отошли в прибрежное село, куда раньше отправили раненых. Один танк, отрезанный гитлеровцами, остался в районе станции.
Обнаружив, что русские выскользнули из мешка, гитлеровцы бросились в погоню. Группа Иванова закрепилась в деревне — дальше пути нет. Фашисты намеревались прижать русских к реке, уничтожить отряд. Иванов и его солдаты решили драться до последнего.
Положение никудышное, возможности для маневра нет, танки, превратившись в неподвижные мишени, стали более уязвимыми. Командирская машина вот-вот совсем выйдет из строя, кое-как исправленная гусеница еле держится на крайних проушинах поврежденных траков.
Пошли на хитрость. Чтобы дезориентировать противника, возились с гусеницей, не выключая двигателя, наоборот, пустили на большие обороты, а танк старшего сержанта Тихомирова на малой скорости курсировал по маршруту «вперед-назад». Грохот подняли невероятный. Немецкие «слухачи» были уверены, что русских танков в лощине не менее десятка.
— Готово, товарищ капитан! Гусеница исправна! Иванов радостно потер руки: два танка на ходу — можно драться!
— Занять позицию!
Иванов расположил машины удачно, позиция выбрана верно: сады — отличная маскировка, пусть теперь сунутся!
Но противник, испуганный невесть откуда взявшимися танками, атаковать более не пытался и затаился на станции. Слишком дорого дался немцам успех: пять «тигров» превратились в металлолом.
Иванову удалось потихоньку отойти. Гитлеровцы на преследование не отважились, введенные в заблуждение «шумовым оформлением». Постреляв по деревне из орудий, они затихли выжидая. А Иванову только это и требовалось.
В полдень подошли наши части. Танки Иванова вместе с ними устремились в атаку: на станции отрезанная еще в начале боя тридцатьчетверка. Что с ней?
Соединенными силами ударили на Клусув. Фашисты отступили.
Потрескивали выстрелы, жарко полыхали пакгаузы и пристанционные постройки. Командирский танк прорвался к оставленной машине. Промчались бы мимо, но танк заметили десантники и заколотили прикладами по броне. Иванов откинул люк и увидел машину, которую считал погибшей. Тридцатьчетверка стояла на дне огромной воронки от авиабомбы, вместо орудийного ствола торчал какой-то обрубок с рваными краями.
Навстречу выскочил механик-водитель старшина Соколов.
— Вася! Жив!?
Василий Соколов рассказал, что произошло. Бой за станцию был в самом разгаре, когда бронебойный снаряд «тигра», угодив прямо в ствол, срезал его. Командир экипажа погиб. Танк, обезоруженный и беспомощный, стал. Гитлеровцы подумали, что экипаж уничтожен, и оставили танк в покое, а может быть, забыли о машине.
Когда немцы удалились, Соколов включил двигатель и принялся осторожно маневрировать, надеясь укрыться за каким-нибудь домом. Увидев поблизости воронку от бомбы, решил упрятать в нее раненую машину. Тридцатьчетверка осторожно спустилась на дно. Укрытие надежное, даже с двадцати метров не заметишь стоящий на дне танк.
Соколов и стрелок-радист, прихватив пулемет, забрались в дом. Оттуда вели наблюдение.
Когда комбригу доложили о выходе группы Иванова, тот только головой покачал: что испытали люди, ведя такой бой! С командного пункта Гусаковский видел, как гитлеровцы шли в атаку на Клусув. Заметил и поднявшиеся к небу столбы огня и черного дыма. Чьи машины пылали, наши или вражеские, не разберешь, из-за домов не видно. Тяжело, но чем помочь Иванову? Передовой отряд майора Карабанова и основные силы бригады ведут тяжелый бой за расширение плацдарма…
Вечером 22 июня бригада вышла к Сану восточнее Радымно. Командование изучало данные разведки, а они не радовали: на левом берегу реки у противника хорошо подготовленный рубеж обороны — два-три ряда траншей, проволочные заграждения в три кола, минные поля; на восточной окраине города Радымно разведчики обнаружили вкопанные в землю танки. Нашли брод, глубина небольшая, но дно очень вязкое.
Ночью была выслана инженерная разведка. Брод отыскали быстро, западнее деревни с невеселым названием Гробовец. По этому поводу саперы отпускали соленые остроты, стуча зубами от холода: вода в неглубоком Сане в середине лета на удивление знобкая.
— Поторапливайтесь, братцы, — подгонял саперов старшина.
Бойцы, поругивая холод, отшучивались:
— Без тебя знаем: в такой водичке не заскучаешь.
Быстро выставляли вехи, работа спорилась, но немцы заметили саперов, и вода закипела от разрывов мин, засвистели осколки, трассирующие пули прочерчивали в темном воздухе пунктиры. Вторую половину брода отметить вешками не удалось.
К рассвету танки, сосредоточившиеся в лесу на обрывистом берегу Сана, с открытых позиций нанесли огневой удар по врагу. Автоматчики на лодках, плотах и подручных средствах устремились вперед. Но едва они достигли середины реки, немцы накрыли их огнем. Пехота не смогла переправиться на противоположный берег. Оставалось одно — пустить танки. Это был риск, но риск оправданный. Комбриг приказал готовиться к форсированию.
Начал переправу третий, карабановский батальон. Но самого комбата среди танкистов не было. Алешу, как его ласково называли товарищи, тяжело ранило в схватке с «тигром» под Рава-Русской. Он сумел подбить фашистский танк, но и его тридцатьчетверка получила серьезные повреждения.
Батальоном теперь командовал капитан Иванов. Александр Петрович решил попытаться захватить мост через Сан у Радымно и поручил это командиру разведгруппы лейтенанту Тихомирову.
— У тебя два танка, десантники, постарайся с ходу захватить мост, возможно, немцы его заминировали, но если ударить внезапно, проскочишь «над взрывом» — ребята у тебя смелые, опытные. И помни: мост — ключ к Радымно.
Танки Тихомирова, поддержанные артиллерией с берега, направились к мосту. Вырвавшись на шоссе, развили предельную скорость, но гитлеровцы не дремали. Мост уже виден, он ближе, ближе, стремительно нарастает. Тихомиров, идущий в головной машине, вглядывается. Мост пуст, немцев не видно, мост «чист».
Триста метров. Двести. Но когда до моста оставалось не более ста метров, загрохотал взрыв. Центральный пролет с двумя опорами рухнул в воду. Тихомиров увел тридцатьчетверки и укрыл их в лесопосадках, тянувшихся вдоль берега.
Батальон Иванова искал место для переправы. В помощь ему комбриг прислал саперов под командованием начальника инженерной службы бригады капитана Михеева. Саперы под жестоким огнем приступили к работе. Однако ночью форсировать Сан не удалось.
Утром вернулись из поиска разведчики. Местные жители утверждают: километрах в десяти ниже по течению есть удобный брод. Гусаковский дал «добро», и батальон, совершив обходный маневр, вышел на берег Сана в указанной точке.
Саперный взвод лейтенанта Коваля быстро проверил дно — место подходящее.
Батальон переправился через реку. Капитан Иванов приказал двигаться на деревню Вуйтовство. Здесь проходило шоссе Радымно — Перемышль, важная магистраль, по которой гитлеровцы перебрасывали войска и боеприпасы. Шоссе нужно было перерезать.
У деревни по тридцатьчетверкам был открыт сильный огонь. Капитан Иванов шел первым. Не сбавляя скорости, он ворвался в деревню, в скоротечном бою выбил вражеский гарнизон и оседлал шоссе.
Немцы понимали, что означает этот прорыв для всей их обороны и приняли экстренные меры, чтобы заделать брешь. Над боевыми порядками бригады повисла вражеская авиация. Жестокая бомбежка не прекращалась весь день. В этих боях бригада потеряла еще одного замечательного офицера: осколок сразил майора Павла Петровича Гетьмана, начальника политотдела бригады. Тяжело переживали танкисты гибель человека, который был близок и дорог каждому. Где бы он ни появлялся: в боевых порядках или в тылах бригады, у танкистов или ремонтников — сразу же его окружали гвардейцы, и начинался неторопливый, задушевный разговор. Гетьман умел слушать собеседника, умел заострить внимание на главном и всегда был готов помочь человеку добрым словом и делом.
Наконец на левом берегу Сана сосредоточилось достаточно войск, чтобы продолжать наступление. Командир корпуса усилил бригаду «Революционная Монголия» истребительно-противотанковым полком. Гусаковскому было приказано взять Радымно.
Задача не из легких. Город рядом, до него не более двух километров, поблескивает в утренней дымке острый шпиль костела, чернеют фабричные трубы, краснеют ребристые черепичные крыши. Город близко, но перед ним открытое поле, ровное как стол. Оно насквозь простреливается артиллерией и пулеметами.
Гусаковский приказал дивизиону «катюш» поддержать наступающих, дать два залпа по южной окраине города. Гвардейские минометы окутались дымом, выпустили языки улетающего пламени. У городских стен взметнулись столбы разрывов. Но это мало помогло. Едва пехота поднялась, как вынуждена была снова залечь. Капитан Иванов понял: наступил черед батальона. Танки с автоматчиками устремились вперед.
С наблюдательного пункта комбриг хорошо видел атаку батальона — лихая, смелая, но танков мало, очень мало. А оборона у гитлеровцев крепкая и хорошо организована. Их артиллеристы точно пристреляли рубежи и встречали атакующих плотным огнем.
Иванов проклинал ровную местность и ясный солнечный день, но все-таки надеялся проскочить и ворваться на окраину города.
Немцы удержали Радымно. Но положение противника стало незавидным, город зажат в клещи. Утром одновременной атакой с двух направлений он был взят во взаимодействии с частями корпуса.
Дорогой ценой досталась победа. Смертью храбрых погиб парторг 112-го батальона автоматчиков лейтенант Запорожец.
«Революционная Монголия» продолжала наступать. Танки двигались по шоссе на Перемышль. До города рукой подать, час езды, но незначительное расстояние покрыли за сутки — то и дело встречались доты, рвы, завалы. Из подвалов и с чердаков били пулеметы, рявкали противотанковые пушки, замаскированные у дороги. Деревушки огрызались огнем.
Вечером батальон капитана Иванова, усиленный самоходками, занял деревню Дуньковице. Вскоре здесь сосредоточилась и вся бригада.
Деревушка превратилась в своеобразный наблюдательный пункт. Она располагалась на возвышенности, отсюда открывался отличный обзор — город виден отчетливо.
К Иванову подошел начальник оперативного отдела штаба бригады старший лейтенант Алексей Блинников и передал приказ Гусаковского немедленно произвести разведку боем.
— Приказ есть приказ, — согласился Иванов. — Что ж, очевидно, придется атаковать — иначе не выявишь огневую систему врага. Впрочем, давайте поразмыслим, подумаем.
Командир батальона предложил направить к городу танк, который, демонстративно подойдя поближе к гитлеровской обороне, послужит «приманкой»: на нас должны «клюнуть» немецкие артиллеристы. Искусно маневрируя, танк вызовет на себя огонь вражеских батарей.
Командир батальона задумался: кого послать? Дело непростое, нужны опытные люди, умелые, которые не растеряются, оставшись один на один с противником. Разведчиков могут подстерегать всякие неожиданности, возможно, у немцев поблизости засады. Выбор пал на экипаж лейтенанта Константина Никонова.
Одинокая тридцатьчетверка средь бела дня бесстрашно направилась к обороне противника. Это было настолько неожиданно и дерзко, что гитлеровцы опешили — танк шел прямо к ним. Однако вскоре немцы опомнились и обрушили на храбрецов лавину огня.
Экипаж Никонова пережил немало тяжелых минут. Фашисты, уверенные в превосходстве своих сил, и не думали маскировать оборону. Танкистов буквально ослепило вспышками и разрывами снарядов, но они хладнокровно ждали пока фашисты «раскроются», а механик-водитель умело бросал машину из стороны в сторону.
Когда гвардейцам стало ясно, что наши наблюдатели сумели засечь наиболее важные огневые точки, лейтенант Никонов крикнул:
— Все, братцы! Сматываем удочки.
Машина быстро нырнула в овраг и скрытно, в обход, направилась к своим. Полковник Гусаковский вызвал в штабную машину капитана Иванова.
— Молодец твой Никонов! Умело «просветил» фашистскую оборону. Давай думать, что делать дальше. Перемышль—крупный опорный пункт, он очень сильно укреплен, артиллерии много и бронепоезд. Под его орудия попадать не советую.
— Надо немцев перехитрить.
— Да. Мы их дезориентируем, пусть думают, что у нас ничего не изменилось.
Командир бригады приказал истребительно-противотанковому полку, находившемуся в его оперативном подчинении и батальону Иванова с приданными ему самоходками оставаться на месте, там, где его засекли наблюдатели противника.
— Вести непрерывный беспокоящий огонь. У противника должно создаться впечатление, что мы вот-вот перейдем в атаку. А тем временем основные силы бригады ударят вдоль железной дороги по северо-восточной окраине Перемышля.
По артиллерийским позициям гитлеровцев был нанесен мощный удар, позволивший сломать вражескую оборону.
Но особенно трудным в этот день был бой за город Ярослав. Третий батальон подошел к селу, расположенному километрах в четырех от города. Капитан Иванов выслал вперед разведчиков.
Вернувшись, они доложили, что на шоссейной дороге — единственном проходимом для танков участке у немцев две батареи. Решили ждать ночи.
Танки пошли на село на предельных скоростях, ведя интенсивный огонь. Немцы испугались, темнота не позволяла определить силы наступающих. Фашистские артиллеристы бросили орудия и кинулись кто куда — нервы не выдержали. Через несколько минут танки ворвались в село. Батальон капитана Иванова выполнил задачу.
Пришла пора вступить в бой десантникам батальона капитана Усанова. Они спешились и начали выкуривать гитлеровцев из домов и траншей. Когда с этим было покончено, капитан Иванов повел батальон к северной окраине Ярослава.
Разведчики доложили: впереди — противотанковая батарея. Идти на пушки в лоб? Иванов приказал искать обход. Это оказалось нелегким делом. С одной стороны — крутая гора, с другой — высокая железнодорожная насыпь. Иванов колебался. Может быть, все-таки атаковать батарею в лоб, выполнить приказ любой ценой? К счастью, разведчики обнаружили дорогу. В районе кирпичного завода змеится узкоколейка. Минуя шоссейную дорогу, можно зайти гитлеровцам во фланг. Иванов прикинул: «Осуществить этот маневр удастся лишь частично. Дорога узкая, батальон растянется. Придется основными силами атаковать с фронта, а по узкоколейке послать в обход машины две, не больше, чтобы ударили одновременно с начавшейся атакой и подняли панику».
Два танка, прогромыхав по шпалам, прорвались в тыл противника, открыли огонь. Удачно действовал экипаж лейтенанта Сороки и старшины Кузоватова.
Как только ударили танковые пушки в тылу у немцев, капитан Иванов с фронта повел батальон и приданные самоходки в атаку. Гитлеровцы стали отходить, а когда на восточную окраину в город ворвались основные силы бригады, отход превратился в бегство. 27 июля Ярослав и Перемышль были освобождены.