Победа под Бердичевом
Победа под Бердичевом
Поздняя осень. Предзимье. Лес под Сумами облетел, пожухлые листья расстелились толстым ковром. Ночами подкрадывались морозы, и часовые у штабных землянок зябко ежились.
Штаб готовился к новым боям. Период «оседлого состояния», как шутливо называл начальник политотдела бригады веселый подполковник Вобян переформирование, заканчивался. Это ощущали все — от рядового солдата до командира бригады.
Но боевой техники еще не получали, танки должны были вскоре прибыть. Танкисты ждали их с нетерпением. Ведь наша армия наступала, освобожден Киев! Фронт перемахнул через Днепр.
В дни, предшествующие боям, напряженно работал политотдел. Подполковник Вобян, опытный политработник, пользовался большим авторитетом. Рядом с боевыми наградами он носил маленький металлический флажок — почетный знак депутата Верховного Совета СССР. Его хорошо знали в стране, он получал много писем от земляков и своих избирателей, аккуратно и своевременно отвечал на них в короткие минуты отдыха.
Под стать подполковнику подобрались и остальные политработники: Дранченко, Захаров, Дорофеенков. Они многое сделали для организации партийно-политической работы и учебы.
Однажды ночью политотдельцы вышли покурить. Только что кончился веселый фильм — показывали популярные на фронте «Боевые киносборники». Ночь тиха, слабый ветерок бродил, плутая, в макушках деревьев. И вдруг кто-то крикнул:
— Тише! Прекратить разговоры!
Все удивленно смолкли, и тогда далеко-далеко, там, где змеился укатанный грейдер, послышались характерные шлепающие звуки — шли танки.
Утром в лесу зашумели моторы, затрещали деревья, могучие машины «устраивались», «примащивались»; танкисты, оживленные и радостные, со смехом и гомоном осматривали новую технику, проверяли оружие.
Бригаду «Революционная Монголия» перебросили на Правобережье, в район Киева. Здесь до 22 декабря бригада продолжала укомплектовываться, а утром 24 декабря началась Житомирско-Бердичевская операция.
К вечеру передовой отряд под командованием майора Орехова настиг отходящую колонну противника. Комбат, высунувшись из люка, всмотрелся: по дороге тянулись машины, на прицепе — орудия. Пока немцы не опомнились — ударить! Командир батальона передал сигнал «Делай, как я», и головной танк рванулся вперед.
Гитлеровцы заметались, торопливо разворачивали орудия, но поздно — пушки затянуло разрывами снарядов, падали скошенные осколками фашистские артиллеристы. Запылали грузовики, в середине колонны раздался сильный взрыв, детонировали снаряды. Взрыв вызвал панику: бросая орудия и машины, гитлеровцы в беспорядке бежали.
Однако головная часть колонны сумела выйти из-под удара и, огрызаясь огнем, отползла к деревне Гнилец. Ее преследовали тридцатьчетверки. Вперед вырвалась машина лейтенанта Самышкина с надписью на броне «От интеллигенции МНР». Метким выстрелом экипаж уничтожил вражеский танк, сжег два грузовика. Не менее удачно действовали и остальные экипажи.
Столкновение с колонной противника, каким бы скоротечным оно ни было, существенно изменило обстановку. Батальон Орехова отклонился от указанного маршрута. Командир бригады, быстро сориентировавшись, решил атаковать Гнилец:
— Батальону Боридько обойти деревню справа! Орехову — слева. Действуйте!
Танки Боридько понеслись к деревне и тут же попали под сильный огонь. Подполковник Гусаковский, наблюдая за атакующими, хмурился: с ходу Гнилец не взять, слишком плотный огонь.
— Прекратить атаку!
Батальон Боридько вернулся на исходные позиции. Гусаковский приказал вызвать разведчиков. Всю ночь они крутились вокруг деревни, наиболее смелые и опытные проникли на окраины и, порасспросив крестьян, выяснили, что за силы сосредоточены в Гнильце.
Командир бригады слушал разведчиков молча. Начальник штаба Воробьев методично заносил данные в блокнот, покусывая кончик карандаша, разведка не радовала, в деревне сильный гарнизон: много пехоты, танки, артиллерия.
— Что ж, — раздумчиво сказал Гусаковский, — придется навалиться всеми силами. Сразу. Обидно на такую деревушку бросать всю бригаду, да ничего не поделаешь… А тут еще погода, черт бы ее драл!
— Да, сеет окаянный, — поддержал Воробьев. Шел мелкий дождь пополам со снегом. Подступы к деревне терялись в сизо-серой мгле, брезжил рассвет, но видимость не улучшалась.
Майор Орехов и командир батальона автоматчиков капитан Усанов, ожидавшие сигнала атаки, были спокойны. От холма, где они стояли, вплоть до самой деревни разведчики за ночь вдоль и поперек излазили залитое водой, перепаханное гусеницами поле, и теперь каждый экипаж в деталях знал, что там, впереди.
Батальон Боридько, стоявший южнее, также приготовился к атаке. Ему предстояло ударить первым.
На головных машинах находились политработник майор Помазнев и капитан Иванов. Майор не отрывал глаз от стрелки часов. Вот они достигли известной черты, и тишину разорвали выстрелы танковых пушек.
125-й батальон с прилепившимся на броне десантом двинулся сквозь боевые порядки на Гнилец. Едва передовые машины оказались у околицы, по сигналу, не прекращая огня, пошли танки Боридько.
Гитлеровцы ждали атаки и сумели подготовиться, отступать они не собирались, цеплялись за каждый дом, переходили в яростные контратаки. Особенно доставалось нашей пехоте, которая, увлекшись, отрывалась от танков. То и дело вспыхивали рукопашные схватки. Временами казалось, что придется отходить, настолько многочисленным был противник. Однажды автоматчики попятились к околице. Тогда поднялся во весь рост замполит батальона капитан Захаров.
— За мной, гвардейцы!
И длинной очередью из автомата скосил группу набегавших гитлеровцев. Увлекая автоматчиков, Захаров побежал навстречу немцам, и они, не выдержав натиска, отхлынули назад.
Отважно действовали и танкисты. Большое мужество и умение продемонстрировал экипаж танка «Монгольский чекист», которым командовал лейтенант Петровский. Преследуя фашистов, танк протаранил саран, за которым пряталось орудие, и с грохотом проволок крышу и обломки, втоптал пушку в мерзлую землю.
Снова отличилась машина с надписью на броне «От интеллигенции МНР». Командир танка лейтенант Самышкин, «неинтеллигентно» проутюжив вражеские ячейки, раздавил пулеметное гнездо, разбил дзот, скосив пулеметом удиравших гитлеровцев.
В 9.30 командиру бригады поступило донесение: деревня Гнилец полностью очищена от противника. Гусаковский поблагодарил командиров батальонов и приказал закрепляться, противник наверняка попытается отбить деревню. Иосиф Ираклиевич рассчитал правильно, через час немцы перегруппировались и бросили на Гнилец до тридцати танков. С ними двигались самоходные орудия и бронетранспортеры с пехотой.
Гусаковский, находившийся в боевых порядках батальонов, занявших оборону, вынул бинокль. Дождь перестал, ветер разогнал туман, видимость приличная. Немцы шли скученно. Подпустить поближе и ударить!
Атака противника не удалась. Впрочем, немцы не нажимали, а отойдя, перестроились и снова атаковали уже с другого направления, но опять потерпели неудачу. Сделав еще несколько безуспешных попыток, гитлеровцы отошли к Соболевке.
Через некоторое время прибыли стрелковые части, и танкисты, сдав им участок, продолжали наступление. Днем 25 декабря передовой отряд появился на улицах Соболевки. Здесь отличился экипаж танка «Монгольский чекист». В коротком ожесточенном бою он уничтожил фашистский танк, раздавил три пушки, одну за другой смял четыре трехтонки.
Гитлеровцы бежали, бригада преследовала отступающего врага. Внезапно дорогу преградила неглубокая, но быстрая речка. Командир головной машины откинул люк.
— Мост! Целенький!
— Обожди радоваться, — охладил танкиста начальник инженерной службы бригады капитан Михеев. С самого начала наступления он со своими минерами прокладывал проходы в минных полях.
В бинокль он тщательно осмотрел мост. Вроде подходящий, переправиться бригада сможет. Разумеется, мост усиленно охраняется, но это заботило Михеева менее прочего, танкисты и автоматчики с охраной справятся, тревожило другое: гитлеровцы наверняка заминировали мост и ждут, чтобы на него въехали танки.
— Сейчас проверим!
Михеев с автоматчиками и саперами побежали к мосту. С вражеского берега ударили пулеметы, послышалась автоматная трескотня.
— Немедленно поддержать Михеева! — приказал командир передового отряда. Ударили пулеметы и орудия тридцатьчетверок. Подобравшись ползком и короткими перебежками к мосту, саперы и автоматчики бросились в атаку.
Гитлеровцы не выдержали и побежали. Михеев выбежал на мост и махнул рукой, двое бойцов обследовали ферму за фермой.
— Мост подготовлен к взрыву, — доложили они Михееву. — Под фермами заряды тола, к подрывной площадке тянется детонирующий шнур.
— Не успели! — обрадовался Михеев. — Крепко на них нажали. Ну ладно, обезвреживайте заряды.
— Есть!
По прочному деревянному настилу загрохотали гусеницы танков. Боевые машины одна за другой выскочили на противоположный берег.
Сопротивление гитлеровцев заметно возросло. Командир бригады «Революционная Монголия» получил приказ из корпуса занять оборону и не допустить прорыва гитлеровцев на восток, дать возможность корпусу в ночь на 29 декабря совершить марш в направлении Миньковцы — Глуховцы.
Бои не затихали ни днем ни ночью. В канун Нового года снова отличился экипаж «Монгольского чекиста». Георгию Петровскому откровенно завидовали молодые командиры, прибывшие в бригаду с пополнением: везет человеку, умеет оказаться в «хорошем месте». Это утверждалось всерьез, без тени улыбки, хотя «хорошее место» буквально содрогалось от взрывов, а в воздухе над ними визжали осколки.
На сей раз «хорошим местом» для Петровского и его экипажа стало небольшое местечко Червонное, куда лейтенант Петровский вывел свой танк. Выехав на окраинную улочку, танкисты обнаружили скопление вражеских машин с пехотой и артиллерию. «Монгольский чекист» и идущий за ним танк «От промкооперации МНР» устремились в атаку. Она была неожиданной для противника.
После первых же выстрелов танковых пушек немцы попытались вывести машины из-под удара, но снаряд пронзил огромный грузовик, загородивший проезд, вторая машина, врезавшись в него, запылала, подожженная метким выстрелом. А танки вихрем мчались по улицам, опрокидывая, давя и круша все вокруг.
Лейтенант Петровский заметил, как во дворе фашисты разворачивают противотанковую пушку, и крикнул механику-водителю, чтобы тот таранил забор, но понял, что не успеть, орудие выстрелит прямой наводкой, и ударил по пушке осколочным снарядом. Разрыв, взметнувшийся между станин, уничтожил орудийный расчет, танк, протащив за собой остатки изгороди, вмял орудие в землю.
Когда бой утих, Петровский открыл люк, выбрался из танка. И не поверил глазам своим: широкая улица была загромождена десятками искореженных и догорающих машин, пятнами чернели на снегу убитые гитлеровцы.
Канун Нового, 1944 года. Несмотря на усталость, настроение у танкистов праздничное. Старшины старались получше накормить бойцов, «боевые сто граммов» тоже поднимали настроение, а вернее, согревали людей — зимой в танке очень холодно, а другого дома у танкиста в наступлении нет.
Гвардейцам хотелось отметить праздник новыми боевыми успехами, преподнести Родине подарок. То и дело слышалось:
— Врезать бы фашисту как следует — праздничек отметить!
— И так «врезаем», каждый день деревни освобождаем.
— Деревушки — что… Город бы солидный взять!
Зная о подобных разговорах, командование будто согласилось выполнить всеобщее пожелание. Подполковник Гусаковский вызвал командиров, расстелил карту, испытующе поглядел на присутствующих и положил крупную ладонь на импровизированный стол, прикрыв угол карты.
— Бердичев! Бердичев! — воскликнули разом офицеры.
Все обрадовались: Бердичев — важный оборонительный узел противника. Город! Настоящий новогодний подарок Родине!
Начальник штаба майор Воробьев деловито, не торопясь, обрисовал обстановку. Командиры задумались. Вокруг города три кольца траншей полного профиля, на восточной окраине вкопаны в землю «тигры» и «пантеры»; каменные постройки превращены в доты, подступы к оборонительным сооружениям заминированы и насыщены большим количеством полевой артиллерии.
На этом совещании решили наступать на Бердичев с двух направлений при взаимодействии со стрелковым полком. Майор Воробьев докладывал:
— Основные силы наносят удар по северо-восточной окраине города, а батальон Боридько совместно с 27-й мотострелковой бригадой через населенный пункт Великие Нижгурцы наступает на город с востока. Надо выслать разведку.
— Пошлем лейтенанта Петровского, — предложил Гусаковский.
Отряд Петровского обнаружил немцев на дальних подступах к Бердичеву. Крупный противотанковый заслон, замаскировавшись в лесу, оседлал дорогу, ведущую в город.
Решили как можно ближе подойти к вражеским позициям и атаковать. Непроглядный мрак сослужил хорошую службу. Танкисты обрушились на врага внезапно. Гитлеровцы метались в темноте, расцвеченной ракетами и трассами пуль, падали, орудия не могли вести прицельный огонь. Не выдержав, противник бежал, оставив восемь противотанковых пушек, два станковых пулемета.
Данные разведки позволили главным силам бригады подойти и атаковать с ходу. Танковые батальоны Карабанова и Орехова, не останавливаясь, развернулись в боевой порядок углом вперед. Головная машина включила фары, яркий луч разрубил темноту. В свете фар серыми тенями метались по улицам растерявшиеся гитлеровцы. Загрохотало вдали — это ворвалась в город группа Боридько. Она завязала уличные бои и отвлекла на себя почти все находившиеся на левом фланге вражеской обороны огневые средства. Танкисты Боридько приняли огонь на себя!
В ночь на 31 декабря подтянулись основные силы 11-го танкового корпуса, в который входила бригада «Революционная Монголия», и вскоре юго-западная часть Бердичева была очищена от противника. Но ликовать было рано, приказом командования корпус срочно перебросили под Казатин. Основная тяжесть борьбы за Бердичев легла на плечи воинов бригады «Революционная Монголия».
Нелегко пришлось в Великих Нижгурцах батальону Боридько. Против него действовали отборные подразделения танковой дивизии СС. Подполковник Гусаковский понял: только атака поможет Боридько, надо ударить всей бригадой, отвлечь гитлеровцев.
После короткого огневого налета танковые батальоны устремились в атаку. На броне лепились десантники. На большой скорости атакующие продвинулись вперед, гитлеровцы стали поспешно отходить, но быстро опомнились и повели сильный огонь по нашим десантникам.
Минута промедления, говорят, смерти подобна. В данной ситуации поговорка вполне оправданна: десант могли быстро уничтожить. Пришлось приказать десантникам спешиться, а танки пошли дальше. Когда пробились в район Комнезамовки, кое-где на машинах виднелись солдатские ушанки — небольшая горстка пехоты не захотела расставаться с экипажами даже в минуту опасности.
Эти отважные ребята очень помогли танкистам. Без прикрытия танкам в уличных боях трудно, высунется пушка — танкисты могут ее не заметить: швырнет из-за ограды противотанковую гранату автоматчик, и долой гусеница, танк беспомощно вертится на месте, становится отличной мишенью.
Когда же на броне прикрытие — пяток бывалых солдат, опасаться нечего, десантники все подмечают, от их бдительного ока ничто не укроется, и среагируют мгновенно.
Танки прорвались к центру города. Впереди шла машина майора Орехова, командир батальона увлекал личным примером. Танк Орехова, украшенный надписью: «От Совета Министров МНР», разметал баррикаду на перекрестке в поселке Комнезамовка, разрушил еще один завал и, поливая улицу пулеметным огнем, погнал остатки фашистского гарнизона. Башенный стрелок коммунист Михаил Егоров метким выстрелом поджег вражеский танк, радист Иван Тройников, умело управляясь с пулеметом, скосил не менее двадцати гитлеровцев.
Однако в городе танкисты столкнулись с упорным сопротивлением врага. Слишком сильным был местный гарнизон. Фашисты подбросили резервы, усилили атаки, и вскоре танкисты оказались в полном окружении. Майор Орехов приказал занять круговую оборону.
Медленно занималось утро. Когда рассвело, Орехов стал думать о прорыве кольца. Танков у него двадцать восемь, но пехоты маловато.
Орехов собрал десантников.
— Будем драться здесь, в городе. Надо сообщить нашим, где мы находимся. Кто пойдет?
Медленно занималось утро. Когда рассвело, Орехов одобрительно кивнул: старшина опытный воин, смелый, инициативный. Такой не подведет.
— Учтите, это опасно, кругом немцы.
— На войне все опасно. Пройду, коли надо. Дайте автоматчиков. Пяток…
Старшина сам отбирал добровольцев, некоторых забраковал. Лихому на вид пареньку с трофейным кинжалом у пояса сказал не без ехидства:
— Ты не понадобишься. Вот когда в кавалерийскую атаку пойдем, как чапаевцы, тогда порубишь гансов своей саблей. А сейчас нам такие нужны, кто тихо ходит и голову имеет не только для того, чтобы шапку носить…
Когда стемнело, смельчаки поползли вдоль берега речки с неприятным названием Гнилопять. Добрались без приключений и утром уже были на КП бригады. Николай Голомзик доложил Гусаковскому.
Комбриг поблагодарил старшину, распорядился накормить как следует, приказал отдыхать, а когда стемнело, Голомзик двинулся в обратный путь. Теперь он шагал во главе целого отряда, с ним отправились десять бойцов и фельдшер. Окруженным танкистам несли боеприпасы, медикаменты. И Голомзик довел бойцов без потерь, без выстрела пересек немецкую оборону.
Орехов получил приказ командира бригады удерживать занимаемый район. Батальону Боридько была поставлена иная задача: оставить Великие Нижгурцы, вместе с автоматчиками перейти в лес и атаковать заслон на восточной окраине Бердичева, прорваться к окруженным частям и быть готовым к захвату вокзала.
31 декабря батальон Боридько дважды пытался прорваться к окруженным, но не смог. Заслышав шум боя, навстречу атакующим двинулись танки и пехота Орехова, но тоже натолкнулись на сильный огонь, попятились.
Густел мрак, истекали последние часы старого года. На командном пункте подполковник Гусаковский подводил итоги дня, далеко не радужные, но и не слишком мрачные:
Бойцы Орехова, на долю которых выпали тяжелые испытания, дрались самоотверженно. Мужественно сражался экипаж лейтенанта Виктора Субача. Орехов приказал ему до подхода основных сил бригады охранять мост, не дать гитлеровцам взорвать его.
Орехов рассчитал совершенно точно, немцы решили обязательно уничтожить мост. Лейтенант Субач заметил приближающуюся к мосту группу немецких саперов. Замаскированный танк даже на близком расстоянии был похож на большой сугроб. Немцы его не заметили, прошли мимо, направились на мост.
Они спокойно закладывали взрывчатку. Танкисты отчетливо слышали, как переговаривались солдаты. Но вот они сошлись на краю моста покурить, кто-то чиркнул зажигалкой, тотчас прогремела пулеметная очередь, уложив всех гитлеровцев.
— Чисто сработано, — удовлетворенно заметил лейтенант.
Вскоре появилась другая цель. К мосту ползла «пантера». Неизвестно, что затевали немцы, может быть, хотели понаблюдать, во всяком случае такое соседство танкистам не понравилось; как ни тщательно замаскирован танк, все же нет гарантии, что он останется незамеченным, а если это случится, «пантера» не замедлит «выпустить когти».
Надо от такого соседа побыстрее отделаться. Но как? До «пантеры» метров двести, бить ее в лоб бесполезно: броня на хищнике очень толстая, выстрелом только себя обнаружишь. Лейтенант Субач решил сманеврировать. По команде танк, рассыпав маскировочный сугроб, заскочил за сарай, потом, мгновенно развернувшись, пробил деревянную стенку и сразу же послал снаряд в борт «пантеры». Она зачадила и вспыхнула костром.
Боридько задумчиво качал головой. Осталось всего несколько танков и взвод автоматчиков. Многие ранены, но не покидают строй. И все же надо попытаться ударить еще раз. На атакующих обрушился огневой вал, запылали танки, падали убитые автоматчики.
После этой атаки остался у майора Боридько один танк. Механик-водитель, укрыв машину за каменным сараем, заметил:
— Полночь прозевали, уже в Новом году воюем! И не выпили!
— Хреново воюем, — буркнул раздасадованный комбат. — Пить не за что…
3 января положение окруженцев ухудшилось. Кончались боеприпасы, продовольствие, машин в строю оставалось все меньше. Орехов приказал экономить каждый снаряд, бить только наверняка. По танкам, стоявшим на самых опасных участках, разошлись находившиеся в батальоне политработники — Помазнев, Дорофеенков. В этой сложной обстановке они своим примером вдохновляли бойцов.
Утром кончились продукты, надо было как-то позаботиться о пище. Экипажи коченели в танках, а тут еще и голод. На помощь пришли жители. Они появились возле машин, пробирались между домами, подползали к бойцам в ячейках. Женщины перевязывали раненых, поили молоком, делились последним куском хлеба, последней картофелиной. Они передавали немало ценных сведений о противнике, и это помогало Орехову лучше организовать оборону. Именно от местных жителей узнал Орехов, что на хлебозаводе остались нетронутыми большие запасы хлеба.
— Хотели в неметчину вывезти, — рассказывала сгорбленная, бойкая старушка, — да, видать, не успели, вас напугались: не до этого им теперь. А хлебушка там — весь город, мабуть, можно нагодуваты, — закончила она, мешая украинские слова с русскими.
Орехов задумался. Посовещавшись с политработниками, пошел к своему экипажу. Возле командирского танка стояли танкисты и десантники, неподалеку расположились пулеметчики.
— Вот что, товарищи, — сказал Орехов. — Неподалеку хлебозавод, там много хлеба. Печеного. Надо забрать, тем более, что он наш, российский, — улыбнувшись, закончил майор.
— Заберем, товарищ командир!
— Но там охрана. Идти придется очень осторожно.
— Не впервой. Аккуратный рейд сделаем, — радостно произнес башенный стрелок командирского танка Михаил Егоров. — А охрану фрицевскую, как положено, — в рай без пересадки…
Тотчас сколотили группу захвата под командованием старшины Михаила Егорова. Глубокой ночью группа сняла часовых и проникла в производственные помещения, сюда же подтянулись все остальные. В подвалах разместили раненых, которых было уже немало. Рядом с хлебозаводом расположились все уцелевшие ореховские танки.
С утра на крышах ближайших домов стали показываться головы в стальных касках. Удостоверившись в том, что на хлебозавод проникли русские, фашисты стягивали силы, пытались вести наблюдение. Постепенно вражеские автоматчики обнаглели, и кто-то из десантников, не выдержав, взял одного такого наблюдателя на прицел. Негромко щелкнул одиночный выстрел, немец выронил бинокль, повис вниз головой, брякнулась о мостовую, зазвенела по наледи каска. В ответ с крыш и чердаков окрестных домов ответили огнем.
К Орехову подбежал боец, доложил, что на соседних улицах появились «тигры», за ними в рост идут автоматчики.
— На нас идут, — сказал Орехов, — готовится штурм. Что ж, ребята, встретим их, как подобает гвардейцам. Танки построить в каре, стоять насмерть!
Вскоре начался бой. Он был, как и многие прежние, жестоким и упорным, но в отличие от тех многих Орехов и его люди знали, что враг кругом, повсюду, нет тыла и фронта, флангов нет — круговая оборона.
Танкисты выполняли приказ. Экономя каждый снаряд, отбивали атаки гитлеровцев. Вечером немецкие танки ворвались в расположение батальона. Пехота густо чернела вдали, просачивалась дворами ближе и ближе.
Выручил старшина Миронов, командир танка. Выскочив из машины, он взбежал по лестнице на верхний этаж, выбрался на чердак, на крышу и осмотрелся. Невдалеке, на соседней улице накапливались вражеские танки. Миронов быстро прикинул, как надо действовать, разобрался в запутанных переулках и вернулся к товарищам. Танк пробрался переулками в тыл немцам, высунул орудие из-за угла и ударил.
Эта единственная машина показалась гитлеровцам целым отрядом, прорвавшимся на помощь окруженным. Гитлеровцы стали поспешно отходить, пехота бросилась искать убежища, попряталась в подвалы, атака противника не состоялась. А танк старшины Миронова с ликовавшим экипажем еще не раз в этот день «проявлял инициативу», как позже докладывал старшина комбату. В результате этой «инициативы» была уничтожена «пантера», десять машин, четыре орудия и до взвода солдат противника.
Под вечер произошел поединок сапера Алексея Кальченко с фашистским «тигром». Атаки уже начали стихать, но после короткой передышки гитлеровцы полезли снова. К обороняющимся подобрался «тигр». Он занял очень удобную позицию, укрывшись в лощине, и, выдвинув длинную пушку, лупил бронебойными снарядами.
Танкисты пробовали вести с ним дуэль, но безуспешно — лобовая броня — подушка! К тому же танк укрыт в лощине, с бортов к нему не подберешься, все уязвимые части скрыты. Тогда сапер Алексей Кальченко взял три противотанковые гранаты и, не сказав никому ни слова, юркнул за двор соседнего дома.
К танку и одиночному бойцу подобраться было не просто, улицы простреливались пулеметами, но сапер упрямо полз, наконец, стремительно бросившись в канаву, оказался в «мертвой» зоне. Здесь он перевел дух, свернул самокрутку и, сделав несколько затяжек (дым предусмотрительно разгонял рукой, чтоб не засекли), пополз по канаве дальше.
Танк стоял неподвижно, время от времени из ствола пушки выскакивал хвостатый огонь, и снаряд, с воем пролетал над канавой, разрывался где-то позади. Задыхаясь от усталости и волнения, мокрый по пояс — провалился в какую-то яму с водой — Алексей оказался наконец рядом с танком и метнул одну за другой тяжелые противотанковые гранаты. Грянул троекратный взрыв, вражеский танк был уничтожен.
Между прочим, Алексей Кальченко, как и многие танкисты и стрелки, действовал без приказа, на свой страх и риск. Он понимал, каких бед может натворить этот появившийся под боком у обороняющихся «тигр», и принял самостоятельное правильное решение. В таком духе действовали многие воины; фронтовой опыт, навыки и смекалка русского солдата побуждали смелых и честных людей к верным решениям.
Отважно сражался стрелок-радист рядовой Анатолий Новиков. Вражеский снаряд, пробив броню, разорвался в машине. Он вытащил из машины раненых товарищей, передал санитарам и снова вернулся в танк, занял место у орудия.
Едва раненых унесли в тыл, немцы окружили танкиста. Отважный боец ударил по гитлеровцам из орудия, а потом и из пулемета. Фашисты отхлынули, потом снова ринулись на одинокую тридцатьчетверку и опять попали под хлещущий стальной ливень.
Наступил вечер. Воспользовавшись затишьем, Новиков выступил в новой роли, сел на место механика-водителя. Машина ожила, водитель под носом у растерявшихся гитлеровцев вывел танк в расположение своего подразделения. За этот бой Анатолий Новиков был награжден орденом Славы III степени.
Майор Орехов скрупулезно сообщал в штаб бригады о происходившем:
«31.12. 6.17. Нахожусь вместе с Карабановым в квадрате 13–85. Веду бой с пехотой и танками противника».
«31.12. 10.48. Вас слышу хорошо. Атаки противника прекратились. Наши подбитые танки действуют как неподвижные огневые точки. Один танк сгорел вместе с экипажем».
«31.12. 14.40. Отбили сильную атаку. Несу потери в живой силе. Боеприпасы экономим. Прошу огонь по квадрату 13–86».
«31.12. 20.24. Отбили пять атак. Много раненых. Медикаментов нет. Положение сложное. Воды нет. Держимся. Вас слышу хорошо».
«31.12. 22.00. Противник ведет минометно-артиллерийский огонь. Маневрируем в квадрате 13–85. Положение трудное. Раненые в танках и подвалах».
Ночью в городе был слышен сплошной гул боя. Штаб напряженно ждал сообщений, а утром поступила радиограмма:
«Ночь прошла спокойно. Противник вел артиллерийско-минометный огонь. Плохо с водой. Связались с местным населением. Боеприпасы на исходе. Жду указаний».
В эти тревожные минуты из штаба бригады передали в эфир:
«Все сделаем, чтобы помочь. Постараемся переправить боеприпасы и медикаменты. Противнику не дадим покоя. Военный совет верит в вашу стойкость. Держитесь, товарищи, мы придем на помощь… Вы, товарищ Орехов, и лейтенант Петровский представлены к званию Героя Советского Союза…»
Окруженцы во главе с майором Ореховым оборонялись стойко и упорно, но гитлеровцы подходили все ближе и ближе, на крышах и чердаках засели снайперы.
В полночь 4 января гитлеровцы ворвались в расположение батальона, и тогда гвардии майор Орехов решился на крайнее средство — вызвал огонь нашей артиллерии на себя. По квадрату 13–85 ударили шрапнелью. Можно понять наших артиллеристов, ведь они знали, что окруженцы находятся именно в этом квадрате!
Над обороняющимся батальоном засвистела шрапнель, гитлеровцы откатились, потом навалились снова, и тогда танкисты кинулись врукопашную. И фашисты не выдержали, самая яростная из всех контратак была отбита. За этот день бойцы Орехова уничтожили девять танков, семь самоходок и более двухсот пятидесяти солдат и офицеров противника.
На помощь окруженцам пришли летчики, они взломали вражескую оборону, помогли разорвать кольцо. Гитлеровцев атаковала специальная группа прорыва — подразделения подошедшей 389-й стрелковой дивизии: четыре танка, которые удалось отремонтировать, а с ними автоматчики.
Штабной бронетранспортер въехал во двор хлебозавода. Здесь уже кипела работа, из подвалов завода и окрестных домов выносили раненых и укладывали в санитарные машины, раненых оказалось более полутораста, все они были перевязаны. Это была заслуга наших медицинских работников, бердичевских женщин. Рискуя жизнью, они пробрались на территорию завода и оставались с обороняющимися до конца. Им обязан жизнью не один раненый.
Встречаем капитана Карабанова. Шея его обмотана побуревшей от крови тряпкой, стоит, опираясь на палку, тяжело дышит. Подполковник Помазнев в замасленном полушубке, пробитом осколками, еле держался на ногах. Он все время находился с бойцами Орехова, подбадривал, пробирался от танка к танку иногда с куском хлеба, флягой воды, а чаще всего с добрым партийным словом.
У Орехова в обороне стояло несколько подбитых танков. Последний танкист с Т-70, видимо, умер не сразу — в танке Помазнев нашел заявление с просьбой считать членов экипажа коммунистами. Листок бумаги был прижат орудийным замком.
Младший сержант Беликов, семнадцатилетний парнишка, пять суток отбивался от фашистов в подбитом танке. Рядом лежали погибшие товарищи. Пять суток! Когда Помазнев пришел к нему, Беликов обнял его и заплакал. На предложение покинуть танк, ответил резко, вытирая слезы:
— Никуда из танка не уйду, пока живой…
Бердичев был взят. Командование корпуса подводило итоги боев за город. Бригада «Революционная Монголия» в боях за Бердичев понесла тяжелые потери.
Смертью храбрых пали многие танкисты, пехотинцы, артиллеристы. Погиб командир батареи коммунист лейтенант В. П. Рогачев, сгорели в танках коммунист И. Д. Ревякин, красноармейцы В. И. Зудов, П. П. Макаров, Н. А. Главацкий, В. Н. Дробышев, командир танковой роты Н. И. Ярцев. На нашу бригаду выпала основная тяжесть боев за город. Трудную задачу танкисты выполнили с честью. За славную победу под Бердичевом и в честь освобождения города бригаде присвоили почетное наименование «Бердичевская».
Родина высоко оценила подвиг танкистов нашей бригады. Сотни солдат и офицеров были награждены орденами и медалями, а майору Орехову и лейтенанту Петровскому Указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено звание Героя Советского Союза. Командир батальона капитан Карабанов получил орден Красного Знамени.