Английский пацифизм и английская нелюбовь к теории

Английский пацифизм и английская нелюбовь к теории

В Англии политическая свобода до сих пор была несравненно шире, чем в других странах Европы. Буржуазия здесь всех более привыкла управлять и умеет управлять. Отношения между классами развитее и во многих отношениях яснее, чем в других государствах. Отсутствие обязательной воинской повинности делает народ свободнее в вопросе об отношении к войне в том смысле, что каждый волен отказаться вступать в войско, и поэтому правительство (в Англии правительство есть чистейшего вида комитет по заведованию делами буржуазии) вынуждено напрягать все усилия, чтобы развить «народный» энтузиазм к войне, причем достигнуть этой цели было бы абсолютно невозможно без коренной ломки законов, если бы пролетарская масса не была совершенно дезорганизована и деморализована переходом меньшинства наилучше поставленных, квалифицированных, сплоченных в союзы рабочих на сторону либеральной, т. е. буржуазной, политики. Английские тред-юнионы включают около ¹/₅ части наемных рабочих. Вожаки этих тред-юнионов большей частью либералы, и Маркс давным-давно звал их агентами буржуазии.

Все эти особенности Англии помогают нам тем легче понять сущность современного социал-шовинизма, с одной стороны, – ибо эта сущность одинакова в странах самодержавных и демократических, милитаристских и не знающих воинской повинности, – а, с другой стороны, они помогают нам оценить, на основании фактов, значение того примиренчества с социал-шовинизмом, которое выражается, например, в восхвалении лозунга мира и т. п.

Самое законченное выражение оппортунизма и либеральной рабочей политики мы имеем, несомненно, в «Фабианском Обществе». Пусть читатель заглянет в переписку Маркса и Энгельса с Зорге (есть русский перевод в двух изданиях){209}. Он найдет там блестящую характеристику этого общества Энгельсом, который третирует гг. Сиднея Вебба и К^о, как шайку буржуазных проходимцев, желающих развратить рабочих, желающих влиять на них в контрреволюционном смысле. Можно ручаться, что ни один сколько-нибудь ответственный и влиятельный вожак Второго Интернационала не пытался никогда не только опровергнуть этой оценки Энгельса, но даже усомниться в ее правильности.

Сравните же теперь факты, оставляя на минуту в стороне теории. Вы увидите, что поведение во время войны фабианцев (см., например, их еженедельник «The new Statesman»{210}) и немецкой с.-д. партии, включая Каутского, совершенно одинаково. Та же, и прямая и косвенная, защита социал-шовинизма; то же соединение такой защиты с готовностью говорить какие угодно добренькие, гуманные и почти-левые фразы о мире, разоружении и т. п. и т. д.

Факт налицо, и вывод из него, как он ни неприятен для разных лиц, неизбежно и неоспоримо следующий: на деле руководители современной немецкой с.-д. партии, включая Каутского, совершенно такие же агенты буржуазии, какими назвал Энгельс давно уже фабианцев. Непризнание марксизма фабианцами и «признание» его Каутским и К^о ровно ничего не меняет в сути дела, в фактической политике, доказывая лишь превращение марксизма в струвизм у некоторых писателей, политиков и пр. Их лицемерие не есть их личный порок, они могут быть в отдельных случаях добродетельнейшими отцами семейства, – их лицемерие есть результат объективной фальши в их социальном положении, когда они якобы представляют революционный пролетариат, а на деле суть агенты по проведению в пролетариат буржуазных, шовинистских идей.

Фабианцы искреннее и честнее Каутского и К^о, ибо они не обещали стоять за революцию, но политически они – едино суть.

«Исконность» политической свободы в Англии и развитость ее политической жизни вообще, ее буржуазии в особенности, сделали то, что различные оттенки буржуазных мнений быстро, легко, свободно нашли себе в этой стране новое выражение в новых политических организациях. Одной из таких организаций является «Союз демократического контроля» (Union of Democratic Control). Секретарем и казначеем этой организации состоит Морель (Е. D. Morel), который ныне является постоянным сотрудником и центрального органа «Независимой рабочей партии», газеты «Labour Leader». Этот субъект был несколько лет кандидатом от либеральной партии в округе Беркенхед (Birkenhead). Когда Морель вскоре после войны высказался против нее, комитет Беркенхедской либеральной ассоциации известил его письмом от 2 октября 1914 г., что кандидатура его впредь для либералов неприемлема, т. е. попросту исключил его из партии. Морель ответил письмом от 14 октября, которое переиздал потом отдельной брошюркой под названием «The outbreak of the war» («Как вспыхнула война»). В этой брошюре, как и в ряде других статей, Морель разоблачает свое правительство, доказывая лживость ссылок на то, будто причина войны нарушение нейтралитета Бельгии, будто цель войны разрушение прусского империализма и т. д. и т. п. Морель защищает программу «Союза демократического контроля», состоящую в мире, разоружении, предоставлении всем областям по плебисциту решать вопрос о своей судьбе и в демократическом контроле над внешней политикой.

Из всего этого видно, что Морель, как личность, заслуживает, несомненно, признательности за искреннее сочувствие демократизму, за поворот от буржуазии шовинистской к буржуазии пацифистской. Когда Морель доказывает фактами, что его правительство надувало народ, заявляя об отсутствии тайных договоров, хотя таковые на деле были; – что английская буржуазия еще в 1887 году вполне ясно сознавала неизбежность нарушения нейтралитета Бельгии в случае германо-французской войны и решительно отвергала мысль о вмешательстве (тогда Германия не была еще опасным конкурентом!); – что французские милитаристы вроде полковника Бушэ (Boucher) в целом ряде книг до войны совершенно открыто признавали свои планы наступательной войны Франции и России против Германии; – что известный военный авторитет Англии, полковник Репингтон, в 1911 году печатно признавал рост вооружений в России после 1905 года, как угрозу Германии; – когда Морель доказывает все это, мы не можем не признать, что перед нами исключительно честный и смелый, не боящийся разрыва с своей партией, буржуа.

Но всякий сразу согласится, что это все же буржуа, фразы которого о мире и разоружении остаются пустыми фразами, ибо без революционных действий пролетариата ни о демократическом мире, ни о разоружении не может быть и речи. И Морель, разошедшийся теперь с либералами из-за вопроса о данной войне, остается либералом по всем остальным экономическим и политическим вопросам. Почему же, когда в Германии те же буржуазные фразы о мире и разоружении прикрывает марксистскими аллюрами Каутский, в этом видят не лицемерие Каутского, а заслугу его? Только неразвитость политических отношений и отсутствие политической свободы в Германии мешает тому, чтобы в ней так скоро и легко, как в Англии, образовалась буржуазная лига мира и разоружения с программой Каутского.

Признаем же правду, что Каутский стоит на позиции пацифистского буржуа, а не революционного с.-д.

Мы переживаем события достаточно великие, чтобы, «невзирая на лица», иметь мужество признавать правду.

Питая нелюбовь к абстрактным теориям, гордясь своим практицизмом, англичане нередко прямее ставят политические вопросы, помогая таким образом социалистам иных стран находить реальное содержание под оболочкой всякой (в том числе «марксистской») словесности. В этом отношении поучительна вышедшая до войны в издании шовинистской газеты «Clarion» брошюра «Социализм и война»[37]. Брошюрка содержит «манифест» против войны американского социалиста Элтона Синклера (Upton Sinclair) и ответ ему шовиниста Роберта Блэчфорда (Blatchford), давно стоящего на империалистской точке зрения Гайндмана.

Синклер – социалист чувства, без теоретического образования. Он ставит вопрос «попросту», возмущаясь надвигающейся войной и ища спасения от нее в социализме.

«Нам говорят, – пишет Синклер, – что социалистическое движение еще слишком слабо, что мы должны ждать эволюции. По эволюция происходит в сердцах людей; мы – орудия эволюции, и если мы не будем бороться, то не будет никакой эволюции. Нам говорят, что наше движение» (против войны) «будет раздавлено; но я заявляю свое глубокое убеждение, что подавление какого угодно возмущения, имеющего целью, по мотивам высшей гуманности, помешать войне, было бы величайшей победой, когда-либо одержанной социализмом, – что оно потрясло бы совесть цивилизации и встряхнуло бы рабочих всего мира, как ничто в истории не встряхивало еще их. Не будем слишком боязливы насчет нашего движения, не будем придавать слишком большого значения числу и внешним видимостям силы. Тысяча людей, с пылкой верой и решимостью, сильнее, чем миллион, ставший осторожным и почтенным (респектабельным). И нет для социалистического движения опасности большей, как опасность сделаться установившимся учреждением».

Как видите, это – наивное, теоретически непродуманное, но глубоко верное предостережение насчет опошления социализма и призыв к революционной борьбе.

Что же отвечает Синклеру Блэчфорд?

Что войну вызывают капиталистические и милитаристские интересы, все это верно, – говорит он. И я не меньше любого другого социалиста стремлюсь к миру и к преодолению капитализма социализмом. Но «риторическими и красивыми фразами» Синклер не убедит меня, не устранит фактов. «Факты, друг Синклер, – упрямая вещь, а германская опасность есть факт». Ни мы, ни немецкие социалисты не в силах помешать войне. Синклер преувеличивает безмерно наши силы. Мы не объединены, у нас нет ни денег, ни оружия, «ни дисциплины». Нам остается только помогать британскому правительству увеличивать свой флот, ибо иной гарантии мира нет и быть не может.

В континентальной Европе шовинисты ни до войны, ни после нее не выступали так откровенно. В Германии вместо откровенности царит лицемерие Каутского и игра в софизмы, у Плеханова тоже. Именно поэтому поучительно взглянуть на отношения в более развитой стране. Здесь никого не проведешь софистикой и карикатурой на марксизм. Вопросы поставлены прямее и правдивее. Будем учиться у «передовых» англичан.

Синклер наивен с своим призывом, хотя этот призыв глубоко верен в основе, – наивен, ибо игнорирует полувековое развитие массового социализма, борьбу течений в нем, игнорирует условия роста революционных действий при наличности объективно-революционной ситуации и революционной организации. «Чувством» этого не заменишь. Суровой и беспощадной борьбы могучих течений в социализме, оппортунистического и революционного, риторикой не обойдешь.

Блэчфорд режет напрямки и выдает сокровенный довод каутскианцев и К^о, боящихся говорить правду. Мы еще слабы – вот и все, – говорит Блэчфорд. Но прямотой он сразу разоблачает и оголяет свой оппортунизм, свой шовинизм. Что он служит буржуазии и оппортунистам, – это сразу видно. Признавал «слабость» социализма, он сам ослабляет его проповедью антисоциалистической, буржуазной, политики.

Подобно Синклеру, но в обратную сторону, как трус, а не как борец, как изменник, а не как «безумно-смелый», он тоже игнорирует условия создания революционной ситуации.

Но по своим практическим выводам, по своей политике (отказ от революционных действий, от пропаганды и подготовки их) Блэчфорд, вульгарный шовинист, сходится вполне с Плехановым и Каутским.

Марксистские слова стали в наши дни прикрытием полного отречения от марксизма; чтобы быть марксистом, надо разоблачить «марксистское лицемерие» вождей Второго Интернационала, надо взглянуть безбоязненно на борьбу двух течений в социализме, додумать до конца вопросы этой борьбы. Вот вывод из английских отношений, которые показывают нам марксистскую сущность дела без марксистских слов.

Написано в июне 1915 г.

Впервые напечатано 27 июля 1924 г. в газете «Правда» № 169

Печатается по рукописи

Данный текст является ознакомительным фрагментом.