Заключение

Заключение

По свидетельству источников, Россия для Т.Г. Масарика особенно в периоды острого политического напряжения (например, эпопея с рукописями-фальсификатами и др.) стала своеобразной отдушиной. Так сложилось, что уже во второй половине 1880-х гг., по рекомендации Э.Л. Радлова, Масарик был весьма радушно принят российским ученым и интеллектуальным миром. Он стал заграничным членом российских научных обществ, в частности Московского философско-психологического общества при императорском Московском университете и исторического общества при Петроградском университете. В Московском обществе он значился как Фома Осипович Масарик, профессор Чешского университета в Праге.

Масарик в России производил на многих собеседников достойное и весьма глубокое впечатление (не исключая и Л.Н. Толстого). Видимо, этому способствовали не только интеллект Масарика, но в определенной мере и его исключительные внешние данные, придававшие, несмотря на довольно хмурое выражение лица, его личности своего рода харизматический оттенок. Эта импозантность личности Масарика, излучавшей особый внутренний жар, особенно в процессе общения, отражена на страницах тогдашней русской прессы.

Даже Л.Н. Толстой в ходе троекратного визита к нему Масарика подметил особый шарм и близость духа его личности, но и высоко оценил его как ученого-социолога в связи с известным трудом «Самоубийство как массовое явление современной цивилизации», который получил эпитет «прекрасного» труда. Для Масарика-ученого такая оценка в России его научного творчества была своеобразным бальзамом на душу.

Права петроградская исследовательница И. Порочкина[514], отметившая взаимное влияние двух мыслителей друг на друга. Однако это влияние не стоило бы видеть лишь в их последовавшем отказе от употребления вина. Существенной заслугой Т.Г. Масарика следует считать, прежде всего, то, что он (а затем и личный врач великого писателя Д. Маковицкий) открывал Л.Н. Толстому существовавший в Австро-Венгрии славянский мир (в том числе чехов и словаков), о котором долгое время, как выясняется, тот почти ничего не ведал. В результате этих встреч и бесед отношение Толстого к малым славянским народам стало более сочувственным, особенно в 900-е гг. К концу 900-х гг. Л.Н. Толстой подчеркивал, что узнал таких интересных людей, как славяне, и в июне 1910 г. направил даже проходившему в Софии съезду всех славянских народов специальное приветственное письмо. В нем он отмечал, что единение людей является самым серьезным делом человечества. Несмотря на свое отрицание «расового патриотизма» в смысле своего рода обособления славянства, он подчеркивал, что собравшиеся на славянском съезде люди «все-таки ближе мне, чем люди других народов».

Прежде всего благодаря усилиям своего личного врача и влияния таких выдающихся деятелей, как Т.Г. Масарик, Л.Н. Толстой стал проявлять живой интерес к культуре и судьбам малых славянских народов в Австро-Венгрии, и Европе в целом. В Ясную Поляну на рубеже веков стекались многочисленные паломники «за мировой вечной истиной». Ее глашатаем и стал Л.Н. Толстой. Здесь, кроме Т.Г. Масарика (и осевшего затем словака Д. Маковицкого), из чехов побывали К. Крамарж, З. Неедлы и многие другие представители чешской и словацкой интеллектуальной элиты.

Подобно Д. Маковицкому, оставившему после себя многотомный труд «У Л.Н. Толстого», Т.Г. Масарик в своей «России и Европе» стал своего рода одним из последних летописцев уходящего духовного мира не только Ясной Поляны, но и России в целом.

Уже в первый и второй приезд в 1887–1888 гг. Масарика влекло не только стремление приобщиться к славе великого русского мыслителя, чтобы таким образом войти в анналы истории, но бесспорно, им двигало намерение как можно ближе, из первых рук, познать оригинальный духовный мир Толстого, и, во-вторых, разгадать всегда волновавший его феномен того времени: почему писатель пользовался у тогдашней европейской молодежи и особенно студенчества (окружавшего любовью и Масарика) такой просто потрясающей популярностью. Лучшие знатоки творчества Л.Н. Толстого (да и Т.Г. Масарика), к каким относился без сомнения чешский литературовед, дипломат Й. Горак (1884–1975), не случайно подчеркивали весьма благотворное влияние великого русского писателя на умы центрально-европейской, и в особенности славянской молодежи. При этом Й. Горак в своих суждениях опирался на текст лекции Т.Г. Масарика, по горячим следам после своего третьего визита в Ясную Поляну опубликованной им в Праге в ноябре 1910 г.[515].

Причину исключительной популярности Л.Н. Толстого у европейской интеллигенции, и его художественного и нравственного влияния на рубеже XIX–XX вв., Й. Горак, вслед за Т.Г. Масариком, усматривал в нравственном ригоризме писателя. Масарик считал его одним из последних представителей «последовательного русского реализма», с присущей ему исключительной тягой к правде не только в его произведениях, но и в жизни. И этот дух правды царил над всем творчеством Л.Н. Толстого, придавая уверенность и жизненные силы молодому поколению, которому предстояло нести бремя ответственности за современный мир.

Что касается изменений собственных взглядов на проблему революции, то наперекор своим прежним воззрениям Т.Г. Масарик все более революционизировался, особенно в отношении к австрийской монархии. В этом сказались также былые встречи с другим его кумиром – А.М. Горьким, на Капри.

Масарик установил связи со многими русскими учеными-гуманита-риями, и прежде всего с видными социологами, такими как Н.Я. Грот, Н.И. Кареев, П.Н. Милюков. С Н.И. Кареевым и П.Н. Милюковым Масарика связывала (как и с Э.Л. Радловым) долголетняя дружба, а также регулярные встречи и переписка.

Благодаря своей исследовательской мобильности Масарик успевал на европейском уровне перенимать новые методологические ориентиры. Масарику не было свойственно замыкаться в узких рамках позитивистского метода.

Н.Я. Грот (1852–1899) являлся первым редактором журнала «Вопросы философии и психологии» (с 1989 г.) и председателем Московского психологического общества. Можно сожалеть, что он рано ушел из жизни. В Рукописном отделе Научной библиотеки МГУ в его фонде материалов Масарика мной обнаружено не было. Однако в фонде «Корреспонденция» в архиве Т.Г. Масарика в Праге материалы Грота отложились. Они свидетельствуют о том, что он весьма чтил Масарика как философа и социолога и тот был для него своего рода кумиром. Н.Я. Грот привлек Масарика к научному сотрудничеству в своем журнале. Т.Г. Масарик в свою очередь популяризировал российский журнал Грота за рубежом.

Проведенный в монографии историографический и источниковедческий анализ позволяет наметить следующие этапы в восприятии Т.Г. Масарика в России.

На начальном этапе рецепции его творчества (период с конца 1880-х до конца 1890-х гг.) с философскими взглядами Масарика российские научные круги обстоятельно знакомил Э.Л. Радлов в своих рецензиях в журнале ЖМНП.

В середине 1890-х гг. трудами известного слависта и специалиста по Общине чешских братьев академика И.С. Пальмова (1856–1920) (состоявшего членом Чешской академии наук и искусств с 1908 г.) в подготовленном им и изданном в 1894 г. сборнике «Славянское обозрение» был помещен материал чешского корреспондента (некоего Утиса из Праги). В нем значительное место было уделено Т.Г. Масарику. В заметке, несмотря на весьма критичный подход, содержалась характеристика системы взглядов Масарика, и прежде всего его концепции реализма. Утис подчеркивал особую важность этой концепции для Чехии, рассматривая по праву реализм новой закваской в жизни чешского народа.

Интерес к ученому Масарику в России стремительно возрастает после выхода его известной работы «Чешский вопрос» (1895). Об этом свидетельствуют многочисленные письма корреспондентов Масарика из России в его архивном фонде в Праге. Этот пристальный интерес к его творчеству стабильно сохранялся также и в последующий период в 1900-е гг.

Следующий период, знаменующий качественные сдвиги в рецепции творчества и личности Т.Г. Масарика в России, начинается с 1900 г. и включает время революционного подъема 1905–1907 гг.

С большим интересом российской общественностью был встречен труд Масарика «Социальный вопрос» (немецкое издание 1900 г.). На него обратили внимание даже финансовые круги и русские периодические издания. При поддержке профессора Московского университета И.И. Янжула «Социальный вопрос» (в переводе) был в 1900 г. издан в Москве. Ученые обменялись своими трудами, и между ними установилась переписка. В письме Масарику (в 1899 г.) Янжул выразил пожелание чешскому народу добиться осуществления своих национальных прав. Обследование фонда Янжула в Рукописном отделе Научной библиотеки МГУ не выявило однако каких-либо материалов Масарика. Видимо, они по какой-то причине просто не дошли до нас, хотя известно, что Т.Г. Масарик направил ученому в конце 1890-х гг. как чешский вариант своего труда «Социальный вопрос», так и другие работы. В фонде И.И. Янжула они также обнаружены не были.

Труд «Философские и социологические основания марксизма. Этюды по социальному вопросу Масарика, профессора чешского университета в Праге»[516](Москва, 1900 г.) вышел в переводе П. Николаева. Стараниями Н.С. Русанова в журнале «Русское богатство» была опубликована рецензия на этот труд. Публикация целиком объемного, не имевшего в западной мысли того времени аналогов, труда в России открывала новый этап в постижении социологических взглядов Т.Г. Масарика, мыслителя с мировым именем.

Знакомство с Масариком и посещение его лекций в ходе научной стажировки доцента Петербургского университета Н.В. Ястребова в Карловом университете в Праге произвело на него неизгладимое впечатление. Масарик для петербургского ученого стал своего рода кумиром. Концепция гуманной демократии Масарика воодушевила Ястребова настолько, что в революцию 1905–1907 гг. вместе с единомышленниками он основал новую партию свободомыслящих на основе платформы, близкой к реалистической партии Масарика.

В годы революции стараниями Н.В. Ястребова вышло 2 брошюры по двум главам труда Т.Г. Масарика «Социальный вопрос». Отсылаю читателя к первой главе данной монографии, где подробно охарактеризованы деятельность доцента Ястребова в революционные годы и отношение его к Масарику. Стоит отметить, что в начале революции в Петрограде появилась также брошюра Масарика «Национализм и интернационализм социал-демократии» (1905).

Благодаря Н.В. Ястребову в революционные годы трактовка Масарика в России стала еще более благожелательной, а для прореволюционно настроенных кругов Масарик стал идейным вдохновителем, о чем говорят отдельные письма российских корреспондентов, сохранившиеся в фонде Т.Г. Масарика в Праге.

О качественном сдвиге в трактовке Масарика в России свидетельствовала также первая в России солидная энциклопедическая статья комплексного характера, опубликованная в 1906 г. историком В.В. Водовозовым в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона (дополнительный том II, СПб., 1906).

Третий этап приходится на период Думской монархии (1907–1914 гг.). Подчеркнем, что в связи с приездом Масарика в 1910 г. в Россию, его восприятие, несмотря на революционный спад, развивалось по восходящей линии.

Поездка в Россию в 1910 г. привела к завершению самого значительного труда Т.Г. Масарика «Россия и Европа». Он вышел на немецком языке осенью 1913 г. в Германии. Последующая борьба Масарика была направлена на подготовку русского варианта труда и его издание в России. После того как связи друзей Масарика Э.Л. Радлова и П.Н. Милюкова не сработали, Масарик в обход цензурного запрета, наложенного на труд «Россия и Европа», вступил в контакт с издателем В. Бонч-Бруевичем, чье издательство «Жизнь и знание» промарксистского толка хотя и было легальным, но славилось тем, что каким-то образом выпускало по своим каналам даже щекотливые в политическом отношении работы. Обнаруженный мной в НИОР РГБ в фонде Бонч-Бруевича развернутый план-проспект на русском языке (см. Приложение) доказывает начавшуюся в России издательскую работу над русским вариантом «России и Европы». План-проспект датируется по всей видимости 1914 г. Однако основного текста труда в фонде обнаружено не было, и следует надеяться на новые архивные открытия. Завершению издания могла помешать Первая мировая война. Выявленный план-проспект на русском языке позволяет масариковедам представить себе общее содержание и основные проблемные блоки объемного 2-томного труда Масарика.

Пребывание Масарика в России в 1910 г. способствовало развитию дальнейших научных, литературных и культурных связей с русской средой, и Масарик внес существенный вклад в их активизацию (вместе с чешским писателем Ф. Таборским). В России он был буквально нарасхват. Интерес к его творчеству значительно возрос, и предложения о новых переводах его трудов сыпались со всех сторон. Особенную активность проявлял бывший тогда в России словенский деятель литературовед Янко Лаврин, продвигавший с помощью своего журнала «Славянский мир» перевод и издание работ Масарика «Идеалы гуманизма», «Самоубийство как массовое социальное явление современной цивилизации». Об этом он сообщал Масарику в Прагу. Неизвестно лишь, чем завершились эти усилия Лаврина и будут ли найдены сделанные им переводы.

В целом же, следует отклонить имевшие место выводы современной западной историографии о якобы игнорировании творчества Т.Г. Масарика в научной среде дореволюционной России и чуть ли не о полном его забвении и неприятии во все времена.

Почти год, проведенный Масариком в России в 1917–1918 гг., был для него в целом благоприятным. Опираясь на большую подготовительную работу М.Р. Штефаника (в ходе его первой военной миссии), Т.Г. Масарику удалось активизировать набор добровольцев-военнопленных чехов и словаков и довести воинскую часть до дивизии, а затем преобразовать в корпус. Усилиями Штефаника, а также его коллег Павлу, Папоушека и др. накануне Февраля 1917 г. был устранен главный политический конкурент Масарика Йозеф Дюрих. Вскоре удалось также отодвинуть на задний план киевских деятелей Союза чехо-словацких обществ (В. Вондрака и др.). Масарик стал фигурой первой величины среди самого массового и влиятельного землячества чехов и словаков за границей и сделался объединяющей силой, олицетворением и символом антиавстрийской борьбы за создание независимого чехо-словацкого государства.

За это время Масарику пришлось вжиться в новую для него роль – военачальника чехо-словацкого корпуса, и совершить своего рода перевоплощение из бывшего профессора-гуманитария и творца идеала гуманной демократии в военного предводителя национальной революции. Это перевоплощение происходило на глазах у соотечественников в ходе его многочисленных инспекционных поездок в воинские части. Ему удалось восстановить свои прежние связи с российской интеллектуальной средой и как будто вернуться в лучшие времена завершения в Санкт-Петербурге своего главного труда «Россия и Европа».

Стоит подчеркнуть, что Масарика отличало достаточно терпимое отношение к большевистскому течению. С этим контрастирует более непримиримая позиция Штефаника, который считал роль дореволюционной России в деле обретения чехо-словацкой независимости весьма значительной, а впоследствии выступал за спасение прежней России – с помощью даже промонархических сил. Этой мысли Масарик даже не допускал, поскольку предъявлял чересчур завышенные требования к прежней России.

* * *

Наконец, подведем итоги рефлексии Масарика и его республики российской интеллектуальной элитой в ЧСР.

«Под крылом» у президента Масарика представители российской интеллигенции, очутившиеся после революционных потрясений в Чехословацкой республике, пользуясь словами П. Сорокина, «ментально ожили» и, как показано в монографии, продолжили свою творческую жизнь.

Пожалуй, лучше всего глубокое уважение к творчеству и политической деятельности Масарика передал историк В.В. Водовозов. По его выражению он ценил в Масарике «большого человека, исключительно крупную умственную силу, и главное – исключительно крупную моральную силу», Масарик «встал во весь рост своей личности, исключительного душевного благородства и исключительной нравственной чистоты».

Вольготнее, чем где бы то ни было, в ЧСР чувствовали себя бывшие эсеры. Примером тому могут служить В.В. Водовозов, Н.С. Русанов и тяготевшая к этому политическому спектру писательница и переводчица Н.Ф. Мельникова-Папоушкова.

Но наиболее подробно и весьма обстоятельно, на хорошем чешском языке, проблему восприятия Чехословацкой республики рассмотрел талантливый писатель и правовед В.С. Вилинский в своей книге «ЧСР глазами русского» (Rus se d?v? na ?SR). Наблюдения, сделанные писателем, исколесившим страну вдоль и поперек, были весьма ценными, интересными и оригинальными. На глубоком уровне он вник в чешский менталитет и, благодаря отличному знанию чешской истории, культуры и языка, без труда подмечал ту или иную особенность чешского характера и внутреннего развития ЧСР периода президентства Т.Г Масарика. О Масарике он писал чуть-чуть с налетом иронии: «Т.Г. Масарика, это светило этики, пророка гуманности и глашатая высших истин, в Чехии нейтрализовали таким образом, что усадили его в президентское кресло (курсив мой. – Е.Ф.). Труды Масарика хотя и стали предметом университетских штудий, но никто не намерен воплощать его идеи на практике, так же как впрочем и идеи Хельчицкого, проповедуемые им». В. Вилинский на основе сделанных им наблюдений пришел к выводу, что Т.Г. Масарик остался непонятым своим народом как должно». Писателя также не устраивало, что в ЧСР везде высятся лишь памятники Т.Г. Масарику. В целом, в книге В.С. Вилинского чувствовалась та глубокая благодарность, которую русские эмигранты испытывали по отношению к чехо-словацкому народу и республике Масарика.

Труды профессионального русского революционера Н.С. Русанова Масарик в свое время весьма ценил. Трудно сказать, обсуждались ли в Праге с Масариком в 1930-е гг. (после переезда туда Русанова) прежние проблемы российской революционной мысли. Этого деятеля характеризовали весьма тесные связи с чешской политической элитой, и его архивное наследие сберегло для нас редчайшую фотографию (публикуемую впервые в монографии) Т.Г. Масарика с председателем Сената ЧСР Ф. Соукопом. В своих мемуарах Н.С. Русанов причислял ЧСР к числу наиболее демократических современных государств. Он оставил много хвалебных характеристик президента Масарика, назвав его «вторым Марком Аврелием и философом-властителем на посту президента».

Многие современники считали весьма символичным, что во главе республики встал деятель, посвятивший себя разработке философской идеи демократии, и усматривали в этом счастливый знак в истории народа. Масарик на практике пытался воплотить свой идеал демократии. При этом он нисколько не идеализировал современное положение демократии и считал долгом демократа подвергать ее критике. Знавшие Масарика не случайно подчеркивали свойственные президенту неистощимую духовную энергию, решимость и одновременно необходимую философскую рефлексию[517], с которыми он подходил в своей практической деятельности к преодолению кризисных сторон парламентаризма.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.