Глава 4 Тверской монстр

Глава 4

Тверской монстр

В первую минуту, увидев чудовище, я усомнился в здравом состоянии моего рассудка, или, по крайней мере, глаз, и только спустя несколько минут, убедился, что я не сумасшедший и не брежу. Но если я опишу это чудовище (которое я видел совершенно ясно и за которым наблюдал спокойно все время, пока оно спускалось с холма), мои читатели, пожалуй, не так легко поверят этому.

Эдгар По. Сфинкс (1846)

Мы уже видели, как непонятное переписчику название болезни «коркота» превратилось в Псковской летописи в страшного речного монстра — «псковского крокодила», которого теперь неустанно ищут международные общества криптозоологии[84]. Этот образ ужасного водного чудовища по-прежнему живет в народной, а теперь уже и в медийной культуре и продолжает эксплуатироваться СМИ: недавно телекомпания НТВ выпустила фильм «Загадочные крокодилы-оборотни пугают новгородцев». В фильме повествуется о том, как в давние времена патриотично настроенные крокодилы, вылезшие из окрестных болот, спасли Новгород от нашествия хана Батыя, а также рассказывается множество других полезных и достоверных историй (посмотреть можно на сайте телекомпании).

Подобная ситуация может сложиться сейчас и с другим таинственным монстром — «двигой». Недавно этнокультурное объединение «Твержа» проводило творческий конкурс: всем тем, кто любит рисовать, предлагалось изобразить загадочную двигу — «мифическое существо, которое встречается в западных районах Тверской области». На первый взгляд, в этой фразе есть ошибка — существо либо мифическое, либо оно существует. Но де-факто задача была сформулирована верно — таинственное существо, мифологизированное в местном фольклоре, действительно существует (в отличие от псковских «коркодилов») и иногда встречается в лесах и полях, и не только в Тверской области, и не только в России. Описывалось оно так: «Двига не рождается и не умирает, у нее есть телесная форма, но нет как такового тела, она разрозненная и целостная, одна и много, живая и неживая одновременно. Двига не испытывает эмоций, не имеет души, но может проявлять волю, не добро, но и не зло, способна приносить удачу или предвещать войну». Описание двиги также было дано вполне адекватно для фольклора. К слову, некоторые рисунки монстра на этом тверском конкурсе получились вполне достойные. И в самом творческом конкурсе, естественно, ничего плохого нет (до тех пор, пока темой не заинтересуется НТВ). Затравкой, пробуждающей фантазию участников, послужила известная быличка «Про двигу», записанная с полвека назад в Пеновсом районе Тверской области:

Это отнимают колдуны спор в хлебе (ржи), и рожь невидимо идет к нему*.

Она имеет, если посмотреть сразу, вид змеи; и голова, и хвост, и по величине — ну совсем змея; а если приглядеться, можно разглядеть — состоит из маленьких червячков, и они так близко прижаты друг к другу, что, даже когда передвигаются, не расходятся.

И я так напала на двигу и увидела, куда шла эта рожь. А она (двига. — А. Г.) вся плотная, будто свитая веревкой. Последняя — большая — состояла из трех голов.

Догоняет меня старушка и говорит: „Скоро, матушка, будет война“. И научила меня положить перед двигой хлеб, платок и деньги и посмотреть, в какую сторону она поползет.

И вот я сняла с головы чистый платок и положила все возле нее. Головы-то ее ходили, ходили, но средняя все-таки перетянула к чистому платку — и взошла на него. Значит, будет голод, будет война.

Я взяла деньги и хлеб, а платочек с двигой несу к своему отцу (был Микола или Серьгов день, и я ходила к нему в гости). Он говорит: „Завяжи, принеси домой и высуши. А когда посеешь рожь, рассей двигу по всему полю — никакой колдун твою рожь не возьмет“. Я так и сделала: завязала ее в платочек.

В деревне той жила бабка — ее все считали волшебной колдуньей. И у нее не было хлеба. Мать моя и говорит: „Снеси ей хлебца!“ Жалко, мол. Я и понесла половинку хлебца. Тут двига и ушла в хлеб, покамест я несла этот хлебушек, и мне ничего не осталось, только несколько червячков. Вот так я тогда и свой хлеб, и маткин отдала**. А мы с тех пор были голодные; хоть фунт, хоть пуд хлеба съедали, все равно не наедались. Вот такие люди бывают! А тут скоро и война началась.

* Спор (спорынья) в хлебе — обозначение хорошего урожая и сытости при употреблении готового хлеба в пищу (разг).

** Рассказчица сообщила, что она трижды видела двигу. Тут речь идет о последней встрече, перёд самой войной[85].

Действительно, выглядит «чудище» довольно непонятно и загадочно. Что же это за многоголовое существо? Какая связь может быть между мистической двигой, рожью, колдунами, спорыньей, «волчьим голодом», высеванием на поле червей, гаданием на платке и грядущей войной? Фольклористы двигой давно заинтересовались, собрали ряд интересных материалов, но полной картины составить не смогли. По-другому быть и не могло, поскольку здесь необходимо понимать не только, что такое двига, но и что такое спорынья в русской культуре, что такое «закрутки», с помощью которых упомянутые колдуны отнимают спорынью у ржи, от чего возникает «волчий голод», в какие именно годы можно наблюдать двигу, в какие годы вероятность войны повышена и т. д. Фольклористы этого не знают, поскольку, не выходя за рамки непосредственно фольклористики, определить исходный смысл таких народных поверий невозможно; проанализировать достоверность или надуманность элементов былички — тоже нереально. Такие понятия как спорынья, закрутки, двига — двойственной природы, за каждым из них стоит не только абстрактное значение или объект ритуального обряда, но и изначально конкретный физический смысл. Может ли таинственный монстр действительно приносить удачу (спорынью) или предвещать войну? Может ли так оказаться, что его более частое появление зависит от определенных глобальных природных циклов, и народное поверье возникло не на пустом месте? Использование двиги в народной магии фольклористы обычно сводят к нескольким пунктам:

Одна из основных характеристик двиги (впрочем, как и змеи) — ее ярко выраженное хтоническое начало. В связи с этим можно выделить несколько основных сфер ее магического использования:

а) двига — клад, который можно взять, зная определенный заговор;

б) червонный гад используется при гадании;

в) двига помогает в уборке и хранении урожая: придает в жатве «скорость и спорость», если ее запустить в амбар, то зерна будут лучше храниться[86].

Только вот является ли последний пункт действительно «магическим», или это просто народная примета? Но чтобы иметь повод усомниться в этом, надо понимать, что такое двига и спорость. Сообщения о двиге попытался обобщить филолог Михаил Лурье:

В августе 1997 года двумя группами фольклорной экспедиции Академической гимназии Санкт-Петербургского государственного университета независимо друг от друга был записан не встречавшийся нам ранее ни в старых этнографических публикациях, ни в собственной полевой практике материал. Крестьяне Андреапольского района Тверской области рассказывали о ползущем по земле живом существе, состоящем из огромного множества одинаковых небольших червячков. Это существо, называемое рассказчиками двигой, имеет, по утверждениям очевидцев, «голову», «хвост», перемещается вполне целеустремленно, в определенном направлении, и встреча с ним является для человека сигналом для совершения ряда действий: постелить на землю платок, положить хлеб и деньги, перемешать червей палочкой, собрать и засушить их и т. д.[87]

Лурье находит другие названия таинственной двиги: «двина», «ратная червь». А также приводит слова другого респондента, упоминающего связь двиги с рожью: «И была эта двига, когда старики, бывало, рожь жали… Старики все время видели. Это мы сейчас не сеем свое ничего, так и не примечаем. А фактически, это самое есть, оно и продолжается» (Пен.)». Респондент был прав — «оно продолжается», двига никуда не пропала, ее можно увидеть и сегодня. Стоит отметить и верное заключение Лурье:

В заключение поделюсь одним наблюдением. Как сказано выше, наше столкновение с рассказами о двиге — не первое и далеко не единственное в собирательской практике последних десятилетий, причем на них выходили как начинающие фольклористы, так и опытные, наблюдательные исследователи. И было бы естественно, если бы такая находка подвигла кого-либо из них к дальнейшим разысканиям и попыткам осмысления «странного» материала. Однако этого не произошло[88].

Почему «осмысления материала» не произошло, я отметил выше: при отсутствии междисциплинарного подхода его и не могло произойти. Нужно было выйти за рамки чистой фольклористики, за те красные флажки, которыми ученые сами отгораживают свое поле исследований. В какой-то мере это касается и статьи самого Лурье.

Итак, крестьянские представления о двиге (биологически представляющей собой не что иное, как группы мигрирующих червеобразных личинок) и связанные с ними ритуальные магические и мантические практики, как мы попытались показать, отличаются изрядным многообразием и разработанностью. Возникает естественный вопрос, каковы границы их географического распространения. Рассказы о двиге зафиксированы нами на территории Плюсского района Псковской, Андреапольского и Пеновского Тверской, Лодейнопольского, Бокситогорского и Тихвинского Ленинградской областей. Однако другие обнаруженные в публикациях и архивах свидетельства и устные сообщения собирателей позволяют значительно расширить предполагаемый ареал распространения данного комплекса народных поверий и ритуалов, включив в эту зону как другие районы указанных областей, так и некоторые территории иных крупных административных регионов — Новгородской, Вологодской, Архангельской, Пермской областей и Удмуртии. Все это позволяет высказать предположение о том, что представления о двиге — не фактор специфики одной локально-региональной традиции, а широко (если не повсеместно на территориях расселения русских) представленный элемент крестьянской повседневной мифологии и магии[89].

Вот здесь как раз тот момент, когда необходимо было «забежать на чужое поле» и выяснить, что двига представляет собой биологически, а не просто отметить биологическую природу объекта в скобках и сразу об этом забыть. В таком случае стало бы ясно, что данный «элемент крестьянской повседневной мифологии и магии» почему-то был распространен более давно, чем кажется, и далеко не только на «территориях расселения русских». И тогда уже можно было бы предположить, что для возникновения соответствующих мифов, быличек и народных магических практик существовали одинаковые предпосылки, а фольклор изначально отталкивался от реальности.

В действительности же описание двиги (ратного червя), как и связанные с ней магические гадальные практики, включая расстеленные платочки и пр., мы можем найти не в чисто этнографических источниках, а в знаменитой «Жизни животных» Брема. Из нее мы узнаем, что «ратный червь» был хорошо известен в прошлые века и представляет собой скопище личинок «ратного комарика» из семейства сциаридов (грибных комариков), хорошо знакомых многим цветоводам. И что гадание с платком, приметы, предзнаменование войны — все это было давно известно, и у Брема описывается[90]. Только непонятно — где именно происходили наблюдения червя и связанные с этим магические практики, поскольку за основу современного российского издания Брема взят один из первых сокращенных переводов начала XX, из которого выброшен весь накопленный этнографический материал (чем издатели в предисловии почему-то особо гордятся). Поэтому обратимся к старому классическому тексту под редакцией биолога, анатома и антрополога Петра Лесгафта:

Личинка, появляясь въ огромномъ количеств?, пріобр?ла изв?стность въ качеств? такъ называемаго ратнаго червя. Въ 1603 г. въ первый разъ это явленіе возбудило шумъ въ Шлезвиг?, потомъ оно возобновлялось въ Норвегіи, отъ времени до времени въ саксонскихъ герцогствахъ, въ Тюринген?, Ганновер? и Швеціи, и продолжалось, постепенно превращаясь въ спорный научный вопросъ, до 1868 г. Простые люди, на основаніи появленія ратнаго червя, предсказывали войну, другіе — неудачную жатву: шлезвигскіе горные жители считали предсказаніемъ хорошей жатвы, когда черви шли по направленію долинъ, и противоположнымъ предзнаменованіемъ, когда они шли въ горы; а суев?рные жители Тюрингенскаго л?са считали первое направленіе — признакомъ мира, второе — признакомъ войны. Другіе еще пользовались этимъ явленіемъ, какъ оракуломъ, при гаданьи. Они бросали на пути движущихся нас?комыхъ платья и ленты и считали счастливымъ предзнаменованіемъ, если червяки переползали черезъ брошенное, и, наоборотъ, считали, что тотъ, одежду котораго они обходили, обреченъ на близкую смерть. Въ іюл? или въ начал? августа насъ изв?стили, какъ жителей Эйзенаха въ 1756 и 1774 гг., что въ сос?днемъ л?су показался ратный червь; мы отправились и вотъ что увид?ли мы.

С?рая зм?я до 376 ст. длиною, не везд? одинаковой ширины (отъ трехъ пальцевъ до ширины руки) и съ большой палецъ въ толщину, движется во мрак? л?са съ неповоротливостью улитки и им?етъ въ себ? р?шительно что-то наводящее страхъ. Она состоитъ изъ тысячъ и тысячъ бл?дныхъ личинокъ, которыя, благодаря липкой поверхности т?ла, держатся вс? вм?ст?, какъ бы составляя одно т?ло, хвостовой конецъ котораго на мгновеніе подымается на стебельк? вверхъ. Такъ какъ каждая личинка въ этомъ обществ? обычнымъ, свойственнымъ червю, движеніемъ выдвигаетъ впередъ заднюю половину туловища и тогда, ощупывая, вытягиваетъ переднюю, то и получается поступательное движеніе всего отряда, верхняя поверхность котораго производитъ такое впечатл?ніе, какъ медленно текущая вода[91].

Здесь мы уже видим не только более подробное описание, но и привязку фольклора к местности. Вот на этом и стоило бы сосредоточить внимание: как, например, так получилось, что в тюрингенских лесах и на тверских полях народные практики гадания «на черве» оказались одинаковы? Кстати, в еще более раннем иллюстрированном издании Брема XIX века есть и полностраничная вставка-иллюстрация ратного червя — можно было «тверского монстра» скопировать прямо оттуда, изображен он с не меньшей фантазией, чем конкурсные рисунки — длиной до горизонта[92]. А описание «червя» в этом издании еще подробнее, причем со ссылкой на Белинга, который изучал двигу, проводя «прилежныя и многол?тнія наблюденія надъ личинками, живущими на вол? и содержимыми въ невол?»[93]. Но пренебрежение исходной биологической причиной магических практик не дает российским фольклористам исследовать взаимосвязь фольклора различных этносов. Впрочем, это только малая часть вопроса. Что касается непосредственно двиги, то нам сейчас значительно легче, чем предыдущим исследователям. Теперь не обязательно путешествовать по тюрингенским лесам, и нет больше необходимости расспрашивать о внешнем виде двиги малограмотных деревенских старух — мы можем просто зайти на YouTube и посмотреть на двигу «вживую» на полутора десятках записей, снятых за последние годы. И отметить для себя (учитывая все же недостаточную репрезентативность выборки), что чаще всего двигу в Европе наблюдали в 2013 году (год перед солнечным максимумом).

Мы знаем теперь, что собираются личинки в «змею» тоже не по какой-то «таинственной», а по вполне утилитарной причине — им так удобней передвигаться: одна личинка ползет по земле, другая по ней, по той — третья, скорость «змеи» суммируется, в результате «червь» в поисках пищи «ползет» в несколько раз быстрее, чем если бы личинки двигались по отдельности. Грибные (листовые, плодовые) комарики (по принятой классификации это мушки, обычные комары — другое семейство) распространены повсюду, но вместе с тем остаются наименее изученной группой в отряде двукрылых насекомых (Diptera). Питаются ли сциариды непосредственно грибами — вредителями зерновых? Что они едят на полях? Случайно ли респонденты упоминают об отборе спорыньи у ржи? Переносят ли сциариды споры спорыньи? Как быть с гаданиями на урожай и с поверьем, что если двигу запустить в амбар, то зерна будут лучше храниться? Появляется ли больше грибных комариков синхронно с грибным годом? Вопросов пока больше чем ответов, но теперь мы можем хотя бы ставить такие вопросы.

Сто лет назад знали, что двига питается (в том числе) грибами:

Личинки этих крошечных грибных комариков питаются грибами (включая культивируемые грибы) и гниющей растительностью, часто живут в почве горшечных растений. Многие, особенно вид Sciara, объединяются для путешествий в «армии» при поиске лучшей пищи или перед окукливанием[94].

Позже заметили, что грибные комарики лакомятся спорыньей в виде медвяной росы:

По мере развития спорыньи происходит обильное выделение вязкой жидкости, известной как медвяная роса, которая содержит огромное количество конидий и привлекает многие виды насекомых. Более сорока их видов, особенно мухи и грибные комарики, питающиеся медвяной росой, загрязняются конидиями внешне или внутренне и переносят их на другие цветки[95].

Затем выяснилось, что комарики могут не только распространять спорынью, но также могут питаться и склероциями многих грибов, повреждая их плотную оболочку:

Хотя некоторые склероции покрыты наружной оболочкой, есть доказательства, которые ясно показывают, что насекомые (например, грибные комарики, жуки-гладыши) способны прожевать это плотное покрытие склероция (Steiner, 1984; Anas and Reeleder, 1987). Склероции, поврежденные личинками насекомых, гораздо более восприимчивы к микробному разложению, чем неповрежденные склероции (Baker and Cook, 1974)[96].

То есть в этом варианте сциариды, и двига в частности, в какой-то мере действительно могли бы «отнимать спорынью» у хлеба, повреждая склероции. А когда двига превратится в комариков, то будет уже спорынью распространять. Но еще мы не знаем, питаются ли личинки непосредственно стромами спорыньи — до того, как аскоспоры смогут попасть в завязь цветков. Если да (а почему нет?), то шансов на «отъем» спорыньи, похоже, будет больше. Проползет двига по полю — может, и тот самый пугающий крестьян «прожин» получится (на который, согласно народным поверьям, уходит урожай, то есть опять же спорынья). Крестьяне были уверены, что этот зловещий прожин (прорез) — дорожку во ржи, в вершок шириною — делает колдун, который стоит в это время обеими ногами на двух иконах, как на лыжах, и ведет дорожку, как колесо катит. Или пролетает над полем вверх ногами. Максимов еще в XIX веке объяснял, что прожин «срезают жучки и черви в то время, когда рожь в цвету, и потому, конечно, никаких следов человеческих ног по сторонам никогда не замечается»[97]. Ключевое здесь — «когда рожь в цвету». В это же время, подстраиваясь под рожь, прорастают и стромы спорыньи. И появляется двига. Шествия ратного червя в Центральной Европе происходят с мая по июнь. Личинки окукливаются с июля по август. Могла ли двига действительно предвещать войну? Здесь возникает ряд следующих вопросов, снова намекающих на необходимость междисциплинарного подхода.

Биологи знают, что личинки грибных комариков приносят много разочарования грибникам — в большинстве случаев именно их белые с черной головой личинки кишат на изломах «червивых» грибов, делая их непригодными. Энтомологи могут знать, что двига представляет собой Sciara Militaris, но их, в свою очередь, не интересует фольклор. Историки могли бы сравнить годы более частого появления двиги с годами некоторых известных исторических событий, но им вряд ли придет в голову обращать внимание на мифы и темные народные суеверия. Аграрники могут знать о цикличности нашествий саранчи, об их связи с солнечными реперами, могут также догадываться о цикличности размножения спорыньи, как и других грибов, но, естественно, рассматривают проблемы, относящиеся только к сельскому хозяйству. Физики продолжают спорить о влиянии солнечной активности на погоду и климат, понимая, что эти связи должны существовать, но они нестабильные, ускользающие, их не просчитать на большом горизонте, поэтому к дополнительным гипотезам о возможности влияния солнца на психическое состояние людей относятся с еще большой осторожностью. Филологи знают, что, согласно народным поверьям, колдуны с помощью закруток отбирают спорынью, и что существует народная примета: «большой урожай грибов — к войне». Микологи знают, что спорынья — тоже гриб, знакомы с ядовитым и галлюциногенным действием этого «дьявола в снопах», но не в курсе соответствующих народных магических практик. Поймут ли они когда-нибудь друг друга? Будут ли психологи обращать внимания не на душу (психо), а на микробиом человека? Смогут ли социологи принять, что причины изучаемых ими процессов в обществе зачастую могут лежать далеко за пределами границ их дисциплины? Будет ли кто-нибудь исследовать влияние микотоксинов на микробиом? Начнем с самого простого: осознают ли когда-нибудь, например, фольклористы и этнографы, что закрутки — это изначально всего лишь рожки спорыньи, а не только часто описываемый ими, но возникший позже колдовской ритуал?