Глава 25 АРЕСТ ЕТ CAETERA

Глава 25

АРЕСТ ЕТ CAETERA

СЕГОДНЯ не приходится сомневаться, что инициатива устранения Берии исходила исключительно от Хрущева. Другой вопрос — как и когда он решился на постановку такого допроса перед коллегами. Да и решился ли вообще — если иметь в виду большинство Президиума ЦК.

Однако ряд деталей позволяет предполагать, что арест Берии готовился кем-то весьма долго и спонтанным событием признан быть не может! И уж тем более нельзя свалить все на раскрытие мифического «заговора» Берии, никогда не существовавшего даже в замыслах — ни у Берии, ни у шести арестованных его сподвижников.

В этой книге я не могу уделять много места вопросу о роли «золотой элиты Запада» в событиях тех дней и просто выскажу интегральный вывод: как минимум со второй половины 1952 года в окружении Хрущева уже имелись первичные агенты западного влияния. Они ловко растравляли хрущевскую желчь, играли и на его амбициях, и на чувстве страха, и на ущемленном самолюбии. Они же провоцировали и спровоцировали Хрущева на активные действия вначале против Сталина, а затем — против Берии.

Для самого Хрущева эти действия были залогом его личного непреходящего благоденствия на вершинах власти. Для Золотого Запада и его агентов было важно сорвать возможность устойчивого развития России. Думаю, в том числе и поэтому сразу же после ареста ЛП его дальнейшая судьба начала обрастать не просто слухами, а целенаправленно создаваемыми мифами, а также подлогами, фальсификациями и провокациями.

Поэтому единственными достоверными датой и фактом в череде тех дней можно считать лишь дату и факт ареста самого Берии. А, например, говорить, когда были арестованы другие его соратники, лично я не рискну. Не рискну и потому, что убежден: в «деле» Берии и в «следственных делах» тех, кого судили якобы вместе с ним, так много подлогов, что эти многотомные сочинения надо бы расценивать как сплошную фальшивку — насквозь.

Считается, что почти сразу после ареста Берии были арестованы Богдан и Амаяк Кобуловы — 27 июня. Министр же ГБ Украины Мешик был арестован якобы 30 июня. Якобы в Киеве… Но вот книга Андрея Сухомлинова — единственного из писавших о Берии, кто имел доступ к его следственному делу — «Кто вы, Лаврентий Берия?». Автор — профессиональный юрист, и я буду ссылаться на него еще не раз. Так вот, Сухомлинов приводит факсимиле протокола личного обыска Мешика Павла Яковлевича от 30 июня 1953 года, проведенного «в помещении внутренней тюрьмы МВД СССР» в 23 часа 50 минут 30 июня майором Моисеевым П. М. в присутствии заместителя начальника внутренней тюрьмы Таланова Д. А.

Итак, 30 июня Мешик уже был в Москве. Но ведь его еще надо было в Киеве арестовать и в Москву этапировать!

Значит, Мешика арестовывали в период между 26 и 29 июня. Однако обыск был проведен «на основании ордера Министерства внутренних дел СССР за № А-109 от 30 июня». Сухомлинов приводит факсимиле и самого ордера, подписанного заместителем министра Иваном Серовым. И там имеется запись: «Ордер мне предъявлен 1 июля 1953 года в час. 02 мин. 45» и подпись Мешика. Выходит, в Киеве Мешика арестовали незаконно? И даже в Москве вначале обыскали, а уж затем предъявили ордер на арест.

В ордере на арест Мешика указано, что он выдан майору Медведеву К. Н., а вот в ордере от 27 июня 1953 года № А-92 на арест Богдана Кобулова фамилия того, кому предписывалось арестовать и обыскать Кобулова, не указана.

Владимир Георгиевич Деканозов, давний соратник Берии и по Закавказью, и по НКВД СССР, много поработавший и во внешнеполитическом ведомстве, а на момент ареста Берии — министр внутренних дел Грузинской ССР, если верить анкете арестованного, был арестован 30 июня 1953 года. Однако основанием для ареста указан не ордер на арест, а постановление об избрании меры пресечения Прокуратуры СССР от 3 июля 1953 года.

Так же мутна картина ареста начальника 3-го управления (военная контрразведка) МВД СССР Сергея Гоглидзе. Анкета арестованного составлена в Бутырской тюрьме МВД СССР вроде бы 27 июня 1953 года. При этом А. Сухомлинов сообщает, что в материалах уголовного дела не раскрывается, «как проводился арест Гоглидзе в ночь с 26.06 на 27.06 в ГДР» и как он был доставлен в Москву. Задержан был Гоглидзе якобы на основании ордера № А-98, который хронологически не мог быть выписан ранее ордера № А-92 на арест Богдана Кобулова, помеченного 27 июня и подписанного новым министром внутренних дел СССР Кругловым. Получается, что Круглов только 27 июня в Москве подписал ордер на арест, а в ночь на 27-е Гоглидзе уже арестовали аж в Германии. Так могли ли его арестовать по тому ордеру, якобы на основании которого его арестовали?

По воспоминаниям же генерала Судоплатова об аресте Берии, Богдана и Амаяка Кобуловых, Гоглидзе, Мешика он узнал на совещании у нового министра Круглова в середине дня 27 июня…

Странно все это…

Постановление Прокуратуры СССР об избрании меры пресечения у Гоглидзе тоже датировано 3 июля 1953 года (как и в случае с Деканозовым). А первый допрос Гоглидзе заместитель Главного транспортного прокурора государственный советник юстиции 3-го класса Г. Терехов провел якобы 2 июля (не указав в протоколе время допроса, что было серьезным отклонением от процедуры).

Андрей Сухомлинов, сам опытный прокурор (в 2007 году ему исполнилось, как я понял, 60 лет), внимание на все эти несообразности обратил, но объясняет их небрежностью тех, кто вел расследование.

Думаю, что дело не только в небрежности, а также в том огромном объеме фальсификата, без которого «дела» Берии не было бы. Слишком многое надо было подтасовать, оформить задним числом и т. д., и без накладок тут вряд ли можно было обойтись даже при особой тщательности. Хотя и тщательности-то не было — тут можно вполне довериться свидетельствам на сей счет того же Сухомлинова.

К тому же все арестные документы подписывал новый Генеральный прокурор СССР, хрущевец Роман Руденко. Им срочно заменили на этом посту Григория Николаевича Сафонова, находившегося с Берией в хороших отношениях и даже считавшегося «человеком Берии». Скорее, впрочем, он был просто честным человеком. Сухомлинов, ссылаясь в том числе на свидетельство бывшего первого заместителя Генерального прокурора СССР Н. А. Баженова, пишет, что Сафонов был мягким, добродушным, незаносчивым, начисто лишенным амбиций и чиновного честолюбия. Баженов свидетельствует, что в начале 60-х годов Сафонов, пониженный до заместителя начальника отдела в Прокуратуре РСФСР, был самым исполнительным и добросовестным работником в отделе, а ведь ему тогда было около шестидесяти.

И если судить о Берии по «его человеку» Сафонову, не забыв также о принципе: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты», личность ЛП освещается дополнительно добрым светом.

Назначение Генерального прокурора СССР — конституционная прерогатива Верховного Совета СССР, однако Сафонова незаконно освободили от его обязанностей на заседании Президиума ЦК КПСС 29 июня 1953 года. Тогда же на его место и был назначен Руденко. Так «восстанавливалась» та социалистическая законность, которую якобы попирал Берия.

Руденко и дал формальную санкцию на арест Берии — дал 8 июля, через полторы недели после фактического ареста. И такая задержка, пожалуй, показательна не только с правовой точки зрения. Даже Руденко боялся, очевидно, какое-то время, что события могут пойти в неблагоприятном для хрущевцев направлении. А вот после благополучного для них окончания Пленума ЦК, длившегося со 2 по 8 июля 1953 года, хрущевцы осмелели.

Причем официально санкционировать на бумаге арест Берии Руденко, думаю, было тем проще, что Берии к 8 июля или уже не было в живых, или его бессудное убийство было делом ближайших дней. Но это — тема отдельная…

Были арестованы также начальник секретариата Берии Людвигов (прямо на стадионе «Динамо», на футболе) и бывший начальник личной охраны Берии Саркисов. Последняя фигура интересна и тем, что Берия отстранил Саркисова от должности за три недели до своего ареста и перевел его заместителем начальника отдела в 1-е главное управление МВД. Причем и там, судя по всему, Саркисов долго не задержался бы.

На основании этого генерал Судоплатов в своих воспоминаниях предполагает, что или решение об аресте Саркисова принимали люди, не знавшие о его отставке, или решение принималось тогда, когда Саркисов был к Берии близок.

Второе очень не исключено, но, скорее всего, все объясняется иным. Кто такой Саркисов? По сравнению с «китами» МВД он — даже не карасик, а так — пескарь. И вот же — его арестовывают… Не потому ли, что он очень подходил как фигура для фабрикации «бытовых», так сказать, «обвинений» против Берии, и именно так и был позднее использован? То есть над Берией заранее готовилось неправедное судилище.

Но кем?

Непосредственно Хрущев разработкой «технических» подробностей заниматься не мог и не занимался. Но кто-то, выходит, занимался? Заранее! И на обобщенном портрете этого «кто-то» очень отчетливо просматриваются уши «серых», а точнее — «грязных», «кардиналов» разного рода.

Об аресте Берии написано много, а об аресте его соратников — фактически ничего. Во всех версиях ареста Берии сообщается, что арестовали его высшие военные по приказу то ли Хрущева, то ли — Маленкова.

А кто арестовывал Саркисова?

А кто — Кобулова и Гоглидзе? Кто Мешика и Деканозова? Кто — Влодзимирского?

Не маршал же Жуков и не генерал Батицкий их арестовывали?

И по чьим приказам были произведены эти аресты? Ордера, допустим, подписывали ренегат Круглов и хрущевец Серов. Но кто им указывал, что арестовать надо именно эту «шестерку»?

Почему — понятно. Все шестеро были близки к Берии еще по Закавказью, и именно их «показаниями» можно было очернить Лаврентия Павловича с охватом, по сути, всех периодов его деятельности. Но это лишний раз подтверждает наличие продуманного заговора против Берии, детали которого по уровню продуманности просто не могли принадлежать неизощренному уму Хрущева!

ДОЛЖЕН сообщить читателю, что не намерен уделять много внимания вопросу о том, как и кем был арестован Л. П. Берия. В литературе на сей счет можно найти добрый десяток версий — и основательных, и сомнительных, и вовсе уж авантюрных, включая наиболее экстремальную «версию» Серго Берии, по которой его отец якобы погиб при якобы штурме особняка, в котором проживала семья Берии.

Достоверен же в истории ареста Берии сам, повторяю, факт ареста. А также — то несомненное обстоятельство, что арест был произведен 26 июня 1953 года.

Второй по экстремизму после «версии» Серго Лаврентьевича следует признать версию, по которой Берия, арестованный в Кремле группой высших военных во главе с маршалом Жуковым (при, скорее всего, наличии в ней генерала Москаленко), в тот же день был расстрелян в подземном бункере штаба МВО. Юрий Мухин в своих книгах утверждает, что примерно так все и случилось, а письма Берии из бункера — фальшивка.

Что тут можно сказать… Факт нахождения Берии перед его арестом в Кремле, а не дома, уверенно документируется по последнему распоряжению Совмина СССР № 8532-рс, подписанному Берией как одним из руководителей государства, о строительстве нового «атомного» объекта на комбинате № 813. Он мог подписать его только в Кремле и только до ареста. И, значит, отправился на свое последнее в жизни совещание из своего кремлевского кабинета.

Но куда он направился?

О том, где был арестован Берия, тоже можно прочесть разное в разных воспоминаниях. Однако анализ документов приводит к выводу: арест произошел в ходе заседания Президиума ЦК КПСС.

Итак, Берия не погиб при штурме своей домашней резиденции. Но как события развивались перед этим и после?

Писатель Владимир Карпов, ненавидящий Берию слепо и неумно, тем не менее оказал делу прояснения правды о Берии неплохую услугу, приведя примеры лжи в описании ареста, данном одним и тем же человеком — маршалом Жуковым — в, двух разных изданиях: известном нам сборнике «Берия: конец карьеры» (1991 г.) и в книге «Жуков: полководец и человек» (1988 г.). Карпов приводит ряд разночтений, например:

Вызвал Булганин Вызвал Хрущев Поехал с Булганиным в Кремль на одной машине Приехал в Кремль сам по вызову Хрущева Разговор в зале заседаний Президиума Разговор  в кабинете Хрущева Задачу на арест ставит Маленков Задачу на арест ставит Хрущев

Юрий Мухин, анализируя эти и другие разночтения (их у разных авторов хватает), делает вывод о том, что лгут все. И лгут потому, что Берию-де сразу же застрелили и т. д.

Да нет, лгут-то лгут, но по причинам разным. Во-первых, лгут по присказке криминалистов, как очевидцы. То есть лгут не сознательно, а в силу особенностей восприятия человеческим сознанием острых событий. Но многие лгут и сознательно. Кто — отводя вину от себя. Кто — выставляя «заказные» «дымовые завесы». Кто — по привычке к лжи, к двойным стандартам, к двоедушию… Привычка-то многолетняя — со 2 июля 1953 года, со дня начала «антибериевского» Пленума ЦК.

Но расстреливать ЛП сразу после ареста никто не взялся бы. И тут я предлагаю читателю поразмышлять вместе. Представим себе мысленно, как все могло происходить…

Вот Хрущев — один или совместно с кем-то из членов Президиума ЦК — приглашает к себе Жукова, Москаленко и сообщает, что «есть мнение» арестовать Берию по таким-то и таким соображениям и что Президиум ЦК поручает это непростое дело им.

Вряд ли можно сомневаться, что генералов такое сообщение должно было ошеломить, но так же вряд ли можно сомневаться, что от такого поручения они не стали отказываться. В конце концов, высшую власть представляла собой партия, и ответственность за арест несло бы высшее руководство, а не исполнители.

Широко расписанная якобы неприязнь Жукова к Берии (Серго Берия ее, между прочим, отрицает) вряд ли играла какую-то роль уже потому, что никакого «компромата» относительно Жукова Берия в сороковые годы не мог собирать, к спецслужбам отношения не имея. Мне приходится раз за разом напоминать об этом постольку, поскольку заблуждения на сей счет очень живучи.

Вернемся к анализу ареста. Согласившись на его производство, генералы не могли настаивать на обязательности ордера на арест. С одной стороны, законный порядок оформления ордера создал бы опасность утечки информации, с другой стороны, арест должен был производиться в присутствии руководителей партии и правительства, и сам состав свидетелей акта ареста исключал чьи-либо претензии к военным по части нарушения ими законов СССР. По уставу надо выполнять последний приказ, а отвечать за отмену предыдущего приказа будет тот, кто этот последний приказ отдал.

Но это справедливо в отношении ареста. Арест — действие обратимое: сегодня арестовали, завтра освободили. А как там насчет не санкционированного законным порядком расстрела? Это ведь действие с необратимыми последствиями.

Арестовать Берию по устному приказу руководства Жуков, Москаленко, Батицкий и любой другой — куда ни шло — еще могли… Но застрелить его без следствия и суда, без приговора суда, без хотя бы прямого письменного приказа?

Нет уж, пойти на такое тягчайшее нарушение закона никто не захотел бы. Здесь требовалась хоть какая-то материальная гарантия, а именно — письменная санкция Хрущева, а то и нескольких членов Президиума. Но мог ли дать письменную санкцию Хрущев? Нет, конечно! Поэтому Берия был арестован и после ареста всего лишь изолирован, а не сразу расстрелян.

Но сколько об этом дне и его вечере наворочено «достовернейших» рассказов и даже «документов», не стоящих бумаги, на которой они напечатаны. И я удивляюсь, как до сих пор из вороха побасенок о том дне какой-нибудь бойкий литератор не состряпал киносценарий политического триллера. Там фигурировали бы и танковые колонны на улицах Москвы, и застывшие на бетоне аэродрома «Мигалово» 216 бомбардировщиков Ил-28 56-й авиационной бомбардировочной дивизии под командой генерал-лейтенанта авиации Героя Советского Союза Долгушина, и сам Долгушин, мучительно решающий — выполнять ли приказ командующего ВВС Московского военного округа генерал-полковника авиации Красовского, если тот распорядится бомбардировать Кремль… А как эффектно смотрелись бы панорамы аэродромов в Подольске и Кубинке с штурмовиками Ил-10 5-й гвардейской штурмовой дивизии и истребителями МиГ-15 9-й истребительной авиадивизии! Или — несущиеся по Киевскому шоссе три танковых полка гвардейской Кантемировской дивизии…

Различные авторы, даже такой вроде бы серьезный историк, как Ю. Жуков, уверяют, что все так и было. Жуков, явно переписывая кого-то, тоже сообщает о входивших в Москву по Киевскому шоссе танках еще и Таманской дивизии (вообще-то — мотострелковой), и…

И весьма вероятно, все так могло бы и быть, если бы Хрущев и K° решили устроить эффектное шоу под названием «Ликвидация заговора Берии». Однако в 1953 году такие шоу еще были не в моде, и я очень сомневаюсь, что все описанные выше триллерные детали из «воспоминаний» генералов и ветеранов действительно имели место быть. Если бы в Москве 26 июня 1953 года происходило нечто подобное, то уже на следующий день ее парализовали бы слухи. И они поползли бы по всей стране. А этого не было.

Нет, не отдавал генерал Красовский приказ генералу Долгушину бомбить Кремль, и не блокировали выезды из Кремля танки Кантемировской дивизии, навсегда опозорившей свои когда-то боевые знамена лишь через сорок лет — в октябре 1993 года, когда была расстреляна Советская власть.

Я не исключаю, впрочем, что некая возня — с боевыми тревогами, с выводом из мест расположения на подмосковные дороги какого-то количества танков и т. п. — имела место, поскольку надо было как-то инсценировать контрмеры против «заговора».

Но если бы шоу состоялось в развернутом виде на улицах столицы, то вряд ли власти смогли бы выдержать в первый период после ареста Берии такую длительную информационную паузу, какая была выдержана. Я вскоре скажу о ней, но перед этим не могу не заметить вот что…

Уважаемый читатель! Все сказанное выше о гипотетическом кинотриллере я написал еще до того, как в еженедельнике «Антенна теле-7» за 12–18 ноября 2007 года прочел о съемках неким Алексеем Пимановым 8-серийного сериала «Охота на Берию». Премьера должна состояться 5 марта 2008 года — в день 55-й годовщины со дня смерти Сталина.

Эти мои строки пишутся в ночь с 17 на 18 ноября 2007 года, и я очень предполагаю, что в кинопасквиле Пиманова многое вышеупомянутое присутствовать будет, а заранее говорю о «работе» Пиманова как о пасквиле с такой уверенностью потому, что пимановы ничего, кроме пасквилей, не «создают» и «создать» не могут.

А ТЕПЕРЬ о том, какой были информационная пауза et caetera (и прочее, и так далее)…

Автор книги «Бандиты времен социализма» Федор Ибатович Раззаков утверждает, что именно Берия стоял «у истоков десталинизации советского общества, способствуя тому, чтобы имя Сталина постепенно исчезало со страниц массовой печати». В обоснование этого абсолютно не соответствующего действительности тезиса Раззаков подсчитал количество упоминаний имени Сталина в передовицах «Правды» и заявил, что за период с конца мая 1953 года до конца июня, когда был арестован Берия, на Сталина была лишь одна ссылка. Зато, мол, после ареста Берии только за первую неделю имя Сталина было названо 12 раз.

Это заявление Раззакова подвигло меня на изучение годовой подшивки «Правды» за 1953 год! Так вот, Федор Ибатович считал не совсем верно, хотя число ссылок на Сталина по сравнению с январем—мартом 1953 года за «подсчитанный» им период действительно резко уменьшилось. Это — факт, заслуживающий самого пристального внимания и изучения, но разве Берия влиял на линию печати? Он в сей специфической сфере никогда своим не был и быть не мог по причине принципиального различия его прямой натуры с гибкими натурами «бойцов идеологического фронта ЦК».

В «Правде» после траура марта 1953 года в передовых и идеологических статьях не упоминался персонально ни один действующий высший руководитель — усиленно использовалось понятие «коллективного руководства». Причем в таких, например, передовых «Правды», как передовые за 11 мая 1953 года «Насущные задачи комсомольских организаций», за 22 июня — «Могущество советского строя», Сталина действительно не упоминают, во что трудно поверить, даже имея газетный лист перед глазами. Однако большинство передовых того периода носят чисто производственный, так сказать, характер, и поминать Сталина в связи с проблемами полеводства или животноводства вряд ли было необходимо. К тому же Берии, при его огромной загруженности, только и забот было, что о немедленной «десталинизации» думать.

После ареста Берии увеличение числа ссылок на Сталина в передовицах «Правды» было видно невооруженным глазом, но тут уж «коллективное руководство» стелило себе соломку в кризисной ситуации. Уже через месяц-другой после «антибериевского» Пленума ЦК имя Сталина в «Правде» вновь поминается нечасто, вплоть до того, что 21 декабря 1953 года — в первый день рождения Сталина, отмечаемый без него, «Правда» ни одной строчкой не напомнила стране, чем этот день знаменателен! Казалось бы, невероятно! Но — факт.

Возвращаясь же к теме ареста, сообщу, что с «подачи» Раззакова я установил и еще один любопытный факт. Не то что за первую неделю после ареста Берии, но вообще за период с 27 июня по 10 (десятое!!) июля я, к своему величайшему удивлению, ни разу не встретил в «Правде» имени Берии!

Он был арестован, как читатель помнит, в пятницу, 26 июня. Однако ни 27-го, ни 28-го, ни 29-го, ни 30 июня, ни 1 июля, ни 2 июля — в день открытия Пленума ЦК, о начале и работе которого главный печатный орган КПСС тоже умолчал, ни во все дни работы Пленума об «агенте империализма» и «враге народа» Берии не было сказано ни слова!

Было бы возможным такое долгое молчание, если бы дело с арестом ЛП не обстряпали быстро и без шума, так, что все вышло шито-крыто? Если бы в день его ареста по булыжникам Красной площади лязгали траками отнюдь не парадные бронетанковые расчеты?

Вряд ли…

Лишь 10 июля бабахнуло: в верхнем левом углу первой полосы «Правды» разместилось «Информационное сообщение о Пленуме ЦК КПСС»:

«На днях состоялся пленум Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза.

Пленум ЦК КПСС, заслушав и обсудив доклад Президиума ЦК — тов. Маленкова Г. М. о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Л. П. Берия, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала и выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел СССР над правительством и Коммунистической партией Советского Союза, принял решение — вывести Л. П. Берия из состава ЦК КПСС и исключить его из рядов Коммунистической партии Советского Союза как врага Коммунистической партии и Советского государства»

Авторы этого сообщения даже не заметили абсурдности сообщаемого! При строго логическом подходе вывод из сообщения мог быть один: МВД СССР — это орган иностранного капитала.

Но до логики ли было тогда «верхам»!

ВЕРНЕМСЯ, впрочем, в конец дня 26 июня. Сухомлинов пишет, что Берия был вывезен из Кремля в 17 часов 30 минут, и это хорошо согласуется с общей картиной происходившего, как она мне представляется. Сухомлинов же сообщает, что отвезли ЛП вначале на гарнизонную гауптвахту в Алешинские казармы, а 27 июня перевезли в бункер штаба Московского военного округа, на улицу Осипенко, 53.

Вечером того субботнего дня в Большом театре шла премьера обновленной оперы Юрия Шапорина «Декабристы», на которой должны были присутствовать все высшие руководители страны, включая Берию. И лишь по отсутствию его имени в газетных сообщениях о посещении руководством Большого театра кто-то мог заподозрить неладное. А впрочем… Мало ли причин выпадения одного имени из руководящей «обоймы»! Приболел человек и не поехал на спектакль — всего-то и дел…

Увы, 21 июня Берия был уже не зрителем, а участником подлого «спектакля» в жизни, и назначенный неизвестно кем следователь Прокуратуры СССР Цареградский заполняет на него анкету арестованного. Ее факсимиле тоже приводит А. Сухомлинов, и страницы его книги с факсимильным воспроизведением некоторых документов по делу Берии и его соратников мне представляются одними из самых ценных.

Вот и эта анкета… В нее положено вклеивать стандартное тюремное фото анфас и в профиль. Но в штабе МВО тюремного фотографа, естественно, не было, и Берию фотографировали лишь анфас и не с предписанной дистанции, поэтому фото получилось крупным, на нем, в отличие от большинства тюремных фотографий, лучше видны детали лица, четче просматривается его выражение и, главное, блеск глаз. Сухомлинов считает это фото почему-то «комическим», хотя оно безусловно трагично не только потому, что сделано в узилище, но и самой «фактурой» — с него смотрит на нас умный, немного — пока еще не смертельно — уставший человек без малейшей злобы и жестокости во взгляде.

Сильное вышло фото.

Сделано оно через сутки после ареста, и видно, что первый взрыв чувств уже прошел. А он, надо полагать, был… Я пишу «надо полагать», потому что, повторяю, весь недолгий период жизни Берии после 26 июня 1953 года точно восстановить вряд ли возможно как в главном, так и в деталях. Скажем, имевший доступ к якобы подлинным документам Сухомлинов сообщает об аресте начальника охраны Берии Саркисова, хотя к моменту ареста Берии Саркисов уже три недели был бывшим начальником его охраны и занимал должность заместителя начальника отдела в 1-м ГУ МВД. Так же вряд ли точна «максимально точная» — по заявлению Сухомлинова — его реконструкция последнего дня Берии в Кремле. Сухомлинов явно не осведомлен о последнем «атомном» документе, подписанном Берией, и сразу же по приезде в Кремль направляет его в кабинет Маленкова. Не берет Сухомлинов во внимание и то, что как раз день ареста Берии стал и днем образования «атомного» Министерства среднего машиностроения. А ведь этот автор имел наиболее благоприятные по сравнению с остальными возможности для уяснения истины!

Но кое-что можно считать достоверным. И это прежде всего письма Берии из бункера. Они-то подлинны — очень уж психологически точны. Правда, знающий, что пишет, прокурор Сухомлинов сообщает, что «в органах… тогда существовали следователи-„забойщики“ и следователи-„писатели“» и что последние «были такими мастерами в литературе и в изложении на русском языке показаний, что им позавидовали бы даже опытные редакторы любого издательства». Это сообщение ценно и важно, кроме прочего, тем, что объясняет, на мой взгляд, откуда взялись многочисленные тома «дела» Берии. Однако вряд ли в штате игнатьевско-кругловского МВД образца 1946–1953 годов имелись новые Лев Толстой или Антон Чехов. Гладко состряпать «показания» — это одно… А вот для того, чтобы написать письма из бункера, надо было или обладать выдающимся литературным талантом в сочетании со знанием множества деталей деятельности высшего руководства страны за много лет, или… Или быть Берией.

За охрану Берии в штабе МВО отвечал генерал Батицкий. В сборнике документов «Лаврентий Берия. 1953» сообщается, что в архивах сохранились его пометы, относящиеся к условиям написания первого письма. «С. секретно. В ЦК КПСС. Лично т-щу Маленкову Г. М. Получено в 19.20 27.6.53. Батицкий» и «Было выдано 4 листа бумаги. 2 листа возвратил, 1 лист изорвал, 1/2 листа использовал, 1/2 листа осталась на руках. Батицкий».

Всего писем было вроде бы три. Однако в соответствии с пометой Батицкого первое письмо было получено им от Берии в 19 часов 20 минут 27 июня, в то время как первое письмо, опубликованное в упомянутом сборнике документов, датировано 28 июня (эта же дата видна и на факсимиле письма в книге А. Сухомлинова). Так что же получил Батицкий «в 19.20 27.6.53» — написанное на «1/2 листа» письмо, опубликованное в сборнике документов и воспроизведенное Сухомлиновым, или что-то другое? Не исключено, что писем было четыре, но первое впоследствии уничтожили. Вечером 27 июня психологическое состояние Берии было таково, что он мог написать нечто особенно неудобное для создателей образа «кровавого палача» и «монстра».

Так или иначе мы имеем три опубликованных письма Берии: от 28 июня, от 1 июля и от (предположительно) 2 июля. Со вторым письмом, от 1 июля — самым обширным, — читатель уже знаком, я его цитировал в начале книги и далее.

Что же до первого, от 28 июня, то оно достаточно кратко и написано уверенным почерком, практически без помарок и ошибок, строчки ровные:

«В ЦК КПСС Товарищу Маленкову

Дорогой Георгий.

Я был уверен, что из той большой критики на президиуме я сделаю все необходимые для себя выводы и буду полезен в коллективе. Но ЦК решил иначе, считаю, что ЦК поступил правильно. Считаю необходимым сказать, что всегда был беспредельно предан партии Ленина—Сталина, — своей родине, был всегда активен в работе. Работая в Грузии, в Закавказье, в Москве МВД, Совете министров СССР и вновь в МВД все, что мог отдавал работе, старался подбирать кадры по деловым качествам, принципиальных, преданных нашей партии товарищей. Это же относится к Специальному комитету, Первому и Второму главным управлениям занимающихся атомными делами и управляемыми снарядами. Такое же положение Секретариата и помощников по Совмину. Прошу товарищей Маленкова Георгия, Молотова Вячеслава, Ворошилова Клементия, Хрущева Никиту, Кагановича Лазаря, Булганина Николая, Микояна Анастаса и других пусть простят, если что и было за эти пятнадцать лет большой и напряженной совместной работы. Дорогие товарищи желаю всем Вам больших успехов за дело Ленина—Сталина, за единство и монолитность нашей партии, за расцвет нашей Славной Родины.

Георгий, прошу, если сочтете возможным семью (жена и старуха мать) и сына Серго, которого ты знаешь не оставить без внимания.

Лаврентий Берия».

Тон этого письма, как видим, неслезливый и не просительный, причем Берия как бы даже прощается с коллегами. Его «прошу… пусть простят…» — это не униженная просьба о прощении нашкодившего школяра, а нечто, психологически напоминающее просьбу о прощении в Прощеное воскресенье: «Простите меня, люди русские, и я вам прощаю»… Последние слова о семье лишний раз подтверждают, что так оно на душе у Лаврентия Павловича и было.

Юрий Игнатьевич Мухин на основании того, в частности, что в письме упоминается не Президиум ЦК, а ЦК («ЦК решил иначе…», «считаю, что ЦК поступил правильно…»), делает вывод о том, что письмо писал-де не Берия, но в таком смешении двух понятий ничего подозрительного нет — для Берии, для его коллег, да и для остальных членов ЦК Президиум ЦК и был «ЦК». Нет, это писал и подписывал Берия.

Ответа не последовало, и тогда ЛП пишет новое письмо, второе, сам вид которого говорит о нарастающем стрессе и которое начинается со слов: «В течение этих…» А вот тут надо остановиться!

В сборнике документов «Лаврентий Берия. 1953» текст выглядит так: «В течение этих четырех тяжелых суток для меня, я основательно продумал все, что имело место с моей стороны за последние месяцы после пленума ЦК КПСС…» и т. д.

Однако в книге А. Сухомлинова приведено факсимиле всех трех писем, и на странице 29 ясно читается: «В течение этих трех тяжелых суток для меня, я основательно продумал…», а далее первоначально было «все мои действия как на работе, так и в отношении товарищей…», потом сверху надписаны уточнения: «лично тебя и некоторых товарищей…» и «…все, что имело место с моей стороны за последние месяцы…», а также: «…после пленума ЦК КПСС». Есть и другие расхождения. В сборнике читаем: «не провалиться… без товарища Сталина…», а на факсимиле видно, что первоначально Берия написал: «не провалиться… после смерти Сталина…» То ли Сухомлинов привел черновик (вид факсимиле именно таков), то ли публикаторы письма в сборнике документов привели лишь окончательный его текст без учета вставок и поправок… Тогда становится понятным и расхождение в числе суток (черновой вариант был начат через трое суток, а беловой был закончен через сутки).

Я обращаю внимание читателя на эти детали постольку, поскольку ранее в источниках они (насколько мне известно) отмечены не были, хотя достаточно важны для анализа психологического состояния Лаврентия Павловича в те дни. Но так или иначе 2 июля начался Пленум ЦК, о котором мы еще поговорим, и о котором вряд ли Берия знал, как не знала о нем до 10 июля и вся страна.

Понятно, что всем было не до узника бункера, и Берия пишет новое письмо, ставшее последним:

«В Президиум ЦК КПСС.

Товарищам Маленкову, Хрущеву, Молотову, Ворошилову, Кагановичу, Микояну, Первухину, Булганину и Сабурову. Дорогие товарищи, со мной хотят расправиться без суда и следствия {после 5 дневного заключения без единого допроса}, умоляю Вас всех, чтобы этого не допустили, прошу немедленно вмешаться, иначе будет поздно. Прямо по телефону надо предупредить.

Дорогие т-щи настоятельно умоляю Вас назначить самую ответственную и строгую комиссию для строгого расследования моего дела, возглавить т. Молотовым или т. Ворошиловым. Неужели член Президиума ЦК не заслуживает, того, чтобы его дело тщательно разобрали, предъявили обвинения, потребовали бы объяснения, допросили свидетелей. Это со всех точек зрения хорошо для дела и для ЦК. Почему делать так как сейчас делается, посадили в подвал, и никто ничего не выясняет и не спрашивает. Дорогие товарищи, разве только единственный и правильный способ без суда и выяснения дела в отношении члена ЦК и своего товарища после 5 суток отсидки в подвале казнить его.

Еще раз умоляю Вас всех, особенно т.т. работавших и (это „и“ есть лишь в факсимиле в книге Сухомлинова, но отсутствует в сборнике „Лаврентий Берия. 1953“. — С.К.) с т. Лениным и т. Сталиным, обогащенных большим опытом и умудренных в разрешении сложных дел т-щей Молотова, Ворошилова, Кагановича и Микояна. Во имя памяти Ленина и Сталина, прошу, умоляю вмешаться и незамедлительно вмешаться и Вы все убедитесь, что я абсолютно чист, честен верный Ваш друг и товарищ, верный член нашей партии…»

В письме несколько раз повторяется слово «умоляю», но это не трусливая мольба о пощаде, а призыв к справедливости и объективности. Увы, объективность по отношению к Берии уже тогда оказалась более чем редким товаром. Не часто смотрят на него объективно и многие современные его биографы. Так, Борис Соколов в неоднозначной книге «Берия: судьба всесильного наркома» написал о своем герое немало, казалось бы, добрых слов, но оговаривается, что Берия вряд ли относится к категории людей «делать жизнь с кого»…

А почему бы и нет? Вполне его можно отнести к этой немногочисленной человеческой категории! Тем более что если абстрагироваться от тона книги Соколова, в ней самой можно найти достаточно фактов, опровергающих это утверждение ее же автора. Думаю, Бориса Вадимовича, как и многих других, тут подводит некий вялый интеллигентский антикоммунизм, который даже умных людей делает глупее, чем они есть. Возможно, поэтому в оценке писем из бункера Соколов проявил удивительную духовную слепоту, написав:

«Помещенный после ареста в бункер штаба Московского военного округа, Лаврентий Павлович забрасывал (? — С.К.) коллег письмами, в которых умолял пощадить его».

Нет, Берия не просил пощадить его — в его письмах и слова-то этого нет. Он ведь знал, что перед собой, перед партией и державой чист. Он просил вмешаться для того, чтобы разобраться в ситуации по существу. Он на объективности настаивал. Думаю, публикаторы письма в сборнике документов о Берии не по оплошности выпустили один союз «и» во фрагменте «и с т. Лениным и т. Сталиным…» Таких тогда в Президиуме ЦК осталось четыре человека, Берия их чуть ниже перечисляет поименно. Лишь они помнили живой стиль и Сталина, и Ленина. Но, увы, не восприняли их стиль.

А Берия продолжает:

«Кроме укрепления, мощи нашей Страны, и единства нашей Великой партии у меня не было никаких мыслей.

Свой ЦК и свое Правительство, я не меньше любых т-щей поддерживал и делал все, что мог. Утверждаю, что все обвинения будут сняты, если только захотите это расследовать. Что за спешка, и притом очень подозрительная.

Т. Маленкова и т. Хрущева прошу не упорствовать разве будет плохо, если т-ща реабилитируют.

Еще и раз умоляю Вас вмешаться и невинного своего старого друга не губить.

Ваш Лаврентий Берия».

Выше в фигурные скобки мной взята единственная в письме вставка, дописанная сверху, а подчеркивания принадлежат самому Берии, и эта последняя деталь лишний раз доказывает аутентичность письма: ЛП именно так выделял ключевые моменты в документах, а фразы «Утверждаю, что все обвинения будут сняты, если только захотите это расследовать. Что за спешка, и притом очень подозрительная» он — тоже по давней привычке — еще и выделил очерком на полях.

Нет, это письмо писал не интриган. Интриган, кроме прочего, понимал бы, что нельзя — ни боже мой! — как-то упрекать тех, от кого зависит его судьба, да еще и пенять им подозрительной спешкой. Да из одной такой констатации виден человек искренний, склонный поэтому к горячности, но — ЧЕСТНЫЙ!

У этого письма есть и еще одна особенность, характерная именно для Берии. Искренние и лживые покаянные письма писали в ЦК и Сталину не раз, но, пожалуй, лишь Берия ставил вопрос так, как и должен его ставить честный и умный человек. Он не просто заявляет о том, что за ним нет вины, но просит и даже требует (самой тональностью письма) расследовать обвинения против него. И за таким подходом виден опытнейший профессионал, чекист, следователь, знающий все стороны жизни и сознающий: ситуация сложна, и коль уж он утратил доверие товарищей, то восстановить его можно, лишь тщательно все разобрав.

Увы, дело было не в утрате доверия, а в том, что Берия испугал «товарищей» перспективой такой работы на благо державы, которой они — по разным причинам — вести уже не хотели. Им нужны были «заслуженные» лавры, а не неугомонный Лаврентий.

Этим все и определилось.

АНДРЕЙ Сухомлинов в своей книге о Берии к нему в целом нелоялен (позднее я об этом еще скажу) и поэтому мог написать следующее:

«Все, кто видел Берию в те дни (имеется в виду период после смерти Сталина. — С.К.), отмечают, что он был возбужден и деятелен… Даже в общении с членами Президиума ЦК он неожиданно перешел на „ты“. А по воспоминаниям сослуживцев, при телефонных разговорах в их присутствии Берия нарочито… высмеивал и унижал членов Президиума ЦК, работая в основном „на публику“».

Увы, такой, мягко говоря, пристрастный подход к Берии типичен для многих, пишущих о нем. Но что плохого в том, что человек деятелен, если он при этом толков? А на «ты» обращались друг к другу все члены Президиума — это следует хотя бы из заявлений Хрущева на «антибериевском» пленуме и из других речей на нем же (например, Булганина)…

«Обличающие» же «воспоминания сослуживцев» — это то ли воспоминания Судоплатова, то ли результат политкорректировки его воспоминаний. И правды в них столько же, сколько в рассказах о хамстве Берии по отношению к коллегам.

Сухомлинов пишет о Берии и так:

«Ему бы затаиться, как Хрущеву, не раскрывать раньше времени своих намерений, но он слишком долго шел к власти и потерял осторожность перед последним рывком…»

Ну а что мы имеем здесь? Много ли смысла и правды в заявлении, например, о том, что Берия-де «слишком долго шел к власти»? Как это понимать? Высшая власть давно принадлежала Сталину, и, пока Сталин был здоров, ее никто, в том числе и Берия, не оспаривал ни явно, ни тайно, хотя бы в собственных мыслях. Что же до самооценки Берией своего потенциала, то он и не скрывал ни от кого, включая Сталина, что именно себя считает единственным достойным преемником Сталина на посту Председателя Совета министров СССР.

Но вот натуру и суть Хрущева Сухомлинов определил точно! Хрущев давно затаился, а теперь, когда лев был мертв, шакал прыгнул, вонзив ядовитые зубы в свою жертву… Уже в 1989 году его зять Аджубей сделал такое невольно обличающее тестя признание:

«Одержав верх над Берия, Хрущев сразу вырвался вперед… Хрущев даже внешне очень изменился, стал более уверенным, динамичным… Иначе, более нагло, стала вести себя даже охрана Хрущева…»

Завуалировать инициативную роль Хрущева в устранении Берии для всех, не желающих исторической правды, не просто выгодно, но насущно необходимо. Скажем, в 1998 году в номере 5-м журнала «Новая и новейшая история» известный читателю доктор исторических наук, профессор, ответственный секретарь Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при президенте РФ Владимир Наумов сообщал:

«Как признал на июльском 1953 г. пленуме ЦК Маленков, вопрос о том, что делать с Берией, возник 12 июня, после обсуждения на очередном заседании его записок, подготовленных МВД, и постановлений президиума ЦК, принятых на основе той информации, которая содержалась в этих записках. Сепаратные переговоры с отдельными членами президиума продолжались более недели. Организаторами переговоров выступали Маленков и Хрущев… К 26 июня все члены президиума ЦК, кроме Берии, знали о характере предстоящего заседания. Фактически это был заговор президиума ЦК против одного из своих членов. Все элементы заговора были налицо: строгая конспирация, секретная подготовка перечня обвинений, проработка сценария, распределение ролей, закулисные переговоры участников событий, формирование вооруженной группы генералов и офицеров, которым поручался арест Берии»…

Очень хочется профессору Наумову выдать произошедшее 26 июня 1953 года за коллективный заговор, хотя коллективным тогда было лишь пособничество членов Президиума главному и единственному подлинному заговорщику — Хрущеву.

Не знаю, что там «признал на июльском 1953 г. пленуме ЦК Маленков», но в сборнике документов 1999 года «Лаврентий Берия. 1953», где приводится доклад Маленкова, ни о чем, подобном сообщенному Наумовым, не говорится! И что забавно! Тот же Наумов является одним из составителей этого сборника, на странице 410 которого сказано, что фальсификация происходившего на пленуме началась уже на первой стадии подготовки стенографического отчета. Причем в неправленой стенограмме пленума, приводимой в сборнике, доклада Маленкова вообще нет — он приводится лишь по тому официальному стенографическому отчету, фальсификацию которого признает сам Наумов.

Чудны дела Твои, Господи, но куда им до дел Твоих блудливых и лукавых творений!

Причем Наумов в упомянутой статье пишет и так:

«По поводу этого заседания президиума ЦК (на котором был арестован Берия. — С.К.) существует много версий, основанных не на фактах, а на домыслах. Но есть два достоверных свидетельства…»

Какие же это свидетельства?

А вот какие:

«Одно из них принадлежит Хрущеву… Есть также свидетельство группы генералов и офицеров Московского военного округа, которые были привлечены Булганиным и Хрущевым для ареста Берии…»

Ну, свидетельства Никиты Хрущева, «отправившего» Сталина пьянствовать после начала войны на «ближнюю» дачу, может принимать за достоверные лишь тот, кому этого очень хочется или кому это выгодно.

Что же до «свидетельств» генералов, то, не принимая даже в расчет явную ложь этих «свидетельств», доказанную даже таким антибериевцем, как В. Карпов, надо заметить, что Жуков и K° появились в зале заседаний Президиума ЦК лишь в момент ареста, поэтому о предшествующих обстоятельствах и о ходе заседания знать не могли.

И такие вот «историки», как профессор Наумов, пытаются наставлять на ум своих сограждан, у которых от подобных Наумовых и так уже ум за разум заходит! Между прочим, должен осведомить читателя, что домыслы Наумова относительно «признаний Маленкова, проработки сценария, распределения ролей, формирования группы военных» и т. д. практически текстуально воспроизвел (без ссылок на первоисточник) в своей книге и Сухомлинов — на страницах 14 и 15.

Но чего нельзя отрицать, так это того, что раздражение против Берии у его коллег нарастало, и оно очень показательно прорвалось на июльском пленуме. Вот, скажем, стенограмма выступления Ворошилова:

«Ворошилов. …Особенно он распоясался… после смерти товарища Сталина… Он во всем и постоянно первый, он все предлагает, он все предвидит, он все знает, он всегда командует! Так это было, товарищи? (Обращается к членам Президиума.)

Голоса из президиума: „Так, правильно“».

Или Хрущев, подавая реплику во время речи Микояна:

«Хрущев. Может сложиться впечатление, что мы… сидели и дрожали перед ним. Было много случаев, когда мы хорошо в зубы давали и принимали решения. А то получается впечатление, что мы сидели и глядели на него…»

Чье-то явное превосходство (пусть даже не подчеркиваемое) для посредственности нетерпимо. А к лету 1953 года почти весь Президиум ЦК КПСС превратился в коллективную посредственность, не способную, говоря языком современным, справиться с вызовами времени.

И, честно говоря, я не могу утверждать, что с ними мог справиться — без Берии — уже и сам Сталин, при всей его гениальности разменявший восьмой десяток лет.

Профессор Наумов пытается приписать Берии антисталинизм на том основании, что его записки, включая «национальные», обличали-де «порядки, царившие при Сталине». Несколькими страницами дальше Наумов, забывшись, уже называет Берию «сталинским опричником», о реабилитации которого «не может быть и речи». Нет, Берия был учеником Сталина, но, как всякий толковый ученик, он уже обходил учителя, ибо надо было идти дальше. А в извращениях национальной политики были виновны именно руководители на местах — Хрущев и Мельников с Кириченко, Пономаренко и Патоличев, Снечкус и Гедвилас, а не Сталин. Если дело было в Сталине, то почему и после его смерти наболевшие вопросы подняли не республики, а Берия?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.