ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

Первая схватка

С чего Бронштейну начать? — Куда всунуть лом, поднажать и скатить Сталина? Искушает, конечно, наличие в подчинении Красной армии, но это на крайний случай, а хотелось бы свалить Сталина по партийной линии. К тому же, при ближайшем рассмотрении — с армией было не всё просто. Красная армия с момента захвата власти была самой мощной, определяющей силой, но была и потенциально опасной силой, потому что состояла в основном из русских, которые в любой момент могли прозреть и повернуть стволы в обратную сторону, поэтому было важным знаковым событием — назначение Совнаркомом 14 марта 1918 года Бронштейна наркомом по военным делам, главнокомандующим Красной армией.

Представители избранного революционного народа очень радовались этому назначению, — теперь армия была под их контролем. Напомню из предыдущей книги пример этой радости. 12 апреля 1919 года в харьковской газете «Коммунист» некий ленинский комиссар Мойша Коган весьма доходчиво объяснял украинцам: «Без преувеличения можно сказать, что великая социалистическая революция сделана именно руками евреев. Разве тёмные, забитые русские крестьяне и рабочие массы могли бы сами сбросить с себя оковы буржуазии? Нет, именно евреи вели русский пролетариат к заре интернационализма. Не только вели, но и сейчас советское дело находится в их надёжных руках. Мы можем быть спокойны, пока верховное руководство Красной Армии принадлежит товарищу Льву Троцкому. Правда, евреев нет в рядах Красной Армии в качестве рядовых, зато в комитетах и в совдепах в качестве комиссаров евреи смело и бесстрашно ведут к победе массы русского пролетариата.» («Новый мир» №10, 1988 г., стр. 198-218).

Но, несмотря на это верховенство Бронштейна, определенные опасения по поводу поворота Красной армии всё-таки были, приведу ещё один пример из предыдущей книги. Когда 9 декабря 1919 года после столкновения красного батальона на эстонской границе с эстонскими батальонами был убит командир 11-го стрелкового полка Красной армии Зундер, то при нем эстонцы нашли странную инструкцию-памятку, которую затем опубликовали эстонские газеты и английская газета «Morning Post» (от 3 апреля 1920 года): «Мы совершили всё, чтобы подчинить русский народ еврейскому могуществу и заставить его, наконец, стать перед нами на колени. Мы почти достигли всего этого, однако, мы должны быть осторожными. Помните, что на Красную армию положиться нельзя, ибо она внезапно может повернуть оружие против нас».

И восстание Красной армии в Кронштадте подтвердило эти опасения. Патологический русоненавистник и русофоб Лейба Бронштейн публично орал: «Русские — социально чуждый элемент. В опасную минуту они могут стать в число врагов советской власти!» Поэтому он и окружил себя большой личной охраной, состоящей из китайцев-телохранителей и латышей под командованием доверенного соплеменника Дрейцера. И всю эту невеселую картину дополнял тот факт, что в ходе Гражданской войны в армии появилось много авторитетных русских полководцев — Буденный, Ворошилов, Фрунзе и пр., которые были на стороне Сталина и искоса посматривали на Бронштейна.

К тому же у Бронштейна не было полной монопольной власти над армией, потому что у него «под ногами» давно «путался» созданный в гражданскую войну Лениным Совет Обороны, преобразованный затем в Совет Труда и Обороны (СТО).

Лейба Бронштейн прекрасно понимал, что по вышеуказанным многочисленным причинам сам он возглавить военный путч и установить в СССР свою военную диктатуру не мог, особенно в атмосфере царящих в этот период в СССР сильных антиеврейских настроений. Кто из авторитетных военачальников — его сторонников, причем, будучи неевреем по национальности, типа свой для русских, — мог это осуществить? Исходя из этого, поручить возглавить военный путч можно было только одному полководцу-троцкисту, который был в русской крови выше макушки — М. Тухачевскому. И в начале октября Троцкий обсудил с Тухачевским этот вопрос. Тухачевский взял паузу — подумать.

Если кто-то участвовал в революции, чтобы построить новую Россию с новым справедливым обществом, в котором рабочему человеку жилось бы лучше, а кто-то участвовал, руководствуясь идеей мировой революции — мировой гегемонии, то выходец из благополучной дворянской семьи и нееврей по национальности М. Тухачевский, верно почуяв «ветер перемен» — и предав присягу и Родину, участвовал в революции исключительно ради славы и карьеры, мечтал уподобиться своему западному кумиру — Наполеону. В этой ситуации после разговора с Бронштейном Тухачевский, «прикинув расклад» сил, решил не рисковать и занять нейтральную позицию, что явно привело Бронштейна очередной раз в бешенство и прискорбное состояние.

«Факт остается фактом: в 1923 году Тухачевский отказался поддержать Л. Троцкого и взять на себя роль его «шпаги», реализующей «дворцовый переворот». Неблагодарности Троцкий не простил. Поняв, что его замысел с переворотом провалился, он нанес ответный удар. 1 ноября 1923 года Троцкий представил в Политбюро новую «Схему командующих фронтами, начальников штабов и командармов». В соответствии с ней Тухачевский фактически лишился своего поста командующего фронтом, причем в период отсутствия в стране, — осенью 1923 года он в очередной раз был направлен в Германию» — отметил в своём исследовании (книге) А.Б. Мартиросян. После этого «прокола» у Бронштейна оставалась слабая надежда на главного политрука в армии и более фанатичного троцкиста — на В.А. Антонова-Овсеенко.

В это время Сталин, наблюдая за действиями Бронштейна, не сидел сложа руки. То ли произошла утечка информации, а скорее всего, — не трудно было предположить действия Бронштейна, поэтому его противниками был упреждающе запущен слух, что «Троцкий собирается действовать, как Бонапарт» — с помощью армии установить свою военную диктатуру. Это чтобы и Бронштейна смутить-остановить, и чтобы напугать «нейтральных» партийцев и загнать их в сторону Сталина.

Кроме того, Сталин, основываясь на этих слухах-угрозе на очередном пленуме в октябре 1923 года предложил перестраховаться — осуществить реформу Красной армии: включить в состав РВС несколько членов ЦК. Затем предложил создать при председателе РВС некий исполнительный орган, в который входили бы члены ЦК. Троцкий возмущенно защищался — обратился в ЦКК ЦК с гневным письмом, что это не реформа РВС, а результат личной неприязни Сталина к нему, и предложил свою реформу — новую «Схему командующих фронтами...».

В результате этого локального внутрипартийного сражения партийная верхушка пошла на компромиссный вариант — исполнительный орган при РВС решили не создавать, но решили ввести в состав Реввоенсовета дополнительно Сталина и Ворошилова. Всё-таки Сталин в этом локальном сражении выиграл, а Бронштейн проиграл.

Борьба между Бронштейном и Сталиным развернулась масштабно — сразу на нескольких уровнях, на нескольких «планах» и «полях». Одновременно Бронштейн пробовал атаковать Сталина по партийной линии. После очередной жаркой партийной дискуссии в первых числах октября по поводу мировой революции и строительства социализма в одной стране — в СССР разъяренный Бронштейн вскочил и, хлопнув дверью, покинул заседание, а 8 октября направил резкое письмо членам ЦК о кризисе в управлении. Началось открытое противостояние. У Бронштейна сразу появились сторонники: А. Розенгольц, А. Гольцман, Г. Пятаков, С. Бреслав, Е. Преображенский и другие — возникла оппозиция Сталину, которая подспудно уже давно существовала и формировалась, но не было ярко выраженного лидера, а теперь в этой роли проявился Бронштейн-Троцкий.

Стоит заметить, что когда весной 1923 года Троцкий, несмотря на настоятельные просьбы, и подталкивания Ленина, не захотел сражаться со Сталиным, то это он после объяснял следующим образом: «Что, однако, могло тревожить и огорчать его (Ленина) в самые последние месяцы, это моя недостаточно активная поддержка его военных действий против Сталина. Да, таков парадокс положения! Ленин, боявшийся в дальнейшем раскола партии по линиям Сталина и Троцкого, для данного момента требовал от меня более энергичной борьбы против Сталина. Меня же сдерживало опасение того, что всякий острый конфликт в правящей группе в то время, как Ленин боролся со смертью, мог быть понят партией, как метание жребия из-за ленинских риз».

Теперь же — в октябре 1923 года «из-за ленинских риз» Бронштейн не постеснялся вступить в борьбу со Сталиным.

Сталин ловко ответил на опубликованное в «Правде» письмо Троцкого — в октябре 1923 года созвал пленум ЦК РКП(б), чтобы разобрать письмо, критику Троцким руководства партии, и Троцкого — как проявившегося оппозиционера, пытающегося расколоть руководство партии и подрывающего единство партии. Пленум поддержал Сталина. Бронштейн опять проиграл. Это был довольно неожиданный и удивительный факт, в первую очередь для ошарашенного Бронштейна. Это был своеобразный переломный момент. Сталин продолжал побеждать, развивал свой успех и всё больше усиливался, всё увереннее себя чувствовал; и, вероятно, глядя прищуренным взглядом на Бронштейна, не раз с удовольствием думал: не так страшен этот черт, как выглядит, не так уж и силен, как многие думали. Многие партийцы-троцкисты были неприятно удивлены и разочарованы Бронштейном-Троцким, — «на проверке» он оказался не таким уж и «гениальным», смекалистым, сильным и страшным. Авторитет Троцкого стремительно сдувался и пикировал вниз.

В этой ситуации решили помочь Бронштейну-Троцкому, подставить ему своё плечо его сторонники, скорее даже это были противники Сталина, ибо это было не всегда одно и тоже, — 15 октября 1923 года 46 видных деятелей партии написали заявление в Политбюро ЦК против Сталина, обвинив его в углубляющемся кризисе в экономике, поскольку Бронштейн был в этой теме ни при чем, — он ведь руководил военным ведомством и занимался организацией мировой революции. А кризис в экономике СССР, как мы уже наблюдали выше и в предыдущей книге, — был результатом авантюрных хитро-«мудрых» действий ещё здорового Ленина.

Сталин парировал — в ответ обвинил 46 оппозиционеров в «перепеве» письма Троцкого, и главный удар нанес мимо них опять в Троцкого, и опять вторично в одну и ту же «болевую точку» — обвинил в стремлении к личной диктатуре и запрещенной фракционности, то есть в попытке опять расколоть партию. Так как Сталин в этой борьбе первый завладел инициативой, а Бронштейн уже как оппозиционер нападал на существующий порядок и хотел что-то изменить, то аргумент Сталина против Бронштейна — «попытка расколоть партию» каждый раз срабатывал надёжно и мощно, ибо после самоустранения по болезни всё решающего за них вождя — Ленина многие партийцы чувствовали неуверенность и определенный страх будущего. А у Бронштейна против этого аргумента не было никакого противоядия, контраргумента.

В ответ оппозиционеры во главе с Бронштейном решили добиться для себя — как оппозиции, легализации — юридической базы, и, обвинив Сталина в ущемлении демократии(!), — потребовали отмены решений 10-го съезда РКП(б) о фракционности — о запрете группировок внутри партии. Этого, конечно, Сталин допустить не мог, и в вопросе «ущемления демократии» легко разгромил оппозицию, дав в «Правде» ответ в статье «О дискуссии, о Рафаиле, о статьях Преображенского и Сапронова и о письме Троцкого»: «Что же предлагает Преображенский? Он предполагает ни более, ни менее как восстановление партийной жизни по типу 1917-1918 годов», «тогда не было нэпа», «Восстановление минувших порядков фракционной борьбы привело бы к неминуемому подрыву единства партии, особенно теперь, в отсутствие Ленина», «В рядах оппозиции имеются такие, как Белобородов, «демократизм» которого до сих пор остался в памяти у ростовских рабочих; Розенгольц, от «демократизма» которого не поздоровилось нашим водникам и железнодорожникам; Пятаков, от «демократизма» которого не кричал, а выл весь Донбасс».

В общем, — партийной публике было весело, сторонники Троцкого были посрамлены, а сторонники Сталина ликовали — у них был настоящий умный лидер, с которым они чувствовали себя уверенно; восторженный Молотов вспоминал: «И вот пошла драка. Я приезжаю как раз в это время. Сталин тут начал наворачивать очень правильно, я считаю блестяще». В очередном локальном сражении Сталин опять выиграл, победил, а Троцкий стал выглядеть хроническим неудачником.

С какой стороны можно ещё атаковать Сталина? И, недолго думая, Бронштейн применил самый простой, примитивный и популярный метод, любимый очень К. Марксом — решил обвинить Сталина в бюрократии, и 8 декабря 1923 года в «Правде» была опубликована статья Бронштейна «Новый курс», в которой он писал: «Перерождение «старой гвардии» наблюдалось в истории не раз», и обвинил Сталина и его сторонников в перерождении, в бюрократизации, подвергнув критике «аппаратно-бюрократический курс» партии.

Этот способ годится во все времена и во всех странах. Стоит запомнить каждому человеку до конца жизни: если есть человечество, люди, то, как правило, существует их некая внутренняя организация, самоорганизация, чаще всего — в виде государства, а где существует организация и структуры этой организации — там всегда есть бюрократы и бюрократия, и, с большой вероятностью, существует коррупция.

В связи с этим можно заметить, что «перестройщик» М.С. Горбачев начал свою «перестройку» старым проверенным марксистским методом — с кампании против застойных бюрократов. И не только Горбачев использовал излюбленный лозунг красных демократов, ведь мы слышали этот марксистско-троцкистский лозунг и из уст синих демократов — Явлинского и прочих «яблочников», и от Гозмана, Немцова, Хакамады и прочих «спсошников», не говоря уже о бешенной тетке Новодворской, желчном Сванидзе, занудном Млечине, «мудреном» Радзиховском с Белковским и т.п.

Тогда их знаменитый соплеменник Лейба Бронштейн инициировал внутрипартийную дискуссию о бюрократии с «глубинным» прицелом, — коварно норовил противопоставить истинных революционеров-троцкистов, которые, рискуя своими жизнями, делали революцию на полях сражений, — революционерам-бюрократам, конторским крысам, которые на своих заседаниях и пленумах только мешают истинным революционерам работать. Этот ход был простой, но сильный — он мог затронуть сердца многих старых вояк, армию, чекистов, тех участников гражданской войны, кто в мирное время не приспособился, кто считал нэп ошибкой или даже предательством революции. «Новые большевики» — нэповцы жрали, пили и танцевали в открывшихся ресторанах, а заслуженные голодные и оборванные ветераны злобно за этим наблюдали и с матерной руганью вопрошали «За это боролись?»..

Но «нэп» — это была инициатива сугубо Ленина, его уступка, и все это знали, поэтому — какие могут быть претензии в этой теме к Сталину?.. К тому же — критиковать «нэп» и использовать его для критики — это критиковать самого Ленина. На этой грани Бронштейн уже рисковал нажить себе ещё больше недоброжелателей вплоть до Крупской, к тому же — мощные козыри в дискуссии получал Сталин, ибо Троцкий своими многочисленными атаками сплотил не только сталинскую команду и сталинским сторонников, но и ненадежный союз Сталина с Каменевым и Зиновьевым. По здравому смыслу — Троцкий должен был что-то предложить очень сладкое Каменеву и Зиновьеву — чтобы отделить их от Сталина, и, перегруппировавшись, атаковать Сталина, но он этого не сделал, и продолжал проигрывать, стремительно теряя свой авторитет даже в глазах одноплеменников.

Поскольку Бронштейн опасно выступил с отеческой позиции старого вождя-большевика, якобы соратника Ленина, фактически задав Сталину вопрос — «а кто ты такой?», то Сталин ему тут же остро ответил, что Бронштейн не старый большевик, а молодой — с 1917 года, что он — старый меньшевик, и это было правдой. Сталин оказался талантливым в этой борьбе, ни в чём не уступал Бронштейну и даже превосходил его.

С какой стороны можно было ещё атаковать Сталина? Почесав свои кучерявые «репки» Бронштейн и его сторонники обратили внимание, что в дискуссиях, спорах и голосованиях большинство почему-то за Сталиным, — почему? Отодвигая в сторону мысль, что Сталин может быть правым, с опозданием обнаружили, что дело в кадрах, — Сталин за один год умудрился «пропитать» и «наводнить» многие структуры и организации своими кадрами, и троцкисты потребовали упразднить назначенство и ввести выборность — «провести перевыборы всех тех парторганов, которые раньше были назначены». Но этим требованием Бронштейн и его сторонники и настроили против себя большую армию назначенцев, до этого момента бывших «нейтральными», которые теперь точно голосовали за Сталина. И понятно — это предложение не прошло. Опять пруха, опять прокол, опять Сталин в выигрыше, у Бронштейна-Троцкого сплошные неудачи.

Ладно — сталинские кадры, но почему «массы», в том числе и «партийные массы», не реагируют стачками, забастовками и восстаниями на возмущенную «праведную» критику Бронштейна? Как это объяснить? — Не природной ли ксенофобией, антисемитизмом русских? Чего там орали рабочие во время летних стачек? И вот готов ещё один проверенный старый большевикский и бундовский метод, Бронштейн косвенно обвинил Сталина в потворстве антисемитизма, в нечестном использовании его, в использовании общественных настроений, общественной атмосферы. 7 сентября 1923 года советская газета «Еврейская трибуна» сообщала важную новость: «Комиссариат внутренних дел организовал не так давно специальную комиссию, занимающуюся охраной евреев от «тёмных сил». То есть Центрожид увидел ещё недобитые «темные силы» и решил провести новую кампанию против русского народа под названием — «борьба с русским шовинизмом», и было введено так знакомое для нас в России в 21 веке понятие — «русский фашизм». «В 1923 году в советский литературный обиход вошло понятие «русского фашизма». Тогда своими жизнями поплатились А. Ганин с товарищами. Их прикончили на Лубянке. Обвинение в фашизме витало и над головой Есенина», — отметил в своей книге Н. Кузьмин.

В российском обществе, несмотря на расстрелы и мощное запугивание в течение нескольких лет, существовали сильные антиеврейские настроения. По сути — со времен Кронштадтского восстания и рабочих протестов 1921 года они не утихали. Осенью 1923 года в СССР были арестованы члены оппозиционных партийных групп — «Рабочая группа» и «Рабочая правда», больно ратующие за интересы рабочих. В коммунистической партии в очередной раз возобновилась дискуссия по этой теме. «Мы не скрываем цифры о том, что в Москве и других крупных городах происходит рост еврейского населения», который «совершенно неизбежен и в будущем», — говорил Ю. Лурье-Ларин, пытаясь объяснить антисемитизм социальными, бытовыми причинами, и не объясняя — почему евреизация российских городов «совершенно неизбежна в будущем», он предлагал обычные жестокие карательные меры: «Нельзя смотреть на эту практику как что-то стыдное, что наша партия замалчивает. Нужно создать в рабочей среде такое настроение, что всякий, кто выступает с речами против въезда евреев в Москву, каждый такой человек, вольно или невольно, контрреволюционер». А по коммунистическому обычаю с «контрой» один разговор — к стенке и пулю в лоб или затылок, потом добавилась «гуманная» психушка. Понятно, что после этого настроение в рабочей среде улучшалось.

По обычаю — эмоционально, с экспрессией возмущался и Лейба Бронштейн: «Неужели верно, неужели возможно, чтобы в нашей партии, в Москве, в рабочих ячейках антисемитская агитация оставалась бы безнаказанной?» — пытался вызвать он у русского отморозка Николая Бухарина солидарный гнев (из исследования Пола Джонсона). И вызвал, — сторонник коммунистического воспитания русских расстрелами (согласно его утверждениям в 1920 году) Н. Бухарин возглавил созданную «Комиссию ЦК по антисемитизму».

Сталин в этой теме особо не перечил, но не все инициативы Бронштейна и его соплеменников прошли, — «Троцкий сам подготовил документ, назвав его «Декретом о самой угнетенной нации». Это был государственный закон об исключительном положении евреев в СССР. Преимущества этой нации перед всеми остальными касалось самых разнообразных сторон жизни: от назначения на руководящие посты до внеочередного получения квартир, — отметил в своей книге В. Шамбаров, (но) — Декрет провалился, на заседании Политбюро при голосовании не хватило всего одного голоса. Зато прошло предложение о создании «Комиссии ЦК по антисемитизму». Её возглавил Бухарин. Осуществилась также идея Ю. Ларина (Лурье) о включении в программу для поступающих в высшие учебные заведения обязательного экзамена по антисемитизму».

Старшие поколения, в том числе и старые большевики, видели огромное количество кровавых «подвигов» еврейских террористов в России, начиная ещё с Гершуни и Азефа, а вот молодёжь можно было «нагрузить» «чистой» сильно обрезанной информацией и создать «чистые» поколения русских толерантных космополитов.

Кстати, как мы наблюдали в предыдущих книгах этой серии (№3-4), — это было любимое надежное дело революционеров-террористов: использовать в своих политических интересах амбициозную и неграмотную молодежь, особенно энергичных полуумков из студенчества. И на этот раз осенью 1923 года «по старой привычке» Бронштейн решил использовать против Сталина эту вечно зелёную радикальность-революционность молодежи, утверждая льстиво за неё, что «молодёжь остро чувствует бюрократию», что она — «важнейший барометр нашей партии».

По сути — Троцкий использовал те же испытанные технологические приёмы, благодаря которым было свергнуто российское руководство и захвачена власть в Российской империи. Но Сталин — это не царь Николай Второй, Сталин тоже эти террористические «университеты» проходил и тут же вступил в жёсткую борьбу с Бронштейном за молодёжь, — во главе Агитпропа поставил «ихнего же» из умеренных — Лазаря Кагановича, и Агитпром своей широкомасштабной антитроцкистской пропагандой и разъяснениями «заглушил» Троцкого.

В этот период, вероятнее всего, между Сталиным и Л. Кагановичем была заключена некая устная договоренность о тесном сотрудничестве против Троцкого, но без ощутимого ущерба для еврейского народа.

Что дальше? С какой ещё стороны можно попробовать атаковать Сталина? Но все способы были уже опробованы и исчерпаны. Своему печальному положению несбывшийся глава СССР нашел простое пессимистическое объяснение: «Россия не дозрела до того, чтобы во главе её стоял еврей». Опять эта Россия виновата... По этому поводу можно даже вспомнить «гаррик» современного сиониста Игоря Губермана по поводу несбывшихся планов Мойши Ходорковского:

А если Русь растормошит

герой, по младости курчавый,

она расстроится, что — жид,

и в сон вернется величавый.

Мечты откровенного сиониста И. Губермана можно понять, но тогда — жид Лейба Бронштейн очень больно растормошил и жестоко захватил Русь, которая теперь всеми силами пыталась от этого кровавого палача избавиться, а он последними усилиями за неё цеплялся.

Что оставалось делать побежденному и униженному Бронштейну в той тупиковой ситуации, захлебываться от собственной ярости, беспомощности и бессилия?.. И в отчаянии Бронштейн решился на радикальный ход, — всё-таки он возглавляет Красную армию, и грех было этим не воспользоваться. На протяжении всей этой «дискуссии», борьбы со Сталиным Бронштейн пытался настроить соответственно солдат и офицеров, — размножил свои критические письма и распространил их в армии через своих сторонников-подчиненных, благо начальником политуправления Красной армии был фанатично преданный ему русский отморозок и выродок В.А. Антонов-Овсеенко, который, будучи офицером Российской империи, в период японской войны изменил присяге, предал, удрал из армии и подался в подполье к террористам, и начал борьбу против российских властей. Во время захвата столицы в октябре 1917 года Антонов-Овсеенко сыграл большую роль — будучи непосредственным подчиненным Бронштейна, он командовал боевыми отрядами по захвату важных государственных объектов: телеграф, почта и т.д. А после захвата России в ходе Гражданской войны в 1919 году он был назначен председателем тамбовского губисполкома, и это он довел многократными жестокими грабежами тамбовских крестьян до восстания и затем участвовал в кровавой расправе над ними. Кстати, и сейчас — в 21 веке почти во всех российских городах есть улицы, названные много десятков лет назад в честь этого предателя и кровавого палача русского народа.

Рис. В.А. Антонов-Овсеенко.

«Начальник политуправления Красной армии Антонов-Овсеенко развернул агитацию в воинских частях и среди курсантов военно-учебных заведений, призывая поддержать Льва Давидовича как «законного преемника» Ленина. Разослал циркуляр, назначив на февраль партийные конференции в военных училищах, что было вопиющим нарушением партийной дисциплины. Сторону Троцкого твердо держал командующий войсками Московского округа Муратов», — отметил в своей книге В. Шамбаров.

Ситуация опасно накалялась. Сталин активизировал своих сторонников в армии — Буденного, Ворошилова, Фрунзе и пр. Военному путчу, перевороту на начальной стадии мог противостоять Ф. Дзержинский со своей ГПУ, который провел чистку своей организации от троцкистов, усилил её и 15 ноября 1923 года дал новое название — ОГПУ.

Бронштейн понимал, что Красная армия, несмотря на наличие большого количества его сторонников в командном составе, за ним не пойдет. Более того — применять в условиях жесткого партийного противостояния армию было крайне рискованно — на фоне общего недовольства, озлобления и антиеврейских настроений армия вообще могла выйти из-под контроля и всё накопившееся годами выразить в жестоких масштабных погромах. Тем не менее, Бронштейн решил попытать счастья в крайности — попробовать пугнуть своих противников, «взять на испуг» — авось пройдет.

«Один из ближайших и ярых сторонников Троцкого В.А. Антонов-Овсеенко 27 декабря 1923 г. направил в ЦК партии письмо, в котором открыто угрожал руководству партии и государства военным переворотом», — отметил в своей книге Н. Кузьмин.

Но «на испуг» не прошло, это был кульминационный провальный момент этого этапа борьбы, и было похоже на отчаянный «грозный» лай трусливой собаки. Перспектива — жить и работать под диктатурой Бронштейна-Троцкого испугала, возмутила даже «нейтральных» и толкнула их сплотиться вокруг Сталина. Последствия этого пугания были для Бронштейна негативны, их мы подробно рассмотрим в следующей главе. Можно отметить, что Бронштейн-Троцкий сильно разочаровал всех, включая исследователей истории, а Сталин, наоборот, удивил зрелой мудростью, быстрым мощным интеллектом, мудрой выдержкой. Говоря спортивным языком, — несмотря на постоянные атаки Троцкого, Сталин постоянно плотно прессинговал своего противника, ловил все его ошибки, их использовал и превращал в свои плюсы, в своё преимущество. Сталин показал себя маститым гроссмейстером, а интеллект напыщенного грозного Бронштейна оказался на уровне перворазрядника.

В это время ведущие европейские страны и США пировали над повергнутой Германией, делили её деньги, имущество, колонии, и сладко наслаждались своей «однополярной» властью, гегемонией над всей планетой; и в этот период никто из руководителей этих стран не знал и не подозревал, что в захваченной, разграбленной, «варварской» и голодной России созрела личность мирового уровня, мощный игрок, которого они через 15 лет высокомерно недооценят, и который через 20 лет сильно изменит политическую карту планеты. — «Хитрость истории», «Мировая мудрость диалектики и баланса», «Игры Богов», «Мудрость Бога», «Способ продления движения-жизни этого Мира».

Понаблюдаем за дальнейшей «эволюцией» Бронштейна по наклонной. Что оставалось делать дальше этому «лузеру»? — На партию надежды никакой, — она в подавляющем большинстве за Сталина. Опереться на пролетариат, на «массы»? — Смешно, его-то точно теперь ни русские «массы», ни остатки русской прогнившей интеллигенции не поддержат, не говоря уже о здоровой, а своих «исконно революционных масс» не хватит для победы, да и после кровавых деяний и перегибов в России «титульные революционеры» сами побаивались «как бы чего не вышло» — фортуна могла от них отвернуться и показать кровавую маску. Что остается делать Бронштейну после последнего ляпсуса — самодискредитации? — В отставку и на пенсию? Троцкий решил продолжить борьбу со Сталиным — в условиях конспирации; в своей книге «Лев Седов: сын, друг, борец» (1938 г.) Бронштейн рассказал — как он для своей борьбы подключил свой последний резерв — семью, старшего сына:

«В 1923 году Лев с головой ушел в оппозиционную деятельность. Он быстро постиг искусство заговорщицкой деятельности, нелегальных собраний и тайного печатания и распространения оппозиционных документов».

Но для этой деятельности Бронштейну были необходимы немалые деньги. Откуда их взять? И Бронштейн решил пойти по проверенному пути Ленина — разыграть «германскую карту», «развести на деньги» германское руководство. На допросе в 1936 году сторонник Троцкого заместитель наркома по иностранным делам, троцкист и агент германской разведки Николай Крестинский рассказал следствию, что Троцкий поручил ему: «...при официальных переговорах, предложить ему, Секту (германский генерал), чтобы он оказывал систематическую денежную субсидию для разворачивания нелегальной троцкистской работы...

Я поставил этот вопрос перед Сектом, назвал сумму 250 тысяч марок золотом. Генерал Сект, поговоривши со своим заместителем, начальником штаба, дал принципиальное согласие и поставил в виде контртребования, чтобы Троцкий в Москве или через меня передавал ему некоторые секретные и серьёзные сведения военного характера. Кроме того, чтобы ему оказывалось содействие в выдаче виз некоторым нужным им людям, которых они посылали на территорию СССР в качестве разведчиков. Это контртребование генерала Секта было принято и, начиная с 1923 года, этот договор стал приводиться в исполнение» (из исследования Майкла Сейерса и Альберта Кана — книга «Пятая колонна» тайной войны против России», 1946 г.).

Народный комиссар внешней торговли СССР А. Розенгольц на суде в 1936 году в ходе «незаконных репрессий» также объяснял: «Моя шпионская деятельность началась ещё в 1923 году, когда по директиве Троцкого я передал ряд секретных данных в рейхсвер Секту и начальнику немецкого генштаба Хассе». Кстати, в 1926 году Розенгольц начал работать ещё и на английскую разведку.

Как мы наблюдали — 1923 год был для Бронштейна-Троцкого очень тяжелым, нервным, полным разочарований и поражений. И неудивительно, что после нервного перенапряжения и сильных расстройств в конце декабря 1923 года Троцкий заболел, лечился в Москве, а затем в январе 1924 года поехал лечиться на Кавказ, «на воды и грязи». Ему необходимо было успокоиться, отвлечься, уединиться, необходимо было многое переосмыслить и поразмышлять над переменчивостью фортуны, которая и в его отсутствие в столице продолжала упорно работать на здорового Сталина и против него. В связи с этим его поражением и лечением вспоминается грустный «гаррик» его соплеменника и сиониста И. Губермана:

Фортуна коварна, капризна

И взбалмошна, как молодежь,

И в анус вонзается клизма,

Когда её вовсе не ждёшь.

Хотя по правде — в обоих случаях фортуна была ни при чем, всё было логично и закономерно в результате ряда успешных действий Сталина.

Следующий год был решающим для обоих, Валерий Шамбаров главу своей книги, посвященную событиям 1924 года, назвал — «Как страна начала освобождаться от нашествия». Мне это название нравится, но следующую главу о событиях в 1924 году назову иначе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.