3.3. Центр и Периферия. Диспаритеты цен и доходов

3.3. Центр и Периферия. Диспаритеты цен и доходов

Центр и Периферия. Важнейшая трансформация всей экономической и политической системы связана с распространением капитализма на незападные цивилизации. Это обстоятельство создало серьезную проблему для марксистской политэкономии. Исходный пункт и главная проблема марксистской идеологии – разделение общества на классы и классовая борьба. В период становления капиталистического строя в Европе и во времена Маркса, наиболее острыми противоречиями в социально-политической сфере и источником исторического развития были антагонистические внутристрановые противоречия между классами буржуазии и пролетариатом. С распространением капитализма на страны незападной цивилизации и особенно с утверждением сначала двухполярного, а затем однополярного мира, приоритет в остроте и влиянии на судьбы человечества перемещается с внутригосударственных межклассовых противоречий на межгосударственные и межнациональные.

Капиталистические страны Запада, резко вырвавшиеся вперед в социально-экономическом развитии, сейчас образуют Центр, Ядро мировой экономической системы. Ему противостоит Периферия. Система капитализма поначалу выполняла функцию демократизации сословных докапиталистических империй и была силой, объединяющей общество. Однако в скором времени она сама стала силой, разрывающей общество на нищих и богатых, на узкий слой властителей мира и массы, не имеющие возможности реализовать свой потенциал. Отрыв «золотого миллиарда» от остального населения земли не сокращается, а увеличивается. Особенно наглядно это проявилось, когда система капитализма стала распространяться на страны незападной цивилизации. Внутри стран «золотого миллиарда» (особенно в странах ЕС) этот разрыв удается сохранить на приемлемом уровне. Но этот успех в большой мере достигается за счет экономических, финансовых, политических механизмов, обеспечивающих потоки наиболее качественных ресурсов (материальных, технологических, кадровых) «снизу вверх», от более бедных стран к богатым, более развитым.

Хотя некоторым бедным странам удалось создать условия для догоняющего развития и добиться высоких темпов экономического роста, в масштабе мира решить проблему разрыва, распадения человечества на «угнетателей и угнетенных» и преодолеть связанные с ней социальные и политические напряжения и угрозы капиталистическая система не способна.

По-видимому, первым целостным исследованием структуры и проблем периферийных стран были еще в 60-70-х годах работы Р. Пребиша [36] и других экономистов, в основном группировавшихся вокруг Экономической комиссии ООН по Латинской Америке (ЭКЛА). Это общество они назвали «периферийным капитализмом».

Главная характерная черта периферийного общества – наличие двух секторов производства, резко различающихся по технологическому уровню, а также и по жизненным стандартам, социальному статусу, образовательному уровню и культурной ориентации связанных с ними частей населения. Один из этих секторов – это сектор традиционного производства, в котором участвует большая часть населения страны. Второй – производства, а также банковские, финансовые и иные посреднические структуры, обычно более тесно связанные с мировыми экономическими центрами и транснациональными корпорациями, чем с традиционным сектором своей страны. Он развивается в той мере и в тех направлениях, в каких это нужно мировым центрам, формирующим спрос на его продукцию и, как правило, обладающих правами собственности (или иными механизмами эффективного контроля) на большую часть его производственного капитала. На первых этапах индустриального развития этот сектор часто представляет собой отдельные анклавы, или «очаги модерности» [56] в море населения, живущего в условиях традиционного уклада.

Элита второго сектора включает землевладельцев и собственников других природных ресурсов, присваивающих соответствующие рентные доходы, в частности, доходы от экспорта сырья. Банковские и финансовые структуры в подавляющей части ориентируются на этот сектор, поскольку именно в нем концентрируется подавляющая часть денежно-финансовых ресурсов. Им просто нечего делать в традиционном секторе. Кроме того, собственники и работники этих структур – это, как правило, люди, сформировавшие свое мировоззрение через западное образование (по крайней мере, усвоившие западную финансовую науку), многие учились в западных вузах. Иными словами, элита второго сектора – это тот класс, который называют компрадорами. То же можно сказать о большинстве чиновников и политиков. Марксистское представление о государстве как об орудии в руках господствующего класса можно дополнить указанием на их культурную и мировоззренческую близость к западным культурным центрам, а также деловые и финансовые связи с ними.

В литературе для обозначения двух описанных секторов обычно используется оппозиция «традиционный – индустриальный». Однако двухсекторная структура периферийного общества пережила период индустриализации. В настоящее время основной чертой, различающей эти сектора, является ориентированность на внутренний рынок или на связь с внешним рынком и мировыми экономическими центрами.

Для многих стран третьего мира такая двухсекторная структура общества и экономики стала порочным кругом, или институциональной ловушкой, о которой упоминалось выше. Еще У. Ростоу в 1959 г. в книге «Стадии экономического роста» [57] подробно описал тот высокий барьер, который должна «взять» страна, чтобы обеспечить условия для непрерывного экономического роста. Необходимы крупные «неделимые» капиталовложения, не сразу начинающие приносить доход (строительство шоссейных и железных дорог и каналов, жилищное строительство в городах, инвестиций в повышение эффективности сельского хозяйства для обеспечения продовольствием растущих городов). Нужны значительные инвестиции общехозяйственного и социально-культурного характера, прибыли от которых возвращаются не к инициаторам-предпринимателям, а ко всему населению города, района, страны в виде удобств и выгод. (Поэтому на стадии подготовки индустриального подъема решающая роль всегда принадлежит государству). Проблема инвестиций в периферийной экономике – одна из наиболее тяжелых проблем.

Однако дело не в трудности обеспечить высокую норму накоплений. Несмотря на бедность страны, индустриальный сектор имеет высокие прибыли из-за низкой оплаты труда. А низкий уровень оплаты труда удерживается вследствие резкого разрыва в ценах и доходах между индустриальным и традиционным сектором, порождающего явную безработицу в городах и скрытую – среди сельского населения.

Дело в том, что структуры, концентрирующие в своих руках основные финансовые ресурсы (компрадорская верхушка хозяйственной и политической элиты), стремятся встроиться в систему лидирующих мировых центров и корпораций, и вовсе не расположены направлять их на решение первоочередных задач, стоящих перед страной.

Такой тип поведения рационален в рамках либерально-индивидуалистической установки. В условиях низкого уровня жизни большинства населения, вложения в отечественное производство сопряжены с большими политическими рисками, с высокими транзакционными издержками (если только ты не «под крышей» транснациональной структуры). Поэтому не только иностранные компании, но и значительная часть национальной буржуазии предпочитает вывозить капитал и хранить средства в экономических центрах (или в «оффшорах»).

В то же время, если тем или иным элитным группам удается концентрировать в своих руках значительные богатства и доходы (по терминологии К. Маркса – прибавочная стоимость, по Р. Пребишу и П. Суизи – экономический излишек), они прежде всего стремятся обеспечить себе жизненный стандарт на уровне элиты лидирующих стран («демонстрационный эффект»). Прибыль тратится на непроизводственное потребление узкого слоя, который Р. Пребиш называет «привилегированным обществом потребления». Значительная ее доля вывозится за рубеж. В результате страна вынуждена нести огромную «внеэкономическую нагрузку». Если лидирующий сектор экономики устойчиво обеспечивает себе слишком высокие доходы, то остальные, слабые сектора могут оказаться убыточными (ситуация диспаритета цен). Объемы их производства сокращаются, предприятия закрываются. Их усилия добиться необходимого для выживания уровня доходов за счет повышения цен на свою продукцию и оплаты труда для своих работников приводят только к раскручиванию инфляционной спирали, но ценовые и финансовые диспропорции сохраняются.

Первоочередной проблемой в периферийной стране, возникающей от нехватки инвестиций, является высокий уровень безработицы, который имеет негативный экономический эффект не только в качестве неиспользования производственного ресурса (труда), но и как фактор, тормозящий рост оплаты труда и консервирующий низкий уровень доходов подавляющего большинства населения. Этот фактор (характеризуемый величиной разброса дифференциации распределения доходов) составляет важное звено того порочного круга, который ограничивает темпы экономического развития, поскольку низкие доходы порождают низкий спрос и служат источником социально-политической нестабильности и роста преступности. Эти факторы в свою очередь обусловливают высокие риски и служат главным препятствием для инвестиций в реальный сектор (как правило, долгосрочных). Главная (а часто и единственная) отрасль в сфере производства, куда традиционно направлялись значительные капитальные вложения, – добывающая промышленность, поставляющая топливо и сырье на мировые рынки. Развитие добывающей промышленности во многих странах периферии остается основой индустриального сектора. Это высоко капиталоемкая, но не трудоемкая отрасль. Количество предоставляемых ею рабочих мест, как правило, способно проглотить лишь небольшую часть трудоспособного населения.

Наглядным выражением (или следствием) разрыва между этими двумя секторами служит высокая дифференциация доходов (или потребления) в обществе. Для иллюстрации приведем данные по странам Латинской Америки. В качестве меры дифференциации возьмем отношение между средними доходами в крайних децилях (т. е. отношение душевого дохода у 10 % самых богатых к душевому доходу 10 % самых бедных) и то же между крайними квинтилями (20 % самых богатых и 20 % самых бедных). В 1990-е годы в странах ЕС первое из этих отношений колеблется от 5 до 10 и второе – от 3,5 до 5,6. На этом фоне большинство латиноамериканских государств предстают как страны контрастов, соседства богатства и нищеты.

Из крупных стран Латинской Америки относительно наименьший разброс доходов в Перу (отношение децилей – 22,1, квинтилей – 11,6), Аргентине (22 и 12), Венесуэле (23,7 и 12), Чили (33 и 17,4). В других странах эти показатели дифференциации доходов гораздо выше: Мексика (24,5 и 16,2), Бразилия (60 и 26), Парагвай – 66,6 и 27,1, Панама – 62,5 и 26,3. В США дифференциация доходов гораздо выше, чем в странах Западной Европы, но ниже, чем в Латинской Америке: 19 и 9,4[43]. В СССР отношение децилей и отношение квинтилей удерживались на уровне 5–6 и 3,4–3,6 раз, в России сейчас, по официальным данным, эти показатели составляют 15–16 и 8–9 раз.

Важная заслуга теоретиков периферийного капитализма и прежде всего Р. Пребиша состоит в описании тех механизмов (отнюдь не только экономических), которые многими десятилетиями поддерживают экономически не оправданные привилегии внешне-ориентированного сектора и консервируют отсталость и нищету внутренне-ориентированного.

Рыночные силы не в состоянии преодолеть барьер между этими секторами, который оказывается «полупроницаемым»: «свободный» капитал утекает из внутренне-ориентированного сектора, но в него не возвращается, несмотря на избыток там дешевых трудовых ресурсов. Борьба трудящихся за передел в свою пользу доходов от производства, усиление профсоюзов ведут к повышению заработной платы и сокращению доходов правящего класса. Однако в результате снижается не «внеэкономическая нагрузка», а объем инвестиций в производство. Повышение спроса на внутреннем рынке ведет к росту цен и падению национальной валюты, а следовательно, – к снижению реального дохода трудящихся и увеличению излишка – прибылей во внешне-ориентированном секторе. Разрыв в доходах восстанавливается.

Теоретики периферийной экономики описывают и другой вариант динамики, возникающий в ситуации, когда компрадорская буржуазия, контролирующая аппарат государственной власти, лишает защиты противостоящий ей экономически неразвитый первый сектор, ориентированный на внутренний рынок, неспособный конкурировать с более дешевыми товарами мирового рынка. Результатом политики внешнеэкономической открытости становятся диспаритеты внутренних цен, снижение рентабельности, сокращение производства и исчезновение предприятий первого сектора.

Очерченный на предыдущих страницах образ периферийной страны с ее проблемами – это образ, сложившийся еще в предыдущем веке. Это не значит, что этот образ не годится теперь для большинства периферийных стран. Конечно, эти страны существенно отличаются друг от друга, в зависимости от географии страны, истории, политической ориентации. Ниже будут охарактеризованы экономические различия, связанные с принадлежностью стран к двум разным цивилизациям – восточноазиатской и латиноамериканской. Это важно для общей задачи книги, которая включает иллюстрацию цивилизационных основ формирующихся полюсов многополярного мира.

Выше уже не раз отмечалась увеличивающаяся скорость изменения всех факторов мировой социально-экономической и политико-идеологической ситуации и естественно в каждой из стран в отдельности. Тот образ стран Центра и Периферии, который обрисован выше, сложился в науке в процессе осмысления реальности конца прошлого и начала нынешнего столетия. Картина тех перемен, которые происходили в последнее десятилетие и происходят на наших глазах, еще недостаточно «откристаллизовались», чтобы описать ее так коротко и «образно», как диктует стиль этой книги. Изменения в мировой экономической системе в течение последнего десятилетия будут коротко отражены в следующем разделе в связи с финансово-экономическим кризисом 2008–2009 годов.

Валютные курсы и цены. Одна из важных черт мировой экономики состоит в том, что в бедных странах (особенно в крупных, где внешняя торговля обеспечивает небольшую часть спроса) средний уровень внутренних цен, пересчитанных в доллары по обменному курсу, гораздо более низок, чем в странах богатых (по душевому ВВП). Различие достигает нескольких раз, в Китае и Индии – примерно в 4 раза, во Вьетнаме – в 5 раз. Такие различия нельзя объяснить затратами на транспортировку. Заметим, что в странах Западной Европы, Японии, Канаде, Австралии, Гонконге, Сингапуре уровень цен близок к уровню цен в США (обычно несколько выше). Уровень внутренних цен в этих (богатых) странах по большинству товаров близок и к уровню мировых (экспортных) цен. Межстрановые различия в уровнях цен (а следовательно, и в доходах производителей товаров для внутреннего рынка) называют диспаритетами цен и доходов.

Уже давно для сопоставления средних уровней цен и уровней экономического развития разных стран разрабатываются показатели паритетов покупательной способности (ППС) национальных валют к доллару США. В последние десятилетия в рамках Программы международных сопоставлений ООН проводятся регулярные (каждые 3 года) сопоставительные обследования по широкому кругу (более 130) стран – с 1996 г. по единой методологии. Основным показателем в международных сопоставлениях признается индекс «физического объема» валового внутреннего продукта на душу населения. ППС рассчитываются путем сопоставления цен по узким группам достаточно однородных товаров и услуг, а затем агрегируются в более широкие группы и, в конце концов, в общий показатель ППС для всего ВВП.

Когда речь идет о сопоставлении уровня цен, скажем, в России и США, по узкой группе однородных товаров, то ППС имеет вполне конкретный и однозначный смысл: это сумма в рублях, необходимая в России, чтобы купить такое же количество данных товаров (с учетом качества!), какое в Америке можно купить на 1 доллар. Такой же смысл имеется в виду, когда используют агрегированные показатели ППС. Чтобы сравнить физический объем ВВП России с американским, делят стоимостной объем ВВП в рублях на ППС (в руб./долл.). То есть ППС по ВВП (точнее, его отношение к обменному курсу валют) рассматривается как показатель соотношения уровней цен в этих странах в среднем по всем товарам и услугам.

Если обозначить уровень относительных цен в России или какой-либо другой стране по отношению к ценам в США через р, курс доллара в национальной валюте через К, и ППС доллара – через П, то

р = П/К.

Результаты оценок ППС свидетельствуют, что отношение ППС доллара к его обменному курсу (т. е. уровень относительных цен) для различных стран резко различается, снижаясь по мере сокращения душевого ВВП. Еще в начале 70-х годов было замечено [26], что между этими величинами имеется достаточно строгая регрессионная зависимость. С тех пор неоднократно проводились аналогичные регрессионные расчеты (см., напр., [24]). Нами были проведены расчеты [25] по большому массиву стран (106 точек, данные за 1998 и 1999 гг. [27, с. 238–239], [28, с. 214–215]) по различным моделям такой зависимости. Наиболее хорошо аппроксимирующей эту зависимость (наиболее близкой к эмпирическим данным), оказалась модель:

К/П = 1/р = 3,66 – 3,57Х, (1)

где Х – отношение душевого ВВП рассматриваемой страны, измеренной по ППС доллара, к душевому ВВП США. Можно записать чуть хуже аппроксимирующую исходные данные, зато более наглядную формулу:

1/р = 3,6 (1-Х).

Точки, соответствующие бедным странам, хорошо ложатся на эту прямую. Полученные зависимости подтверждают закономерность роста К/П (или снижения уровня относительных цен) при переходе к более бедным странам (при увеличении Х).

Важный факт состоит в том, что в условиях внешнеэкономической открытости уровни цен в богатых и бедных странах оказываются различными. И не на проценты или десятки процентов, а в несколько раз. При этом кривая зависимости уровня цен в стране от показателя богатства страны – душевого ВВП оказывается вполне устойчивой. Отдельные страны могут продвигаться вдоль кривой или «отрываться» от нее вверх и вниз, но сама регрессионная кривая меняется очень медленно. Надо признать, что механизмы, обеспечивающие большие межстрановые различия в ценах и доходах пока недостаточно осознаны экономистами и даже, пожалуй, не нашли полного общепризнанного объяснения в науке.

Причиной ценовых диспаритетов могут быть:

• барьеры для перетоков ресурсов, продукции, инвестиций между рынками;

• большие различия между странами в системах предпочтений (целевых функций) конечных потребителей (например, разное соизмерение ценности свободного времени и достижения высокого материального благосостояния за счет трудовых усилий и дисциплины);

• нахождение экономической системы вдали от состояния равновесия.

«Барьером», прежде всего, служит нетранспортабельность продукции (например, большей части услуг). Низкие цены на многие виды услуг в бедных странах служат важной причиной более высокой покупательной способности национальной валюты по сравнению с обменным курсом. Большие количества иммобильных природных ресурсов в слаборазвитых странах создают условия для производства дешевых сельскохозяйственных продуктов и возможности установления низких внутренних цен на ряд полезных ископаемых.

Для описания мировой ситуации, связанной с межстрановыми различиями в уровнях цен, можно использовать категории качественных и массовых ресурсов, введенных Ю. В. Яременко [16] и последовательно использованные им для изучения советской экономики, а также понятия технологического уклада, описанное, например, в работе С. Ю. Глазьева [58].

Для технологической совместимости в производственных цепочках ресурсы, изделия, узлы должны быть близкими по технологическому уровню. Это обстоятельство определяет необходимость концентрации качественных ресурсов в странах и секторах, достигших высокого технологического уровня. В СССР качественные ресурсы направлялись, главным образом, в военно-промышленный и космический комплексы и в связанные с ними отрасли машиностроения и иные отрасли тяжелой промышленности. Эта задача обеспечивалась в основном административными механизмами и ограничениями. Например, сельскохозяйственное машиностроение практически не получало качественных (дефицитных) видов стали и проката. Кадровая политика обеспечивала направление в приоритетные отрасли наиболее талантливых и перспективных руководителей. Можно сказать, что разрыв в уровнях цен индустриально развитых и развивающихся стран выполняет ту же задачу. Только в качестве барьера используются не административные ограничения, а чисто экономические факторы.

Создание компанией IBM предприятия по производству компьютеров в развивающейся стране для использования дешевой рабочей силы можно сопоставить с феноменом «компенсации», описанным Ю. Яременко, когда нехватка качественного ресурса (например, сложного оборудования) компенсировалась применением больших количеств массовых ресурсов (дешёвых трудовых ресурсов). Покупка развивающейся страной новейших технологий аналогична процессу «замещения» в теории Ю. Яременко – замещению массового ресурса качественным, когда расширение использования массового ресурса наталкивается на естественные ограничения (например, недостаток производства продовольствия традиционными методами).

Среди качественных и массовых ресурсов, мобильность которых, возможности перемещения из страны в страну ограничены, важнейшее значение имеют трудовые ресурсы. В первую группу попадают предприниматели, организаторы производства и финансовых структур, высококвалифицированные рабочие, работники науки, культуры, медицины, журналистики. Концентрация этого «ресурса» обычно приносит богатым странам дополнительные доходы, которые можно назвать цивилизационной рентой. Одним из «ресурсов», обеспечивающих приток цивилизационной ренты, служит высокооплачиваемый государственный аппарат, в частности, правоохранительные службы, поддерживающие безопасность, стабильность, предсказуемость, низкий уровень инвестиционных рисков.

Товары и услуги можно разделить на три группы. 1) Дорогие товары и услуги, потребляемые преимущественно в богатых странах. Большинству населения бедных стран они не по карману. Сюда относится большая часть наукоемкой продукции (новые технологии, новые модели техники, цены которых содержат интеллектуальную ренту). 2) Товары, которые потребляются и в богатых, и в бедных странах (это, прежде всего, сырье, топливо, продовольственные товары массового потребления). 3) Дешевые товары и услуги, по тем или иным причинам потребляемые только в бедных странах. Локализация качественных (дефицитных) ресурсов и производства качественной продукции в развитых странах создает определенные барьеры, благодаря которым в этих странах производится и потребляется продукция с более высокой добавленной стоимостью в цене и на единицу инвестиций (добавленная стоимость включает оплату труда, прибыль и налоги).

Значительная часть потребительских товаров, производимых в богатых странах, реализуются в бедных странах по более высоким ценам, чем их вполне качественные отечественные аналоги, из-за факторов престижности, лучшей рекламы, большего опыта маркетинговых служб и т. п. Немалую роль здесь играет и политическая поддержка богатых государств и международных организаций. Ряд товаров, импортируемых из периферийных стран, продаются в развитых странах по более высоким ценам за счет таможенных пошлин или налогов (например, сельскохозяйственная продукция, автомобильный бензин). В тех случаях, когда речь идет о жизненно необходимых товарах, (например, об энергоносителях в России), которые в бедных странах можно реализовать только по низким ценам, создается двойная система цен: внутренние цены на один и тот же товар оказываются гораздо ниже, чем мировые (при пересчете по валютному курсу). Это требует от государства достаточно эффективных механизмов защиты внутреннего рынка от утечки данного ресурса за рубеж. Такое положение создалось в России с реализацией нефти и газа. В результате структура цены в среднем по товарам, торгуемым на внутреннем рынке бедной страны, оказывается отлична от структуры цены в богатой стране. В бедной стране доля добавленной стоимости (оплата труда плюс прибыль), как правило, оказывается ниже. Особенно низка доля оплаты труда. Поэтому диспаритет цен тесно связан с диспаритетом доходов, можно говорить о ценовых и финансовых диспаритетах.

О роли межстрановых диспаритетов для экономического развития. Имеется две интерпретации различия в уровнях цен на взаимозаменяемые товары и услуги в бедных и богатых странах. Одна исходит из неоклассической рыночной теории и объясняет феномен чисто экономическими факторами. Хотя экономиста, привыкшего рассматривать любую ситуацию через «волшебное стекло» модели конкурентного равновесия, все же удивляет явная и устойчивая неравновесность нарисованной картины. Почему не выравниваются цены? Другая точка зрения придает больше значения внеэкономическим, политико-идеологическим факторам. Еще более важно ответить на вопрос: каково значение межстрановых диспаритетов для долгосрочного мирового развития? Как оценить их роль с точки зрения интересов стран Центра и Периферии?

Как уже отмечалось, благодаря низкому уровню цен в бедной стране и более высокой покупательной способности ее валюты по сравнению с ее обменным курсом, сокращается разрыв между уровнями реального потребления в богатых и бедных странах по сравнению с различиями их номинальных доходов (пересчитанных в доллары по обменному курсу). Снижение курса национальной валюты (и повышение курса доллара) соответствует интересам экспортеров, делает привлекательным для иностранных инвесторов развитие экспортных производств в стране и защищает отечественных производителей от конкурирующего импорта. Господствующая в настоящее время доктрина глобализационной идеологии утверждает, что именно иностранные инвестиции и развитие экспортных производств являются для развивающейся страны главной движущей силой ее быстрого развития. Это вроде бы подтверждается успешными результатами политики руководителей китайского чуда. Только в последние годы, в связи с мировым финансово-экономическим кризисом, китайское руководство стало ставить задачу переориентации экономики на внутренний спрос. Эти факторы высвечивают положительную сторону сложившейся системы диспаритетов.

Но это односторонний взгляд на проблему, поскольку низкий уровень цен ставит в невыгодное положение производителей, работающих на внутренний рынок, где они получают низкие доходы. Более взвешенную и адекватную оценку можно получить, исходя из непосредственного смысла ценовых диспаритетов: всё, что происходит на внутренних рынках бедной страны, – гораздо менее важно, чем ее международные связи, оплачиваемые в долларах по мировым ценам.

Чтобы оценить долгосрочное историческое значение сложившейся структуры мировой экономики, и получить основу для выбора стратегических установок экономической политики, необходимо рассмотреть также воздействие межстрановых диспаритетов на внутреннюю структуру экономики периферийной страны.

«Голландская болезнь». Как было описано выше, экономика периферийной страны распадается на два сектора: привилегированный, экспортный и традиционный, ориентированный на внутренний рынок. Это важнейшее следствие межстранового диспаритета цен. Этот разрыв становится тяжелой проблемой для развивающейся страны. Низкий курс национальной валюты ставит в привилегированное положение тех производителей и посредников, которые производят продукцию на экспорт, он снижает их затраты по сравнению с выручкой. Поскольку цены товаров, реализуемых на внутреннем рынке, ограничены низкими доходами их потребителей, растут цены только на продукцию экспортирующих отраслей и обслуживающих их секторов. Возникает диспаритет внутренних цен между двумя секторами – со всеми его негативными последствиями.

Экспортный сектор становится гораздо более привлекательным для инвесторов – как иностранных, так и отечественных. Капиталы устремляются в этот сектор или обслуживающие его отрасли. Понижение курса национальной валюты необходимо в тот период, когда главная цель государства – максимально развить экспорт, включиться, встроиться в мировое экономическое сообщество. В то же время для комплексного развития производств, обеспечивающих внутренние потребности страны, высокий доллар может оказаться препятствием, поскольку финансовые и качественные материальные и трудовые ресурсы будет отсасывать экспортный сектор. Возникает давление (экономическое, лоббистское, через СМИ) за повышение и внутренних цен на экспортную продукцию под лозунгом «приближения цен к мировым». Это явление получило название «голландская болезнь».

Наиболее остро она проявляется, когда основной частью экспорта служат топливно-сырьевые ресурсы. Доходы экспортного сектора становятся особенно высокими за счет получаемой им природной ренты. В такую ситуацию попала Россия в результате реформ и ослабления государства в 90-е годы. Таблица 1 показывает, что доля экспортно-сырьевых отраслей (нефтегазового и металлургического комплексов) в общем объеме производственных капиталовложений за период с 1990 г. по 2001 г. увеличилась с 13,4 до 23,4 %, а машиностроения и сельского хозяйства снизилась соответственно с 8,3 % до 2,1 % и с 15,9 % до 3,9 %. За последние годы эти пропорции начали медленно исправляться, правда, не в части инвестиций в машиностроение.

Таблица 1.

Доля инвестиций в основной капитал отраслей экономики и видов экономической деятельности в их общем объеме, %. [59, с. 661 и [60, с. 643].

В настоящее время уровень оплаты труда работника определяется отраслевой и региональной принадлежностью рабочего места и только во вторую очередь – уровнем его квалификации. Фактически такая система оплаты труда служит важным фактором закрепления топливно-сырьевой ориентации российской экономики. В 1990 г. среднемесячная заработная плата в топливной промышленности была выше средней по всей экономике в 1,5 раза, в 1995 г. – в 2,5, в 2000 г. – в 3 раза. С 2000 г. наметилась тенденция к медленному снижению этого показателя, в 2011 г. он был равен 2,2 раза. Наоборот, уровень заработной платы работников сельского хозяйства, которая в 1990 г. была почти равна средней по народному хозяйству (95 %), к 1994 г. опустилась до 50 %, а к 2000 г. – 40 %. В течении последнего десятилетия шло медленное улучшение: в 2011 г. – 53 %. В легкой промышленности динамика аналогичная: 1990 г. – 82 %, 1995 г. – 55, 2000 г. – 54, 2011 г. – 47.

Таким образом, диспаритет цен оказывает негативное воздействие на периферийные страны, препятствуя комплексному развитию их хозяйственных систем, заставляя их развивать производство только тех видов продукции, которые нужны Центру, делая их полностью зависимыми от мирового рынка. Наоборот, интересам развитых стран, их транснациональных корпораций и финансовых групп это полностью соответствует.

Тут следует вспомнить, что наш анализ проводится в ситуации внешнеэкономической открытости, и полученные выводы верны только при этих условиях. Под этим имеется в виду, что практически единственным инструментом, с помощью которого страна может защитить свои производства от нежелательного импорта или, наоборот, ограничить излишний экспорт, является воздействие на обменный курс национальной валюты.

Освободить обменный курс от статуса единственного механизма защиты внутреннего рынка и стимулирования экспорта могут таможенные тарифы и эффективный государственный контроль за валютными операциями. Преимущества таможенных инструментов защиты состоят в том, что они позволяют воздействовать на экономическое развитие гораздо более дифференцированно и целенаправленно. С их помощью могут и должны реализовываться приоритеты промышленной политики. Промышленно развитые страны всегда активно использовали инструмент, получивший название эскалация импортных тарифов, – повышение ставок в соответствии с увеличением степени переработки. Это позволяет стимулировать ввоз необходимого сырья и комплектующих при ограничении импорта готовых изделий. С помощью тарифной политики можно стимулировать развитие не только экспортных, но и других производств, необходимых в данный период. Так поддержка цен на сельскохозяйственную продукцию была одним из важных инструментов преодоления продовольственного кризиса в Европе после Второй мировой войны. Во всех развитых странах накоплен большой опыт по поддержанию паритета сельскохозяйственных и промышленных цен, обычно с использованием высоких пошлин на ввоз сельскохозяйственной продукции.

Политико-идеологический фактор. Описанная картина чисто экономических факторов свидетельствует о том, что система ценовых диспаритетов – не что иное, как инструмент поддержания сложившихся конкурентных преимуществ клуба богатых стран. В настоящее время оказывается, что все страны вынуждены поддерживать сложившийся порядок ценовых и валютных диспаритетов. Он стал уже восприниматься как естественный закон. Это вроде бы подтверждает и удивительно устойчивое сохранение зависимости (1). Однако этот «закон» действует за счет того, что в господствующей идеологии и в международных экономических отношениях был утвержден принцип максимальной экономической свободы и открытости: «мир без границ» для товаров и капиталов.

При существующих условиях все страны оказываются заинтересованными в развитии производства и экспорта именно тех товаров, которые нужны развитым странам. Инвестиции оказываются очень выгодны для владельцев доллара, капитал развитых стран может легко установить контроль над любым производством в бедных странах. Поэтому международные экономические организации, контролируемые сообществом развитых стран (МВФ, Всемирный банк, ВТО) ведут экономическую, идеологическую и политическую борьбу против использования государствами для защиты своего внутреннего рынка и стимулирования экспорта других инструментов, кроме валютного курса. Благо экономическая власть в их руках. И они ее успешно употребляют в своих интересах, которые, как они убеждают, совпадают с интересами других народов (как говорили в советское время, – с их «подлинными» интересами). Правила Всемирной торговой организации (ВТО) направлены в основном на то, чтобы сохранить действующий (в среднем низкий) уровень импортных тарифов, не допуская их повышения и требуя снижения тарифов от стран, вновь вступающих в ВТО, в торговле со странами – членами этой организации. В то же время тарифы по некоторым группам товаров в развитых странах с самого начала создания этой организации были и сохраняются на очень высоком уровне. Так средневзвешенный тариф по группе продовольственные товары и сельскохозяйственное сырье десятилетиями удерживается на уровнях: в странах ЕС – около 100 %, в США – около 30 % (по импорту из стран-членов ВТО), около 50 % (по импорту из стран, не входящих в ВТО).

Такой «естественный» порядок выгоден клубу развитых стран. Принцип максимальной открытости объявлен ими необходимым условием экономического прогресса и фактически стал его исключительно эффективным идеологическим оружием в борьбе за господство в мире. Сложившиеся отношения господства и зависимости могут быть изменены только за счет внешних инвестиций в бедные страны (если это в интересах богатых стран), либо в результате сильной протекционистской политики государства бедной страны. (Но для этого бедной стране приходится вести оборонительную борьбу против этого «клуба богатых» и экономическими, и идеологическими, и политическими силами).

По существу, требование внешнеэкономической открытости остается главным оружием европейской экспансии, по крайней мере, с середины XIX века. В 40–50 годах XIX столетия Китай, проиграв войны, которые историки назовут «опиумными», вынужден был подписать кабальные договоры, открывшие китайские порты для иностранной торговли, предоставившие иностранцам экстерриториальные права и зафиксированные таможенные пошлины на 5-процентном уровне. С тех пор 100 лет китайские таможенные тарифы были одними из самых низких в мире: 4 % в 1913 г. и 8,5 % в 1925 г. против 30 % в США в те же годы [31, с. 36–37]. Не только европейские товары, но и опиум, который англичане производили в Индии, продавался в стране без всяких ограничений. Ни свержение императора в 1911 г., ни буржуазные прорыночные реформы Гоминдана не принесли экономического оздоровления. До 1950 г. душевой ВВП Китая оставался (с колебаниями) на том же уровне, что и в начале XIX века – 450–550 долл. За то же время душевой ВВП Запада вырос на порядок. «Либеральную экономическую систему» в Китае империалистические страны защищали героически. Иностранные интервенции в Китай следовали одна за другой. «Несите бремя белых!» – призывал прекрасный поэт Р. Киплинг.

Еще Фридрих Лист [29] в середине XIX века убедительно опровергал утверждение либеральных экономистов, что протекционизм ведет к снижению общей эффективности мировой экономики, что либерализация как во внутренних, так и во внешнеэкономических отношениях – необходимое условие экономического и технического прогресса. Он противопоставил сиюминутной выгоде увеличения материального имущества задачу «промышленного воспитания нации». Ф. Лист приводит четкую формулировку Луи Сея (брата Жана-Батиста Сея, не согласного с его либеральной теорией): «Богатство нации – не материальное имущество, а способность постоянно воспроизводить это имущество».

Внедрение в систему международных отношений требования максимальной внешнеэкономической открытости диктовалось непосредственными экономическими интересами сообщества развитых стран. Это требование как основа всеобщего экономического процветания было возведено в статус «научной истины» постепенно, по мере того как развитые страны обеспечили себе надежное превосходство в эффективности производства. Фр. Лист показывает, что англичане стали осуждать протекционизм и прославлять теорию свободной торговли А. Смита только тогда, когда Англия восстановила свое доминирующее положение во внешней торговле. Англия достигла процветания с помощью последовательной государственной политики всесторонней поддержки развития национальной промышленности и доминирования во внешней торговле. А «космополитическая теория А. Смита» помогала «замаскировать эти принципы ее политики, чтобы ей не могли подражать другие», чтобы «оттолкнуть лестницу, по которой долез до величия». Как говорится, умри, лучше не скажешь.

Фр. Лист подробно описал те принципы экономической политики, которые позволили Англии в XVII – начале XIX века выйти в лидеры промышленного развития:

– «ввозить только сырье и земледельческие продукты и вывозить только изделия фабрично-заводской промышленности;

– оставить исключительно за метрополией право снабжения колоний и подчиненных территорий изделиями фабрично-заводской промышленности и взамен того получать от них предпочтительно их сырье и колониальные продукты;

– сохранять за собой каботаж и морское сообщение между метрополией и колониями;

– не делать независимым нациям никаких уступок, не касающихся ввоза в Англию земледельческих продуктов, и то с непременным условием открыть сбыт в эти страны английских мануфактурных изделий;

– предпринимать войны и заключать союзы исключительно в интересах развития фабрично-заводской промышленности и торговли, извлекать выгоды как из врагов, так и из друзей; из первых, расстраивая их морскую торговлю, во-вторых, разоряя их фабрично-заводскую промышленность субсидиями, платимыми в форме мануфактурных изделий.

Некогда все эти правила были открыто провозглашены всеми министрами и членами парламента… Со времени Адама Смита к вышеперечисленным правилам было прибавлено еще одно: уметь с помощью космополитических образов выражения и аргументов, измышленных Адамом Смитом, так замаскировать настоящую политику Англии, чтобы иностранные державы не могли ей подражать» [29].

Стратегия догоняющего развития для бедных стран фактически может быть реализована только за счет реального участия государства в экономике как самостоятельного игрока, монопольно контролирующего ключевые экономические процессы. Об этом убедительно свидетельствуют исследования проблем экономики периферийных стран.

Идеология агрессивного неолиберализма была принята клубом развитых капиталистических стран в конце 70-х годов, когда было достигнуто их экономическое превосходство и выявилась неспособность СССР и социалистического лагеря в обозримые сроки модернизировать свою социально-экономическую систему и поддерживать высокие темпы роста в условиях гонки вооружений. Тогда США, ЕС, Япония и контролируемые ими международные институты (МВФ, ГАТТ-ВТО, Всемирный Банк) стали проводить активную политику устранения государства из экономики периферийных стран, добиваться ликвидации защитных барьеров для свободного перетока ресурсов и капиталов. Соответствующая теория стала важным идеологическим оружием и основой политики обеспечения экономической зависимости периферийных стран от центров.

В наиболее явном виде требования устранения государства из экономики формулируются в базовых и дополнительных документах ВТО. Эти документы предписывают: отменить все меры нетарифного регулирования импорта, снизить импортные тарифы, предоставить всем нерезидентам тот же налоговый режим, что и отечественным участникам рынка (статья III Генерального соглашения по тарифам и торговле 1994 г. – ГАТТ-94), отменить госзаказы и закупки для государственных нужд (Соглашение о правительственных закупках – СПЗ), субсидии и иные меры государственной поддержки (Соглашение по субсидиям и компенсационным мерам – ССКМ), отказаться от ограничений на иностранные инвестиции в отдельные отрасли, от контроля за внутренними ценами (в частности, от России требуют отменить практику «двойного ценообразования» в смысле различия внутренних и мировых цен на энергоносители и перевозки). Партнеры по переговорам о вступлении России в ВТО настаивали на сокращении всех экспортных пошлин до 5 %, а также на ее присоединении к Соглашению по торговле гражданской авиационной техникой (СТГА).

В целом правила ВТО выгодны прежде всего лидирующим странам, а от развивающейся страны требуют отказаться от защиты и поддержки отечественных производителей со стороны государства. Как не вспомнить выражение Фр. Листа о «банальном правиле благоразумия: запретить использовать лестницу, по которой долез до вершины».

Формируется новая идеология и тактика установления новых отношений зависимости периферийных стран от Центра, но осуществляемых с помощью преимущественно информационных и финансовых механизмов. В области идеологии концепция государства благосостояния (welfare state) сменилась агрессивным неолиберально-монетаристским подходом. Постепенно был отработан алгоритм установления финансово-информационного контроля над той или иной страной, точнее включения страны в единообразную систему ресурсно-финансовых отношений. Превосходство уровня жизни и социально-экономические достижения развитых стран позволяют путем информационного воздействия (в первую очередь демонстрационного эффекта) и использования личных корыстных интересов «перевербовать» определенную часть властной и культурной элиты, которой затем различными способами помогают придти к власти (или, по крайней мере, получить возможность влиять на экономическую политику). С ее помощью утверждается на государственном уровне идеология необходимости экономической и политической либерализации и привлечения зарубежных инвестиций, а также принимаются решения о программах структурной адаптации (structural adjustment programmes) с получением займов «помощи» от МВФ и Мирового банка. Хорошее описание механизмов установления долговой зависимости периферийных стран, роли международных финансовых организаций и анализ результатов их политики содержится, например, в работе [30].

В период до 1992 г. эти новые процессы можно рассматривать как действия в рамках холодной войны. После крушения социалистической системы их, видимо, надо интерпретировать как процессы формирования однополярного мира и идеологии глобализма.

Выгодные чисто финансовые условия этих кредитов сопровождаются стандартным набором требований относительно экономической политики, практически одинаковым для всех «принимающих» стран, будь то Бразилия, Гана, Филиппины и т. д. Тот же набор условий предъявляется и России и другим постсоциалистическим странам как программа рыночных реформ. Этот набор включает естественно, прежде всего, требование свободной конвертации национальной валюты и либерализации экспорта и импорта. Кроме того, требуется либерализовать внутренние цены и приватизировать государственную собственность. Иными словами, требуется сократить участие государства в экономике (что естественно ведет к его общему ослаблению).

Дж. Стиглиц, который был главным экономистом Всемирного банка в 1997–1998 гг., т. е. в период финансового кризиса, свидетельствовал [35]: либерализация финансовых рынков в этих странах в начале 90-х годов, инициировавшая процессы, приведшие впоследствии к кризисам 1997 г., была осуществлена не в силу того, что эти страны нуждались в иностранных инвестициях (доля накоплений в ВВП составляла там 30 % и более), а в результате международного давления (в том числе со стороны Казначейства США).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.