Общество

Общество

Миллионы простых американцев ежедневно вносили свой скромный, порой незаметный вклад в ту борьбу, которую предполагало участие в «хорошей войне». Их поддержка выражалась в самых разнообразных формах: это могла быть покупка военных облигаций, насаждение грядок во дворе, «вегетарианские вторники», которые соблюдались в ресторанах и на домашних кухнях, добровольное донорство или сбор металлолома. Родители и жены военнослужащих обычно вывешивали на окнах маленькие флажки, на которых красовалось по одной звезде за каждого воюющего члена семьи. Американцы чествовали своих военных героев и чтили память тех, кто пал на полях сражений. И не важно, насколько пышными и значительными были проявления народного патриотизма – порой речь шла о совсем мелких, почти символических жестах, – они всегда оставались искренними и теплыми. Сегодня многие представители старшего поколения с ностальгией вспоминают то время. По их словам, стремление к общей цели сплачивало нацию, порождая небывалое чувство единства и гармонии в обществе.

Немалую роль в этом процессе сыграла и массовая культура Америки. Хотя информация о ходе войны тщательно дозировалась и фильтровалась государственной цензурой, тем не менее все радиостанции посвящали почти треть эфирного времени военным новостям. Сообщения с фронтов всячески обыгрывались в традиционных комиксах, рекламных роликах, на подмостках театров и уличных афишах. Широкое распространение получила кампания по распространению облигаций военного займа. Не правы те, кто утверждает, будто музыка и кинематограф той поры служили исключительно средством «бегства» от тягот войны. Многие произведения в той или иной степени отражали опыт и переживания военного времени. Порой они были проникнуты чувством гордости и уверенности в скорой победе – таковы известная песня «Прощай, мама, ухожу на Иокогаму», а также фильмы «Гитлеровский безумец» и «Назад в Батаан». Иногда авторы предпочитали юмористический подход, как в фильмах Спайка Джонса «Лицо фюрера», «Быть или не быть» Эрнста Любича или «Да здравствует герой-победитель!» Престона Стерджеса. Но чаще всего в произведениях военной поры преобладали горечь и грусть. Именно такими настроениями пронизаны песни «Я буду видеть тебя» и «Белое Рождество», а также кинофильмы «Сражающиеся Салливаны» и «Нежный друг». Время от времени появлялись и такие произведения, которым трудно дать однозначную характеристику – настолько сложные чувства они будили у публики. К ним относятся песня «За все, что мы знаем» («Мы можем никогда не встретиться вновь») и такие шедевры кинематографа, как «Касабланка» Майкла Кертиса и «Спасательная шлюпка» Альфреда Хичкока. Понятно, что в условиях военного времени к произведениям искусства предъявлялись особые требования: они должны были укреплять чувство патриотизма и направлять народные силы на борьбу с врагом. За это авторам прощалось многое, даже вольное обращение с временными и прочими реалиями. Именно такую ситуацию мы наблюдаем в созданном на киностудии «XX век – Фокс» фильме «Шерлок Холмс и секретное оружие», где знаменитый сыщик с Бейкер-стрит – вопреки всем законам времени и пространства – противостоит проискам нацистов.

При всей популярности кинематографа и прочих видов развлечений, пожалуй, ничто и никто в те времена не мог сравниться в народной любви – неистовой, фанатичной – с одним-единственным человеком по прозвищу Голос. Фрэнк Синатра начал вокальную карьеру в тандеме с Гарри Джеймсом, затем стал выступать с Томми Дорси и наконец вышел в самостоятельное плавание, чтобы обрести славу величайшего эстрадного исполнителя Америки. Позже он признавался, что многому научился у Бинга Кросби. В частности, тому, как использовать микрофон, чтобы снизить громкость пения и придать ему доверительные ноты. Это позволяло Синатре сделать песни проще, менее стилизованными и более естественными. Он также постиг, как важно правильное месторасположение артиста: исполнителю легче установить контакт с публикой, когда он выдвинут вперед, находится на авансцене, в то время как оркестр играет в глубине сцены. Синатра использовал многие приемы Кросби, сохраняя при этом собственное творческое лицо. И поныне многие помнят его мягкий, звучный голос, манеру по-новому расставлять акценты в ритме и тексте песни, тонкое взаимодействие с аккомпанирующим составом и публикой. Синатра сделал песню «своей», и миллионы слушателей (в особенности это касалось молодых женщин) буквально ломились на его концерты и сметали с прилавков записи его песен. На протяжении шестидесяти лет Синатра не только выступал с концертами, но и возглавлял списки наиболее популярных исполнителей. По сути, он определял лицо американской популярной музыки – и не только в военные годы, но и на протяжении большей части XX века.

Когда же пластинки были спрятаны обратно на полку, радиоприемники выключены, кинотеатры закрыты, активисты различных фондов исчезли с городских улиц, а торжественные церемонии закончились, для всей нации наступило время ощутить на себе воздействие войны и приноровиться к ее последствиям. В общем можно сказать, что Вторая мировая война подарила новые возможности одним гражданам и значительно осложнила жизнь других. В экономическом плане война открыла новые двери для женщин и афроамериканцев. Если же говорить о гарантиях безопасности, та же самая война серьезно ограничила гражданские права американцев японского происхождения.

Прежде всего следует отметить, что женщины, которые раньше допускались в армию лишь в роли сиделок и секретарш, начали осваивать новые военные профессии. В вооруженных силах США возникли специальные женские подразделения – сухопутные, морские и летные части. Женщины служили в армии, но непосредственно в боевых действиях, как правило, не участвовали. Исключение делалось лишь для медсестер, которые в случае необходимости допускались на фронт. Большая часть из 350 тыс. американок, служивших в армии в годы войны, использовалась на административной и снабженческой работе.

В связи с военным временем образовался недостаток мужчин на производстве, их места заняли женщины, освоившие новые профессии. Если до войны они составляли менее четверти всех работающих американцев, то теперь их доля увеличилась до одной трети. Этот факт до некоторой степени свидетельствовал об изменениях, происшедших в общественном и политическом сознании. Общество, которое раньше отводило женщине место лишь у домашнего очага, теперь приветствовало ее стремление работать на производстве. Особенно это касалось оборонной промышленности, где женская аккуратность и исполнительность пришлись очень кстати. Многие рабочие профессии в военное время оказались открытыми для женщин. Изменился и сам портрет работающей американки. Если до войны работали в основном молодые одинокие женщины, то к 1944–1945 годам среди них появилось и много замужних женщин среднего возраста. Однако сам процесс вовлечения женщин в производственный процесс носил отпечаток былых представлений об их «месте» и «сфере деятельности». Большинство нанимателей рассматривали появление женщин на производстве как временную меру, намереваясь избавиться от работниц, как только вернутся с фронта мужчины. Пока же американок использовали, но на строго определенных должностях – «в соответствии с их полом», как это формулировалось. Зарплата у работающей женщины была примерно на треть ниже, чем у исполнявшего те же обязанности мужчины. При этом и правительство, и руководство заводов трактовали женский труд на производстве как своеобразное расширение привычных домашних обязанностей; станки и рабочие инструменты часто изображались в виде увеличенной копии домашних бытовых приборов. Пропаганда не уставала напоминать, что работа на оборонных предприятиях – лишь способ помочь мужьям и сыновьям, сражающимся на фронтах Второй мировой войны. Одновременно превозносились женщины, сидящие дома и ухаживающие за детьми. Вывод напрашивался сам собой: у работающей женщины меньше возможностей заботиться о потомстве, следовательно, она недостаточно хорошо выполняет свои основные обязанности.

Особое влияние война оказала на судьбу цветных граждан Соединенных Штатов. Нацистская доктрина о расовой чистоте как источнике государственного величия послужила громким напоминанием американской нации: для окончательной победы над фашизмом мало выиграть сражение на далеких заморских фронтах, необходимо преодолеть устоявшиеся расовые предрассудки у себя дома. Большинство афроамериканцев рассматривали участие в войне как возможность проявить себя. Они стремились доказать обществу, во-первых, свою лояльность, а во-вторых, собственную индивидуальную ценность – то есть те самые качества, в которых им долгое время отказываали. Почти миллион чернокожих американцев пошли служить в армию в годы войны, но здесь они столкнулись с тем же неравноправием, что и в гражданской жизни. Руководство вооруженных сил десегрегировало подготовку служащих, предоставив неграм возможность летать на самолетах и принимать участие в военных действиях. Однако большей частью афроамериканцы служили в отдельных подразделениях, жили в отдельных казармах и даже в случае необходимости получали кровь из отдельных запасов.

В самой Америке также практиковались ограничения при трудоустройстве чернокожих граждан на оборонные предприятия. Возмущенный подобной практикой профсоюзный лидер А. Филип Рэндольф в 1941 году пригрозил организовать в Вашингтоне массовый марш протеста. В ответ на эту угрозу президент Рузвельт выпустил в июне 1941 года правительственное распоряжение, которое защищало права афроамериканцев при приеме на работу на предприятия, выпускающие военную продукцию. Кроме того, президент сформировал Комитет по вопросам упорядочения найма на работу, в чьи функции входил надзор за практикой приема на службу. Для расширения производства продовольствия правительство запустило программу брасеро,[19] что помогло привлечь свыше 200 тыс. мексиканцев к сельскохозяйственным работам.

Возможность получить работу спровоцировала новую волну миграции: от 750 тыс. до 1,5 млн чернокожих жителей Юга устремились на Запад, Средний Запад и СевероВосток страны. Большинство из них приезжали в крупные города, где им приходилось иметь дело с враждебно настроенными белыми жителями. В 1943 году волна беспорядков прокатилась по США: более чем в 40 городах произошли уличные столкновения. Самое кровавое случилось в Детройте, где погибло 34 человека. В качестве ответной меры чернокожие американцы стали организовывать инициативные группы для борьбы с проявлениями сегрегации и дискриминации. Так, в 1942 году состоялся Конгресс расового равенства. Организация с 30-летним стажем – Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения – более чем в 9 раз увеличила количество своих членов. Именно активисты этой организации начали кампанию под названием «двойная победа» с тем, чтобы напомнить нации о ее военных и социальных проблемах. Они призывали к «двойной победе» демократии «как за рубежом, так и дома».

Подъем народного воодушевления, вызванный вступлением в войну, не только подвиг многих американцев на личные жертвы, но и спровоцировал истерию против конкретной группы населения – граждан японского происхождения. За спиной у этих людей была многолетня дискриминация в тихоокеанских государствах, где они в прошлом проживали. Теперь американские японцы оказались перед лицом новой угрозы: после нападения на Перл-Харбор против них выдвинули обвинения в нелояльности, измене и угрозе национальной безопасности. И хотя большинство из 127 тыс. американских японцев являлись всего-навсего мирными жителями, это не помешало одному из военных лидеров выступить с открытым заявлением в прессе. Он предупреждал своих соотечественников, что «расовое напряжение не изжито», что «имеются верные признаки того, что японцы уже сегодня хорошо организованы и готовы к согласованному выступлению». Проведенное расследование не обнаружило фактов шпионажа или подрывной деятельности со стороны японцев. Тем не менее в феврале 1942 года Рузвельт подписал Чрезвычайный указ № 9066, согласно которому военные власти уполномочивались объявлять определенные районы страны «военной зоной» и выселять оттуда подозрительных лиц. В соответствии с этим указом почти все американцы японского происхождения (общим числом 112 тыс. человек) были интернированы с Тихоокеанского побережья в центральные штаты страны. Подобная процедура подразумевала также конфискацию имущества переселенных, что повлекло за собой ущерб в 400–500 млн долларов. Японцев вывозили на поездах, автобусах и грузовиках в специальные «лагеря для интернированных», где они провели под усиленной охраной 2,5–3 года. Чтобы избежать подобной судьбы, некоторые молодые мужчины поступили на военную службу и доблестно сражались во время Итальянской кампании. Другие предпочли временно покинуть лагеря для участия в сельскохозяйственных работах. Однако большая часть американских японцев всю войну провела на правах пленников в собственной стране. Верховный суд решением 1944 года подтвердил законность подобных действий, и пострадавшим японцам пришлось ждать вплоть до 1980-х годов, когда правительство соизволило принести извинения интернированным и выплатить им частичную денежную компенсацию.

Слов нет, такая задержка, несомненно, является досадным упущением правительства, однако она же служит наглядным доказательством того, сколь живучи общественные предрассудки. Американские лидеры оказались попросту неспособны выйти за рамки представлений, сложившихся в годы Второй мировой войны. Слишком важным было это международное событие для нации. Война стала для американцев тем мерилом, по которому выстраивалась вся система ценностей. В частности, на долгие годы вперед определялись понятия «справедливость» и «несправедливость» в отношениях между народами. Именно такими критериями пользовались американские политические лидеры, когда в ответ на геноцид 1999 года санкционировали вооруженное вмешательство на Балканах. Вторая мировая война оказала глубокое воздействие на жизнь американской нации, видоизменив систему ценностей и сформировав память поколений.