1. ГОРОДСКОЕ РЕМЕСЛО

1. ГОРОДСКОЕ РЕМЕСЛО

Из приведенного выше обзора видно, что, несмотря на скудость сведений в наших источниках об экономическом развитии северо-восточных русских городов XIV–XV вв., мы с полным основанием можем рассматривать эти города центрами ремесленного производства. Ремесло было «необходимой составной частью городского быта» в средние века. Можно спорить о том, насколько глубоко зашел процесс общественного разделения труда в Северо-Восточной Руси XIV–XV вв., но самый факт существования городов как центров ремесла и товарного производства не подлежит сомнению.

Теперь при изучении экономического развития городов XIV–XV вв. мы имеем твердую опору в выводах капитального исследования о ремесле Б. А. Рыбакова. Очень важное значение имеет произведенный Б. А. Рыбаковым тщательный анализ этапов развития русского ремесла XIV–XV вв., в результате которого исследователь пришел к выводу о том, что «застой, вызванный разгромом 1237–1241 гг. и последующим установлением татарского господства, продолжался до XIV в. В середине XIV в. в развитии ремесла наступает перелом, и в течение второй половины XIV в. наблюдается расцвет ремесла, обусловленный общим развитием русской культуры».

Недостаток материала обусловил построение Б. А. Рыбаковым картины развития русского ремесла в широком общем плане, преимущественно на основе анализа новгородского и псковского ремесла. Северо-восточные города находились в целом в более тяжелом положении, что должно было сказаться и на уровне развития ремесленного производства в них по сравнению с Новгородом и Псковом. Но это справедливо по отношению не ко всем городам. Исследования Б. А. Рыбакова и М. Н. Тихомирова показали, что Москва в XV в. стала передовым центром ремесла не только в Северо-Восточной Руси, но и вообще в русских землях. Более того, отдельные отрасли ремесленного производства в Северо-Восточной Руси должны были получить весьма значительное развитие.

Б. А. Рыбаков показал большое развитие в городах XIV–XV вв. металлообработки, в том числе и литейного дела. Если учесть, что Северо-Восточная Русь вынесла на себе главную тяжесть вооруженной борьбы против монголо-татарского ига, то нужно считать, что обработка металлов и в особенности изготовление оружия занимали значительный удельный вес в ремесле северо-восточных городов XIV–XV вв. В конце XIV в. на Руси появилось артиллерийское дело, сразу получившее большое развитие. В Северо-Восточной Руси, по крайней мере в Москве и Твери, существовало с этого времени производство огнестрельного оружия. Города были также центрами развитого ювелирного дела. Большое развитие получили литейное производство, гончарное дело, обработка дерева, кожи, кости, ткачество, монетное дело и другие ремесла. Особое место должны были занять строительные ремесла, связанные с созданием и восстановлением городских укреплений, сооружению которых в условиях постоянной внешней опасности и тяжелой борьбы с врагами придавалось в Северо-Восточной Руси большое значение.

Сооружение городских укреплений было большим событием.[11] На строительные работы стекалась в города масса ремесленников. Когда Димитрий Донской приступил к сооружению каменного кремля в Москве, он «многи мастеры наведе в Москву». Именно в городе, прямо на месте строительства, должны были развертывать свою деятельность ремесленники-кузнецы, может быть, литейного дела мастера, изготовлявшие необходимые строительные инструменты, нужда в которых в момент создания укреплений особенно возрастала, мастера-кожевники, изготовлявшие упряжь, и другие. Сосредоточение значительных масс рабочей силы на строительстве укреплений требовало развития тех отраслей городского ремесла, которые производили продукты питания и как известно по подсчетам более позднего времени, составляли предмет занятий до половины всех ремесленников в городах.

Правда, известно, что городское строительство осуществлялось в порядке феодальной повинности, «городового дела», распространявшейся и на сельское население. Но несомненно, что активную роль играли в строительных работах горожане. Особенно показательно в этом отношении строительство каменных укреплений. Каменное строительство при тогдашнем уровне техники могло вестись только летом. Следовательно, сезон каменного строительства в городе совпадал с сезоном сельскохозяйственных работ в деревне, а это значит, что каменное строительство, в отличие от создания дерево-земляных укреплений, могло осуществляться в первую очередь силами городских ремесленников, а не сельского населения. Если дубовый кремль Калиты строили зимой, то каменный кремль Донского создавался уже летом, а зимой были проведены лишь предварительные работы — «камень повезоша к городу». Ведение каменного строительства было возможно лишь в крупных городах с развитым ремеслом и значительным ремесленным населением.

Но если самый факт распространения в северо-восточных городах ремесленного производства и его высокого технического уровня после работ Б. А. Рыбакова не вызывает сомнений, то значительно сложнее вопрос о степени развития товарного производства в городах и превращении ремесленников в мелких товаропроизводителей. Данные источников в этом отношении явно недостаточны, но некоторые наблюдения можно все же произвести.

В XIV–XV вв. была широко распространена работа на заказ. Так, например, чеканка монет, являвшаяся княжеской прерогативой, бралась серебряных дел мастерами на откуп у князей, что приводило к огромному разнообразию типов монет, отмеченному исследователями.

Об этой же форме ремесла говорит также надпись на одном из Евангелий конца XIV в., опубликованная И. И. Срезневским в его «Сведениях и заметках» о древних памятниках: «Се яз Семен Тутолема клюшник вношу сию книгу Еулие опракос вкладом в монастырь стаго архангела княжим князя моего благоверного Ивана Дмитриевича и княгини его Марфы, а за писмо дал игумену Миките три рубли, а на кожу преже того дал тожь три рубли. А игумен Еулие взял в тетрадех». Речь здесь идет, судя по контексту, о Двинском Михайлоархангельском монастыре. Важно отметить, что за выполнение заказа деньги получил не только игумен, но и «паробок Семен», очевидно, непосредственный исполнитель заказа. Характерно, что Семен не чернец и не старец, а просто «паробок», — очевидно, нанятый монастырем как мастер-ремесленник, возможно переплетчик. Такие случаи могли, конечно, быть типичными и в других монастырях, особенно в городах» где грамотность была выше и где монастыри могли нанимать горожан-ремесленников для исполнения такого рода заказов. Работа на заказ являлась наиболее типичной чертой средневекового ремесла. Многочисленные шедевры русского ремесла XIV–XV вв., как например, изделия ювелиров, иконников, мастеров книжного дела и других, были созданы по заказу крупных феодалов. Они дают основание для суждений о техническом уровне ремесла, но не могут служить свидетельствами развития товарного производства.

Решающее значение для оценки товарного производства в городах могли бы иметь конкретные данные о работе ремесленников на рынок. Но таких данных у нас пока нет. Вероятно, когда археология даст новые материалы о городах XIV–XV вв., тогда и этот вопрос может быть разрешен столь же успешно, как это сделано Б. А. Рыбаковым в отношении Древней Руси, гораздо лучше изученной археологически.

Мы можем предполагать, что продукция городских ремесленников поступала на городской рынок. Мы знаем также, что городской торг был важнейшим элементом жизни средневекового города, и невозможно представить, чтобы там не торговали городские ремесленники. Но различные группы ремесленников имели неодинаковые условия для производства на рынок.

Известно, что социальный состав городских ремесленников был различным.

Поскольку города XIV–XV вв. были феодальными центрами, резиденциями крупных и мелких феодалов, то в них должно было быть немало вотчинных ремесленников, обслуживающих потребности своего феодала. По-видимому, особенно много должно было быть таких городских ремесленников, которые принадлежали великим и удельным князьям, крупнейшим духовным и светским феодалам. По мнению С. М. Соловьева, под названием упоминаемых в договорных грамотах князей «делюев» «разумеются всякого рода ремесленные и промышленные люди, поселенные на княжих землях».[12] Об этих «делюях» князья уговаривались, чтобы им «знати своя служба, как было при наших отцех». Однако «делюи», видимо, жили не в княжеской вотчине, а на тяглой земле, потому что в договорных грамотах встречаем условия относительно «делюев» — «а земли их не купити». «Делюев», очевидно, следует считать близкими по положению к дворцовым людям, выполнявшим свои «службы» князю.

Немало ремесленников находилось в городских монастырях. Например, мы имеем упоминание о ремесленниках Московского Симоновского монастыря. В тексте правой грамоты 1463–1471 гг. великого князя Ивана Васильевича Суздальского Спасо-Преображенскому монастырю цитируется текст продажной грамоты епископа Коломенского Геронтия, в которой говорится: «Се аз, Иов, поп Симаиовский, купил есми себе, до своего живота, у архимандрита у Геронтия у Симоновского и у его старцов у Симоновских, у Мартирья у строителя, у Андрея у златого мастера, у Митрофана у иконника, у Амбросия у казначея, у Варлама у Завелского» и т. д. (следует еще несколько имен монастырских старцев). Можно предположить, что упомянутые в грамоте лица являлись не просто ремесленниками, а стояли во главе целых групп ремесленников соответствующих специальностей, поскольку вряд ли простые ремесленники могли входить в круг монастырской администрации, от имени которой заключались важные сделки. О церковных мастерах говорится в одном из ханских ярлыков митрополиту Феогносту: «А что церковные мастери, сокольницы, пардусници, что ни будет да ни заимуть их, ни емлють, ни издеруть, ни погубят их». О покупке митрополитом Филиппом холопов для строительства Московского Успенского собора свидетельствует рассказ летописца под 1472 г..

Пользуясь, по крайней мере официально, гарантированной неприкосновенностью от татар, церковные ремесленники находились в лучших условиях, чем остальные. Благодаря этому церковь имела достаточное количество ремесленников, в то время как даже великий князь договаривался с одним из своих удельных князей о том, чтобы приобретенных ремесленников делить между собой пропорционально «жеребью», что указывает на явный недостаток мастеров у великого князя.

Церковные мастера жили, вероятно, при крупных городских церквах. В летописи рассказывается, например, о том, что после смерти митрополита Филиппа в 1472 г. на теле его были обнаружены железные вериги, о существовании которых не было никому известно. Когда великий князь Иван Васильевич стал допытываться, кто сделал митрополиту эти вериги, то «кузнёцъ избрался един, его же искупил митрополит из полону у Татар и церкви той ковати на потребу», который и сказал, что он сделал митрополиту вериги. Перед нами интересный случай. Какой-то ремесленник попал в плен к татарам и был оттуда выкуплен московским митрополитом, но уже оказался вотчинным ремесленником митрополичьего дома, если не холопом. Продукты его труда шли не на рынок, а «на потребу церкви». Можно предположить, что вотчинные ремесленники тоже имели возможность выступать на городском рынке. Если в XV в. наблюдается тяготение феодалов к переходу к денежным оброкам наряду с усилением других видов крепостной эксплуатации, то вероятно, что на денежные платежи могли быть переведены и вотчинные ремесленники, что способствовало усилению их связей с рынком. Указания на продажу каких-то предметов на городском торге населением городских вотчинных владений феодалов мы находим, например, в грамоте князя Василия Ярославича Троице-Сергиеву монастырю на двор в Дмитрове 1447–1455 гг.: «… што у них двор монастырской в городе в Дмитрове, и хто у них в тех селах живет людей и в их дворе в городском, ино те люди купят ли што, продадут ли, ино тем людем ненадобет ни явлено, ни пятено, а мои пошлинники в то не вступаюца». Возможно, что монастырские люди, жившие в городском дворе, могли продавать и продукты своего ремесленного производства.

Но кроме вотчинных ремесленников, были в городах ремесленники другой категории, так наз. «свободные» ремесленники. Известное отличие в экономическом и юридическом положении «черного» населения создавало более благоприятные условия для производства ремесленных товаров на рынок.

Мы располагаем лишь некоторыми данными, определенно свидетельствующими о сбыте ремесленниками своей продукции на рынках в городах. В ответах владык Цареградского собора на вопросы Феогноста, епископа Сарайского (1291 г.), мы находим указание на тот случай, как поступать, если требуется обновить церковную утварь. Ответ таков: «Аще кто хощет обновити священные сосуды, да купят у мастера снасть всю, да сковав сосуды и ввергнут снасть во глубину, а опять де не куют снастью тою, да не получат себе греха от бога». Перед нами ясное свидетельство того, что можно было приобрести путем купли орудия ремесленного производства, которые, конечно, являются результатом труда мастеров-ремесленников. Житие св. Петра, царевича ордынского, рассказывает о том, что Петр покупал иконы в городском торгу. Имеются некоторые сведения о продаже книг.

Используя выводы Б. А. Рыбакова, располагавшего конкретным материалом в отношении Новгорода и Пскова, мы также вправе говорить о работе ремесленников на рынок и в городах Московской Руси. Правда, и у Б. А. Рыбакова материала часто явно не хватает для подтверждения начертанной им картины организации городского ремесла в XIV–XV вв., но все-таки Новгород и Псков дали хотя бы какое-то количество этого материала, на основании которого исследователь смог прийти к выводу о том, что «для XIV–XV вв. производство на рынок несомненно». Однако не следует преувеличивать масштабы рыночных связей городского ремесла XIV—ХV вв., которые были по преимуществу местными связями. Следует поддержать мнение Л. В. Даниловой и В. Т. Пашуто о том, что в этот период «в целом процесс превращения ремесла в мелкое товарное производство совершался медленно. Размеры и ассортимент товарной продукции городского ремесла по-прежнему лимитировались потребительским характером мелкого ремесленного производства, основанного на примитивной ручной технике, узостью рынка». С дальнейшим развитием товарного производства происходит расширение рыночных связей, подтачивающее экономические основы феодальной раздробленности. Но на Руси XIV–XV вв. при полном господстве феодального способа производства сфера развития товарного производства была весьма ограниченна: ко времени образования Русского централизованного государства возникли лишь некоторые торговые связи между различными землями. Только в новый период русской истории, примерное XVII в., происходит концентрация рыночных связей и образование всероссийского рынка.

В XIV–XV вв. города были центрами товарного обращения, но оно, по-видимому, лишь в незначительной степени было связано с товарным производством в городе. Для феодализма вообще характерно, что «продукт становится здесь товаром благодаря торговле. В этом случае именно торговля приводит к тому, что продукты принимают форму товаров, а не произведенные товары своим движением образуют торговлю». Поэтому свидетельства о городах как центрах товарного обращения не могут служить непосредственными показателями уровня развития товарного производства в городе.

Для характеристики развития товарного производства в городах важно отметить, что городские ремесленники были еще тесно связаны с земледелием и другими видами сельского хозяйства. Нельзя думать, что в городах XIV–XV вв., при всем значительном уровне развития ремесла, оно стало исключительным занятием городского населения. В таком случае нам пришлось бы признать наличие широкого товарообмена между городом и деревней, хотя в XIV–XV вв. товарно-денежные отношения получают постепенное развитие. Денежная рента, побуждавшая крестьянина к продаже продуктов на городском рынке, отнюдь не стала господствующей в XV в., параллельно с ней быстро росла барщина. Необходимо также учитывать исторические условия, в которых развивалась экономика русских феодальных городов XIV–XV вв. После татаро-монгольского нашествия, как показано Б. А. Рыбаковым, те рыночные связи городского ремесла, которые образовались в XIII в., были нарушены.

Городские ремесленники XIV–XV вв. еще не порывали в массе своей с земледелием. К. Маркс указывал, что в период феодализма городской ремесленник «сам еще до известной степени крестьянин, он имеет не только огород и сад, но очень часто клочок поля, одну-две коровы, свиней, домашнюю птицу и т. д.». Связь городских ремесленников с земледелием типична для феодальных городов в Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. Известны сведения C. Герберштейна о полях и огородах в Москве начала XVI в… В Коломне в числе исследованных дворов коломенских горожан XII–XV вв. не оказалось ни одного, где земледелие и скотоводство не были представлены в той или иной степени. Обнаружены ручные мельницы, предметы охоты, рыболовства и других промыслов. «Земледелие и скотоводстве, добавочные промыслы — охота, рыболовство и сбор лесных орехов — сопровождают хозяйство коломенского ремесленника с XII по XV вв. включительно», — писал Н. П. Милонов. Понятно, что в более мелких городах связь с земледелием еще больше. Сошлемся на данные относительно Радонежа: «Существование и большое развитие ремесленного производства в Радонеже XIV–XV вв. доказывает преобладание находок ремесленных изделий в большей части жилищ и малое количество орудий и предметов сельского хозяйства, а также наличие соответствующих материалов и сырья для местного ремесла. Ремесло это в Радонеже в XIV–XV вв. все же составляло только дополнение к сельскому хозяйству и (как мелкое производство) было связано со сбытом изделий на мелкий и узкий рынок (посуда, игрушки)».

Упоминания о скотоводстве в городах имеются и в письменных источниках. В «Нижегородском летописце» в рассказе об обвале (оползне) горы над Нижегородским посадом 1392 г. говорится, что «засыпало в слободе сто пятьдесят дворов и с людьми и со всякою скотиною». В рассказе летописи о нападении татар на Владимир в 1411 г. говорится о том, что «они же окаяннии первое за Клязмою стадо градское взяша». Указание на наличие скота у городских жителей Твери мы видим в рассказе летописи об осаде города войсками Димитрия Ивановича в 1375 г., когда «во граде Твери бяше тогда скорбь немала, такова же не бывала в мимошедшая лета: бысть мор на люди на скот».

А А. Мансуров, обобщая свои наблюдения над археологическим материалом Старой Рязани дотатарского периода, пришел к выводу о том, что земледелие являлось всеобщим занятием городских жителей (имеются в виду ремесленники), и отмечал: «…массу же населения составляли мелкие ремесленники, очевидно, не порвавшие связи с земледелием. Черты натурального хозяйства прослежены по ряду признаков и, в частности, по недостаточно еще дифференцированным ремеслам. В одном хозяйстве мы часто наблюдали по нескольку производств».

Зто — данные первой половины XIII в., но нет оснований полагать, что по крайней мере в первый период после татарского нашествия произошли изменения в сторону ликвидации земледелия и скотоводства в городе. Описывая Кашин XIV–XV вв. на основании археологических исследований, Э. А. Рикман пишет: «Кашинские посадские люди не порвали связи с сельским хозяйством. Огороды, а на окраинах поля, представляли характерную черту городского ландшафта». Раскопки в Суздале дали ряд остатков сельскохозяйственных орудий в городе — серпы, косы и проч., которые вряд ли можно рассматривать только как изделия для сбыта в сельскую округу.

В непосредственной связи с этим находится вопрос о распространении наемного труда среди ремесленников в городах. У нас имеются лишь отрывочные данные о существовании найма ремесленников в городах. Так, в 1482 г. «владыка Ростовский Вассиан дал сто рублев мастером иконником Дионисию да попу Тимофею, да Ярцу, да Коне писати Деисусы в новую церковь святую богородицу; иже и написаша чудно велми, и с праздники и с пророки». Текст не оставляет сомнений: мастера были наняты. Сооружение храмов всегда было сопряжено с большими затратами, и эти последние шли, вероятно, не только на закупку материалов, но и на наем мастеров. Так было и в Ростове, когда епископ Григорий «не пощадев именья своего» для восстановления разрушенного в 1408 г. соборного храма, так было и во всех иных случаях. В 1345 г. иконописцы во главе с Гойтаном «подписаша в монастыре церковь святого Спаса велением и казною великой княгини Анастасии Семеновны Ивановича», — т. е. на средства ее; в 1346 г. мастер Бориско слил в Москве пять колоколов, а летописец упоминает по этому случаю имена Семена Ивановича и братьев его Ивана и Андрея, следовательно, отливка колоколов осуществлялась на их средства, и, вероятно, у Бориса были нанятые рабочие-ремесленники, помогавшие ему в работе. Можно привести много других сообщений о строительстве храмов, когда в качестве строителей упоминаются князья, митрополиты и другие феодалы, иногда гости, — речь идет о финансировании строительства, в том числе и о найме мастеров.

Однако феодалы практиковали не только наем, но и покупку холопов-строителей. Когда начали создавать Успенский собор в Москве, то «сотвори же митрополит тягиню велику, со всех попов и монастырей собирати серебро на церковное здание силно, якоже собра много серебра, нача разрушати церковь, и вскоре до земли разрушиша…» и т. д. Умирая, митрополит Филипп приказал В. Г. Ховрину и его сыну Ивану Голове продолжать работу по строительству и отдал в числе других распоряжение «и о людех, их же искупил бе на то дело церковное, приказывал отпустити их по животе своем». Ясно, что собранные деньги частично пошли и на покупку холопов для строительства.

Городское строительство должно было вести к оживлению ремесла и способствовать отрыву в известной степени ремесленников от земледелия. C другой стороны, ведение строительных работ большого масштаба было под силу лишь княжеской власти, располагавшей достаточными материальными возможностями и среди них — денежными средствами, и лишь в крупных городах, где можно было рассчитывать на достаточное количество рабочей силы, что и дает нам основания судить о степени экономического развития городов по дошедшим до нас данным о ходе городского строительства.

Но наличие найма на строительных и других работах в городах XIV–XV вв. еще не дает оснований для вывода о большом развитии товарно-денежных отношений и тем более не может расцениваться как начало развития буржуазных отношений. Наем в спорадической форме встречается на сравнительно ранних ступенях развития общественных отношений, однако лишь при определенных исторических условиях он становится основой развивающихся буржуазных связей. Наем в городах XIV–XV вв. носил отнюдь не постоянный характер, а продажа своей рабочей силы не могла стать основным источником существования для городского ремесленника. Городской наем XIV–XV вв. есть лишь побочная форма феодальной эксплуатации, но отнюдь не ведущая сила, организующая новые общественные отношения.

В связи с оценкой степени развития товарного производства встает вопрос об организациях городских ремесленников. В своем исследовании Б. А. Рыбаков мобилизовал все известные материалы, в подавляющем большинстве своем носящие характер косвенных свидетельств, для того, чтобы доказать наличие цеховой организации ремесленников в русском городе XIV–XV вв. Однако, подводя итоги своих разысканий, Б. А. Рыбаков пришел к выводу о том, что «прямых указаний источников на существование в русских городах XIV–XV вв. ремесленных корпораций с оформленными уставами в нашем распоряжении нет», но что «общая обстановка развития городского ремесла (степень дифференциации, техническая оснащенность, участие ремесленников в городском самоуправлении, ожесточенная классовая борьба) позволяет сопоставить наиболее крупные русские города XIV–XV вв. с городами Западной Европы, для которых на этом этапе характерно развитие ремесленных корпораций». Эти заключения автора построены на материале Новгорода и Пскова. Материалов по городам Северо-Восточной Руси нет. Упоминания относительно «дружин» иконописцев в городах не могут быть расценены как свидетельство в пользу цехового строя — Б. А. Рыбаков специально отмечает, что «артель наемных мастеров, даже возглавленная старейшиной, еще не является цехом». Если иметь в виду, что цеховой строй, как это отмечено классиками марксизма-ленинизма, является порождением всей структуры феодального строя, то следует прийти к выводу, что какие-то элементы цеховой организации должны были иметь место всюду, где господствовал феодализм. Поэтому вполне возможно предположить наличие этих элементов и в русских городах. Однако, как это хорошо показано в работе В. В. Стоклицкой-Терешкович, специально посвященной проблеме многообразия цеха на Западе и в России, самая форма цеховой организации в разных странах была весьма различной. В. В. Стоклицкая-Терешкович указывает: «Цех — общераспространенное явление в Европе в XI–XV веках и повсюду обладает рядом общих черт. Но наряду с общими чертами, свойственными цехам, имеются и черты глубокого различия в организации, компетенции и функциях цехов… Неправильно представлять себе цеховую организацию всех стран, городов и отраслей промышленности по типу немецкой цеховой организациии, наиболее исследованной и известной». Этот важный вывод исследователя справедливо требует отказа от стремления «подогнать» все средневековые города под «образец» немецких городов, и обязательно разыскивать в России такие же цеха, как и в средневековых городах Германии. Для развития форм организации городского ремесла «огромное значение… имеет характер государственной власти и структуры, в особенности степень государственной централизации. В централизованных государствах автономия цеха, как общее правило, уже, чем в децентрализованных». Известно, что на Руси XIV–XV вв. происходил интенсивный процесс централизации власти, что не могло не сказаться на судьбе цехового строя в городах. По-видимому, в России XIV–XV вв. в конкретно-исторической обстановке напряженной борьбы с татаро-монгольскими захватчиками и непрерывного усиления централизующейся великокняжеской власти, не создались условия для существования цехов в их развитых и законченных формах.

Развитие городского ремесла в XIV–XV вв. еще не привело к массовому превращению городских ремесленников в мелких товаропроизводителей. Товарное производство в городах продолжало обслуживать феодализм, оно не могло еще создать основы для образования национальных рыночных связей. Городское ремесло было необходимым дополнением феодального хозяйства, ведшегося на натуральной основе.

Развитие ремесленного производства в городах, подчиненных усиливающейся княжеской власти, способствовало укреплению ее материальных средств, необходимых для борьбы с сепаратизмом крупных феодалов. В свою очередь городское население, заинтересованное в создании наиболее бтагоприятных условий для ремесленного производства и обеспечения развивающихся торговых связей, поддерживало сильную княжескую власть.

При этом необходимо иметь в виду, что характеристика уровня развития ремесленного производства в городах XIV–XV вв. не может быть одинаковой для всех северо-восточных городов и для всего изучаемого периода. Процессы социально-экономического развития протекали в разных темпах и масштабах в различных городах. Москва, судя по имеющимся данным, в XV в. уже выделялась передовым характером ремесленного производства из всех северо-восточных городов. С другой стороны, в большинстве городов, по-видимому, еще в незначительной степени происходил процесс превращения ремесла в мелкое товарное производство. Да и в Москве этот процесс приобрел решающее значение лишь в XVII в., но все же Москва уже в XV в. стала наиболее развитым центром городского ремесла в Северо-Восточной Руси.