3. Военные терпят поражение
3. Военные терпят поражение
Весной 1937 года сталинский план истребления «двурушников» распространился и на военных. Найти объяснение террористическим действиям против армии, исходя из поведения самих военных, невозможно. Существуют лишь общие соображения относительно того, почему Сталин развернул методичное уничтожение тысяч командиров и политработников Красной Армии. Известный исследователь этой эпохи Роберт Конквест, рассмотревший проблему во многих аспектах, допускает вероятность превентивных действий со стороны Сталина. Его взгляд основывается на том, что всякая диктатура сталкивается с возможностью военного переворота. «Ведь всего несколько десятков целеустремленных людей, — пишет Конквест, — могли, теоретически рассуждая, захватить Кремль и высших руководителей в нем. И машина того типа, какую построил Сталин, могла в таких обстоятельствах сломаться очень легко»{333}.
Это замечание выглядит убедительно, если речь идет о высшем командном составе армии. Но оно будет служить слабой почвой для оценки того, что происходило в нижних армейских структурах и далеких военных округах. Трудно было бы в самом деле связать с возможными заговорщиками младших офицеров и рядовых солдат, служивших в сибирских гарнизонах; или найти признаки вины в действиях армейских ветеранов, работников госпиталей и самых заурядных тыловиков. Никакое изощренное воображение не в состоянии сплести в один клубок политического заговора действия столь разных и далеких друг от друга элементов советской армии.
Удары Сталина по армии, за исключением ее высшего эшелона, носили избирательный характер. Но они распространялись на все ее многочисленные структуры и службы. Это свидетельствовало о том, что армия подвергалась такой же чистке, как и общество в целом. И здесь террор преследовал те же цели устранения предполагаемых противников режима и «неустойчивых», «не вполне советских элементов».
Логика террора заключалась в том, что сталинцы начинали выявлять следы оппозиции в той или иной государственной или общественной структуре, а затем переходили к широкому погрому внутри этих структур.
В Сибири «дело военных» начало приобретать форму огромного заговора с того момента, как в феврале 1937 года НКВД обнаружило «шайку шпионов и троцкистов» в Доме Красной Армии СибВО — ведомстве Политуправления округа. «Шпионами» оказались музыканты из концертной бригады ДКА, которых приглашали для выступлений в японское консульство в Новосибирске. Вскрылась также «засоренность» армейских библиотек «контрреволюционной троцкистской литературой».
Обо всем этом было доложено в крайком партии. Эйхе отреагировал директивой в адрес начальника Политуправления СибВО А.П. Прокофьева:
«После твоего отъезда получил доклад НКВД о ДКА и ЗВК [военная кооперативная организация, осуществлявшая дополнительные поставки продовольствия и фуража для армии. — Авт.] Впечатление очень тяжелое и, если даже только половина фактов верна, то и тогда нужно сказать, что рyководители ПУОКРа совершили тяжелое партийное преступление.
Разгильдяйство и гнилой либерализм наших ответственных руководителей ловко использовали жулики и шпионы. Это нужно немедленно пресечь. Я предлагаю, во-первых, срочно расследовать все факты, указанные в докладе НКВД, и очистить ДКА и ЗВК от жуликов и троцкистов, а также установить, по чьей вине вся эта шайка могла безнаказанно орудовать до сих пор.
Во-вторых…представить подробный материал бюро крайкома…»{334}.
Проведенное «расследование» позволило произвести первую серию арестов среди офицеров. Сначала посадили трех начальников Домов Красной Армии: в Томске — Я.М. Супьяна, в Омске — Миронова, в Новосибирске — В.Л. Нахановича{335}.
Это разоблачение было использовано для обвинения нескольких руководителей ПУОКРа, по чьей вине «кадры троцкистов» попали на важные идеологические посты. «Компрометирующие материалы» указывали на ответственность начальника отдела Политуправления М.Я. Яковлева.
По требованию Эйхе 6 марта 1937 года Яковлев был арестован{336}.
Эйхе принял непосредственное участие в разоблачении военных. В феврале 1937-го, еще до пленума ЦК ВКП(б), он вместе с начальником УНКВД Мироновым допрашивал бывшего военачальника троцкиста Б.М. Оберталлера, а также заместителя начальника Политуправления СибВО Н.И. Подарина, подозреваемого в связях с троцкистами{337}. За арестом Яковлева, ответственного за расстановку армейских партийных кадров, последовал арест полкового комиссара А.И. Ильина из 73-й стрелковой дивизии Омского гарнизона, обвиненного в поддержке оппозиции в 1924 году{338}. В тюремную камеру попал также начальник отдела военных сообщений СибВО П.В. Мухин и еще целый ряд армейских кадров среднего уровня.
Почти месяц дни и ночи их держали на следствии в особом отделе УНКВД, пытаясь добиться признательных показаний. Но сломить военных было непросто.
С.П. Попов
Обнаружив неспособность работников особого отдела НКВД выколачивать показания из арестованных, Миронов принял решение передать военных в руки опытных истязателей — Попова, Пастаногова и Гречухина. Одновременно с этим он занялся обучением новичков. 14 мая Миронов собрал совещание сотрудников 5-го (особого) отдела, чтобы подготовить их к предстоящей кровавой работе. Миронов сказал:
«…вы своими силами оказались неспособными к вскрытию серьезных троцкистских проявлений в СибВО.
Партия не может ждать, пока вы научитесь. (…) Активных, наступательных методов у вас нет… Борьба с армейской контрреволюцией — это задача всего УГБ… Все вы знаете, что дней через 10 каждый из вас будет вскрывать троцкистов, диверсантов не хуже, чем 4-й отдел. Лишь бы вы вошли в методику. Вы научитесь следствием наступать на врага, а через месяц вы без опеки будете вскрывать сложные дела…
Наша задача — очистить армию от всех проходящих по нашим делам. Их будет не 50, возможно 100–150, а может и больше… Борьба будет напряженная. У вас будет минимум времени на обед. А когда арестованных будет 50–100 человек, вам придется сидеть день и ночь. В силу этого вам придется забросить все семейное, личное. Окажутся люди, у которых может быть нервы не позволят сделать это, здесь будут видны все. (…) Здесь — поле боя. Колебания того или иного сотрудника равносильны измене…
Я уверен, что это дело у нас быстро пойдет… У вас, товарищи, начинается настоящая чекистская жизнь»{339}.
На следующий день, 15 мая, УНКВД начало кампаниям массовых арестов военных по всем гарнизонам округа — в Новосибирске, Томске, Омске, Кемерово, Красноярске. Были арестованы: зам. начальника Политуправления СибВО, дивизионный комиссар Н.И. Подарин; начальник политотдела 71-й стрелковой дивизии, батальонный комиссар И.Р. Щербина; командир 73 артполка, полковник М.М. Струсельба.
В Тобольске забрали Н.Н. Кузьмина — бывшего начальника Политуправления СибВО в 1930–1932 годах, за которым числились контакты с лидерами троцкистской оппозиции. До ареста Кузьмин успел пройти многие ступени советской военной и государственной службы. Он был начальником Управления военных учебных заведений Красной Армии, генконсулом в Париже. Однако из-за близких отношений с троцкистами карьера старого большевика закончилась ссылкой в Cибирь. Последним местом его работы стала захолустная контора управления Северного морского пути в Тобольске.
Кузьмина пытали голодом. В течение 5-ти суток ему не давали пищи и таким образом сумели добиться самооговора. Во время суда он отказался от вынужденных признаний, но это никак не повлияло на исход дела. В октябре 1937-го его расстреляли вместе с группой других обвиняемых{340}.
После ареста в Москве нескольких крупных военачальников во главе с маршалом М.Н. Тухачевским из аппарата НКВД поступила телеграмма об аресте командира 234 стрелкового полка СибВО Газукина. Газукин когда-то был адъютантом Тухачевского и теперь потребовался для показаний по «заговору военных». Приказ был исполнен. Газукина этапировали в Москву, а через некоторое время из НКВД прислали его показания, на основании которых в СибВО взяли новую группу офицеров{341}.
Летом и осенью 1937 года командиров и политработников СибВО хватали десятками.
15 августа арестовали бывшего командующего войсками СибВО комкора Я.П. Гайлита. НКВД причислило его к «латышской националистической организации» вместе с другими высокопоставленными военными Красной Армии — Эйдеманом, Алкснисом, Аппогой, Мезисом и другими. 1 августа 1938 года Гайлита расстреляли{342}.
20 декабря 1937-го был арестован и через полгода казнен начальник штаба СибВО И.З. Зиновьев.
Новый начальник Политуправления СибВО, дивизионный комиссар Н.А. Юнг в конце 1937 года представил в крайком партии отчет о предварительных итогах «ликвидации вредительства» в округе. Юнг докладывал:
«Разоблаченным фашистско-шпионским заговором в РККА были широко задеты и части СибВО. Вредительская, шпионская деятельность в СибВО возглавлялась бывшим комвойсками Гайлитом и зам. начальника ПУОКРа Подариным…
В окружном аппарате разоблачены и арестованы как враги народа ряд руководящих работников, преимущественно начальников отделов. В ПУОКРе — 10 человек, в штабе и окружных управлениях — 16 человек.
Из руководящего состава соединений и частей изъяты и репрессированы бывшие: комдив 94 Чистяков, командир 134 ШАБ Эпштейн, врид начполитотдела 134 ШАБ Свиридов, начполитотдела 44 ШАБ Денисов, начпоподив 78 Коробченко, начполитотдела ТАУ Агейкин, зам. начподива 71 Щербина, начштаба 71 Семьянов, начштаба 73 Кондратьев, командир 234 с.п. Газукин, 212 с.п. Упельнек, 73 а.п. Струсельба, комиссары…
Вредительством, как правило…были охвачены в той или иной степени почти все части, но на отдельных участках имели место более компактные очаги этой контрреволюционной вредительской деятельности. Так, например, в окружном складе — вредительское патронирование снарядов; в 212 с.п. — вредительская пристрелка оружия; …Врачи-ветеринары губили конский состав… катастрофы в 4-й эскадрилье 102 авиабригады, организуемые ныне разоблаченным врагом народа комэском Артемьевым, репрессированным вместе с женой-шпионкой.
С разоблачением и устранением центра военно-фашистского шпионского заговора в РККА в частях СибВО началась более энергичная разоблачительная работа по выкорчевыванию врагов народа, принявшая более организованную форму с назначением Военного Совета округа. С 1 мая по 11 ноября 1937 года осужденных и следственно арестованных военнослужащих по контрреволюционным преступлениям по СибВО исчисляется в 479 человек. (…) Из них — 249 лица комначсостава, а остальные 230 человек — рядовой и младший комсостав.
Наибольшее количество арестованных дает 78 с.д. — 94 человека, где политотдел поочередно возглавлялся врагами народа троцкистами Косьминым и Коробченко.
По 102 и 103 авиабригадам изъято почти поровну 20 и 21 человек…»{343}.
То же самое происходило и в Забайкальском военном округе. В Иркутске начальник УНКВД Восточно-Сибирского края Г.А. Лупекин арестовал все руководство ЗабВО. «Врагами народа» оказались командующий войсками округа И.К. Грязнов, член Военного Совета В.Н. Шестаков, начальник штаба округа Я.Г. Рубинов. За ними последовал едва ли не весь штаб округа{344}.
С сентября 1937 года в кампании чистки армии появляется новое направление. В этот период ЦК ВКП(б) и СНК СССР санкционировали массовые аресты так называемых «перебежчиков», под которыми подразумевались лица «враждебных» национальностей — поляки, латыши, немцы, эстонцы и другие. Как отмечал впоследствии один из «раскаивавшихся» работников НКВД, «для многих из нас смысл дальнейшей операции стал не только непонятен, но и страшен»{345}. Началось составление списков на увольнение из армии, а затем и аресты командиров и солдат по национальному признаку. «Арестовывались в СибВО солдаты-немцы. Они были расстреляны»{346}.
В Красноярске начальник 5-го отдела УНКВД В.Т. Егоров устроил этническую чистку в авиагарнизоне. Сначала был арестован сам командир авиабригады полковник Рязанов, а вслед за ним — все красноармейцы и командиры «иностранных национальностей». Имелись списки от 20-ти до 66-ти человек, по которым производились аресты в авиагарнизоне{347}.
Работники особого отдела УНКВД Западно-Сибирского края, занимавшиеся военными, — А.Н. Барковский, Н.Х. Мелехин, В.Т. Егоров, В.И. Евсеев, А.И. Дедюшин, В.А. Гинкен и другие — изощренно пытали подследственных, получая сведения для новых арестов. В качестве основного метода истязания использовались «выстойки»: сменяющие друг друга следователи по несколько суток держали арестованных на ногах, не позволяя садиться. У подследственных разбухали ноги, возникали сильные боли, и люди часто теряли сознание.
Многих офицеров мучили тем, что не давали спать. Инженер по вооружению одной из авиабригад СибВО Жигунов подписал протокол допроса на 12-е сутки, проведенные без сна. Офицер Пудовиков — на 16-е сутки. Другие выдерживали лишь 8–10 суток{348}.
Офицер штаба СибВО Ландовский рассказывал, что его держали на «конвейере» около 10 суток, «без сна и пищи, его избивали, ломали ему хребет, ездили на нем верхом и били под бока, требуя подписать протоколы…»{349}.
Обвиняемые предупреждались, что им все равно подписывать протоколы придется, в противном случае на них следствие получит материалы от других обвиняемых, причем больше, чем они сами о себе покажут. Если же не сознаетесь, значит будете бесспорно уничтожены как неразоружившиеся враги, а при наличии признания поедете в лагерь и будете жить»{350}.
К концу 1937 года число арестованных солдат и офицеров — «участников контрреволюционных формирований в частях СибВО» составляло свыше 1100 человек{351}.
Это число продолжало расти и весь следующий, 1938 год. Многие армейские командные посты сделались опасными вообще.
Любой назначаемый на них командир мог внезапно превратиться в жертву террора, если он сам был недостаточно активен в разоблачениях или по каким-то иным, часто совершенно случайным основаниям. За 1937–1938 годы один за другим исчезли несколько членов Военного Совета округа — начальники Политуправления СибВО — Ястребов, Г.Ф. Невраев, Н.А. Юнг, А.В. Шардин. Известно, в частности, что Невраев, не выдержав истязаний следователей, повесился в тюремной камере{352}. Другие были расстреляны.
В Москве по приказу Ежова арестовали корпусного комиссара А.П. Прокофьева, вызванного из Особого корпуса в Монголии якобы для получения нового назначения{353}. В 1933–1937 годах Прокофьев возглавлял Политуправление СибВО, и поэтому его попытались связать с другими участниками «заговора в СибВО». Сначала комиссара подвергли жестоким пыткам в московской тюрьме, а через некоторое время переправили в Новосибирск и более года добивались от него нужных показаний. Есть сведения, что Прокофьева надеялись использовать для компрометации нового командующего СибВО М.А. Антонюка, арестованного в середине 1938 года{354}. Если такой план и существовал, то до конца он не осуществился. В результате резких изменений в карательной политике, последовавших в конце 1938 года, Антонюк смог избежать смерти Ему вернули свободу и позволили продолжить военную карьеру.
Прокофьева ожидала иная участь: 2 июня 1939 года он был расстрелян.
По крайней мере дважды за 1938-й сменились военные прокуроры СибВО, с санкции которых производились массовые аресты офицеров и солдат. Сначала пал прокурор П.Д. Нелидов, а затем — его преемник Ф.Я. Баумановский.
Оба прокурора прошли цепь многодневных допросов без сна и пищи. Баумановский, немало содействовавший арестам многих командиров, сам однако сумел выкарабкаться из застенков НКВД. В 1939 году он показывал:
«Евсеев бросил меня в жуткую камеру № 47, где не было стекла, [была] грязь, масса клопов, крыс. Там я находился до середины сентября, в жутком холоде. Когда меня после одного из допросов пустили на 2–3 часа в камеру, я тут же свалился и крепко заснул, крысы обгрызли мне палец правой руки, укусили за нос…
Евсеев отказывал улучшить условия… бил по голове…»{355}.
В это же время продолжали сажать работников штаба округа и командный состав гарнизонов. Под арест попали начальники: автобронетанковых войск округа И.И. Кузнецов, ВВС СибВО К.В. Маслов, артотдела М.О. Петров, инженерных войск А.И. Осипов, войск связи Э.М. Грашинь, химических войск А.М. Ронэ, командир 71-й стрелковой дивизии комбриг С.А. Уласевич и его заместитель бригадный комиссар М.М. Поляков, командиры полков П.К. Суммер и С.Д. Карпов, редактор окружной газеты А.А. Соковиков и многие другие.
Большинство из них прошло страшные пытки при «конвейерных» допросах, после чего последовал расстрел.
Лишь в конце 1938 — начале 1939 года, после свержения Ежова, темпы арестов замедлились. Некоторых военнослужащих, сидевших в камерах смертников, выпустили на свободу. Однако основную часть подвергнутых пыткам все же оставили в камерах. Пока в НКВД производилась очередная кровавая смена кадров, арестованных провели через множество «экспертных комиссий» и новых допросов, и в конце концов рассовали по лагерям.