2. Идейные отступники
2. Идейные отступники
Троцкизм есть передовой отряд контрреволюционной буржуазии.
Сталин
В то же самое время, когда происходила коренная ломка экономической структуры страны, сопровождаясь уничтожением отдельных слоев общества, по новым меркам перекраивалась и партия. Из общественно-политической жизни устранялись последние элементы «внутреннего разложения», за которыми стояли главные сталинские противники — вчерашние фракционеры.
Выбросив из партии в 1927–1928 гг. беспокойную троцкистскую оппозицию, а затем задвинув на политическую периферию и бухаринцев, Сталин имел дело теперь только с послушным ему аппаратом. Все его явные противники оказались в изоляции. Самые активные и влиятельные находились в ссылке в отдаленных концах страны и тюрьмах, а те, кто оставался на свободе, не могли больше чувствовать себя в безопасности. ОГПУ установило за ними постоянное наблюдение, контролируя переезды, встречи, переписку. После XV съезда всякая политическая деятельность вне партии, любые контакты бывших оппозиционеров неизбежно вели либо в ссылку, либо в политизолятор.
С передачей лидеров и активистов троцкизма в руки ОГПУ была решена одна из главных задач сталинцев. Вслед за этим началась кампания «разложения» сосланных партийцев, частью которой стали акции по разрушению связей между колониями ссыльных и устранению каналов, через которые к ним поступала информация извне.
Последовали аресты действовавших на свободе троцкистских агентов — разного рода корреспондентов и связных.
В начале 1930 года в Новосибирске ОГПУ арестовало не менее 9-ти участников «троцкистского подполья», «проводивших работу по связи с колониями ссыльных троцкистов и по консолидации их рядов на позициях Троцкого и Раковского»{158}. В эту группу входили бывшие члены партии, исключенные в 1927–1929 годах: И.В. Сурнов, Ф.П. Сасоров, М.Я. Перцев, И.С. Пархомов, Я.А. Калнин, И.Н. Кузнецов, П.Е. Дороган, Н.Ф. Коротков, М.Н. Иванова.
Следствие продолжалось три месяца. За это время шесть обвиняемых успели заявить о своем «отходе от оппозиции», и в результате только трое — Сурнов, Сасоров и Иванова — были осуждены как члены «Сибирского троцкистского центра». Они получили от Особого Совещания по три года лишения свободы и отправились отбывать срок в Верхнеуральский политизолятор.
В феврале 1931 года руководство ОГПУ информировало свой периферийный аппарат о настроениях и неубывающей активности ссыльных троцкистов в связи с появлением новых писем и обращений Троцкого:
«… мы имеем чрезвычайно усилившуюся активность колоний ссыльных троцкистов. Колонии Средней Азии во главе с М.М. Иоффе, Кикнадзе, Николаем Окуджавой и Акиртавой использовали смерть туберкулезного ссыльного троцкиста Котэ Цинцадзе в Ялте для организации политической демонстрации. (…)
В Сибири, где работа ссылки активизируется Раковским, Косиором и Мураловым, усилилась переписка с Троцким, получение от него директив и указаний; такие же явления наблюдаются в Казахстане и на Урале.
К данному моменту во всех районах ссылки остается около 400 и в изоляторе около 150 непримиримых троцкистов. Свыше 1300 человек порвали с оппозицией, возвратились из ссылки и изоляторов и подали заявления о приеме в партию. По имеющимся у нас сведениям более 40 % из возвратившихся троцкистов сохранили свои антипартийные настроения, а некоторые из них, как установлено последними арестами, проводили определенную работу по восстановлению троцкистской организации. (…)
Оперативными действиями в ночь на 26-е декабря 1930 года и 5 января 1931 года изъяты группы троцкистов из бывших капитулянтов, располагавшие техникой…»{159}.
ОГПУ сохраняло бдительность и готовило новые аресты.
К этому времени фигура троцкиста по существу уже превратилась в политическое пугало, форменное чудовище, которое выставлялось напоказ всякий раз, когда требовалось публично продемонстрировать верность «генеральной линии». В партийном лексиконе не было более подходящего слова для обозначения отпетого негодяя или врага партии, достойного лишь того, чтобы сидеть в тюрьме. Брань по адресу последователей Троцкого сделалась правилом любого партийного собрания и официальных выступлений.
Разумеется, сам Сталин играл здесь главную роль. В октябре 1931 года его пропагандистская машина распространила «Письмо в редакцию журнала «Пролетарская революция», в котором Сталин изображал троцкистов в облике самого опасного внутреннего врага. Он писал:
«Некоторые большевики думают, что троцкизм есть фракция коммунизма, правда, ошибающаяся, делающая немало глупостей, иногда даже антисоветская, но все же фракция! коммунизма. (…)
На самом деле троцкизм давно уже перестал быть фракцией коммунизма. На самом деле троцкизм есть передовой отряд контрреволюционной буржуазии, ведущей борьбу против коммунизма, против Советской власти, против строительства социализма в СССР. (…)
Это факт, что подпольная антисоветская работа троцкистов облегчила организационное оформление антисоветских группировок в СССР»{160}.
Для ОГПУ стало достаточно любого повода, чтобы бывших оппозиционеров прятать за решетку или высылать куда-нибудь подальше.
В декабре 1931 года взяли некоторых троцкистов в Красноярске, в их числе — бывшего члена ВЦИК и председателя профсоюза пищевиков страны Самуила Кроля{161}. Причиной ареста послужила якобы «связь с местной колонией ссыльных оппозиционеров» и «активная нелегальная фракционная работа». Однако сам обвиняемый, Кроль, заявлял в жалобе, что «все, с начала до конца, является чистейшим вымыслом… Верно лишь то, что я подписал вместе с другими товарищами оппозиционерами, находившимися в ссылке в г. Красноярске, протест против гнусного обвинения т. Аграновского во вредительстве».
В 1932 году, после возвращения из ссылки, Кроль вновь был арестован и вновь получил ссылку, на этот раз вместе с 12-ю рабочими, заподозренными в «троцкистской агитации» на предприятиях Красноярска и среди красноармейцев{162}.
Тем временем в Москве и ряде других городов страны произошло несколько важных внутрипартийных разоблачений. В руководящем составе московской парторганизации ОГПУ раскрыло «группу Рютина», а затем — группу правых из «бухаринской школы», «антипартийную группировку Эйсмонта, Толмачева и других».
Как показали дальнейшие события, наибольшую опасность для Сталина представляли рютинцы. За чтение и хранение составленной ими «платформы», содержавшей развернутую критику сталинского режима, была установлена уголовная ответственность. По всей стране прошла кампания исключений из партии и арестов под видом «разоблачения политического двурушничества». Не миновала она и Сибирь.
В конце 1932 и начале 1933 года аппарат ОГПУ провел специальное расследование, в ходе которого были обнаружены «последыши» рютинцев в краевом управлении статистики и крайплане. Это были бывшие «красные профессора», высланные в свое время из Москвы за поддержку бухаринцев или троцкистов, экономисты и публицисты. Западно-Сибирский крайком ВКП(б) с большим шумом исключил их из партии и снял с ответственных постов{163}. Четверо «двурушников» — В.В. Кузьмин, К.К. Кацаран, Г.И. Раевич и И.В. Юдалевич — оказались в тюрьме{164}.
В цепи зловещих разоблачений ОГПУ стояло также дело «Всесоюзного троцкистского центра» 1933–1934 годов, почти целиком построенное на материалах, полученных из Сибири. Несмотря на громкое название, в «Центре» не было ни одной мало-мальски известной фигуры, действительно способной играть заметную роль. Из 39-ти арестованных большинство представляла партийная молодежь, отбывавшая сибирскую ссылку за участие в оппозиции, и тут же были совершенно случайные люди, которых ОГПУ взяло, очевидно, лишь для создания видимости широты работы оппозиции{165}.
Если привлечение ссыльных к делу «Всесоюзного троцкистского центра» еще имело какие-то мотивы, то участие в нем четырех работников новосибирского завода «Труд» — К.Т. Фонасова, М.Е. Дюмина, М.Я. Блохина и А.Е. Михайлова — являлось полнейшей фантазией. Причиной ареста этих людей стала их «троцкистская вылазка» на заводском собрании, о которой в ОГПУ сообщил бдительный секретарь Октябрьского райкома Семенихин. «Сигнал» секретаря содержал утверждение о том, что Фонасов, «выступив с содокладом по отчету т. Дмитриева, в замаскированной форме, целым рядом намеков, недоговоренностей — вроде таких заявлений: наш завод выполнил только 82 % промфинплана, он катится назад… пытался дискредитировать партийное руководство завода.
…Блохин также вел линию на дискредитацию руководства, обвиняя директора завода т. Самцова, секретаря партколлектива Василькова и председателя завкома Дмитриева в самоснабжении, Василькова и Дмитриева — в пьянстве и связи с классово-чуждыми элементами. С такими же обвинениями выступил и Дюмин.(…)
23 декабря по поводу выступления Фонасова мною было сообщено в ПП ОГПУ… За троцкистскую контрреволюционную подпольную работу Фонасов и Блохин 29 декабря были арестованы. (…) После исключения из партии Дюмин также арестован»{166}.
В этом, как и других «делах» подобного рода, присутствует один немаловажный аспект, обращающий на себя особое внимание: ОГПУ систематически громило партийную «мелочь», непременно выставляя при этом обвинение в связях и поддержке лидеров троцкизма — Раковского, Муралова, Косиора. Однако сами лидеры оставались в неприкосновенности. Сталин, вероятно, еще не решался покончить со старыми авторитетами — главными критиками его политики. Он готовил им другие «преступления» и другую участь.
Между тем в кровавый спектакль под названием «борьба с троцкизмом» вовлекались новые действующие лица и организации.
Троцкистскую «заразу» стали выискивать в учебных заведениях. В 1932–1933 годах в институтах и техникумах Сибири партаппарат совместно с ОГПУ провел целую серию «обследований», вытаскивая на свет десятки «замаскированных двурушников» и «примиренчески настроенных к троцкизму» студентов.
Одними из первых подверглись разоблачениям группы партийной молодежи Томска — в горном и педагогическом институтах. После длительного застоя в «идейном воспитании» горком ВКП(б) обнаружил здесь вопиющие факты «разлагательской работы»: когда одни студенты устраивали пирушки, «на которых декламировались стихи Есенина, рассказывались контрреволюционные анекдоты, зачитывались троцкистские документы», другие — «не сообщили и не приняли мер по разоблачению этой троцкистской группировки»{167}. «Вскрылась» еще и связь с нарымской политической ссылкой. Дело пришлось передать в ОГПУ.
В октябре-декабре 1933 года аналогичные «троцкистские группы» обнаружились в вузах Новосибирска — плановом и торгово-товароведческом институтах. «Контрреволюция» была того же пошиба — «индивидуальная обработка неустойчивых студентов, провоцирование контрреволюционных вопросов на общих собраниях и учебных занятиях, распространение анекдотов, надписи в различных местах, вывешивание портретов Троцкого»{168}.
Этих материалов оказалось достаточно, чтобы ОГПУ смогло произвести аресты. В обоих институтах было взято 18 человек студентов и преподавателей{169}. По решению ОГПУ часть из них осудили на три года лишения свободы, а других — к ссылке с таким же сроком{170}.
В 1934 году «ликвидацию» произвели также в медицинском и педагогическом институтах Омска. Местные студенты, как показало следствие ОГПУ, на политзанятиях «под видом вопросов протаскивали явно контрреволюционные троцкистские установки».
Еще одну «группировку» из числа курсантов изъяли в пехотной школе{171}.
В списке тех политических групп, которые сталинцы непрерывно громили в Сибири в 30-е годы, особое место занимала «рабочая оппозиция». Это была одна из самых сплоченных организаций, символ революционной стойкости и единства рабочих в борьбе с властями. Группировка действовала в Омске, опираясь в основном на поддержку рабочих железнодорожного узла и паровозоремонтного завода им. Рудзутака. Для ее лидеров, тоже рабочих, — С.Н. Баринова, М.А. Вичинского, Г.Н. Пантелеева, В.Н. Журавлева, С.А. Шулего систематические слежки ОГПУ, аресты и ссылка были частью их повседневной жизни, но это не мешало им при выходе на свободу вновь и вновь возрождать организацию и привлекать сторонников.
Организация отстаивала принципы рабочей демократии, распространяя на собраниях и в частных беседах идею «новой рабочей революции», свободной от «советской буржуазии». Защищались также лозунги независимости профсоюзов.
Несмотря на аресты, в конце 20-х годов «рабочая оппозиция» имела свой «окружком» в г. Ленинске-Омском и «райком» в Ново-Омске, вела активную работу на заводе «Красный пахарь», в строительном тресте, на электростанции. В августе 1929 года весь актив «оппозиции» был арестован, а через год изъяли еще часть организации — группу Иванова, Пантелеева, Волкова{172}.
Однако главный удар ОГПУ нанесло «оппозиции» в июле 1934 года, когда вернувшиеся из лагерей и ссылки Баринов, Шулего и Глазунов попытались возобновить деятельность организации. На предприятиях Омска и среди железнодорожников было арестовано 42 человека. Их лидеров ОГПУ связало с каким-то уголовным преступлением, а затем расстреляло{173}.