ПЕТР ПЕРВЫЙ. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ о том, как в яростной борьбе поднялся монумент в честь "Трехсотлетия Российского флота", атакованный со всех сторон и устоявший на отведенном ему месте. Есть у него и неофициальное название — памятник Петру.

ПЕТР ПЕРВЫЙ.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ о том, как в яростной борьбе поднялся монумент в честь "Трехсотлетия Российского флота", атакованный со всех сторон и устоявший на отведенном ему месте. Есть у него и неофициальное название — памятник Петру.

Вернемся в центр Москвы, в город 1995-96 года. На его улицах и площадях, к удивлению многих политических обозревателей, сооружались грандиозные здания. Сооружались в столице государства, страдавшего от экономических и политических невзгод.

Памятником Победы строительство монументов не закончилось. Наоборот, усилилось. В день 9 мая 1995 года над обелиском в голубом небе пролетела эскадрилья истребителей, а мимо Георгия Победоносца прошли торжественным маршем солдаты. Тогда — высокая политика с участием глав государств и правительств сомкнулась с первым реализованным "большим проектом Лужкова".

После триумфа по случаю Победы работа над "большими проектами" в разных концах Москвы пошла с удвоенной энергией. Все глубже погружалась в недра Манежной площади "стена в грунте", все шире становился котлован будущего "Охотного ряда". На полные обороты раскрутилась строительная машина в котловане Храма Христа. И там, и здесь к делам, требовавшим участия художника, мэр Москвы подключал безотказного друга с его командой, готовой немедленно браться за любое задание. К этим заданиям столь же неизменно призывался муниципальный институт «Моспроект-2», руководимый Михаилом Посохиным, сыном покойного Михаила Васильевича Посохина.

Какие мысли приходят в голову художника, годами не испытывавшего творческого удовлетворения? Что переживает архитектор, которому не дают строить? Какие чувства обуревают душу скульптора, не получающего государственные заказы? Ясно, какие. А если вдруг собираются вместе человек сто давно испытывающих профессиональный голод интеллектуалов и им предоставляется возможность выплеснуть собственные мнения относительно задуманного городской властью проекта? Проекта, к которому они не имеют никакого отношения.

Такие бурные собрания постоянно происходили, когда главный архитектор Москвы созывал давно существовавший на любительских началах ЭКОС экспертно-консультативный общественный совет, состоящий из пожилых знатоков московской истории и градостроительства. На тех обсуждениях происходил выброс перегретого пара, после чего локомотив градостроительного комплекса двигался по задуманному маршруту, не меняя, в общем, заданного направления. Но вместе с паром в информационное пространство попадало множество отрицательных зарядов. Из них формировалось оппозиционное общественное мнение всему, что затевало правительство Москвы. В этом архитектурном парламенте впервые прозвучали эпитеты «ямы» и «котлована», "черной дыры", когда обсуждались проекты Манежной площади и Храма Христа. Там Москву сравнивали с "Римом эпохи распада". Там выступили против восстановления Храма, и предлагали закопать котлован на Манежной площади. Таким образом, котлы на кухне общественного мнения раскалялись до критической точки, и в средствах массовой информации прокатывалась волна, направленная против интересного проекта. Все новое, большое, что появлялось в городе, подвергалось остракизму:

"От старой Москвы остается видимость. Фасады".

"При Сталине такое было…"

"В Москве денег сколько угодно. Она просто кишит деньгами на глазах у всей страны. Все нищие, но Москва пузырится от денег".

Это общие выводы, вот частности, столь же яркие.

"Посмотрите на Тверскую улицу — капиталистические витрины на коммунистических фасадах".

"Иверские ворота на фоне гостиницы «Москва». Все теряет смысл. Масштабы изменились. Эстетическая глухота полная".

На таком информационном фоне началась реализация нового проекта, имеющего прямое отношение к нашему герою. Казалось бы, после триумфа на Поклонной горе и в Севилье — ему бы следовало передохнуть, сделать паузу. Но такой передышки не последовало ни на день. Церетели взялся водрузить в самом центре Москвы монумент, поднявшийся вровень с куполом Храма Христа Спасителя. Он принес автору неслыханные раньше страдания, обернувшиеся в конечном счете в невыразимую радость.

Там, где русло Москвы-реки и Водоотводного канала образуют «стрелку», остроугольную излучину, осенью 1995 года грохочущие копры начали заколачивать железобетонные сваи. Шум машин тогда ни у кого не вызвал интереса. Место это малолюдное, веками страдавшее от наводнений. Поэтому вдоль берега реки и канала, на острове, образованном двумя руслами, в старой Москве сооружались фабрично-заводские здания, в их числе кондитерская фабрика Эйнем, после революции переименованная в "Красный Октябрь", крупная электростанция трамвая. На острие стрелки московские аристократы основали яхт-клуб, сохранившийся в пролетарском качестве в старых кирпичных строениях.

Почему именно здесь решили выбрать место для монумента?

Искали по всей Москве, в Измайлове, где Петр провел детство в загородном дворце, Преображенском, где он жил и основал Преображенский полк, Лефортове, где часто бывал у друзей. То есть, искали на суше. Мэр Москвы дал идею — установить монумент над водой. Первоначально нашли точку посреди русла Водоотводного канала напротив Замоскворечья, Третьяковской галереи. Но это пространство укромное, тихое, малолюдное. Памятнику преобразователю России нужен простор, людское внимание. Его нашли поблизости, где начинается канал, где Москва-река катит волны к Кремлю. Сейчас здесь не самое красивое место. Но будущее не терпит вековой спячки. Замоскворецкие заводы и фабрики отсюда переезжают в промышленные зоны. На их месте возникнет Москва ХХI века.

С одной стороны реки строился храм Христа, с другой стороны напротив него архитекторы нашли новое место Петру. Оно хорошо смотрится с Крымского моста, набережных, с берегов и с борта проплывающих кораблей. Крупный монумент вписывался в окружающую застройку, панораму, которая открывается на Кремль с Садового кольца. Все продумано было десятки раз. Идею сразу поддержали военные моряки, историки флота, члены Морского центра при правительстве России, созданного по случаю 300-летия Российского флота.

* * *

В начале 1996 года машина президента России, тогда еще нетвердо шагавшего по земле после операции на сердце, въехала в ворота усадьбы на Большой Грузинской. Тогда, вечером 26 января, Ельцин познакомился с проектами застройки Манежной площади. На следующее утро их планировалось ему официально показать в штабе стройки у котлована на Манежной площади, где отмечался праздник "последнего куба земли". В тот вечер мэр Москвы показал президенту проекты памятника Петру, который задумывался напротив строящегося храма Христа. Место это было утверждено Лужковым. Он хотел, чтобы Петр стоял в центре города на большой воде, а не посреди узкого канала, как предполагалось вначале.

Встречу фотографировал известный московский фотограф Эдуард Песов, сумевший за ночь отпечатать и увеличить снимки. На них виден президент, мэр и автор Петра у эскизов и макетов. На следующее утро эти фотографии Ельцин увидел в штабе стройки. Такая оперативность его приятно удивила. Фотографы сняли момент, когда президент смотрел сам на себя (на снимке, сделанном минувшим вечером в доме у Церетели) и смеялся.

Но больше проектов, фотографий, больше всего, что докладывали и показывали в тот день, президента интересовали операторы телеканалов. Им он и предстал во весь рост, заявив о намерении не уходить из Кремля, снова участвовать в выборах.

На первых порах все началось для Церетели как нельзя лучше. О памятнике в честь 300-летия Российского флота моряки начали думать за несколько лет до праздничной даты. Правительство России ассигновало на это средства. Моряки заказали проект давно им известному Льву Кербелю, служившему в годы войны на флоте. В его мастерской появилась фигура Петра в рабочем фартуке, образе плотника-кораблестроителя. Место для него подобрали в Измайлове, где юный Петр плавал на ботике, названном им "дедушкой русского флота". Мэр, которому предстояло реализовать проект, побывал в мастерской скульптора. Это случилось 24 ноября 1995 года. Монумент ему не особенно понравился, показалось "слишком зверским выражение лица". Лужков предложил представить фигуру Градостроительному совету. И заказал проекты памятника еще нескольким скульпторам. В том числе, Церетели, к тому времени ставшему автором большого бронзового Колумба в Севилье.

Он точно решил следовать установке, сформулированной официально в правительственном документе, где речь шла о праздновании 300-летия Российского флота. И поэтому предложил не статую одного Петра, а сложную многофигурную композицию — ростральную колонну, составленную из кораблей конца ХVIII века и самого Петра, стоящего над Санкт-Петербургом.

Из всех вариантов военные моряки отобрали для окончательного выбора два.13 марта у обоих скульпторов в полном составе побывал Московский комитет по празднованию 300-летия флота. Выбор пал на Церетели, потому что его образ больше соответствовал объявленной программе, был памятник не только Петру, но и флоту. Комитет решил:

— В целом одобрить проект памятник скульптора З. Церетели и считать его основным монументом в ознаменование 300-летия Российского флота.

В том же решении ему рекомендовали:

— Изобразить Петра в традиционной морской одежде российского военного моряка начала 18 века.

— Убрать орла с бушприта.

А также кроме Петра и кораблей на ростральной колонне представить барельефы судов более позднего времени, ХVIII-ХХ веков, и бюсты выдающихся флотоводцев.

Два первых пожелания остались на бумаге. Барельефы и бюсты, возможно, появятся на будущем Петровском мосту, пока не переброшенном через Москву-реку.

А памятник Петру — создан. Но какой ценой!.

* * *

Впервые публично о Петре заявил мэр Москвы на презентации своей книги в концертном зале «Россия» весной 1996 года:

— Из воды вырастет мощная система, носы кораблей. Ведь это морской все-таки памятник. Но кораблей, не побежденных Петром, а построенных им. Первый корабль, который он сделал, "Апостол Петр". Нашли его чертежи в Питере в морском музее. Вот на этом корабле будет стоять фигура Петра. Он стоит на задней части корабля, держит одной рукой штурвал, другой — план развития России…

Слушали в тот день мэра многие журналисты. Но комментариев не последовало. Центральная пресса прошла тогда мимо этого заявления мэра Москвы, словно он сообщил еще об одном фонтане на площади города, а не о монументе, играющем такую важную политическую роль, как обелиск Победы. Один только еженедельник в заметке "Купание бронзового Петра" попенял строителям, что они вовремя не согласовали проект с природоохранной инспекцией, и та их оштрафовала на 200 минимальных окладов, что никак не повлияло на темп начатых работ.

Чем объяснить, что СМИ первые полгода замалчивали сооружение памятника Петру? Внимание прессы привлекали другие события, решавшие судьбу верховной власти. К ней рвались коммунисты. Именно тогда разгорелась предвыборная борьба за власть. В ней участвовал популярный генерал Лебедь, чьи танки появились у стен "Белого дома" в августе 1991 года. Но главную опасность президенту представлял лидер коммунистов. Его поддерживали обездоленные, миллионы пенсионеров.

Едва оправившийся от тяжелой болезни, президент бросился в борьбу за Кремль. Москву заполнили предвыборные плакаты, на них стояли рядом Ельцин и Лужков. Мэр служил как прежде опорой пошатнувшейся власти президента в столице. Именно по этой причине до конца выборов, состоявшихся летом 1996 года, никто не боролся с Петром, потому что это значило — бороться с главным союзником президента.

Над берегом реки летом поднялся восьмигранный столп, основание ростральной колонны Петра.

Как ни шатай, ни пошатнуть!

Пускай вражда кругом клокочет,

Она, в его ударясь грудь,

Как мяч резиновый отскочет.

Эти строчки Аполлона Майкова сказаны по адресу изваяния Фальконе вслед за Александром Пушкиным. "Медному всаднику" досталась громкая слава.

О московском Петре поэты ничего не знали. И журналисты не спешили взять интервью у автора, показать модель памятника народу.

Он был далеко не первый в России, но первый в Москве. Найденный в Измайлово ботик, поразивший воображение мальчика-царя способностью плыть против ветра, хранится в Санкт-Петербурге в ранге музейного "дедушки русского флота".

"Медный всадник" Фальконе вздыбил коня над Невой. Еще один Петр резца Растрелли — перед Михайловским замком также в Санкт-Петербурге. Фигуру Петра установили до революции в Воронеже, городе петровских верфей.

Как будто бы Москва к флоту не причастна.

Но Петр в первое плавание отправился по Яузе. Потом двинул бот по прудам деда. Поиграл и отправился к озеру у Переяславль-Залесского, где и плавал, и рубил корабли. Мысль о выходе к морям, Черному и Балтийскому, родилась в Москве. Указ Боярской думы с вердиктом: "Морским судам быть!" вышел осенью 1696 года скорей всего в Преображенском. Отсюда спешили гонцы за мастерами и моряками в дальние страны. Отсюда рассылались письма в русские города, чтобы отправляли плотников на верфи, где закладывался фундамент морской державы. Без флота ей не быть ни в петровские времена, ни в наш век.

Тут надо сделать пояснение. Суда строили на Руси сотни лет до Петра. Но регулярного военного флота, как регулярной армии, не существовало. Приведу справку, направленную 31 июля 1995 года Главнокомандующему военно-морским флотом адмиралу Громову начальником научно-исследовательской группы ВМФ.

Докладываю.

Первые корабли Российского регулярного флота построены зимой 1695–1696 г. в ходе подготовки ко второму Азовскому походу.

Следует, однако, иметь в виду, что современный термин «корабль» на рубеже ХVII-ХVIII вв. имел два значения: а) парусное судно вообще, основной двигатель не весло, а парус, б) боевое парусное судно, основным тактическим предназначением которого являлось ведение боя в составе корабельного соединения "в линии баталии", в связи с чем в дальнейшем за кораблями такого класса закрепилось наименование "линейный корабль".

Исходя из этого, первым кораблем русского регулярного флота считается парусно-гребной фрегат Азовского флота "Апостол Петр", а первым линейным кораблем "Гото Предестинация".

Первый корабль Балтийского флота фрегат «Штандрат».

Капитан первого ранга М. Монаков.

Справка о кораблях понадобилась Церетели, чтобы представить их на ростральной колонне.

Парусно-гребной "Апостол Петр", который царь приказал "сохранить вечно в пример за первенство", не уберегли. Строил корабль на наших верфях по своим чертежам "искусный мастер галерных строений" датчанин Август Мейер, ставший капитаном другого такого же корабля "Святой Павел". Упомянутый в справке корабль "Гото Предестинация", что значит "Божье Предвидение", строился по замыслу, чертежам и руками Петра. По точным рисункам ростры, борта, корму знаменитых парусников отливали в бронзе в Санкт-Петербурге с начала 1996 года.

Кому пришла первому мысль увековечить Петра в Москве? На этот вопрос Лужков ответил мне такими словами:

— Это была официальная просьба Главкома флота. Времени, чтобы проводить конкурсы с участием многих, не оставалось. Задание на проектирование мы дали нашим известным скульпторам, когда полным ходом шла работа на Поклонной горе. Взялись за проект потому, что памятника в Москве Петру нет. Это несправедливо.

— Вслед за обелиском Победы, храмом Христа — монумент Петра! Все это Москва строит, закладывая краеугольные камни новой России, не дожидаясь, пока федеральная власть сформулирует национальную идею, выработает идеологию государства, — так надо понимать вашу работу, — спросил я мэра, когда он побывал в очередной раз на стрелке.

— Нельзя, чтобы у нас пропало чувство гордости за отечество, за Москву, за малую родину, это катастрофа, она все ближе приближалась к нам. Мы чувствовали себя не хозяевами, хотя везде нам внушали, что, как пелось в песне, "мы молодые хозяева земли". Мы чувствовали себя постояльцами гостиницы, пришел, напартачил, наломал, развернулся и ушел.

Москва отныне будет прирастать историей и культурой.

Вот почему так пришелся ко двору правительству Москвы художник Церетели со своими помощниками. Впервые я фотографировал модель монумента в помянутый мартовский день, когда метровую модель окружили российские адмиралы и капитаны, приехавшие из своего штаба в мастерскую на Пресню, чтобы окончательно решить судьбу памятника.

Они увидели в доспехах римского легионера молодого Петра, каким он был в год пуска на воду "Апостола Петра". Одной рукой он держался за круг штурвала, другой рукой поднимал высоко свернутый в трубку план, каким озадачил Россию, выводя ее на морские просторы.

— Почему Петр в нерусской одежде, — спросил моряк.

Античный костюм, латы, доспехи, кольчуга, — не придуманы Церетели. Ими он продолжил традицию, начатую в прошлом Растрелли. Великий художник, прибыв в Петербург, первый изваял бюст и статую императора, взяв за основу восковую маску, снятую с лица в 1711 году, то есть при жизни Петра Великого.

Гипсовую модель этой маски показал морякам Церетели, выезжавший в поисках материалов в музеи и архивы Санкт-Петербурга. Ему повезло, в геологическом музее увидел поразивший его портрет, также появившийся при жизни царя, не столь известный как хрестоматийные изваяния Растрелли и других скульпторов.

Из живописных изображений в качестве основы образа использовал известный портрет английского художника Кнеллера, хранящийся в Гамптон-Кортском дворце близ Лондона. Он сделан с натуры, когда Петр приезжал в Англию во время легендарного путешествия по Европе под видом Петра Михайлова. Тогда на верфях Европы царь-плотник играл топором, будучи в расцвете сил, двадцатилетним. Не таким выглядит император, сидя на вышагивающей лошади Растрелли и на вздыбленном коне Фальконе.

Впервые воздвигала Москва ростральную колонну, служащую постаментом. Ростр, от латинского слова «rostum», что значит — нос корабля. В древнем Риме и Европе, когда господствовал ампир, в честь побед на море, как символ морского величия, воздвигались ростральные колонны, украшенные носами кораблей. Перед Биржей в Санкт-Петербурге высятся две знаменитые колонны архитектора Тома де Томона, ставшие одним из символов города.

Работу над Петром Церетели прервал на три дня и полетел в майские праздники в Париж в штаб квартиру ЮНЕСКО. Там ему присудили звание "Посла доброй воли". Генеральный директор ЮНЕСКО Федерико Майор вручил почетный диплом, символический паспорт, дающий право без пограничного и таможенного контроля пересекать границы мира. Его вручали до Церетели Святославу Рихтеру. В мире мало кто удостаивался такой чести. Вот имена "Послов доброй воли" — Пеле, Катрин Денев, Иегуди Менухин, Марсель Марсо, Пьер Карден, Жан Мишель Жарр, Пласидо Доминго.

То была награда не только за предыдущие достижения, но и за статую Колумба, установленную в саду штаб-квартиры. Вместе с дипломом привез Церетели послание Генерального директора, где отмечалось, что его модель стоит в Париже рядом с произведениями Миро, Мура, Дажакометти, Шагала и Пикассо.

"Этот человек огромной жизненной силы, живущий в постоянном творческом горении, стремящийся красотой вытеснить варварство и жестокость. Его искусство обладает универсальным языком и служит сближению народов".

Много других ярких слов содержалось в том послании. Но все они ничего не значили в стране, где нет пророков в своем отечестве.

* * *

В середине лета поднялся на 35 метров стальной стакан на монолитных бетонных подушках, круглой и квадратной. За двое суток накачали в стакан восемьсот кубометров бетона. Колонны конструкции крепили намертво восемью анкерными болтами, стянутыми гайками и контр-гайками.

Весной морякам показывали модель, а в конце лета пять питерских заводов, в том числе Балтийский и Кировский, отлили детали кораблей первой флотилии Петра. Они сгружались на набережной, чтобы подняться над Москвой-рекой. А когда это случится, все увидят такую картину. У подножья пьедестала заклубятся бронзовые волны, всплывут из пены вод некогда грозные парусники с пушками, ныне кажущимися игрушками. Колонну пронзят ростры, украшенные изваяниями богов и богинь. Почти в натуральную величину со всеми 36 пушками предстанет в бронзе "Апостол Петр", за штурвалом которого царь. Но чтобы все сказанное произошло, нужно было поработать еще год…

"Он будет город свой беречь,

И заалев перед денницей,

В руке простертой вспыхнет меч

Над утихающей столицей".

Это четверостишие Александра Блока, посвященное "Медному всаднику".

У московского Петра в простертой руке заалеет на рассвете крепко зажатый в руке рулон. И в этом Церетели следовал традиции. Все документально точно. Все мастерски отлито.

Теперь назову цифру, которая так волновала прессу. Высота статуи Петра 19 метров. Ростральная колонна от волн до кончика мачты равна 93 метрам. Эти размеры определены не прихотью художника, не страстью к гигантомании, в чем его часто упрекают. Размеры подсказаны пространством, акваторией, окружением, застройкой.

Когда композиция оказалась на стрелке, а не посреди канала, ее пришлось сделать выше, чем предполагалось сначала, поскольку берега стали шире, воды больше.

— Образ Петра меня волновал давно, личность его интересовала всегда. Я думал о нем, когда делал памятник Колумбу. Внутренне был готов, чтобы взяться немедленно за эту тему, — записывал я на диктофон слова Церетели на пути от Пресни до Петра, куда он направлял свой «джип». — Сначала нашел графический образ. Так поступаю всегда. Потом сделал модель из пластилина, потом из гипса. Искал масштаб. Начал с высоты один метр. Хотелось показать царя в характерном порыве, его энергию и собранность, решимость.

От письма Главкома мэру до начала работы у набережной прошло всего полгода. В истории города не было такого прецедента, чтобы так быстро идея начала претворяться в жизнь. Эта скорость объясняется не только поддержкой, какое оказало правительство города морякам, художнику, строителям. Но и обстоятельствами политическими. Черноморский флот пытались у России отнять, лишить его исторических баз, выдворить русских моряков за пределы земли, оказавшейся при распаде СССР в "ближнем зарубежье". Москва строила в Севастополе жилые дома для офицеров, школы, сады детям, создала филиал Московского университета в Крыму, где русское население подвергалось дискриминации. Вот почему так быстро над Москвой рос памятник Петру. Ведь он не только прорубил окно в Европу на Балтике. Первый поход "Апостол Петр" совершил к крепости, стоявшей на пути русских к Черному морю.

Выборы Ельцин выиграл 3 июля 1996 года, получив право управлять Россией еще четыре года. В столице голоса ему обеспечил мэр Москвы. В провинции успех обусловил штаб по выборам президента России, которым руководил известный нам "член Попечительского совета и Совета директоров ОРТ" и столь же известный магнат, владевший пакетом акций ОРТ, газетами и журналами. После выборов они заняли высшие государственные должности, и оба покинули формально руководящие органы первого канала. Но оставили за собой политический контроль за этим каналом через доверенных лиц. Настал момент, когда после выборов можно было наверстать упущенное и ударить мэра Москвы больно по рукам, взявшимся за "царское дело", памятник императору России.

* * *

Все началось с публикаций в прессе, зависимой от помянутых лиц, обладавших тогда властью в правительстве и Кремле. "Что забыл Петр I на фабрике "Красный Октябрь"?". Пафос выступления сводился к тому, что царь строил на Яузе, другой московской реке, а не здесь. Якобы «недоумевавшим» по этому поводу речникам разъяснили:

— А чего тут понимать, кроме ароматного карамельного запаха местечко хорошо тем, что его видно аж из Кремля, не говоря уж о живописных окрестностях и фоне в виде храма Христа Спасителя. Это вам не заштатное местечко в парке отдыха. Это огромное обаяние славы…

Никакого Кремля со стрелки не видно. Эта малая ложь тихо покатилась, обрастая большей ложью. Утверждалось, что Петр Москвы не любил. Задавался вопрос — зачем городу памятник такой высокий, выше Ивана Великого? То был сигнал атаки. Она началась с разных сторон, откуда мэр и художник услышали:

"Не просто памятник — 100-метровое инженерное сооружение".

"Представьте себе 60-метрового царя на стрелке Москвы-реки на фоне недалекого отсюда Кремля. Если видели монумент Сталину на Волго-Донском канале, сделать это нетрудно".

"По одной версии почти пятидесятиметровая колонна с насаженной на нее ладьей и Петром на борту, по другой — столб из поставленных друг на дружку кораблей с невезучим же Петром на макушке".

"А на очереди еще гигантский Петр 1 метров эдак на тридцать. И тоже нынешним летом явится из города на Неве на узенькую нашу Москву-реку, словно Гулливер".

100, 60, 50, 30. Все приведенные цифры взяты где угодно, у кого угодно, но только не у автора, не в «Гидроспецпроекте», институте строительных конструкций имени Кучеренко, у главного научного сотрудника Павла Еремеева, не в ЦАГИ, где испытывалась модель, не у мэра, загоревшегося идеей памятника.

Тогда впервые удары начали наносить и по художнику, и по мэру. В спланированную кампанию втягивались все средства массовой информации, и газеты, и журналы, и радио и телевидение.

"Размах монументально-пластической деятельности в сегодняшней Москве и роль в ней "городского головы" напоминает Флоренцию времен Медичи. Есть, однако, различия, Флорентийское чудо — это гениальные художники, расплодившиеся на ренесансной почве, плюс правители, оказавшиеся среди наиболее культурно-ангажированных людей своего времени".

Естественно, среди "гениальных художников" и "культурно-ангажированных людей" ни автора Петра, ни мэра Москвы критики не видели. Они иронизировали, что "слаженный тандем Лужков — Церетели украшает нашу жизнь", и все жестче подбирали формулировки, обвиняя мэра в непомерных политических амбициях:

"Сегодня творческие амбиции демонстрирует уже власть, недаром молва приписывает Лужкову авторство всех глобальных проектов в городе: строительство храма Христа Спасителя, реанимация умершей было затеи с мемориалом на Поклонной горе, сооружение торгового центра на Манежной площади и т. д.".

Невооруженным глазом видно, что авторов не столько волновали художественные недостатки монументальных произведений, сколько связанное с ними укрепление авторитета заказчика Петра.

"Юрий Михайлович охотно подыгрывает легенде о "новом Петре" — главном архитекторе, художнике и строителе новой столицы, он мотивирует свою самодержавную безапелляционность тем, что пользуется советами и консультациями признанных художественных авторитетов, таких как Церетели".

В ход пошли слухи, сплетни, злые выдумки, чего никто себе не позволял прежде до выборов президента.

"Профессиональные скульпторы-монументалисты воспринимают нынешнее господство Церетели на московской сцене, как пощечина всему цеху…" — это утверждал орган, купленный магнатом, владевшим пакетом акций ОРТ.

На таком информационном поле, засеянном сорняками, прорастал все выше и выше памятник Петру. Как ни спешили строители, но сделать все к 20 октября по старому стилю, когда исполнилось 300 лет со дня основания флота, они не успели.

Тихий берег у стрелки наполнился шумом, грохотом, треском. Набережная напоминала корабельную верфь времен Петра, где спускали на воду корабль, срубленный царем триста лет назад. Отбойными молотками чеканили швы, оставленные после электросварки. Из бронзы отлили 36 пушек и все, что прежде делали из дерева. "Апостол Петр" превращался в пьедестал плотнику и капитану Петру Романову, первым памятником царю в России после 1917 года.

Длина первого корабля была 34, 4 метра, а ширина 7, 5 метра. Примерно таких размеров отлили "Апостола Петра" в Санкт-Петербурге и по частям доставили в Москву. Вес бронзы, которая пошла на отливку фрегата, равна 600 тоннам, примерно столько же весит металлический каркас.

Первой монтажники подняли мачту корабля. На земле сшивались из бронзовых листов паруса, способные противостоять ветрам, частым на стрелке. Петр высказывался по поводу первого линейного корабля, что он "весьма красивый, зело изряден пропорцией, изрядного художества и зело размером добрый состроенный". В этом убеждали отлитые украшения, львы на рострах кораблей, резьба на корме, венки пушечных стволов и сами пушки.

Как ни сложна композиция испанского Колумба, но у Петра она еще более сложная.

— Композиция Петра представляет собой и барельеф, и горельеф, и круглую скульптуру, — объяснял автор мэру, обещая все выполнить, как задумано, в срок. В этом его слушатель не сомневался. Но, приехав на монтажную площадку, глядя на разбросанные под ногами на земле отливки, спросил у автора памятника Есенину профессора Анатолия Бичукова:

— Не смущает ли "многофигурность"? — которая, по всей видимости, самого его смущала тогда. И получил ответ:

— Нет, когда все будет смонтировано, композиция станет монолитной, цельной, впишется в окружающую застройку. Это сильная вещь.

Тогда и один из заказчиков монумента вице-адмирал Квятковский ободрил мэра:

— Монумент исключительно интересен по композиции, силуэту, выражает дух Петра, молодой России, которая удивила мир победами на суше и на море. Такого памятника нет нигде. Он будет украшением города, новым символом его славы и возрождения.

Так высказывались и другие военные моряки. Они были уверены в том, что сухопутной столице нужен монумент основателю флота.

Надев каску монтажника, я однажды вошел внутрь колонны. Она поражала мощью металлоконструкций, как стоящая перед стартом межконтинентальная ракета. Иностранных журналистов сюда тянуло магнитом, отечественных калачом нельзя было заманить. Под ногами виднелась твердь железобетона. Прочность монумента рассчитана была на сто лет, он будет противостоять ледоходу, ветрам, урагану.

По железной лестнице я поднялся на высоту десятиэтажного дома, на смонтированную тяжелую палубу-платформу "Апостола Петра". Над ней высилась мачта, а на самом верху виднелась корзина впередсмотрящего матроса. Это еще десятки метров над водой. Вровень с мачтой на другом берегу золотился купол Храма Христа в окружении башенных кранов.

…Рано утром 20 октября по старому стилю, в тот самый день, когда Боярская дума решила, что флоту — быть, монтажники начали подъем статуи, лежавшей на земле. В 9 часов 45 минут операция закончилась и над ростральной колонной встала фигура Петра. В тот день на строительной площадке не было ни одного журналиста, исключая автора этой книги. Ни один центральный телевизионный канал не показал эффектный сюжет — поднятия Петра. Никто в стране и мире не увидел, что случилось на набережной, над которой сгущались тучи политической бури.

* * *

Сгущались грозовые облака и над головами Лужкова и Церетели. Гром грянул издалека, в Испании, но его раскаты донесли до ушей москвичей орудия главного калибра СМИ, начавшие по команде сверху беспрецедентную кампанию, направленную против «тандема». В нее включались самые известные мастера дезинформации, "политические технологи", невидимые бойцы черного «пиара», выдумщики "газетных уток" и телевизионных подтасовок.

…В начале книги я помянул фигуру атланта, которого увидел над забором Большой Грузинской. Подобного атланта Церетели установил на берегу испанского курортного города Марбелья. Никто в России о нем не знал. Однажды известный путешественник и телевизионный ведущий Юрий Сенкевич показал набережную и статую, назвав имя автора. Второй раз о статуе сообщил в программе новостей «Время» другой ведущий, по словам президента, "самый красивый на нашем телевидении". Коллеги знают о нем другое. Один из его бывших начальников охарактеризовал "самого красивого" другими словами: "он невероятно трезвый человек и всегда говорил, что продается. Определяет все только сумма".

По всей видимости, она была немалая, потому что именно этот ангажированный ведущий озвучил в самое привлекательное для зрителей время дезинформацию испанской газеты. И не только зачитал, но и сопроводил лживый текст "зрительным рядом", видом курортной набережной со статуей. Действовал по принципу, за что купил, за то продал, мол, вся ответственность на испанцах. Тогда все и узнали о некоей земле, якобы полученной в Испании художником и мэром.

Пришлось мэру отправлять опровержение редактору испанской газеты. Поскольку еще не раз мы столкнемся с этой "газетной уткой" и узнаем о ее печальном конце, хочу привести полный текст опровержения, где рассказывается о сути скандала, омрачившего жизнь нашего героя.

Главному редактору газеты "EL PAIS" г-ну Хесусу Цеберио

Уважаемый господин Хесус Цеберио!

В газете "EL PAIS" от 23. 10. 96 года была опубликована заметка о том, что мэрия города Марбельи (провинция Малага), которую возглавляет алькальд Хесус Хиль, на своем заседании 17 июля с. г. приняла решение о выделении трех участков земли в счет погашения долга мэрии г. Москвы в 141 миллион песет. Этот долг, утверждает газета, образовался в результате реализации заключенных "соглашений о сотрудничестве", содержание которых не раскрывается. Отмечается также, что указанные земельные участки, расположенные в районе Гадармина, записаны на имя мэра г. Москвы и скульптора Зураба Церетели.

Эта публикация не осталась незамеченной в России и была широко растиражирована средствами массовой информации. Прочитав вышеизложеное, я был сильно удивлен тем, что неожиданно превратился в крупного латифундиста в Марбельи. Правда, не знаю, вследствие чего я оказался владельцем такого состояния, так как никаких "соглашений о сотрудничестве" ни от лица мэрии и правительства Москвы, ни от себя лично не заключал с мэрией города Марбельи. Могу утверждать, что подобных соглашений об экономических взаиморасчетах вообще у города Москвы с городом Марбельи не существует.

Хотелось бы получить ответ, на каком основании и в соответствии с какими фактами такая крупная и уважаемая газета, как "EL PAIS", подготовила и опубликовала этот материал".

Юрий Лужков, мэр г. Москвы

Газета московской мэрии, опубликовавшая опровержение, заметила, что мифические "попытки подарить мэру участки земли за рубежом предпринимались неоднократно. Нам удалось выяснить, что «уток» разводят в Москве, в районе Кремля". Это был публичный ответ организаторам кампании в администрации президента, масштабы которой не представлял ни автор Петра, ни мэр Москвы.

Реакция испанской газеты последовала незамедлительно. Ее редактор принес "самые искренние извинения", и при этом выразил удивление, что явную "газетную утку" так охотно подхватили российские средства массовой информации.

Подобное письмо получил и автор статуи, хотя опровержения в "EL PAIS" не посылал. Алькальд, хорошо знавший художника, официально передал в Москву:

"Приношу извинения за тех людей, которые сделали такие манипуляции. Мы горды тем, что имеем одну из самых прекрасных работ художника из России, которую приняли и за которую благодарим".

А на просьбу испанской газеты высказаться по поводу вспыхнувшего скандала, Церетели ответил:

— Я очень возмущен несправедливостью. Ведь с городом меня связывают самые теплые дружественные отношения. Несколько лет тому назад в знак дружбы между нашими народами я подарил жителям Марбельи 23 метровую скульптуру, которую назвал «Победа». Местные жители так полюбили ее, что стали называть скульптуру «марбельяно», то есть, житель Марбельи. Теперь «марбельяно» стал символом города.

Что же касается земли, якобы оформленной на мое имя, так я до конца и не понял даже смысла этих обвинений. Если речь идет о земле для размещения скульптуры, то это дело испанской стороны. Других участков в Испании мне не нужно. У меня есть Грузия, где самая прекрасная земля, природа и море.

Вслед за первым ударом последовал другой, более мощный. Ему предшествовали в Москве два связанных между собой события. В начале декабря заседала секция московских скульпторов. Такие собрания проходят регулярно во всех творческих союзах, общественность и пресса не проявляет к ним никакого внимания. Мало ли о чем говорят художники. Но произошло исключение из правил. На видном месте газеты появился призыв: "Остановите Церетели!", обращенный к мэру.

"Московских скульпторов прорвало. Вся накопившаяся ненависть к творчеству скульптора, заполнившего всю Москву своими поделками, вылилась на заседании скульптурной секции Московского союза художников. По мнению скульпторов, засилье Церетели в Москве методично разрушает традиционно сложившуюся московскую архитектуру. Свои аргументы скульпторы намерены изложить в письме руководству города и страны".

Все, что наговорили обиженные скульпторы, как сор журналисты вымели через порог, присовокупив собственные выдумки:

— Кстати, говорят, что на Крымском мосту участились автомобильные аварии. Увидев с моста мрачного гиганта, по высоте равного храму, водители теряют дар речи и управления. У всех на устах вертится вопрос: как мэр Лужков позволил установить напротив своего любимого детища эту громадину, которая задавила своим объемом вид на храм? И все сходятся во мнении, что мэра через Крымский мост просто не возят — чтобы с ним не случился удар"…

Как мы помним, этот прием использовался, когда лили грязь на Поклонную гору. Тогда авария на Кутузовском проспекте объяснялась ночными огнями фонтана, который приписывался без всяких оснований Церетели.

Самую махровую ложь изрек председатель секции скульпторов, один из авторов памятника революционерам Пресни:

— Петр Первый — это бывший Колумб, отвергнутый Америкой. Голова Колумба в Сан-Франциско, а к его телу приставили голову Петра. Те же раструбы, тот же руль и размеры. До такого вульгарного цинизма не доходил ни один художник…

Вот такая "газетная утка" полетела над Москвой, где ее с радостью приветствовали в Останкино. Машины телекомпаний устремились к набережной, к Петру. Там 15 декабря как из-под земли возникла шумная компания молодых людей, называвших себя художниками. Они появились в сопровождении массы журналистов, предвкушавших громкую сенсацию.

О ней все узнали вот что:

"В воскресенье днем у Центрального дома художника можно было наблюдать довольно странное зрелище; c десяток молодых людей творческого вида (как потом выяснилось, они представляли Фонд развития современной культуры и науки) активно «молилась» в окружении фоторепортеров и телеоператоров.

"Молитвы" свои, стоя на коленях, они обращали к новому творению Зураба Церетели — памятнику Петру Первому. Оказалось, что молодежи не нравится творчество известного скульптора вообще и данная его работа в частности. Представители Фонда вели себя прилично и хода строительных работ нарушить не пытались, занимаясь в основном раздачей интервью. Стоит также отметить, что журналистов на сем событии было раза в три больше, чем протестующих".

После этого балагана шутники поднялись с колен, поздравили друг друга со вступлением в "великое братство "Свидетели Церетели"" и с сознанием исполненного долга разошлись.

Чем объяснить поразительное обстоятельство, что участников события оказалось в три раза меньше, чем представителей СМИ? Каждый недовольный прохожий может подойти к памятнику и выразить перед ним свой протест. Но не к каждому устремятся машины с бригадами телеоператоров, нагруженными тяжелой техникой. Чтобы это случилось, должна быть дана команда руководителями канала. А чтобы собрать в одном месте все средства массовой информации, нужно нечто большее, некое усилие, исходящее от администрации высшего ранга. В тот день на посту руководителя администрации президента все еще пребывал известный нам "член Попечительского совета и совета директоров ОРТ" Анатолий Чубайс, а должность заместителя главы Совета безопасности исполнял давно известный нам владелец пакета акций ОРТ Борис Березовский…

Вот почему такое внимание уделили неизвестным протестантам на первом канале ТВ. Как только представление перед телекамерами закончилось, его участники сочли свою миссию исполненной и разошлись. Корреспонденты без телекамер бросились «отлавливать» участников акции, пытаясь как-то прояснить ее смысл. Причина такого поведения вполне понятна. Как только камеры отключили, здание было выполнено. «Протестанты» знали, главное событие начнется, когда сюжет попадет на экраны телевизионных новостей, встанет в один ряд с подлинными событиями. Так и произошло. Вечером то, что сняли операторы ОРТ у Петра днем, пошло с колес в эфир программы «Время». А ее по традиции смотрела вся Россия и страны СНГ. Таким способом к малочисленной «акции» подключили внимание миллионов.

Но тот показ не ограничился сюжетом, что привезли операторы с набережной. На глазах изумленных зрителей Петр, стоявший на стрелке, мгновенно трансформировался в статую Колумба. А зрительный ряд сопровождался ложью:

"Петр — это бывший Колумб, отторгнутый Америкой…"

С помощью компьютерной техники клеветники показали трюк и ввели в заблуждение всех, кто сидел перед экранами. Петра можно было при желании превратить в Ленина, в кого угодно. Этот фокус каждый день показывают в клипах, рекламных роликах, где женщин превращают в мужчин, детей в стариков, белых в черных, блондинок в брюнеток. Над трюком ОРТ долго смеялись в Санкт-Петербурге на заводе, где отливали американского Колумба и московского Петра. Литейщики хорошо знали, что невозможно при всем желании бронзовую голову одного памятника приставить к другому. Но Церетели стало не до смеха, особенно, когда заволновались американцы, намеревавшиеся установить Колумба.

Такая вот буря разразилась над его седой головой.

* * *

За цветочками последовали ягодки. Все чаще появлялись большие и малые заметки, снимки и карикатуры, фотографии и коллажи, посвященные Петру. Судя по ним, казалось, у Москвы нет более важного дела и чуть ли не весь народ протестует против монумента в честь 300-летия Российского флота. Между тем, опросы общественного мнения показывали, что только 6 процентов москвичей интересовались сооружением памятника Петру. Жители окраин его никогда не видели и не спешили посмотреть, как идет монтаж. Их волновали проблемы образования, здоровья, новости жилого района, то есть набор ценностей, типичных для жителей любого большого города Европы и Америки.

Москвичей начали пугать надвигающейся как черная туча опасностью, угрозой "подавления масштабов Кремля и особенно теряющего всякую монументальность храма Христа Спасителя". С такими предостережениями выступил доктор исторических наук. Но как можно было подавить Кремль, если его не видно с места, где стоит Петр? Если что и заслоняла фигура императора, так это две железные трубы, высящиеся над ним на фоне промышленной зоны. То были трубы первой электростанции, фабричных корпусов на набережной. Другой протестант, профессор архитектуры, пугал тем, что после сооружения Петра в "городе случилась экологическая беда". Причем здесь экология? Неужели воды Москвы-реки так загрязнились, дышать стало нечем, потому что в запущенном месте Замоскворечья воздвигли ростральную колонну со статуей Петра? Такими отнюдь не экологическими средствами формировалось общественное мнение, направленное против тандема Лужков Церетели, происходила массированная бомбардировка массового сознания.

— Как и когда Церетели появился в Москве, это тайна, покрытая мраком, — узнал о себе художник, узнал, спустя тридцать лет после новоселья на Тверском бульваре. Чего только не услышал он тогда сам о себе! Что тиражирует статуи как "деревенский плотник коньков на крыше". Что за него «вкалывают» некие "грузинские подмастерья", а творчество напоминает "грузинский стол". Что его искусство не европейское, а фольклорное, стало бы, опять же, грузинское. Приходилось читать в, казалось бы, либеральных политически корректных изданиях строчки, пропитанные ядом ксенофобии. Один златоуст приписал ему такую речь: "Слушай, ара, какие тут у тебя конкурсы-шмонкурсы?! Давай я тебе такой дизайн устрою!"

Вспомнили вдруг о Поклонной горе, с новой силой началась атака на обелиск, особенно после того, как за него автор удостоился звания лауреата Государственной премии России. Много отточенных копий метнули именно тогда в Георгия Победоносца, замахав кулаками после драки, навязчиво сравнивая дракона с нарезанной колбасой…

"На всех попавших мне на глаза снимках Георгий Победоносец вонзает копье в разинутую пасть рязъяренного чудовища. А тут у ног его вздыбленного коня лежит туловище злобного змея, разрезанного на куски, как КОЛБАСА".

"Змий валяется под копытами лошади Георгия, порезанный на ломтики, словно докторская КОЛБАСА. Простым копьем такого чуда не сотворишь". (Выделено мною. — Л. К.)

Церетели вменили в вину даже то, что он никогда практически не делал, в отличие от сотен других скульпторов, тиражировавших образ Ленина и его соратников.

"Жаль, что Зурабу Церетели так много лет. Курс череповедения вождей мирового пролетариата мимо него не прошел, а вот история русской культуры, видимо, не входила в программу изучения. По крайней мере о "Чуде Георгия о Змие", ставшем центральной фигурой мемориала на Поклонной горе, скульптор имел самое приблизительное представление"…

Все это пришлось пережить тому, кто первый вернул в отечественную культуру вечный образ Победоносца еще в годы советской власти.

* * *