ГЛАВА ПЕРВАЯ Начало гражданских смут в Риме, вызванных попытками реформ Тиберия Семпрония и Гая Семпрония Гракхов. — Война с Югуртой. — Кимвры и тевтоны

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Начало гражданских смут в Риме, вызванных попытками реформ Тиберия Семпрония и Гая Семпрония Гракхов. — Война с Югуртой. — Кимвры и тевтоны

Влияние последних событий на завоеванные страны

Проследив ход внешних событий, которые привели к слиянию всех стран на побережьях Средиземного моря в одно государство, познакомившись со всеми этими войнами, битвами, мирными договорами, осадами и разорениями городов, выясняешь, что все эти события должны были глубоко повлиять на жизнь народов, вошедших в состав этого царства или хотя бы только с внешней стороны соприкасавшихся с ними. Для многих из числа этих народов такое влияние было благодатным — можно назвать Испанию, где уже очень рано (206 и 171 гг. до н. э.) были заложены некоторые колонии, например Гиспал и Картея, а после окончательного завоевания, уничтожения разбоев на суше и на море развилось оживленное торговое движение, и латинский язык стал быстро входить во всеобщее употребление. Не менее благодатным было это влияние и для Африки, где гнет пунийцев, тяготевший над местным ливийским населением, сменился более мягкими формами власти. Также и в Греции, и в Македонии, которые неспособны были сами себя успокоить и которым мирные занятия и обеспеченная промышленная деятельность были теперь как бы насильно навязаны римским могуществом. По счастливой случайности римская власть нигде глубоко не проникала во внутреннюю жизнь отдельных городов, местностей, кружков населения, и та перемена, которую всюду вносило новое политическое положение в характер народов и в бытовые условия его жизни, совершалась лишь медленно и постепенно. Совсем иное — в центральной местности, в господствующей над всем остальным миром италийской стране, где та же перемена произошла быстро, в краткий период жизни нескольких поколений, и потому вызвала во всех проявлениях жизни самые резкие противоречия и противоположности.

Положение в Италии

Особенно сильное изменение произошло в населении Италии при помощи громадной массы введенных в него рабов, что, может быть, было даже своего рода необходимостью во время второй Пунической войны, при усиленной потере в людях и ощутимом недостатке рабочей силы. В течение одной только третьей Македонской войны было продано в рабство не меньше 150 тысяч человек; при лигурийских походах охота за людьми была, очевидно, одной из главных побудительных причин к войне, которой помимо этого нетрудно было бы положить конец, и то же самое, по крайней мере, отчасти следует заметить и о войнах в Северной Италии, Сардинии и Испании. Оптовая и розничная торговля рабами велась очень оживленно, главным рынком оптовой торговли был о. Делос в Эгейском море; центром для розничной и мелкой торговли рабами служил храм Кастора в Риме. Когда Катон отправился в Испанию и ему показалось, что троих рабов, следующих за ним, недостаточно для римского главнокомандующего, он тотчас же, не откладывая отъезда, приказал купить еще двух рабов на форуме. Большинство этих рабов, по крайней мере, тех, которые оказывали непосредственное влияние на римскую общественную жизнь, а именно — рабы-ремесленники, были греки или полугреки, и от них-то все пороки утонченной культуры восточных стран вместе с их драгоценными искусствами и знаниями непосредственно проникали в массу городского населения, главным образом римского. С другой стороны, вместе с наплывом полевых рабов, преимущественно из западных и северных стран — галлов, испанцев, сардинцев — в римскую жизнь широкой волной вливалась грубость чуждых варварских нравов.

Чуждые влияния в жизни и литературе

Эти влияния более непосредственно воздействовали на высшие классы общества, в среде которых многие были уже знакомы с греческой литературой, греческим искусством и изяществом жизни на их родине и охотно допускали это влияние. Произведения для сцены проникли на народные празднества; тот Ливии Андроник, который поставил первую театральную пьесу на римской сцене, сделал отличный оборот (240 г. до н. э.). Сначала преобладала комедия, и публика, присутствовавшая на представлении, была далеко не избранной.

Сцена из комедии. Рисунок на этрусской вазе.

Персонажи комедии-ателланы. Бронзовые статуэтки.

Макк.

Традиционный персонаж римской комедии. Бронзовая статуэтка.

Сюжеты пьес заимствовались преимущественно из так называемой средней комедии греков, из Филемона и Менандра, современников Александра Великого. Римские писатели, среди которых Тит Макций Плавт был знаменитейшим и значительнейшим, должны были при переработке загрублять оригиналы, для того чтобы они были лучше приняты публикой.

Менандр, Статуя из галереи статуй в Ватикане.

В этой поэзии проявлялся комизм испорченности и пошлости обыденной жизни. При этом не замечается даже тени каких-нибудь высших интересов, хотя бы в форме политических намеков, и идеальное проявляется лишь в нескольких избитых сентенциях и этических общих местах, и эта fabula palliata (комедия в греческом костюме) совсем вытеснила с подмостков римско-латинскую национальную комедию, так называемую fabula togata (комедия в тоге); от этого последнего литературного рода уцелело только несколько заглавий. Успехом было уже то, что при посредстве Гнея Невия, прирожденного кампанца, участвовавшего в первой Пунической войне, появились подражания греческой трагедии на римской почве; но этот оригинальный талант не сумел поладить с публикой, особенно знатных классов, его далеко превзошел своими успехами более молодой современник Квинт Энний, который приспособился к вкусам правящих классов, сумел угодить некоторым выдающимся лицам и семействам в качестве литературного клиента и очень верно угадать тон и направление современного высшего римского общества. Он перевел на латинский язык трагедии Еврипида и для своих поэтических анналов, в которых воспевал великие подвиги новейших поколений, избрал форму гексаметрическую, а изложение исторических событий приукрашивал заимствованными из греческой поэзии мифами о богах и героях. Таким образом, духовный горизонт греческого мира был расширен и на Италию. Греческая мифология особенно тесно сплелась с именами римских и древнелатинских божеств и культов, что в высших классах сознание первоначального значения их положительно стерлось. При этом чтение и научное изучение в Италии давно уже стало широко распространившейся потребностью, и в то время как между римскими поэтами ни один не принадлежал к высшим классам общества, первый сколько-нибудь заслуживающий внимания историк Квинт Фабий Пиктор относится к знаменитому роду Фабиев.

Монета Фабия Пиктора.

АВЕРС (не изображен). Голова Минервы.

РЕВЕРС. Богиня Рома, держащая апекс (остроконечную шапку жрецов из шкуры жертвенного ягненка) и копье; позади нее щит.

Любопытно, что и он, и его ближайшие преемники писали по-гречески, поскольку старались распространить среди возможно большего круга образованных читателей свои произведения, носившие определенный политический характер. Против подобного преобладания греческого влияния во всех областях поднялась наконец оппозиция, представителем которой и в других областях, и в литературной явился Марк Порций Катон. В нем действительно чистый древнеиталийско-римский тип нашел себе последнего представителя и защитника. В том немногом, что сохранилось из его речей, звучит одобрение всего непосредственно-практического и полезного, всех определенных знаний, всякого серьезного плана жизни. В них видны свойственные ему полемические приемы, поразительное остроумие и вполне своеобразный юмор, отличный от греческого, и при этом последовательное, ясное и в общем даже вполне правдивое воззрение на государственное дело и задачи. От него же дошли и отрывки исторического труда, «Происхождение « (Origines), в котором изображается первоначальный, древнейший период итальянского национального государства и описание доводится почти до своего времени. Из этих отрывков убеждаешься в том, что в лице Катона древний ряд бойцов, выдержавших ганнибаловские войны, тип древних римлян сошел в могилу.

Социальные условия

Прошло немало времени, пока в кружках людей, руководивших обществом, обладавших более обширным кругозором и более многосторонним свободным, более тонким образованием, появилось сознание того, что громадные военные успехи, миллиарды и миллионы сирийской, македонской и азиатской добычи, к которым приходилось еще добавить частную добычу каждого солдата, — все это не оказало благоприятного влияния на общее благосостояние римского народа, какого первоначально можно было бы ожидать. Мало того, благосостояние нации, в совокупности своей, скорее даже решительно подвинулось назад, несмотря на колоссальное возрастание богатства государственной казны, пополняемой возмещением военных издержек, податями провинций, доходами с заморских местных государственных владений, несмотря на быстрое обогащение правящих фамилий и многих других частных лиц. Столица, с внешней стороны, представлялась все более и более блестящей. Уже в 220 г. до н. э. к одному ристалищу, Circus Maximus (цирк Максима), прибавилось другое, которое получило название Фламиниева, по имени полководца, потерпевшего поражение при Тразименском озере, и к одним торжественным играм прибавились другие, так называемые плебейские игры.

Большой цирк (Circus maximus). Реконструкция Г. Релендера.

В это же время было введено празднество Цереры, а в 212 г. — игры в честь Аполлона, в 204 г. до н. э., когда из Пессинунта в Малой Азии был пересажен в Рим древний культ Великой Матери Кибелы (богини земли), в ее честь был установлен праздник Кибелы.

Кибела.

Богиня фригийского происхождения, Великая мать, богиня материнской силы и плодородия.

Бронзовая статуэтка в короне из башен.

В 173 г. ко всем этим празднествам был добавлен праздник Флоры. Население города росло, и для облегчения города власти прибегали к насильственному выселению латинян, в огромном количестве населявших Рим (в 187 и 177 гг. до н. э.). Между тем, общее количество граждан даже в мирное время с 328 тысяч (159 г. до н. э.) сократилось до 319 тысяч (131 г. до н. э.), и тот, кто в середине II в. до н. э. проезжал по Италии, мог уже по внешнему впечатлению с полной очевидностью заметить, в каких нездоровых общественных и государственных условиях находилась вся страна. На юге — в Апулии, Лукании, Бруттии — преобладало пастбищное хозяйство; огромные стада с весны перегонялись в Самний, в горы, и с наступлением зимы снова возвращались в Апулийскую равнину. Небольшие владения землепашцев-собственников сократились не только в тех местностях, которые были особенно разорены продолжительными войнами, но и вообще земледелие, в настоящем смысле этого слова, исчезло. И из Средней Италии земледелие было вытеснено виноградарством и маслиноводством, и преобладающим типом землевладения являлись большие имения с множеством рабов. Местами были видны роскошные загородные дома владельцев и рядом с ними жалкие хижины рабов и скромное жилье управителя (villicus). В Этрурии, да, вероятно, и не в ней одной, всюду можно было видеть, что работы производились в полях закованными в цепи рабами, как на плантациях бывшей карфагенской области. На севере, в долине По, в местности, чрезвычайно благоприятной для земледелия, невероятная дешевизна жизненных припасов приводила к тому, что труд земледельца уже не окупался. Это зло восходило еще ко временам ганнибаловских войн. Для пропитания народа в жестоко разоренной стране прибегли тогда к помощи привозного заморского зерна — сицилийского, египетского, ливийского. Многие имения и усадьбы простых землепашцев были обесценены и за бесценок куплены людьми более богатыми, а потом слиты в крупные участки земель, для обработки которых нетрудно было добыть дешевый рабский труд на бесчисленных рынках рабов, всюду открытых войной. При этом оказалось, что на некоторое время, и именно для крупного землевладения, рабский труд был выгоднее и дешевле труда свободного. Как дешево было пропитание рабов, как нетрудно было держать их массу в узде, как выгодно можно было сбывать их с рук на аукционах (вместе со старым железом и непригодными к употреблению земледельческими орудиями), когда они становились старыми и болезненными — обо всем этом известно от таких представителей доброго старого времени, как Катон, которые с этой стороной новейшего времени примирились довольно легко. Благодаря войнам, молодое земледельческое население на долгое время отрывалось от своей земли, и военная служба длилась настолько долго, что иногда и совсем отвлекала от первоначального призвания.

Плеть лорария (lorarius).

По образцу, найденному в Геркулануме. Эта плеть (flagrum) состоит из нескольких цепочек с металлическими наконечниками

Наказание раба плетью.

С бронзового горшка, найденного в Помпеях.

Здесь лорарий использует flagellum из нескольких скрученных веревок, который, по-видимому, наносил более жестокие удары, чем flagrum

И если даже возвращались домой с деньгами и вещевой добычей, то этого запаса не хватало, чтобы вступить в борьбу против крупного землевладения. Между тем как проконсулу, претору, квестору, возвращавшемуся из победоносной войны в богатые провинции, ничего не стоило этому самому служаке и ему подобным предложить какую вздумается, хотя бы даже и самую низкую сумму за его труд, за его производство, и тот ради своей пользы вынужден был на все соглашаться, хотя бы для того, чтобы попытать счастья на других путях, в крайнем случае даже в Риме, где он хоть избирательным-то голосом мог воспользоваться как известного рода ценностью.

Менялы, или банкиры (argentarii)

В Риме существовало два типа менял, публичные и частные. Первые вели дела с разрешения государства, основной их обязанностью была апробация качества монеты (слева): меняла сидит за столом, на котором разложены монеты; работник монетного двора подает ему еще поднос с монетами; позади него — мешки, на которых написаны суммы содержимого (дно расписанной вазы).

Публичные менялы также заботились о вложении государственных денег, занимались разменом иностранных на отечественные и наоборот (справа): меняла сидит за прилавком; по левую руку от него решетка, по правую — куча монет и посетитель, несущий мешок (барельеф из Ватикана), Как частные, так и общественные менялы составляли в Риме особую замкнутую корпорацию и имели свои конторы на форуме у храма Кастора.

Внутреннее устройство

Внутреннее государственное устройство осталось демократическим и даже, можно сказать, стало еще более демократичным в своих формах. Всемогущество власти более чем когда-либо сосредоточилось в руках немногих фамилий, среди которых давно уже и в силу высокого общественного положения, и в силу унаследованных фамильных преданий, и в силу разнообразной политической практики установилось известного рода развитие, которому во многом способствовали занимаемые ими высокие государственные должности и присутствие в сенате. Ко всем этим преимуществам, и как бы удваивая их значение, в последнее время прибавилось и громадное обогащение. Эта знать состояла лишь в самой незначительной своей части из древнепатрицианских родов. Среди патрицианских консулов в период 366–173 гг. до н. э. насчитывают представителей только 16 таких родов (gentes), среди которых, например, в одном роде Корнелиев было не менее 30 имен. Большую же часть составляли плебейские роды, поднявшиеся в качестве служебной аристократии и достигнувшие положения, равного с родовой аристократией — так называемое сословие благородных, которое в качестве замкнутого кружка все более стремилось к тому, чтобы отстоять за своими семьями право на особое, привилегированное положение. Это положение с той поры, когда цари и народы от Гвадалквивира (Бетиса) до Оронта стали униженно ухаживать за римским сенатом и каждым из его сочленов, стало поистине царственным, даже более чем царственным.

Благородное сословие. Всадники

Избранный кружок фамилий с завистливым соревнованием постоянно следил за тем, чтобы все выгодные государственные почести непременно выпадали на долю одного из представителей их кружка; и когда какой-нибудь неродовитый человек из народа стремился занять одну из высоких должностей, которые они себе отмежевали, то они все, словно один человек, восставали против него, как против дерзкого нарушителя их прав. Закон Клавдия 218 г. до н. э. запрещал сенаторам и сыновьям сенаторов вести морскую торговлю. Этот закон, который, конечно, нетрудно было обойти, все же способствовал тому, что рядом с сословием патрицианско-плебейской знати образовался второй привилегированный класс общества, класс богачей, финансовых тузов — сословие всадников. В новейшем периоде настал и на их улице праздник. Общий строй римского государства и быстрое распространение его могущества на громадные пространства провинциальных земель вынудили правительство прибегнуть для собирания даней, для эксплуатации казенных земель к той же откупной системе, которая давно уже применялась в Италии для казенных владений, для сбора поземельных податей и других сборов. Крупные капиталисты или банкиры соединялись в большие общества, которые обеспечивали государственной казне общую сумму дохода с леса, пруда, провинции, по приблизительному расчету даже выплачивали этот доход вперед, за что получали право на свой счет и риск собирать подати с провинции и эксплуатировать ту или иную собственность.

Гробница банкира. Реконструкция Л. Канины.

Интересы этих богачей и составляемых ими акционерных обществ не расходились с интересами знати. Тому обществу, которое, например, откупило подати в Сицилии, были необходимы претор этой провинции и квестор, на которых были возложены заботы о финансовой части в управлении этой провинции. И все это способствовало достижению одной и той же цели: расширить количество крупных богачей, особенно увеличить до невероятной цифры богатства этих богачей, а число собственников средней руки и особенно благосостояние этих мелких собственников уменьшить.

Народ

Постепенное исчезновение среднего сословия и сословия свободных землепашцев среднего состояния, которые некогда служили главной основой могущества республики, стало наконец бросаться в глаза как тяжкое социальное и политическое бедствие. Римское правительство, сенат и чиновники не могли этого бедствия не заметить и даже пытались бороться против него обычными в то время средствами — например, основанием новых колоний, которых в период 218–133 гг. до н. э. образовалось не менее 45; но это не приводило ни к какому результату. Это зло, как и все ему подобные, переплелось и спуталось с целой сетью тяжелых социальных зол и вызвало необходимость реформы, которую мог предпринять только человек дальновидный и уверенный в себе, только первоклассный государственный человек и с таким весом, который исключал бы всякие сомнения. Таким человеком мог быть только Сципион Эмилиан, и всем было известно, что в кружке Сципионов лелеялись подобные замыслы великих реформ. Гай Лелий, друг Эмилиана, предложил в качестве народного трибуна новый закон о распределении земель, но тотчас же взял его обратно, испугавшись огромных трудностей проведения. К тому же кружку принадлежал и совсем еще молодой человек, который теперь решился взять этот вопрос в руки: Тиберий Семпроний Гракх, по матери своей, Корнелии, внук победителя при Заме.

Попытки реформ Тиберия Гракха

Корнелия, мать юного Гракха, которую представляют женщиной необычайно умной, развитой и высоконравственной, и его отец, по доброму римскому обычаю во многих и различных должностях послуживший на пользу обществу с замечательным бескорыстием и тактом истинно государственного человека (особенно заслуживший большую признательность своим управлением в Испании), оба развили в своих сыновьях — старшем Тиберий и младшем Гае — с самой ранней юности высокое, чисто идеалистическое честолюбие.

Корнелия, мать Гракхов. Гемма.

Эту фигуру называют также «Читающая», т. к. атрибуция ненадежна.

Бюст весталки на Римском форуме.

У старшего брата к этому прибавилась дружба с несколькими благородно настроенными мечтателями греками, придерживающимися стоических воззрений, и когда в 133 г. до н. э. он стал добиваться трибуната, то уже не скрывал своего намерения ознаменовать вступление в должность крупным реформаторским мероприятием. Это мероприятие, с которым он и выступил, как только был избран в трибуны, состояло в том, что он предложил восстановить знаменитый закон Лициния-Секстия (367 г. до н. э.), по которому никто не мог обладать более чем 500 югерами общественной земли. По этому аграрному закону Семпрония признавалось возможным добавление еще 500 югеров для отцов, имеющих более одного сына; излишек же земли следовало поделить между нуждающимися гражданами в виде жребиев, размером доходящих до 30 югеров, которые затем уже не могли быть отчуждаемы продажей и должны были нести на себе самые умеренные подати. Для приведения закона в действие плебс должен был ежегодно избирать комиссию из трех выборных.

Возбуждение, вызванное этим предложением в среде высших сословий, было неописуемо. О законе Лициния все давно уже забыли, а правящие классы перестали различать действительную личную собственность от захваченной ими казенной земли; ее и закладывали, и в ипотечные условия ставили, и дарили, и наследовали, — и вот все общество поднялось против неслыханного новшества с такой яростью, как будто нарушались вполне законно приобретенные им права на владение неоспоримой собственностью. Тиберию Гракху приносит великую честь уже то, что он устоял в этой первой буре. Он не остался без поддержки, т. к. многие высокопоставленные лица высказались за него в сенате, как, например, знаменитейший знаток прав в тогдашнем Риме Публий Муций Сцевола, т. к. с юридической точки зрения предложение Гракха не представляло собой ничего противозаконного. Но у аристократов в руках было простое средство избавиться от ненавистного предложения — трибунское вето, у которого они давно уже отняли первоначальное значение, подчинив его своему произволу. Трибунство в течение весьма непродолжительного периода было сильным орудием в руках плебейской аристократии против патрициата. Но теперь предложение Гракха одинаково угрожало всей знати, и поэтому нетрудно было найти трибуна (Марка Октавия), который кассировал предложенный Гракхом закон. Но Гракх приступал к своей реформе с полной серьезностью и непринужденностью человека, убежденного в своей правоте и проникнутого своей идеей. Он пытался отговорить Октавия. Известно, что он даже предлагал ему возместить его возможные убытки из своих личных, Тибериевых, средств и, когда Октавий настоял на своем, Гракх решился наложить запрет на деятельность всех других сановников впредь до проведения в действие его законного предложения. Но оказалось, что орудие это уже не действует и что никто не желает такому закону повиноваться. Однако этот юноша с кроткой внешностью и мягким темпераментом оказался человеком весьма серьезным. Он сумел извернуться и поразить корыстную оппозицию в самое сердце: поднял вопрос о том, может ли трибун, явно исправляющий свою обязанность в ущерб всему плебсу, дальше оставаться трибуном? И предложил этот вопрос на решение народных комиций, т. к. Октавий все еще упорствовал. Все трибы высказались против Октавия, который тотчас же был смещен и заменен другим новоизбранным трибуном. И вот закон прошел, комиссия была избрана: сам Тиберий, его брат Гай, находившийся в отсутствии, и его тесть — Аппий Клавдий Пульхр. Дальнейший закон, проведенный без всяких затруднений передал в руки этих троих мужей законное право произнесения решений, по которым тот или другой участок земли мог быть отнесен к государственным землям или к частной собственности.

Гибель Гракха. 133 г.

Смещение трибуна во время его служебного года было шагом революционным. Там, где можно взывать к высшей власти большинства таким образом и где простое голосование может уже в одно мгновение решать всякие политические задачи — там уже нет закона, там господствует произвол народа и все зависит от благорасположения того или другого народного вождя. И Тиберий Гракх тоже не мог остановиться на первом шаге. Ради своего дела и собственной безопасности он обязан был выступить на выборы и в следующем году; но эти выборы не состоялись вследствие того, что противная Гракху сторона сослалась на закон, по которому вторичное вступление в ту же общественную должность могло быть допущено только после 10-летнего промежутка (закон 342 г. до н. э.). Однако Гракх не унимался и, чтобы поддержать свои выборы, указывал в будущем на многие другие важные для народного блага законы, которые собирался предложить. Одно из подобных предложений было даже проведено им: оно касалось казны царя Аттала III Пергамского, который умер бездетным и потому назначил своим наследником римский народ. Гракх предлагал обратить эту богатейшую казну на первое обзаведение новосозданных его законом землевладельцев. И не сенат, а именно народ должен был решить, как следует поступить с наследством, выпавшим на долю римского народа.

Именно в этот день выбора трибунов дошло до открытого насилия. Большинство сената решилось не допустить вторичного избрания опасного народного представителя и даже предполагало вовлечь его в процесс, как только его священная обязанность не будет служить ему защитой. В этом случае закон был на их стороне. Сенат был в полном сборе в одном храме, а на вершине Капитолийского холма, напротив храма Юпитера, собралась толпа противников и сторонников Тиберия Гракха, и в этой толпе находился он сам. Дело дошло до сумятицы и до насильственных действий между партиями, и жрецы храма поспешили закрыть двери святилища.

Храм Юпитера Капитолийского. Реконструкция Л. Капицы.

Юнона, жена Юпитера. Статуя из Неаполитанского музея.

Этим моментом воспользовалась партия фанатиков сената для насильственного переворота. Вопреки приказанию консула председательствовавший над жреческим сословием Публий Корнелий Сципион Назика вскочил со своего места и с криком «Кто хочет спасти республику, тот следуй за мной!» устремился с прочими сенаторами на Капитолийский холм. В той давке и сумятице, которая произошла при появлении сенаторов или только возобновилась с новым ожесточением, Тиберий был убит (133 г. до н. э.).

Смерть Сципиона Эмилиана

А между тем революционное движение, начавшееся смещением Октавия, не могло улечься и после того, как тела убитых в этой схватке граждан были брошены в Тибр. Вопрос о переделе земель взбаламутил все страсти и вызвал на поверхность целый ряд политических и общественных задач. Как раз в разгар возбуждения, которое еще больше разжигалось и возрастало вследствие озлобленного преследования приверженцев погибшего Гракха, Сципион Эмилиан возвратился в Рим из Испании. Он не одобрял ни средств, ни путей, которыми стремился к цели его покойный родственник, и при известии о его смерти изрек ему свой приговор в виде известного гомеровского стиха: «Так и другой да погибнет, кто подобное дерзко зачнет». Однако он не мог уклониться от обязанности определенно высказаться о реформе, которая теперь настойчиво требовала разрешения. Аграрный закон, который уже был в полном примирении, нанес прямой ущерб интересам некоторых союзнических общин, владевших римской общественной землей, и Сципион решился принять на себя защиту их интересов в широком политическом смысле. Вскоре после этого по приговору народа он сумел отнять у комиссии, занимавшейся распределением земель, ее правоюрисдикцию, т. е. право решения вопроса, кому именно — государству или частному лицу — принадлежит известный участок земли. По всей вероятности, он намеревался этим путем придать делу передела более спокойное течение и направить его к взаимному соглашению, причем и сенату был бы возвращен прежний авторитет. Однако ему не суждено было довести это до конца: в канун народного собрания, в котором он думал обратиться к народу с речью, он внезапно умер. Был ли он жертвой партийной злобы, как это, вероятно, после события предположили и впоследствии предполагали, едва ли можно выяснить точно. Его политический противник, Метелл, победитель лже-Филиппа, отпуская своих сыновей на похороны Сципиона, недаром сказал о нем: «Ступайте, дети мои, вам никогда не придется присутствовать на похоронах более великого человека».

Возобновление вопроса о союзниках

Вопрос о союзниках вновь выдвинулся на первый план. Выборные люди из разных латинских общин в большом количестве собрались в Риме. Партия реформы добилась того, что один из ее сторонников, Марк Фульвий Флакк, был избран в консулы на 125 г. до н. э. и в угоду латинянам провел такое предложение, по которому каждый латинянин имел право добиваться приема в полное римское гражданство у римского народа. Отклонение этого предложения привело к восстанию латинского города Фрегелл, которое было подавлено после кровавой борьбы. Однако этот факт ясно доказывал, что и союзники теперь не прочь принять участие в общем движении.

Деятельность Гракха

Это движение нашло себе подходящего вождя в том государственном деятеле, который указал ему и пути, и цели: в младшем брате Тиберия Гае Гракхе, который до этого был квестором в Сардинии, а на 123 г. до н. э. стал добиваться трибунства. Как оратор и государственный человек он был значительно выше Тиберия и к тому же нашел уже до некоторой степени организованную практику, в которой проводимые им идеи успели уже выясниться и укорениться. Сам он вырос и развился в тех мыслях, что должен вести дальше дело брата и в то же время быть его мстителем. Это был один из тех счастливо одаренных людей, которые умеют соединять в себе полную трезвость суждений зрелого разума, привыкшего взвешивать все шансы действительности, с пылкостью страсти и юности. Поэтому он приступил к делу с ясно обдуманной политической программой. Вступив в должность трибуна, он выступил перед народом с рядом законов. Их последовательность неизвестна, но их общая связь и общее направление совершенно ясны. Один аграрный закон должен был в нескольких пунктах дополнить закон его брата, которым вопрос был уже решен в существеннейших частях. Особый зерновой закон (lex frumentaria) обязывал государство по самой низкой цене снабжать каждого гражданина из общественных магазинов известным количеством зерна. Закон о военной службе сокращал срок службы для римских граждан и обмундирование воинов относил на счет государственной казны.

Раб, работающий закованным в цепи, по изображению на гемме, Предполагают, что это изображен Сатурн в цепях, после того как его брат Титан отобрал у него власть. Рабы, получавшие свободу, посвящали свои цепи богам.

Еще один закон касался упорядочения в управлении новой провинцией римского Государства, Азией, которая со смертью последнего пергамского царя перешла во власть Рима. И, наконец, судейский закон (lex judiciaria) требовал изменения в устройстве суда, чтобы рядом с сенаторами (из них составлялись комиссии для гражданских и уголовных процессов) в список судей заносилось и равное число судей из сословия всадников. По другой редакции этого же закона сенаторы были совсем исключены из списка судей и суды переданы в руки всаднического сословия. Несчастный зерновой закон привлек нищих из сословия римских граждан со всей Италии в Рим и положил основу столичному пролетариату; но этот закон трибуну был необходим, чтобы иметь возможность постоянно рассчитывать на столичную толпу. Без нее он не мог бы провести свои остальные законные предложения, а между тем этим законом он отвлекал ее от влияния некоторых сенаторов. Судейским законом он также отнял у государства одну из основных опор его могущества, внес раздор между обоими привилегированными классами, сенаторами и всадниками, и последних привлек на свою сторону. Та же тенденция — подрыв могущественного положения сената — просвечивала и в другом его предложении, по которому провинции, назначаемые в управление ежегодно избираемым консулам, были бы уже назначаемы сенатом до консулярных комиций, что должно было ставить выбранных затем консулов в гораздо более независимое от сената положение. Комиции он собирался преобразовать по демократическому образцу, так, чтобы порядок, в котором на будущее время должно было происходить голосование по центуриям, не стоял бы ни в какой зависимости от имущих классов и определялся бы просто жребием. И другие подобные законопроекты, составленные все в том же исключительно демократическом направлении, были внесены коллегами Гая Гракха. Особенно важны были предложения, касавшиеся выселения колоний, причем впервые были задуманы колонии вне Италии, и между ними колония Юнония на почве древнего Карфагена. Но важнейший из всех гракховских законов (может быть, именно потому он и выступил с ним позже всех остальных) касался союзников и предлагал даровать права полного римского гражданства всем латинянам, а права, которыми пользовались латиняне, притом с облегченным переходом к полному римскому гражданству, — всем италийским союзникам. Одним словом, он проектировал установить общеиталийское право государственного гражданства вместо римского права городского гражданства.

Высокое положение Гая Гракха

Большую часть этих законов Гай Гракх без особенных усилий произвел в течение первого года своего трибунства. А т. к. он в то же самое время руководил и их выполнением, то на самом деле явился правителем государства на все то время, пока могла продлиться его популярность, ибо ни один прирожденный царь в совершенно самодержавном государстве не может быть могущественнее популярного народного вождя в демократии, не стесняемой никакими рамками. Создание новых судов, выселение новых колоний, организация раздачи зернового хлеба, тесно связанное с новыми аграрными условиями проведение новых дорог и путей — все это ставило великого трибуна в обязательные отношения к множеству служащих и должностных лиц, состоявших в его распоряжении, и создавало ему массу клиентов. При этом он получал возможность выказывать свой высокий ум, свой организаторский талант, все лучшие стороны своей натуры, как бы созданной для руководства обществом и господства над ним, и это совершенно исключительное, мощное, величавое положение, занятое Гракхом, еще больше, чем содержание всех его законов и законопроектов, напугало всю знать, а среди ее вождей вызвало решимость во что бы то ни стало и каким бы то ни было способом избавиться от этого опасного человека.

Гибель Гая Гракха, 122 г.

Положение, подобное тому, которое занял Гай Гракх, естественно возбуждало зависть и интриги со стороны посредственности, которая отлично умела разнюхать все слабые стороны такого положения. Одна из очевидных слабых сторон состояла в том, что Гай при выполнении своих планов опирался главным образом на свою популярность среди столичной толпы, следовательно, среди наименее надежной части римского гражданства, и тут у сената появилась точка опоры против него. Гай Гракх без малейшего затруднения был избран в трибуны и на второй год (122 г. до н. э.). Между его товарищами находился представитель плебейской аристократии Марк Ливии Друз. При его помощи привилегированный класс задумал учредить то, что один старый писатель называет антидемагогией, т. е. превзойти самого Гракха своими популярными законопроектами и таким образом подорвать его значение в глазах толпы. И вот Ливии обнародовал целый ряд законопроектов. Первый из них ограничивал карательную власть римских сановников по отношению к союзникам в военное время. Второй вносил некоторые незначительные улучшения в аграрный закон Семпрония. По третьему законопроекту предполагалось в Италии поселить еще 12 колоний по 3 тысячи граждан каждую, о которых, конечно, Ливий не говорил, где именно найдется для них место. Грубая уловка удалась, начала оказывать влияние, и выяснилось, что популярность Гая Гракха как раз была поколеблена на той реформе, которую следует считать самой спасительной и самой дальновидной из всех им задуманных — на законе о союзниках. Цель этого закона — распространить римское право гражданства на все свободное население Италии и этим самым дать римскому государству новую, более широкую и более здоровую основу. Что такой законопроект менее всего мог быть популярным среди столичного гражданства, само собой разумеется. Привилегированное положение этого сословия, вдвойне ценное со времени зернового закона, его господствующее положение, наполнявшее гордостью римского гражданина (civis Romanus), даже самого жалкого оборванца среди римских пролетариев, — и это положение разделить с миллионами новых граждан! Само собой разумеется, что этого никто не мог желать… И вот тогда, когда, к несчастью, Гракх на некоторое время удалился из Рима для того, чтобы привести в порядок дела новой колонии Юнонии, в настроениях столицы произошла быстрая перемена. Один из самых горячих противников нововведений Гракха Луций Опимий был избран в консулы на следующий год, а Гай Гракх не был избран даже в трибуны. А между тем человек, занимавший такое положение, задевший за живое интересы такого множества людей, возбудивший против себя столько страстей, не мог оставаться дольше в качестве простого частного человека на этой вулканической почве. Порученное Гракху выселение колонии Юнонии, с основанием которой жреческое сословие, как и всегда, связанное со знатью, связывало всякие дурные предзнаменования и неодобрения в религиозном смысле, вновь вызвало сильный взрыв: высокомерие одного из консульских ликторов привело к кровавому столкновению, а сенаторская партия впредь приняла свои меры. Самосохранение вынудило Гая Гракха и другого вождя народной партии, Марка Фульвия Флакка, также принять меры предосторожности. Они вместе с народом заняли Авентинский холм и окопались в древнем святилище Дианы. Правительство, уклоняясь от любых переговоров, захотело овладеть позицией силой оружия. Ряды сторонников Гракха стали быстро редеть, сам Гракх вынужден был бежать на правый берег Тибра, но там, по его собственному желанию, он принял смерть от руки раба. В доме одного ремесленника, в одном из предместий, был разыскан и Фульвий Флакк, и также был убит. Таким образом, знать одержала вторую победу и спешила воспользоваться ее плодами, щедро рассыпая направо и налево смертные приговоры, конфискации имущества и начиная судебные процессы.

Реакция

Победа, одержанная над великим новатором, который в такое короткое время успел поколебать древний государственный строй на его основах, сильно содействовала гордому и самодовольному успокоению знати и даже внушила ей уверенность в том, что все осталось по-старому и всякая опасность миновала. И действительно, поражение Гракховской партии было весьма тяжкое. Она была лишена вождя, который, обладая выдающимся умом и энергией, был необходим для введения в действие нового строя или законодательства, а потому и незаменим. И большинство тех, кого привлекает власть, отвратилось теперь от народной партии и опять стало заискивать перед сенатом, который еще раз доказал, как легко он умеет расправляться со своими врагами. Прежде всего знать воспользовалась своей восстановленной властью, чтобы обеспечить себя от аграрного закона. В 119 г. до н. э. комиссия, распределяющая земли, была распущена, а в 111 г. до н. э. присужденные по дележу участки земли прямо обращены в продажную собственность. Этим был восстановлен прежний порядок вещей, по которому весьма естественно маленькие владения должны были поглощаться большими, т. е. делались добычей капитала и поприщем для рабского труда. Весьма ничтожным и не имеющим дальнейшего значения успехом было то, что в 118 г. до н. э. партии народа удалось выселить одну колонию в Нарбон — в южную часть Трансалийской Галлии.

Правление знати

Правление знати не осталось прежним: оно стало хуже, потому что раз затронутое с ненавистью и недоверием смотрело на каждую попытку улучшения, и, справившись с бурей, прониклось чувством своей полной безопасности и не намерено было стесняться. Полная бесталанность и нравственная испорченность этой аристократии ясно выказались в некоторых немаловажных событиях, произошедших в ближайшие десятилетия.

Комический актер в маске, изображающий свинью-сенатора. Статуэтка, найденная в Риме.

Одним из таких событий было восстание рабов в Сицилии, длившееся с 105 по 101 гг. до н. э. Это было второе восстание в течение четверти века, и длилось оно не меньше первого (135–132 гг. до н. э.). Как тогда, так и теперь, шайке взбунтовавшихся рабов дали разрастись в целое войско, которое выбрало себе царька, неистовствовало, побуждаемое дикой жаждой мести, и наконец могло быть подавлено только при помощи сильного войска. Гораздо дольше (118–106 гг. до н. э.) длились смуты в Африке, которым древние придавали название Югуртинской войны и которые один из новейших историков менее удачно назвал «войной за нумидийское наследство». Для общего хода человеческого развития эта война имеет мало значения: точные сведения о ней сохранились благодаря тому обстоятельству, что способ ведения этой войны, злоупотребления и казнокрадство вновь возбудили озлобление против правления сената и в связи с различными ее происшествиями вновь разгорелась борьба партий.

Обострение положения в Африке

Речь шла о царстве Масиниссы, которое тот в 149 г. до н. э. передал своему сыну Миципсе, а Миципса в 118 г. до н. э. — обоим своим сыновьям Адгербалу и Гиемпсалу и племяннику Югурте.

Миципса (слева), нумидийский царь, с его серебряной монеты.

Югурта (в центре), нумидийский царь с его монеты. Африканский слон с погонщиком (справа), с тетрадрахмы Югурты.

Последний еще со времен Инумантинской войны пользовался некоторой известностью в кругу римской знати, т. к. тогда он командовал нумидийским вспомогательным отрядом, состоявшим в распоряжении римского главнокомандующего. Югурта приказал Гиемпсала убить, а с Адгербалом затеял войну. Когда же тот стал просить в Риме о помощи, Югурта сумел обратить в свою пользу решение римской сенатской комиссии: после небольшого перерыва война началась вновь. На этот раз явился в Ливию первейший аристократ Марк Эмилий Скавр. Варвар разыграл перед ним покорнейшего слугу, но он очень хорошо знал, куда клонились в то время все стремления римской знати, и обладал достаточными средствами для их удовлетворения. И чуть только римское посольство удалилось, ничем не обеспечив безопасность Адгербала, Югурта преспокойно продолжал войну, осадил и взял город Цирту, в котором Адгербал искал убежища, убил его и кроваво отомстил населению, укрывшему его. При этом погибло и несколько италийских купцов, пребывавших в Цирте по торговым делам. Тут уже в Риме объявили войну Югурте: в Ливию было отправлено консульское войско, и тотчас разнесся слух о том, что Югурта покорился. Победа была быстрая, и консулу Луцию Кальпурнию Бестии, а также его советнику-руководителю Эмилию Скавру принесла много чести. Но все с изумлением узнали, что Югурта, убийца римских граждан, несмотря на изъявленную им покорность, по-прежнему остался царем Нумидии, владыкой всего своего царства и всех своих сокровищ. Народный трибун Гай Меммий обжаловал дело перед народом и выдвинул требование, чтобы Югурта лично явился в Рим и дал ответ в своих действиях.

Югурта в Риме

Случилось то, чего никто не ожидал: нумидиец явился, твердо уповая на свои связи, перед лицом народного собрания Меммий обратился к нему со своим запросом. Тогда за него заступился другой трибун, Гай Бебий, и ответа, который мог бы опозорить первейших государственных мужей, не последовало. А варварский царек воспользовался своим пребыванием в Риме для того, чтобы избавиться от еще одного проживавшего там своего родственника, который мог быть ему неудобен при известных случайностях, и выехал из Рима, как рассказывают, заявив насмешливо, что «здесь за деньги можно все иметь — можно бы и город весь купить, если бы только нашелся для него покупатель».

Война началась снова (109 г. до н. э.). Первые слухи с театра военных действий были неутешительны: война затягивалась, велись какие-то переговоры, затем заговорили даже о возвращении в Рим консула Спурия Постумия Альбина ради присутствия на комициях в Риме, и потом вдруг узнали о внезапном нападении на римский лагерь, за которым последовала позорнейшая капитуляция со стороны римского главнокомандующего Авла Постумия. Римское войско вынуждено было покинуть Нумидию, чуть ли не пройдя под игом, и в этот знаменательный день покрылось таким позором, перед которым бледнели все, самые ужасные и жестокие поражения, когда-либо вынесенные римским войском в былое время (110 г. до н. э.).

Метелл и Марий

Только уж тут командование войском было поручено серьезному полководцу, патрицианскому консулу 109 г. до н. э. Квинту Цецилию Метеллу, которому прежде всего пришлось устроить и сделать пригодным к войне совершенно расстроенное войско. Подробности похода или даже походов Метелла — т. к. он в 108 г. до н. э. продолжал войну в качестве проконсула — не существенно важны для истории войны. Югурта умел отлично пользоваться выгодными природными условиями нумидийской земли и утомлял римское войско, то внезапно появляясь с массами конницы и легкими подвижными отрядами пехоты там, где его невозможно было ожидать, то внезапно исчезая в горах и пустынях и избегая сражения или преследования. Ему удалось переманить на свою сторону царя Бокха Мавретанского, своего тестя, который вступил с ним в союз. Возможно, что диким племенам пустыни он представлялся даже борцом за их независимость против римского могущества. В сущности же, он просто вел борьбу за свою жизнь, т. к. напоследок ему все-таки пришлось иметь дело с беспощадный и неподкупным противником.