3. УКРЕПЛЕНИЕ СВЯЗЕЙ С МАССАМИ

3. УКРЕПЛЕНИЕ СВЯЗЕЙ С МАССАМИ

Примерно осенью 1918 года трудящиеся массы Закаспия убедились, что Временный исполком Фунтикова — это фикция, ширма, за которой творили свои чёрные дела буржуазия и белое офицерство. За спиной ашхабадского правительства, как стало известно позже, стояла черносотенная «Туркестанская военная организация», возглавляемая белогвардейским генералом Е. Джунковским. В буржуазных и офицерских кругах в открытую говорили о разгоне и аресте Временного исполкома и установлении военной диктатуры. Сбрасывали с себя мишуру реакционеры, лидеры буржуазных партий, трубившие на первых порах о демократии, о «власти Советов, но без отдельных личностей».

Правящие круги — английское командование, белый штаб, гражданские власти, главари буржуазных националистов — стали похожи на пауков в банке. Внешне все выглядело благопристойно: белогвардейское правительство славословило англичан-«защитников», Деникин производил Ораз Сердара [26] в генералы, а новоиспеченный генерал ловил взгляды Маллесона и от имени бухарского эмира преподносил матерому разведчику орден — Бухарскую звезду 1-й степени. На самом же деле лицемерили все, никто не верил друг другу. «Друзья» ждали удобного момента, чтобы прибрать власть к своим рукам. Англичане, пытаясь вырвать согласие на оккупацию Туркестана па 25 лет, плели сети интриг: заигрывали с буржуазными националистами, натравляли на них Временный исполком и белое офицерство, заверяя и тех и других в «дружбе и бескорыстии». А когда из Азербайджана на помощь ашхабадскому правительству прибыли войска белоказачьего полковника Бичерахова, то англичане не пропускали их через Красноводск. Там чуть не произошло столкновение. Вот тогда-то министр ашхабадского правительства Зимин, еще раз испытав «милость» оккупантов, жаловался «на хамское отношение Маллесона» ⁸².

«Автономную» политику вел глава красноводского «стачкома» Кун, который без ведома ашхабадского правительства вступил в переговоры с англичанами и «позволил» им оккупировать Красноводский порт. Используя двойную игру оккупационного штаба, Кун ломал комедию, играя в «правителя независимой республики». И когда бывший цирковой борец задержал в Красноводске 65 вагонов хлеба, адресованных Ашхабаду, терпение фунтиковского правительства лопнуло: против Куна и Алания (начальник красноводской милиции) решили возбудить уголовное дело. Но это была буря в стакане — Кун и Алания, опекаемые интервентами, отделались лишь вызовом в Ашхабад⁸³.

Между тем в городах Закаспия не хватало хлеба. Власти снаряжали в аулы уполномоченных для заготовки продуктов, но они возвращались с пустыми руками. За хлебом выстраивались длинные очереди. Белогвардейский «Голос Средней Азии» 2 и 12 октября сетовал: «На базарах исчезло мясо… В лавках нет масла, мыла, спичек… Взамен сахара… грязный кишмиш. Поднялись цены на молоко… Город тонет во мраке…»

В Ашхабаде и других городах процветала спекуляция, бешено росли цены на продукты питания. Власти предпринимали отчаянные попытки, чтобы раздобыть хлеб. В ноябре 1918 года в Ашхабаде был созван продовольственный съезд. Но на нем не было ни одного туркмена. Так дайхане высказали свое отношение к белогвардейскому правительству, его политике.

Белогвардейские газеты конца 1918 года, в частности «Голос Средней Азии», пестрели выразительными заметками и объявлениями, воссоздающими картину тех дней и даже отражающими настроение населения. Здесь сообщения и о формировании русского отряда «под контролем английского командования»; и о преподавании «закона божьего» в гимназии; и о недовольстве служащих, учителей, требовавших повышения зарплаты, не скрывавших, что при большевиках уделялось «серьезное внимание школе и на положение школьного деятеля»; и приказ красноводского «царька» Куна, запрещавший без ведома «правраскома» («правительственный распорядительный комитет» — так стал называться «стачком») созывать собрания.

В городах Закаспия упорно ходили слухи, что рабочим понизят ставки, что предполагается денационализация промышленности и восстановление дореволюционных порядков. Слухи, как правило, подтверждались. Фунтиковское правительство, обращаясь 27 июля 1918 года через газету «Трудовая мысль» к гражданам Закаспия, требовало уплатить недоимки по государственным и местным налогам за 1917 и 1918 годы — подоходному, поземельному, городскому и другим.

Эсеро-белогвардейское правительство шаг за шагом аннулировало завоевания Советской власти, возвращалось к старым порядкам. Буржуазные власти, едва прикрываясь покоробившимся фиговым листочком демократии, помогали своими действиями прозреть трудящимся. В июле, августе, а затем в декабре ашхабадское правительство в связи с поражением на Закаспийском фронте объявляло «общую», «срочную», «принудительную» мобилизации. Щедрые посулы и всяческие угрозы не дали ожидаемых результатов. Призывники, как русские, так и туркмены, не являлись на призывные пункты. Все мобилизации, несмотря на грозные предупреждения, с треском провалились.

В таких условиях подпольные организации Закаспия, чтобы активизировать массы трудящихся, укрепить связи с рабочим классом, широко использовали легальные возможности — различные организации и учреждения, особенно профсоюзы, где влияние коммунистов с начала 1919 года стало преобладающим. Этот метод легальной работы, как подтвердил опыт большевистского подполья, был наиболее действенным в борьбе за революционную мобилизацию масс, против белогвардейского правительства и английских интервентов.

Сила профессиональных союзов прежде всего в том, что они, объединяя рабочих многих предприятий, располагают широкими возможностями влиять на трудящиеся массы. Перед большевистским подпольем стояла сложная задача — возглавить профессиональные и рабочие организации, чтобы, как говорил В. И. Ленин, «уметь безошибочно определить по любому вопросу, в любой момент настроения массы, ее действительные потребности, стремления, мысли, уметь определить, без тени фальшивой идеализации, степень ее сознательности… уметь завоевать себе безграничное доверие массы…»⁸⁴.

К началу 1919 года профессиональные союзы Закаспия представляли собой довольно внушительную силу: Кизыл-Арватский Совет профсоюзов объединял 1750, Красноводский — 500, Ашхабадский — 4468 членов. Весьма многочисленным был союз печатников и кустарей, куда входили металлисты, портные, швейники и другие ремесленники. Уже в ноябре 1918 года подполье имело влияние на отдельные профсоюзы, в частности на союз швейников и его председателя Тимофеева, выполнявшего задания большевистской организации⁸⁵.

С печатниками, активно поддержавшими большевиков, ашхабадская подпольная организация более тесные связи установила с начала 1919 года.

Профсоюзы, руководимые большевиками и сочувствующими Советской власти рабочими, занимали независимую от правительства позицию. Например, как сообщил 21 декабря «Голос Средней Азии», собрание 16 представителей профессиональных союзов, организаций и учреждений Ашхабада, созванное по инициативе печатников 19 декабря, потребовало от белогвардейского правительства повысить ставки рабочим. В присутствии управляющего делами труда и социального обеспечения закаспийского правительства Курылева выступили представители профсоюзов, в том числе подпольщики П. К. Теплищев и Виноградов[27]. Была избрана комиссия для разработки предложений по прибавке зарплаты. Примечательно, что собравшиеся не признали правомочным «делегата» от почты, назначенного администрацией, кооптировав вместо него другого члена профсоюза, и предложили представителю правительства «издать приказ о недопущении вмешательства высшей администрации в права [профсоюзной] организации».

Союз печатников, объединявший наиболее организованных рабочих, доставлял белогвардейскому правительству немало хлопот забастовками, а иногда и революционными выступлениями на митингах и собраниях. Руководители союза, в частности В. Дедаев, умели постоять за любого члена организации, вовремя прийти на помощь своим товарищам. Так, в октябре 1918 года благодаря настойчивости печатников был освобожден из-под стражи уполномоченный красноводской типографии В. Маслов⁸⁶. Во главе союза стояли люди, сочувствовавшие большевикам, Советской власти. Они вели непримиримую борьбу с белогвардейским правительством [28].

Ашхабадскому подполью, на первых порах состоявшему в основном из железнодорожников, было важно взять под свое влияние профсоюз паровозных бригад, руководство которого стояло на эсеро-меньшевистских позициях. Особенно остро это выявилось, когда подпольной организации потребовались средства для оказания материальной помощи семьям скрывавшихся от ареста большевиков, для выпуска прокламаций, доставки бакинской газеты «Набат», распространения большевистской литературы на фронте.

Чтобы взять в свои руки руководство профсоюзом паровозных бригад, большевики предложили переизбрать его комитет, обосновывая это тем, что его члены на фронте. Подпольщики повели разъяснительную работу как в депо, так и среди рабочих одной из паровозных бригад, находившейся на фронте. К тому времени рабочие воочию убедились в предательстве эсеров и меньшевиков, якшавшихся с английским командованием. Лишь в большевиках трудящиеся увидели последовательных и подлинных защитников их политических и экономических интересов. «Поставлены были две кружки для опускания голосов (бюллетеней. — Р. Э.), одна на фронте… одна в депо, — вспоминает Г. С. Кадыгроб. — Большинство голосов получила… подпольная организация»⁸⁷. Председателем союза паровозных бригад стал коммунист Г. С. Кадыгроб, секретарем — подпольщик И. К. Храбров.

Возглавив правление союза паровозных бригад, большевики, привлекая рабочих к делам профсоюза, оказывали влияние на них, сплачивали их вокруг себя, повышали их политическую активность.

Коммунисты Кизыл-Арвата, занявшие с марта 1919 года руководящее положение в профсоюзах, использовали их для разоблачения предательской политики эсеро-белогвардейского правительства, для проведения в жизнь лозунгов большевиков. Правоэсеровская партия, пользовавшаяся в Кизыл-Арвате известным влиянием, вела себя изменнически, пыталась расколоть железнодорожных рабочих. Борьбу с политиканством эсеров вела подпольная организация, и особенно группа учителей Кизыл-Арватского начального училища во главе с большевиком Николаем Григорьевичем Ссориным[29] и Сергеем Федоровичем Степановым (по убеждениям большевик), связанная и с подпольем Казанджика.

30 декабря 1918 года в Кизыл-Арвате было созвано собрание представителей профессиональных организаций и политических групп, на котором председательствовал С. Ф. Степанов. В повестке дня — текущий момент, организация Союза профессиональных союзов и другие вопросы. Докладчиками выступили ярые враги большевизма эсер Гаудиц и меньшевик Югатов[30]. С присущим мелкобуржуазным лидерам фарисейством они разглагольствовали о Советской власти, о политике правых эсеров и меньшевиков, об Учредительном собрании и даже о Ленине. Но весь смысл речей сводился к поддержке Колчака, объявившего в Сибири свою диктатуру. Эти демагогические приемы весьма симптоматичны: интервенты и белогвардейщина неуклонно вели Закаспии к военной диктатуре.

На собрании развернулась острая дискуссия. Степанов, обвинив Югатова в двуличии, разоблачил лицемерие докладчиков. П. Н. Гаудиц и Л. И. Тифомиров в бессильной злобе донесли па С. Ф. Степанова и Н. Г. Ссорина, обвинив их в «активном большевизме».

В постановлении судебного следователя военно-полевого суда белогвардейского правительства записаны показания Гаудица и Тифомирова, утверждавших, что в речах Степанова и в предложенной им резолюции выдвинуты следующие требования: «Немедленное прекращение войны на Закаспийском фронте; освобождение всех арестованных в Кизыл-Арвате большевиков; немедленный уход из Закаспия англичан; немедленный съезд представителей областных рабочих организаций для избрания нового правительства; немедленная отмена мобилизации». Тифомиров, верноподданнически усердствуя, показывал, что «на заседаниях профессиональных союзов Кизыл-Арвата Степанов открыто называл себя членом партии большевиков-коммунистов и внес резолюцию об удалении англичан с территории Закаспия, как мирового жандарма, и предлагал немедленно подать руку помощи чарджуйским братьям, причем цитировал помещенные в газете телеграммы из Германии об успехах партии «Спартак» и предлагал поддержать точку зрения Ленина…». Собрание, за исключением воздержавшегося Гаудица, единогласно приняло резолюцию: «В целях скорейшего осуществления задач трудящихся масс добиваться в области чисто рабочего правительства. Задачи его: 1) закончить войну; 2) освободить арестованных»⁸⁹.

Это была победа большевистского подполья, победа профсоюзов, рабочих, поддержавших линию коммунистов. В Союзе профессиональных союзов Кизыл-Арвата, объединявшем 17 организаций, коммунисты заняли руководящее положение. В него вошли Никита Бердин и в качестве товарища (заместителя) председателя Союза союзов Василий Гудсков, один из активных деятелей подпольной организации.

На следующий день белогвардейская контрразведка арестовала С. Ф. Степанова, Н. Г. Ссорина и других учителей. В ответ учащиеся Кизыл-Арватского училища объявили забастовку. Через два месяца кое-кого из учителей освободили, судебный следователь вынес заключение о прекращении уголовного дела против Ссорина и Степанова. Но власти не думали так просто расстаться со своими жертвами: освободив их из тюрьмы через полгода, Ссорина в трехдневный срок выслали из области, а Степанова под конвоем отправили в Красноводск, чтобы сослать в Петровск-Порт (ныне Махачкала) ⁹⁰.

Г. С. Кадыгроб

Собрание, состоявшееся 30 декабря 1918 года, развернувшаяся на нем дискуссия, принятая явно большевистская резолюция, арест Н. Г. Ссорина, С. Ф. Степанова и других, забастовка учащихся в их защиту, двурушническая позиция эсеров и меньшевиков — все это разоблачило их как сторонников буржуазной демократии и в то же время как сторонников военной диктатуры. История с арестом учителей и иезуитская роль в том эсеро-меньшевистских деятелей, не брезговавших ничем, чтобы расправиться со своими политическими противниками, выразителями интересов рабочего класса, еще раз выявили истинное лицо агентуры буржуазии в рабочем движении.

О растущем революционном сознании трудящихся свидетельствуют собрания и митинги во многих рабочих организациях Закаспия. Используя их в интересах революционной борьбы, члены подпольных организаций постоянно находились в гуще масс, общались с народом. «Личное воздействие и выступление на собраниях, — писал В. И. Ленин, — в политике страшно много значит. Без них нет политической деятельности…» ⁹¹

Н. Г. Ссорин

Большевистское подполье в своей повседневной работе стремилось использовать силу партийного слова, силу личного воздействия на рабочие массы. Пример тому — деятельность казанджикской подпольной организации, которая вела непримиримую борьбу с эсерами.

До августа 1918 года эсеры и меньшевики, как говорится, дудели в одну дуду. 120 казанджикцев ушли на фронт. 43 большевика или сочувствующих им были арестованы. Беспартийные массы колебались, приглядывались к новым властям; прислушиваясь к эсерам, они внимали и большевикам.

Большевики Казанджика, несмотря па обрушившиеся на них репрессии, принимали все меры, чтобы разоблачить эсеров и меньшевиков, бороться с их влиянием.

После поражения белых войск под Чарджуем обстановка складывалась в пользу большевиков, пыл добровольцев стал остывать, обманутые рабочие стали приходить в себя. А когда завязались бои под Каахка и Душаком, где советские войска проявили мужество и решимость очистить туркменскую землю от белогвардейцев и интервентов, на фронте осталось не более десятка казанджикцев. В августе, когда была объявлена принудительная мобилизация, большевистское подполье организовало выступления «добровольцев», бежавших с фронта. В сочетании с другими формами агитационно-массовой работы большевиков эти выступления произвели большое впечатление — рабочие Казанджика, несмотря на настояния «стачкома», категорически отказались идти на фронт.

Чтобы оказать давление на рабочих, Временный исполком командировал в Казанджик своих представителей — Архипова и Рытикова. Большевистское подполье предприняло меры, чтобы провалить планы белогвардейского правительства, не дать фронту людей. Члены подпольной организации получили наказ: на собрание приходить с семьями, привести с собой всех сочувствующих, знакомых и близких. Как и следовало ожидать, на собрании представители властей предложили подчиниться приказу. Один за другим выступили большевики, рабочие, члены подпольной организации, доказывавшие, почему трудящиеся не хотят воевать. Они, как было условлено, спрашивали: почему «стачком» и администрация, посылая рабочих на фронт, сами туда не идут? Отмечалось также, что семьи мобилизованных материально не обеспечиваются, народ устал от братоубийственной войны, рабочим непонятны цели войны.

По настоянию собравшихся переизбрали «стачком», в который вошли один большевик и, за исключением одного, сочувствующие большевикам. Избрав «стачком», вновь приступили к вопросу о мобилизации. Члены нового «стачкома» решительно заявили: фронт рабочим не нужен, кто его открывал, тот пусть и воюет. Мы, мол, люди рабочие, и наше дело — трудиться.

Речи местных ораторов, особенно А. Демина, П. Васильева и других большевиков, встречались аплодисментами. Архипов, видя, какой оборот принимает дело с мобилизацией, пригрозил рабочим карательным отрядом, чем вызвал гневное возмущение собравшихся. Рабочие как один заявили: «Что хотите с нами делайте, а на фронт мы не пойдем!»

Собрание пришлось отложить. На другой день рабочие были так же непреклонны. Тогда представители властей собрали только тех, кто подлежал мобилизации, и наконец уговорили их. Каждому пообещали выдать вперед двухмесячное жалованье, обмундировать, выплачивать семьям убитых и инвалидам по 10 тысяч рублей единовременного пособия.

Почему же мобилизованные не настояли па своем? Участник этих событий подпольщик П. Васильев писал: «Архипов пригрозил рабочим карательным отрядом, который уже формировался в Кизыл-Арвате для посылки в Казанджик. Мобилизованные, получив обмундирование и жалованье, выехали из Казанджика, но заверили рабочих, что сбегут при первой же возможности»⁹². Вскоре так они и поступили.

Почти так же проходила мобилизация и в Красноводске. И здесь подпольная организация прилагала все усилия, чтобы сорвать отправку на фронт, использовать это мероприятие против самого белогвардейского правительства. По инициативе большевиков рабочие настояли, чтобы Кун созвал общее собрание, которое должно было обсудить, выполнять или не выполнять решение правительства о мобилизации. Кун неохотно отдал такое распоряжение.

На многолюдное собрание, состоявшееся в железнодорожном клубе, большевики пришли с обдуманным планом действий. После Куна выступили подпольщики-рабочие. Они требовали немедленно вооружить рабочих, дав возможность противостоять произволу ашхабадских властей, а потом уже говорить о фронте.

Настроение у всех было возбужденное. Раздавались крики:

— Долой фронт!

На предложение Куна: «Кто за мобилизацию, тот на правую сторону, кто против — на левую!» — зал ответил свистом, криками:

— Долой Куна!

Куп уехал ни с чем, но па другой день в городе начались аресты, облавы. Было арестовано много железнодорожников.

Репрессиями, силой оружия белогвардейским властям удалось привести мобилизованных на вокзал. Но когда был подан поезд, то часть новобранцев вновь отказалась ехать, не садилась в вагоны, требуя, чтобы с ними ехала администрация. Их уговаривали целый день. Наконец Кун пригрозил английским карательным отрядом, за которым власти уже послали в иранский порт Энзели. Мобилизованные были вынуждены подчиниться⁹³.

Но белогвардейские планы насильственной мобилизации были заведомо обречены на провал. Это признавал и генерал Эрдели в секретной докладной па имя Деникина: «Попытка мобилизовать всех пригодных к военной службе дала только отрицательные результаты и помогла агитации большевиков… Большевики и их агенты не дремали, и пропаганда и агитация велись» ⁹⁴.

Белогвардейский генерал невольно дал высокую оценку деятельности подпольных организаций, развернувших активную агитацию среди рабочих, солдат, дайхан. И контрреволюционное правительство сразу же после августовской мобилизации с тревогой констатировало, что «дезертирство дошло до грандиозных размеров»⁹⁵.

Большую организаторскую работу провело подполье в целях освобождения политических заключенных. В этом отношении показателен опыт казанджикской подпольной организации. Чтобы добиться освобождения своих товарищей, подпольщики прибегли к помощи паровозного машиниста Зубарева, члена ашхабадского розыскного бюро, пользовавшегося большим влиянием среди эсеров, работавшего после переворота комендантом станции. Дело в том, что Зубарев приходился родственником большевику Тихонову, приехавшему в Закаспий в составе делегации наркома труда Туркестанской республики П. Г. Полторацкого. После убийства Полторацкого Зубарев освободил Тихонова из тюрьмы, взяв его на поруки. Тихонов, живший в доме Зубарева, оказывал на своего поручителя благотворное влияние. Со временем Зубарев из непримиримого врага большевиков стал их сторонником и защитником.

По инициативе большевиков в городе было созвано общее собрание рабочих и служащих, па котором после долгих дебатов с эсерами удалось добиться решения взять на поруки арестованных казанджикцев. Волю собрания поддержало и большинство членов вновь избранного Казанджикского исполкома во главе с Л. Афанасьевым [31]. А. Зубарев, пользуясь своим положением, обратился во Временный исполком, который разрешил освободить арестованных. Так благодаря стараниям большевиков в ряды подполья влился новый отряд закаленных бойцов, испытавших ужасы белогвардейских застенков. Среди них было немало большевиков, в частности телеграфист Николай Иванович Кузнецов[32], секретарь продовольственного комитета, арестованный за агитацию против англичан⁹⁶.

Борьба подполья, требования рабочих организаций об освобождении заключенных вносили разлад в белогвардейский лагерь, порождали там трения. Дебатируя этот вопрос па заседании Временного исполкома, его члены опасались, что освобожденные большевики развернут работу в тылу, где и без того «агитация уже ведется». Некоторые члены правительства вроде Зимина истерично восклицали: «Не давайте свободу для пропаганды большевизма». Об этом писал «Голос Средней Азии» 12 октября н 31 декабря 1918 года.

Подъем революционных настроений в рабочих массах, растущую силу и влияние большевистского подполья, его широкие связи выявил митинг, состоявшийся 31 декабря 1918 года в помещении ашхабадского клуба железнодорожников.

Еще накануне большевистский подпольный комитет созвал собрание, где было решено использовать предстоящи и митинг для разоблачения предательской политики эсеро-белогвардейского правительства, безропотно идущего на поводу у английских интервентов. Собрание выделило ораторов, которые должны были обратиться на митинге к железнодорожникам, городским рабочим, ко всем трудящимся Закаспия с призывом: выразить недоверие ашхабадскому правительству; прекратить братоубийственную войну; изгнать из Туркмении мировых разбойников — английские войска; открыть Закаспийский фронт и соединиться с частями Красной Армии, ведущими бои за освобождение трудящихся, за восстановление Советской власти. Собрание обязало всех членов подпольной организации явиться на митинг и, рассредоточившись среди собравшихся, вести агитацию против ораторов белогвардейского правительства.

С самого начала митинга настроение рабочих, с которыми уже вели беседы члены подпольной организации, было приподнятым, боевым. Выступивший на митинге глава белогвардейского правительства Фунтиков еще раз подтвердил свои верноподданнические чувства к английским колонизаторам, выразил свою звериную ненависть к большевикам, Советской власти и призвал рабочих «обсудить вопрос об усилении фронта и об окончательной победе над большевиками».

Зал освистал оратора. Со всех сторон раздавались возмущенные возгласы:

— Долой с трибуны!

— Да здравствует Советская власть!

Такой же «успех» имел и другой белогвардейский оратор, Дохов. Он также вынужден был покинуть трибуну под свист и улюлюканье рабочих.

Затем по поручению подпольной организации выступили В. Сердюков, И. Р. Зотов и Г. С. Кадыгроб. Выполняя наказ подпольной организации, они изложили большевистскую точку зрения, изобличили антинародную политику белогвардейского правительства, держащегося па штыках английских интервентов.

На митинге выступили также делегаты мервских рабочих, выразивших солидарность с революционными рабочими Ашхабада. Подавляющее большинство участников митинга встретило выступления большевистских ораторов овациями, и сотни голосов кричали:

— Долой правительство!

— Долой англичан — мировых разбойников!

— Да здравствует мир с ташкентскими большевиками!

— Да здравствует товарищ Ленин — вождь большевиков!

Члены белогвардейского правительства спешно ретировались из зала. Митинг избрал делегации к рабочим других городов Закаспия, которые должны были призвать своих братьев по классу присоединиться к революционным рабочим Ашхабада. Была избрана также делегация для поездки на фронт, чтобы обратиться к войскам с призывом не воевать против Красной Армии. Под конец митинга были приняты решения об освобождении из тюрем политических заключенных и об организации боевой дружины рабочих.

Однако белогвардейские правители не дремали: здание железнодорожного клуба, где проходил митинг, было окружено английскими войсками. Интервенты разогнали рабочих, арестовали многих участников митинга. Аресты и обыски продолжались и в последующие дни.

Осуществить решения митинга, конечно, не удалось. Но, несмотря на это, огромное значение имело дружное выступление рабочих, поддержавших большевиков — членов подпольных организаций Закаспия. Они открыто выразили недоверие белогвардейскому правительству, заклеймили английских интервентов как мировых разбойников, призвали открыть Закаспийский фронт и соединиться с советскими войсками. Митинг еще раз выявил подлинное лицо белых властей, продемонстрировал солидарность трудящихся и подтвердил возросший авторитет большевиков в массах. Гневный протест рабочих масс показал действенность организационно-политической работы подпольной организации, ее легальных и нелегальных методов борьбы, используемых большевиками творчески, по-марксистски, в зависимости от сложившейся ситуации.

Фунтиков в своей докладной записке признавал гибкость большевиков, умевших искусно «портить кровь» врагам. «Они (большевики. — Р. Э.) делали всякие каверзы: то оборвут провода между Асхабадом и Гауданом, через которые мы усиленно переговаривались с англичанами… — писал он, — то вдруг фронтовики, несмотря на то что они накануне рвались скорее отьез-жать на фронт, ни с того, ни с чего требуют меня к себе на общее собрание. И вот изволь бросать… все насущное дело и приезжай к ним просто-напросто болтать. А болтовня эта заключалась в вопросе о том, что и сколько вы нам будете платить, а почему не гоните в первую очередь тех, которые совсем не были на войне, и т. д. и т. п. Все это было работой местных большевиков…» ⁹⁸

Митинг 31 декабря и его разгон вооруженными интервентами были кульминацией революционной борьбы подполья в начальный период гражданской воины и прелюдией к разгону марионеточного фунтиковского правительства. Контрреволюционные силы, сбросив тесные для них одежонки демократии, привели государственную машину к военной диктатуре, воцарившейся в Закаспии с января 1919 года.

Новые страдания и беды ожидали трудящихся Закаспия.