Дипломат — ученый — писатель
Дипломат — ученый — писатель
Взгляды Кантемира сложились под сильным влиянием преобразований в государственной, общественной и культурной жизни России в петровское время. Да и биография писателя тесно связана с этой эпохой. Кантемир прожил недолгую (менее 35 лет), но яркую и содержательную жизнь, он оставил значительное литературное наследие. Дед писателя Константин Кантемир был известный военачальник, ставший потом правителем («господарем») Молдавии, находившейся под турецким владычеством. Отец — Дмитрий Кантемир (1674–1723) в 1710 г. также занял пост господаря. Стремясь освободить родину от гнета султанов, Дмитрий во время русско-турецкой войны 1711 г. заключил договор с Петром I. Однако русская армия у реки Прут попала тогда в трудное положение и вынуждена была отступить. Вместе с ней ушел Дмитрий Кантемир с семьей и большим числом последователей. В России Кантемир был хорошо встречен, назначен сенатором, Петр I пользовался его советами. В 1722–1723 гг. Кантемир сопровождал царя в Персидский поход и умер на обратном пути из похода. В записной книжке Петра сохранился отзыв: «Оный господарь человек зело разумный и в советах способный».
Отец Антиоха был не только государственным деятелем, но и автором ряда трудов по истории, философии, искусству. Он владел многими языками, являлся членом известной тогда Берлинской академии[1]. Его большое сочинение «Книга систима, или состояние мухаммеданской религии» было напечатано на русском языке (в переводе с латинского И. Ильинского) еще при его жизни (1722), другое — «Историческое, географическое и политическое описание Молдавии» — в издательстве Н. Новикова (1789). Мать писателя Кассандра Кантакузен также отличалась образованностью. Антиох родился 10 сентября 1709 г.[2] в Константинополе, но первые впечатления его связаны с настоящей родиной — Россией.
Родители, особенно отец, уделяли большое внимание воспитанию и образованию детей. Известно, что Дмитрий Кантемир в завещании просил не назначать никого из них наследником, «пока не опробованы будут в науках и в других инструкциях». Уже тогда он выделял Антиоха: «в уме и науках понеже меньшой мой сын от всех лучший». Домашним наставником Кантемира был известный своей ученостью Анастасий Кондоиди, прибывший вместе с Дмитрием Кантемиром и позднее назначенный Петром I на видные должности. Он обучал Антиоха языкам и истории. Большое влияние на будущего писателя оказал другой домашний учитель — Иван Ильинский, в дальнейшем переводчик Академии наук. Сам писавший стихи, Ильинский учил Антиоха силлабике и церковнославянскому языку, прививал ему вкус к литературе. Дружба и переписка Антиоха со своими учителями не прерывалась до конца его жизни[3]. Некоторое время Кантемир учился в московской Славянско-греко-латинской академии («спасских школах» — о них он вспоминает в сатирах), которая давала тогда довольно широкое образование; выпускниками ее были В. Н. Татищев, М. В. Ломоносов, В. К. Тредиаковский и др.
О юношеских интересах Кантемира свидетельствует обращение его к Петру I (1724), где он указывал на «склонность в себе... снискати науки» и называл древнюю и новую историю, географию, юриспруденцию и «что к стату политическому надлежит», математику и «минятуры» (живопись). После открытия Петербургской академии наук Кантемир был (1726–1727) одним из первых студентов академического университета (Петербургский университет возник позже). Он слушал лекции (на латинском и других языках) видных академиков (профессоров, как их называли) — Д. Бернулли, Ф.-Х. Майера по математике, Г.-Б. Бильфингера по физике, Г.-З. Байера по истории, Хр.-Ф. Гросса по нравоучительной философии.
Последняя дисциплина немало значила для Кантемира, поскольку Гросс излагал передовые и новые для того времени вопросы о гражданских правах, общественном устройстве и т. д. Позднее Кантемир имел переписку еще с одним петербургским академиком — крупнейшим математиком и физиком Л. Эйлером. Не следует удивляться широкому кругу наук, изучавшихся Кантемиром. Энциклопедизм интересов и знаний был обычным среди образованных людей XVIII в. Мы убедимся в этом на примере произведений Кантемира. Но история России XVIII в. знает и других ученых-энциклопедистов — это прежде всего Ломоносов, который был филологом, писателем и ученым-естествоиспытателем. Художественные произведения под пером деятелей XVIII в. сплошь и рядом соседствовали с философскими и научно-публицистическими.
В доме Кантемиров говорили по-русски, но звучала и иная речь — мать писателя была гречанкой, с Дмитрием Кантемиром приехало немало молдаван, детей учили европейским языкам.
Биографов и исследователей всегда поражал тот факт, как мог Антиох в таком окружении столь органично воспринять русский язык — не только овладеть им, но и запечатлеть в произведениях яркие образцы литературно-книжной и разговорной речи XVIII в. И это несмотря на 12-летнее пребывание писателя за границей на дипломатической работе. Русский язык всегда оставался для писателя родным. Не говоря уже о том, что все его произведения (в том числе научные и философские) написаны на русском языке, об этом же свидетельствует, в частности, его переписка с сестрой. Они обменивались письмами по-новогречески и (в основном для упражнения) по-итальянски, но в трудные минуты и по особенно серьезным вопросам Кантемир обращался к родному для него русскому языку. Вот начало одного из последних его писем (1744): «Будучи я весьма слаб, а наипаче сего дня, не в состоянии много писать, для того ответствую по-русски».
Нельзя забывать, что в решающий период жизни Кантемир находился в гуще русского общества. Раннее детство его прошло под Харьковом. С 1713 г. семья переезжает в Москву, причем отец нередко берет Антиоха в курские и орловские деревни. Уже тогда русский быт, живая, простая речь прочно входили в сознание будущего писателя. Авторы биографий приводят также следующий символический эпизод, относящийся к детству Антиоха. В бытность учеником Славяно-греко-латинской академии (в 1718 или 1719 г.) он выступал там в день Дмитрия Солунского с чтением стихов («Панегирического слова») в присутствии Петра I[4]. Уважение к Петру было в семье Кантемиров неизменным и оставило глубокий след в творчестве Антиоха.
Д. К. КАНТЕМИР. С портрета XVIII в.
В 1719 г. после второй женитьбы отца (на Настасии Ивановне Трубецкой) семья перебирается в Петербург; с этого времени быт ее, очевидно, меняется, и она ближе соприкасается с «высшим» и чиновным обществом — разные представители его проходят перед глазами Антиоха. Вместе с отцом он совершает Персидский поход, проехав страну с севера на юг (до Астрахани); учеба его не прерывалась и в это время. По обычаю с ранних лет он на военной службе. Но служба ограничивается караулами, и, судя по записям в дневнике Антиоха, он в это время всецело занят чтением книг и литературным трудом.
С 1728 г. Антиох снова в Москве, где проходят следующие четыре года его жизни. Здесь он оказывается в центре важных государственных событий, связанных с восшествием на престол Анны Иоанновны. К этому времени Кантемир известен как автор сатир и других произведений. Он вступает в переписку и знакомится с Феофаном Прокоповичем и «ученой дружиной» — просвещенными деятелями, сторонниками петровских реформ. В конце 1731 г. Кантемир назначается послом в Лондон, а с 1738 г. — в Париж.
1 января 1732 г. он покидает Москву и через Петербург отправляется в «чужестранство», откуда он потом так стремился вырваться.
Назначение 22-летнего Кантемира на пост посла в крупнейшую европейскую державу, конечно, было признанием его способностей. Однако все исследователи единодушны в том, что отъезд Кантемира следует рассматривать как удаление приобретающего известность деятеля и писателя. Фактически Кантемир остался сравнительно малоимущим. Хотя отец, как мы видели, указывал на Антиоха как наиболее вероятного наследника (по закону им могло быть только одно лицо), все имение досталось его брату Константину, женатому на дочери влиятельного вельможи Д. М. Голицына.
Творческая работа Антиоха Кантемира начинается рано. К первым трудам относится «Синопсис историческая» — хроника византийского историка XII в. К. Манассии, переведенная Кантемиром с латинского на «славенороссийский» в 1725 г. (эта рукопись недавно опубликована); «Симфония на псалтырь» — конкорданция, или алфавитный свод стихов из псалмов, книга напечатана в 1727 г; «Некое итальянское письмо» — перевод с французского, высмеивает нравы дворянско-буржуазных слоев Парижа (1726). Несомненно, интересны не дошедшие до нас оригинальные «любовные» (лирические) стихи молодого Кантемира, они переписывались от руки и пользовались популярностью. Сам Антиох позднее писал, что «сочинил многие песни, которые в России и теперь поются», но по сравнению с сатирами ценил их меньше: «Любовны песни писать, я чаю, Тех дело, коих столько ум не спел, сколько слабо тело» (сатира IV).
А. Д. КАНТЕМИР. Гравюра П. Ф. Бореля
В 1729 г. написана первая сатира Кантемира «На хулящих учение», где писатель обрушивается на порок и невежество, царящие среди имущей части общества. Эта сатира принесла Кантемиру известность. На нее откликнулся в стихах Феофан Прокопович: «Не знаю, кто ты, пророче рогатый, Знаю, коликой достоин ты славы», автор «пером смелым» бичует «нелюбящих ученой дружины»[5]. Поддержка Прокоповича много значила для Кантемира, придав ему уверенность в своих силах. Кантемир написал, кроме того, сатиры: II–V (1730–1731), VI и IX (1738), VII–VIII (1739). Все они имеют определенную (авторскую) нумерацию. Среди них так называемая девятая была найдена позже и имеет последний порядковый номер, хотя хронологически следует за шестой.
Работу над сатирами Кантемир не оставлял всю жизнь. Уже будучи на дипломатической работе, он не только пишет новые сатиры (VI–IX), но и перерабатывает прежние. Первые пять сатир известны по крайней мере в двух несовпадающих друг с другом редакциях. Последняя (можно считать ее второй основной) редакция относится к 1743 г., когда писатель предпринял последнюю, как и ранее безуспешную, попытку издать сатиры; первый сборник из пяти сатир в первоначальной редакции был составлен еще в 1731 г. Напечатаны сатиры лишь 18 лет спустя после смерти автора, до этого они распространялись в многочисленных списках. Еще в 1755 г. Тредиаковский констатировал, что кантемировы сатиры «письменные только относятся».
Кантемиру принадлежит еще ряд стихотворных произведений. Это неоконченная поэма «Петрида» о последнем годе жизни Петра I; философские «Песни» (оды) I–IV, здесь автор прославляет разум, «к понятью отверстый», клеймит «суеверие злое»; легкие по слогу переводы с древнегреческого из Анакреонта. Крупнейшим стихотворным переводом Кантемира являются «Письма» (послания, эпистолы) римского поэта Горация. Работа относится к 1742 г.; десять первых посланий напечатаны в год смерти Кантемира, остальные — немного позже.
В истории литературы Кантемир рассматривается почти исключительно как «сатирик». Между тем еще Белинский подчеркивал важность «стихотворных, равно как и прозаических трудов» Кантемира. Современникам не менее известна была прекрасная проза писателя. В 1730 г. подготовлен и десять лет спустя напечатан его перевод (с французского) «Разговоров о множестве миров» известного натуралиста, секретаря Французской академии Б. Фонтенеля[6]. Это популярное сочинение в корне подрывало принятую церковью схему мироздания. К 1742 г. относятся научно-философские «Письма о природе и человеке» (I–XI), текстологическая история которых до конца еще не выяснена. Литературный и исторический интерес представляют дипломатические реляции (донесения) Кантемира[7].
Именно здесь писатель столкнулся с необходимостью дать наименование многим новым входящим в употребление специальным и отвлеченным понятиям. Кантемир пользовался для этой цели разными источниками — существующими русскими словами, создавал новые, вводил в необходимых случаях старославянизмы и заимствования. При этом собственные ресурсы языка стояли у писателя на первом плане. Потребности общественного развития требовали дополнительных средств выражения, и в этом отношении писатель имел дело, по словам Белинского, с языковым материалом еще «необработанным», и поэтому не является преувеличением утверждение, что «честь усилия — найти на русском языке выражение для идей, понятий и предметов совершенно новой сферы... принадлежит прямее всех Кантемиру».
Здание Кунсткамеры и Академии наук и художеств. Гравюра по рисунку М. И. Махаева из издания 1753 г.
Сам писатель так оценивает в предисловии к «Разговорам» смысл своей литературно-языковой деятельности: «Труд мой был не безважен, как всякому можно признать, рассуждая, сколь введение нового дела нелегко. Мы до сих пор недостаточны в книгах философских, потому и в речах, которые требуются к изъяснению тех наук». При этом Кантемир требовал, чтобы новообразования соответствовали природе родного языка: «К тому мне столь больше надежда основана, что те введенные мною новые слова и речения не противятся сродству языка русского» (предисловие к «Письмам Горация»). Писатель чутко улавливал направление развития словарного состава языка. В речи встречались тогда слова очень разные по происхождению и стилистическим свойствам. Одно (специальное) понятие имело, как правило, разные способы наименования, предлагавшиеся теми или иными авторами. Лишь в результате соотношения и отбора этих наименований складывались стабильные нормы словоупотребления, свойственные национальному литературному языку. Большую роль в этом сыграла напряженная и целенаправленная деятельность выдающихся писателей, ученых и общественных деятелей XVIII в., в том числе Кантемира.
Белинский, предпринимая в «Литературной газете» в 1845 г. «очерк русской литературы в лицах», начинает его со статьи о Кантемире[8] — приведенные выше высказывания взяты из нее. Именно со времени Кантемира наша литература окончательно вырывается из пут церковной тематики и риторики, непосредственно обращается к современной социальной действительности, окружающему миру. Эту гражданственность («светскость») Белинский больше всего ценил в Кантемире, указывая, что он «первый на Руси свел поэзию с жизнью»; это был «публицист, пишущий о нравах энергически и остроумно»; его произведения говорят «о живой действительности, исторически существовавшей».
Конечно, Кантемир для своего времени прежде всего просветитель. Но в своих заботах о благе общества, в борьбе с невежеством и пороками он проявлял подлинное бескорыстие и человечность. «По мне, — восклицал Белинский, — нет цены этим неуклюжим стихам умного, честного и доброго Кантемира». Сохранилась характерная надпись 1777 г. к портрету Кантемира, сделанная Г. Р. Державиным: «Старинный слог его достоинств не умалит. Порок! не подходи: сей взор тебя ужалит».
Старые биографы постоянно подчеркивают «кроткий» характер Кантемира, его «добродетельную жизнь», склонность к кабинетным занятиям. В первом его жизнеописании (еще XVIII в.) так и говорится: время «препровождал он по большей части как философ, или, лучше сказать, пустынническим образом». В стихах Кантемира, действительно, не раз высказывается мечта о «тишине», «малом доме» и т. д. Однако это никак не вяжется с биографией писателя, его участием в общественной и государственной жизни, боевым тоном всего творчества. Гуманизм Кантемира был наступательным, а неугасимая тяга к знаниям, созидательной деятельности, действительно, отвращали его от придворной суеты.
Здание Земского приказа, где в 1755–1785 гг. помещался Московский университет
Среди произведений Кантемира немало переводных. Литература XVIII в. вообще изобилует такими «переводами», они составляют в это время своего рода жанр, форму творчества. При большой точности перевода, оригинал служил часто лишь материалом для его самостоятельного языкового изложения. Особенно часты в XVIII в. переводы сочинений научного и учебного содержания. Под пером лучших писателей и ученых переводные тексты приобретали все качества, позволяющие отнести их к образцовым памятникам русского литературного языка своего времени. Вопрос об авторстве применительно к переводам стоит остро на всем протяжении XVIII в. «Переводчик от творца только что именем рознится», — категорически утверждал Тредиаковский. Кантемиру в свое время также приходилось отражать недобросовестные нападки на этот счет. Например, в стихотворении «К стихам своим» он остро замечает: «Зависть, вас [стихи] пошевеля, найдет, что я новых И древних окрал творцов и что вру по-русски То, что по-римски давно уж и по-французски Сказано красивее».
Кантемир был на уровне образованности своего времени. Он поддерживал отношения с выдающимися мыслителями, писателями, учеными — автором французской «Энциклопедии» Монтескье (перевел его «Персидские письма», сатирически изображавшие феодальную Францию)[9], Вольтером (переписывался с ним, сообщая более точные сведения по истории и современному состоянию России), математиком П. Мопертюи, известным художником Дж. Амикони (он написал в 1738 г. маслом портрет Кантемира)[10].
Сатиры Кантемира были переведены в 1749 и 1750 гг. прозой на французский (с приложением биографии, составленной его другом, членом Французской академии надписей Октавианом Гуаско[11]) и в 1752 г. на немецкий язык[12]. До конца жизни Кантемир сохранял научные связи с Петербургской академией наук и ее членами; Академия издавала его сочинения[13].
Было бы неверно видеть в Кантемире одинокую фигуру, первооткрывателя. История литературного языка слагается из усилий многих авторов, в том числе представленных «малыми» жанрами — менее известными сочинениями, переводами, статьями, лексиконами и т. д. Эти авторы часто оставались безвестными, между тем их языковые приемы очень показательны. Не имея мастерства и литературного таланта корифеев, они в то же время непосредственно реагируют на потребности языкового общения. Только суммируя, сопоставляя данные разных источников — больших и малых, — можно получить реальную картину состояния и движения литературного языка той или иной эпохи.
Сам Кантемир изучал современную и предшествовавшую ему литературу, учитывал языковой опыт других авторов. Нельзя, например, не упомянуть по крайней мере следующие наверняка знакомые ему работы (мы также будем к ним в дальнейшем обращаться) — «Книга мирозрения» Хр. Гюйгенса в переводе сподвижника Петра I Я. Брюса (2-е изд., 1724); первый сборник научных рефератов Академии наук «Краткое описание комментариев Академии наук» (1728), над которым трудились штатные переводчики В. Адодуров, М. Сатаров, И. Горлицкий, И. Ильинский, С. Коровин. Распространено было в петровское время и позднее сочинение С. Пуфендорфа «О должности человека и гражданина по закону естественному», переведенное Г. Бужинским (1726); «Лексикон треязычный» Ф. Поликарпова (1703) и его же перевод «Географии генеральной» Б. Варения (1718); курс «Сокращение математическое» (сюда входила арифметика, геометрия, тригонометрия, астрономия, география) петербургских академиков Я. Германа и О. Делиля в переводе Горлицкого (1728). Как увидим, словоупотребление Кантемира и остальных деятелей того времени органически связано.
Далеко не все написанное Кантемиром дошло до нас. Не сохранились начатый им русско-французский словарь, материалы по русской истории, руководство по алгебре, переводы исторических и философских работ древних — Юстина, Корнелия Непота, Эпиктета, современных ученых и писателей Фр. Альгаротти, Монтескье и др. Не сразу появилось и удовлетворительное издание сочинений Кантемира. Сборник «Сатиры и другие стихотворческие сочинения» А. Кантемира, подготовленный И. Барковым (СПб., 1762), содержал текстовые искажения. Не удалась и незаконченная публикация в серии «Русские классики» (СПб., 1836). Последующие издания ориентировались на тексты, опубликованные в 1762 г. Первое научное и до сих пор самое полное собрание составляют «Сочинения, письма и избранные переводы» в двух томах под редакцией П. А. Ефремова, с биографическим очерком В. Я. Стоюнина (СПб., 1867–1868). Дополнения и уточнения к этому изданию сделаны при подготовке современного «Собрания стихотворений» (Л., 1956) с критико-биографической статьей и подробным историко-литературным комментарием.
Источником биографических сведений о Кантемире долгое время служил упоминавшийся очерк Гуаско. Сокращенно он приведен в издании 1762 г. и почти полностью «внесен» в книгу Г. 3. Байера (Беера) «История о жизни и делах молдавского господаря князя Константина Кантемира» (М., 1783), вышедшую в издательстве Н. Новикова в переводе (Байер писал по-латыни) Н. Н. Бантыш-Каменского. В дальнейшем появились более совершенные биографии Кантемира, но работы XVIII в. не потеряли значения до сих пор. Ведь Гуаско приводил некоторые данные по личным впечатлениям и со слов самого Антиоха. Байер (он умер в 1738 г.) располагал бумагами и рукописями Дмитрия Кантемира, показывал свой текст Антиоху. В книге, выпущенной у Новикова, впервые опубликован ряд подлинных документов — договор Дм. Кантемира с Петром I, его завещание, завещание Антиоха и др. Позднее издана переписка А. Кантемира — деловая и с родственниками [14]. Материалы о Кантемире и его сочинения собирались постепенно (лучшим списком сатир и некоторых других произведений считается найденная в середине XIX в. рукопись 1755 г.). Эта работа продолжается и теперь, часто она требует научных исследований и изысканий. Еще и ныне встречаются расхождения в датировке и трактовке отдельных произведений Кантемира (даже год рождения писателя точно не указывается — 1708 и 1709).
Творчество Кантемира неизменно привлекало к себе внимание. Ломоносов высоко оценивал сатиры Кантемира. Тредиаковский, переписывавшийся с Кантемиром, отзывался о нем следующим образом в трактате «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» (1735): «Без сомнения главнейший и искуснейший пиита российский» и позднее: «толь славный по наукам, в российском стихотворстве» (1755). Н. М. Карамзин открывал свой «Пантеон российских авторов» (1802) главой о Кантемире и здесь, давая периодизацию истории русского литературного языка, полагал: «первую [эпоху] должно начать с Кантемира». Он же отмечал совершенство для своего времени языка Кантемира и его роль: «Он писал довольно чистым языком и мог по справедливости служить образцом для современников». Карамзинист П. Макаров высказывал сходные мысли: «Сочинения Кантемировы были первою зарею нашей словесности» (журнал «Московский Меркурий», 1803, декабрь). Н. И. Новиков посвятил Кантемиру статью в своем «Опыте исторического словаря о российских писателях» (1772), где дал меткую характеристику его: «Ревностный распространитель учреждений Петра Великого». Как образец литературного языка приводил выдержки из сатир Кантемира известный ревнитель русского слога А. С. Шишков в своем «Рассуждении о новом и старом слоге российского языка» (СПб., 1803). Поэт и критик К. Н. Батюшков в статье «Вечер у Кантемира» представил писателя беседующим с его друзьями Гуаско и Монтескье («Опыты в стихах и прозе», ч. I. СПб., 1817). Большую статью посвятил сатирам Кантемира писатель В. А. Жуковский в журнале «Вестник Европы» (1810, ч. 49, № 3–6).
Некоторые образы Кантемира прямо перекликаются с произведениями Грибоедова. Например, в сатире VII изображены старозаветные старики, «кои помнят мор в Москве и, как сего года, Дела Чигиринского сказуют похода». Такие же персонажи есть в «Горе от ума»: «Известья черпают из забытых газет Времен Очаковских и покоренья Крыма». Знаменитое выражение Гоголя «зримый смех сквозь незримые миру слезы» напоминает Кантемира: «Смеюсь в стихах, а в сердце о злонравных плачу». Обращались к Кантемиру А. С. Пушкин, К. Ф. Рылеев, Г. В. Плеханов и др. О Кантемире имеется обширная и все увеличивающаяся исследовательская литература; см., например, в материалах юбилейного заседания, посвященного писателю (сб. «Проблемы русского просвещения в литературе XVIII в.». М.—Л., 1961), библиографию работ об Антиохе и Дм. Кантемирах за 1917–1959 гг.
Кантемир скончался 31 марта (11 апреля) 1744 г. в Париже после тяжелой болезни. В своем завещании писатель выражал надежду, что тело его по обыкновению перевезут «в отечество» за казенный счет. Императрица Елизавета Петровна отказалась сделать это, и лишь полтора года спустя (в октябре 1745 г.) стараниями сестры Марии и братьев останки писателя переправлены морем в Петербург, а затем в Москву. Здесь Кантемир похоронен по его желанию в нижней (зимней) церкви (св. Николая) Николаевского греческого монастыря. В пункте 30 завещания он указывал именно это место: «В Греческом монастыре в Москве без всякой церемонии ночью» — рядом с отцом Дмитрием Константиновичем Кантемиром (он был жертвователем монастыря) и матерью (1713). Еще в конце прошлого века сетовали, что чугунные могильные плиты Кантемиров с надписями отыскать «весьма трудно»[15]. В дальнейшем здания монастыря частично снесены, частью перестроены. Прощанием писателя, его литературным завещанием звучат последние строки стихотворения «К стихам своим» (1743):
...В речах вы признайте
Последних моих любовь к вам мою. Прощайте!