СПРОСИ РАСТЕНИЕ.

СПРОСИ РАСТЕНИЕ.

 Письмо к Боливару. Эликсир жизни.  Язык растений. Либих возражает.  Меморандум профессора Вилля.  Сторож вместо академика.  Капризы в царстве Флоры.

         В НАУКЕ скрыта ТАЙНА. И, кто желает проникнуть в нее, идет на риск, пытаясь истолковать символы, с помощью которых окружающий мир общается с нами. Так продолжалось от века. Но прагматичное девятнадцатое столетие посмеялось над «туманными» теориями и подвергло остракизму все, неподвластное числу и мере. Припоминает заявление Либиха: «Что не покоится на основах химии, должно быть отвергнуто разумом».

      Столь же недвусмысленно высказывались физики и математики. Они более не нуждались в «гипотезе Бога», но вместе с ней отказывались признавать явления, выходящие за рамки открытых ими законов. Потому-то долго не находилось человека, осмелившегося взглянуть на природу иначе, чем через стекло колб и пробирок, не старавшегося загнать жизнь в «прокрустово ложе» формул.

      Кто бы посмел в тот «век истины и разума» утверждать, будто понимает язык растений и постоянно беседует с ними? Лишь шарлатан или храбрец.

       Выбор между подобными эпитетами выпал на долю агрохимика Жана Батиста Буссенго. Правда, в 1822 году, получив диплом Высшей горной школы городка Сент-Этьен, он еще и не подозревал о грозящей ему дилемме. А потому сделал неосмотрительный шаг к будущим неприятностям и… известности. Отправился в Париж за советом к знаменитому географу Александру Гумбольдту, заранее зная, что пошлость чужда великим. И пруссак не разочаровал юношу.    

        «Поезжайте в Южную Америку,- порекомендовал бывалый путешественник,- я составлю вам протекцию, напишу письмо Боливару».

        Наше время предало забвению популярность человека, чье полное имя звучало примерно так Sim;n Jos; Antonio de la Sant;sima Trinidad Bol;var de la Concepci;n y Ponte Palacios y Blanco. Молодые же французы той поры, оскорбленные реставрацией Бурбонов, боготворили его. Как императорский титул носил он звание «El Libertador» - «Освободитель», присвоенное народом, восставшим против испанского владычества.

        К нему-то и направился Жан Батист. Их встреча состоялась в палатке главнокомандующего. Кругом грохотали пушки, трещали ружейные выстрелы, а Боливар недоуменно крутил в руках письмо Гумбольдта.

      «Ко мне уже присылают горных инженеров! – смеясь, вскликнул он. - Значит, скоро конец войне! – и тут же серьезно добавил. – Месье, мне легче предложить вам, офицерский чин, нежели работу по специальности».

       Кто из выпускников французских колледжей мог мечтать о большем?

       «Я ваш!» - ответил Буссенго!

       Годы бивуачной жизни не прошли зря. Природа незнакомой, совершенно неизученной страны будоражила воображение ученого. Он поднимался в горы на высоту пять тысяч метров, наблюдал изменение температур от их подножий до вершин. Записывал, делал зарисовки, как менялась растительность на склонах. Именно тогда, у него  возникла крамольная мысль: травы и деревья очень чувствительные организмы… и с ними не трудно вести «беседы» на самые различные темы. О погоде, климате, почвах…

      Но, пожалуй, самое сильное впечатление на Жана Батиста произвели залежи чилийской селитры. (О ней уже шел разговор в главе «Империи крови».) Горный инженер впервые увидел бесценное месторождение, явившееся не из недр земных, а созданное многовековыми напластованиями гуано, птичьего помета.

      Этот минерал обладал поразительным свойствам. Даже небольшая его добавка к безжизненным пескам, превращала их в плодородные поля, дарившие людям богатые урожаи кукурузы.

       Как Буссенго удалось соорудить у себя в палатке лабораторию, до сих пор остается тайной. Но именно там он определяет: природное удобрение почти целиком состоит из нитратов натрия!?  Выходит, азот возрождает плодородие земли! 

       Много позже, в своем имении Бехельбронн, Жан Батист проведет сотни опытов с зернами, плодами, листьями и корнями. Он не отступит от

 общепринятой манеры того времени. Все  будет определено и взвешенно с аптекарской точностью. Только растения испепелят не огнем, а кислотами в закрытых сосудах, чтобы не утратить ни минералов, ни паров, ни газов.

        «Вы, говорите числом и мерой, господа? – как бы полемизировал он с мизантропами от науки. - Ну, тогда добавьте к сим понятиям еще и аккуратность, иначе, чистоту эксперимента». И, сводя «дебет с кредитом», Буссенго провозгласит: «Наилучшее снадобье для растений то, что содержит больше азота!»

       Азот! Многие «светила» того времени с удивлением узнают о пользе этого элемента. Ведь его считали исключительно прерогативой животного организма, а не царства флоры. Оттого-то Либих и придавал ему столь малое значение. Но французский агрохимик, открывший растительные белки считал иначе.

       Растения - аппарат, полагал он,  где все элементы восстанавливаются. Углекислый газ в углерод, соли аммиака и азотной кислоты в азот. Животные тратят и избавляются от его излишков, а травы и деревья обходятся с ним крайне бережно и не отдают окружающей среде.

      «Но откуда это известно? - возражали химики, а в их числе и Либих. – Все анализы доказывают: растениям нужны минеральные вещества. Они есть в золе, азота же там нет».

       «А вы спросили растения?» - возражал Буссенго. И получал в ответ лишь снисходительные улыбки. Действительно, кому могло прийти в голову, что глаз агронома более чувствительный прибор, нежели инструменты химика.  

        Французский ученый действительно выглядел «старомодным». Его лаборатория, уставленная сосудами с горохом, овсом, пшеницей, дикими травами, скорее напоминала кабинет алхимика-колдуна. Здесь он научился понимать язык растений и убедился: знаменитый Юстус Либих далеко не всегда безупречен в своих суждениях. 

       Первый спор, между ними, разгорелся из-за кремния. Доказательства немецкого химика уже известны: растение нуждается в том, что содержится в их золе. В результате, его чудо-порошок представлял собой невообразимую, с точки зрения современной науки смесь. Нашлось в нем место и для кремниевой кислоты. «Раз этот элемент есть в злаках. Значит, он им необходим»,- полагал упрямый Юстус.

      Ответ Буссенго оказался на удивление прост. В два горшочка, заполненные прокаленной садовой землей без крупинки перегноя, посадили семена подсолнуха.

       В один горшок добавили золу, в другой золу, смешанную с кремниевой кислотой. Наблюдения велись каждый день. До созревания плодов. Когда же опыт окончился, никакой  разницы  между взрослыми растениями отметить не удалось. Вывод напрашивался сам собой: кремний никак не влияет на рост трав и деревьев.

       Но Либих не унимался. «Быть может кремневая кислота и не обязательна, - нехотя соглашался он, - а так ли нужны добавки азота?».

      Пришлось доказывать и это. Все происходило, как и в предыдущем случае. Те же цветочные горшочки, те же прокаленные и отмытые добела земли. Правда, на этот раз в один из них вместе с семечками добавили селитру. И результаты оказались иными.

      Через три месяца в сосуде с удобрениями росли два огромных цветка с мясистыми и сочными листьями. А рядом над бесплодной почвой возвышались хилые, тщедушные растеньица. Карлики тоже цвели. Но их цветы напоминали маленькие маргаритки.

      Подобная картина развеяла все сомнения. Азот необходим растениям. Они получают его из почвы.

     И тут опыты в Бехельбронне неожиданно спутали все карты. «Элемент жизни», содержавшийся в урожае, на много превосходил то, что внесли в землю с удобрениями. Более того, в самом плодородном слое  его ничуть не убавилось, а местами даже стало больше! Выходило: избыточный азот пришел из атмосферы. Но как?

       Опять в дело пошли цветочные горшки, бесплодная, прокаленная пемза, семена. Один источник азота (почва) устранен полностью. Дело за водой. Ведь даже чистейшая родниковая влага содержит примеси. Поэтому и вода проходит через дистиллятор. Оставался  воздух. Главный источник этого элемента. И тогда ученый принимает решение провести опыт в замкнутой атмосфере, поместить растения под стеклянный колпак. А чтобы отсутствие кислорода и углекислоты не погубило их, газы закачивались из баллонов.

      За три года удалось провести шестнадцать опытов с фасолью, люпином, кресс-салатом и овсом. Все подопытные экземпляры уродились хилыми.  Нигде в них не удалось найти даже микроскопической прибавки азота, зато везде отмечалась его потеря.

       Но противники не унимались. «Саженцы не могли нормально развиваться, - возражали они, - вы их загнали под душный колпак. Они росли в слишком спертом воздухе».

        Пришлось опровергать и эти нелепые утверждения. Буссенго повторил опыт. Только теперь он примешал к пемзе немного селитры.  И через несколько месяцев под «душными колпаками» выросли прекрасные, крепкие растения. Выходило, азот воздуха растениям не нужен, да и попадает он в почву совершенно иными путями.

      Тогда-то Жана Батиста и обвинили в фальсификации. «Буссенго смошенничал! – заявил профессор Жорж Вилль. – Растения прекрасно усваивают азот из воздуха!»

      Этот ученый, протеже Наполеона  Третьего, только что занял кафедру агрономии и химии, оставленную нашим героем. Императора французов, как известно слыл полной противоположность своего сомнительного родственника, Наполеона Первого. И, если в чем и превосходил последнего, то лишь мелочностью интриг. На  почве коих и сошлись царственная особа и новый заведующий.

      «Ваши растения не усваивают азот воздуха, - со злорадством в голосе вещал Вилль, - вследствие ненормальных условий роста. Мои же опыты доказали в постоянно обновляемой атмосфере, при ежедневной поливке и введение углекислоты происходит обратное».

       Буссенго проводит опыт за опытом, уже по «методу профессора Вилля». И опять приходит к выводу: азот воздуха не нужен. Но у оппонента своя правда, свои доказательства: горшки с пышно разросшимся кресс-салатом.

        Парижская академия во все времена не отличалась поспешностью суждений. А потому создается специальная комиссия. Под ее наблюдением Жорж Вилль  взялся повторить опыты. И что же? Результаты опять превосходны.

        Вердикт не заставляет себя ждать. «Эксперименты, произведенные поименованным лицом, согласны с выводами, сделанными им из предыдущих работ». Точка!

        Так кто же тогда Буссенго? Мошенник, неудачник? Ничуть не бывало. Как выяснилось позже, наблюдатели весьма халатно отнеслись к заданию академии. И всю работу, следить за растениями Вилля, свалили на химика, по имени Клоез. Но и у Клоеза нашлись дела, вынудившие надолго покинуть Париж. Остался его помощник.

       В один прекрасный день исчез и этот. Правда, прежде чем оставить лабораторию он проинструктировал … сторожа: «Поливай их во время, делай так-то и так-то, за мной не пропадет».

         И… опыт удался. Лишь много лет спустя, болтливый страж Жюно пожаловался Буссенго. Мол, уже никто в академии не просит его приглядеть за работой. «А вот, когда вы, месье, поспорили с Жоржем Виллем, мне  перепадало по пять франков в день. А всего-то дел, полить из шланга растения».

         Тут опального  ученого и осенило. Вряд ли Жюно  пользовался дистиллированной водой! Скорее всего, он брал ее из… Ну, конечно же, из водопровода! Грузный, неповоротливый Жан Батист с невероятной для его возраста прытью помчался в лабораторию. В тот день он проверил десятки склянок воды. Прозрачной, приятной на вкус, но… содержавшей столько аммиака, что один полив растений надолго обеспечивал их жизненно важным элементом.

      Правда, с некоторым запозданием, восторжествовала. Стало ясно: азот воздуха недоступен растениям, а вода из водопровода - опасна для здоровья. Аммиак, знаете ли, образуется при гниении органических веществ в отсутствии кислорода. И для современных санитарно-эпидемиологических станций даже ничтожные концентрации подобных соединения в ней – повод перекрыть кран.

       Ну, а Буссенго продолжал заниматься поисками «мостика», через который азот воздуха попадает в почву. «Быть может, в плодородном слое существует некий механизм, накопитель азота, - размышлял он, - или существуют растения, вопреки всем законам поглощающие сей элемент прямо из атмосферы». Тут-то он вспомнил о клевере. Еще древние индийцы знали о его способности помогать другим растениям (если не успели прочитать об этом, то вернитесь к главе «Тень Шамбалы»).

      И французский агрохимик ставит новый опыт. В чистый песок высаживаются четыре растения: клевер, горох, пшеница и овес. Через три месяца под клевером накапливается 42 миллиграмма азота, под горохом 55 миллиграмм. Пшеница же не дала ничего, а овес «умудрился» воспользоваться даже теми крохами, которые не удалось вытравить из «почвы» ни кислотами, ни огнем.

      Значит, все-таки существуют растения, «поедающие» азот воздуха?!

 Но как они это делают? Четверть века Буссенго пытался получить ответ. Но тайна так и осталась нераскрытой. 

      Примерно, в те же годы на одной из опытных станций Пруссии немецкий агрохимик Гельригель проводил самые незатейливые эксперименты, которые знает наука. Его интересовало, сколько надо внести в почву азота, фосфора и калия, чтобы получить хороший урожай.

      Он высаживал семена в прокаленную землю и песок. Подмешивал в нее то те, то другие  соли, увлажнял почву самыми разнообразными растворами и наблюдал. Наблюдал не день, ни два, а более тридцати лет. И постоянно замечал одну и ту же картину. Стоило овсу или пшенице не додать азотистых солей, они становились хилыми и чахлыми. Когда же их место занимал горох, начиналось что-то невообразимое, непредсказуемое. Иногда, получались великолепные урожаи, а чаще хуже, чем у овса. Капризное растение. Но и Гельригел оказался упрям. Он забрасывает опыты со злаками. И начинает наблюдать за горохом, фасолью и другими бобовыми.

      Вскоре, ученый заметил: бобовые не реагируют на селитру. Случалось, при хорошей дозе азотных удобрений урожай растения просто гибли, а бывало и наоборот. Гельригель перебирает все возможные комбинации. Тщетно. Ни одно объяснение не подходило. И тут … «Эврика»! МИКРОБЫ!