Крушение иллюзий

Крушение иллюзий

В 1808 г. Мэдисон был избран президентом страны (в 1812 г. переизбран в этой должности). Среди проблем, доставшихся в наследство его администрации, самыми сложными считались внешнеполитические, с которыми Мэдисон был знаком как раз лучше всего.

Все видели в Мэдисоне преемника внешнеполитической линии Джефферсона, но, когда в 1812 г. была объявлена война Англии — между двумя политическими деятелями стали проводить различие. Постепенно складывалась легенда о президенте Джефферсоне, умевшем сохранить для США мир, и президенте Мэдисоне, втянувшем страну в войну. Англо-американскую войну 1812–1815 гг. с самого начала стали называть «войной господина Мэдисона». А раскрывшаяся в ходе войны неподготовленность к ней США, крупные стратегические и тактические просчеты американского военного командования еще больше усугубили «вину» Мэдисона в сознании многих его соотечественников разных поколений. Такое восприятие роли Мэдисона в развитии событий тех лет основывалось на отрицательном отношении его критиков к самой войне против Англии.

Негативно настроенные в отношении войны 1812 г. американские современники Мэдисона выражали мнение тех торгово-промышленных кругов северо-восточных штатов, которые дорожили выгодами своих экономических связей с Англией и готовы были ради них смириться с грубыми нарушениями Лондоном суверенных прав США.

Когда Мэдисон вступил в президентскую должность, было уже совершенно ясно, что США, отказываясь от торговых связей с Европой, причиняют не столько ущерб Англии и Франции, сколько затягивают петлю на собственной шее. Американские судовладельцы и купцы стали открыто протестовать против всеобщего эмбарго сразу, как только оно было провозглашено в конце 1807 г., и Джефферсон отменил непопулярную в Соединенных Штатах и обременительную для них самих меру за три дня до передачи власти Мэдисону. Мэдисон обратился, как ему казалось, к более тонким средствам борьбы за морские права США. Закон 1810 г. объявлял торговлю США открытой со всеми странами, но закреплял за президентом право накладывать эмбарго на связи с одной из воюющих держав, если она не прекратит нарушение морских прав США после того, как их станет уважать противоположная сторона.

Правительство Франции очень быстро сообразило, как можно извлечь для себя пользу из этого закона. Мэдисону сообщили, что Наполеон согласен отменить все ограничительные акты в отношении американской торговли, и президент США, не дожидаясь подтверждения этого сообщения по дипломатическим каналам, объявил о прекращении экономических связей с Англией с начала 1811 г.[150] После этого отношения Англии и США на море еще более обострились. А официального подтверждения указа Наполеона о признании морских прав США все не поступало. Как выяснилось вскоре, его вообще не существовало. Выдержав необходимую паузу, чтобы получше усыпить бдительность американцев, французы стали с еще большим рвением, чем раньше, захватывать суда государства, сыгравшего на руку наполеоновской политике континентальной блокады.

Вероломство Наполеона нельзя, конечно, сбрасывать со счетов при рассмотрении конкретных причин обострения к 1812 г. англо-американских противоречий. Одну из таких причин надо видеть в антианглийской позиции самого Мэдисона. Характерно, что еще в 1808 г. в частном письме он утверждал, что, если Англия не будет соблюдать морские права США после отмены эмбарго, «война с ней станет неизбежной»[151]. Аналогичных суждений по поводу перспектив отношений с Францией он не высказывал. Президент США любил показывать, что Англия нарушает права американцев гораздо чаще, чем Франция, что действия Лондона в гораздо большей степени оскорбляли национальное достоинство Соединенных Штатов и что именно на Великобритании лежал «первородный грех» ущемления суверенитета США. Но причины войны 1812 г., конечно, не сводятся к антианглийским настроениям Мэдисона. Они кроются в коренных противоречиях между Англией и США как на море, так и на суше, противоречиях, достигших максимальной остроты именно в 1810–1812 гг.

Одна из этих причин заключалась, как мы уже говорили, в беспрестанных и грубейших нарушениях Англией суверенных прав Соединенных Штатов, стремлении подавить их экономическую и политическую самостоятельность. Британская империя никак не могла смириться с потерей своих североамериканских владений, и США суждено было в споре с бывшей метрополией еще раз доказать свое право на независимое существование. Июньское послание Мэдисона конгрессу в 1812 г. с предложением об объявлении войны Англии как раз и представляло собою перечень покушений Лондона на торговые и морские права США. Ни в послании, ни в иных официальных документах не получила огласки еще одна причина войны 1812 г. Она заключалась в экспансионистских притязаниях Америки на территории к югу и к северо-западу от ее границ.

В начале XIX в. многие в США были заражены экспансионистскими идеями. Для их произрастания в этой стране существовала благоприятная почва: для колонизации был открыт весь североамериканский континент, а его коренное население не могло оказать серьезного сопротивления[152]. На протяжении своей истории США периодически «созревали» для поглощения очередной новой территории. У экспансионистов 1812 г. на уме и на языке были две такие территории: Флорида и Канада. С 1810 г. в конгрессе США сложилась фракция «военных республиканцев», или «военных ястребов», которую возглавляли Г. Клей из Кентукки и Д. Кэлхун из Южной Каролины. Их единодушие олицетворяло сделку между западными и южными штатами, которые нацелились: первые — на захват Канады, а вторые — Флориды.

Флорида принадлежала Испании, но фактически экспансионистским планам американцев на Юге противостояло не это предельно ослабленное наполеоновским вторжением государство, а его могущественная союзница Англия. В США опасались, что Испания может вообще со дня на день передать Флориду Англии. Не только на юге, но и на западе путь к экспансии лежал через войну с Англией. Для продвижения на запад американцам нужно было истреблять и «отбрасывать» индейские племена. Вождь индейцев «разящая звезда» Текумсе сумел, однако, к концу 800-х годов благодаря поддержке английской Канады, а также своему умению объединить разрозненные племена успешно противостоять натиску американских поселенцев. Американцы сделали для себя тот вывод, что для успешного захвата индейских территорий в будущем нужно предварительно выбить англичан из Канады. В 1811–1812 гг. лидеры экспансионистов в конгрессе в один голос требовали от Мэдисона объявить войну Англии.

В XIX в. в американской историографии был распространен образ Мэдисона-пацифиста, противника экспансионистских планов и войны с Англией. Широкую огласку имела версия федералистов о том, что «военные ястребы» во главе с Клеем и Кэлхуном вырвали у Мэдисона обещание объявить войну Англии, угрожая в противном случае выдвинуть другого кандидата от республиканской партии на президентских выборах 1812 г. (версия эта на самом деле оказалась фикцией). Патриарх американской историографии Д. Банкрофт из беседы с Мэдисоном в 1836 г. вынес убеждение, что тот был «сторонником мира», но Англия не оставила ему другого выбора, кроме как объявления войны. Миф о «голубе» Мэдисоне не выдержал, однако, испытания временем.

Мы уже говорили, о том, как непримиримо относился Мэдисон к нарушению Англией морских и торговых прав США. Возмущался он и попытками Англии оградить экспансионистские устремления населения Юга и Запада. В 1810 г., как только предоставился подходящий случай, Мэдисон проявил инициативу и убедил кабинет в необходимости аннексии Западной Флориды. В секретном послании конгрессу он указывал, что США не могут ждать, пока Испания передаст Флориду Англии, что нужно действовать без промедления и что конгресс поступит мудро, если наделит исполнительную власть правом аннексии «части или нескольких частей названной территории».

Мэдисон поддерживал экспансию, поскольку она отвечала интересам плантаторского класса, соответствовала устремлениям широких слоев американского населения и, кроме того, была средством ослабления опасных противоречий между фракциями. Такое отношение президента к экспансии и его антианглийский настрой в целом объясняют, почему к 1812 г. Мэдисон имел «почти идентичные взгляды по вопросам внешней политики» с лидером «военных ястребов» Клеем[153]. Характерно, что министр финансов А. Галлатин высказался в преддверии президентских выборов 1812 г. в том духе, что поражение на них Мэдисона приведет к «позорному миру» с Англией и полному подчинению ей США. Конечно, война 1812 г. возникла не по воле Мэдисона, ее происхождение было обусловлено действием многих объективных факторов, но объявивший ее президент США отнюдь не поступился своими принципами и действовал не вопреки своим желаниям.

Неудачные действия США в войне 1812 г. были многократно описаны американскими историками, неудовлетворенными ее итогами. Сполна воздали за промахи и Мэдисону. Его решение объявить войну, имея под рукой не более 10 тыс. войска и не имея в казне минимальных средств для увеличения армии и ее вооружения, приравнивалось к авантюре. Один из самых опытных биографов Мэдисона, Г. Хант, обнаружил, что в его кабинете во время войны было много «посторонних людей», «неопытных и даже нелояльных политиков». Это обстоятельство, давшее не раз спать о себе в ходе войны, отягчалось еще и тем, что президент, обладавший по характеристике Кэлхуна «изысканными манерами и многими талантами», увы, «не располагал даром властвовать над людьми, столь необходимым, чтобы держать в подчинении свое окружение»[154].

Результатом этих недостатков президента была «министерская чехарда» в кабинете Мэдисона. В кресле министра финансов побывали четыре человека, беспрестанно менялись военные и морские министры, военный министр вдруг назначался министром финансов, а государственный секретарь перемещался на пост военного министра. Легко смещая с должностей многих министров, Мэдисон в то же время долго не решался уволить с поста совершавшего ошибку за ошибкой военного министра Армстронга (он оставался на своем посту даже после того, как не сумел обеспечить элементарной обороны г. Вашингтона, с ходу взятого и дотла сожженного неприятелем). Все эти факты говорят о том, что Мэдисон не соответствовал идеальному типу руководителя страны и организатора ее вооруженных сил в условиях войны. Но это вовсе не означало, что он, как утверждал Хант, вообще подходил для президентской должности меньше, чем большинство его предшественников и преемников на этом посту, ибо далеко не всем выпало столь тяжкое бремя власти.

Военные действия США в 1812 г. начались с провала вторжения в Канаду, опрокинувшего оптимистический прогноз Т. Джефферсона о том, что эта провинция падет, как только американцы войдут в нее. Дела американцев несколько поправились в 1813 — начале 1814 г., когда они осуществили ряд удачных операций на канадском фронте и на юго-западе, где было подавлено сопротивление индейских племен. Но уже с лета 1814 г. армия США перешла к обороне. После поражения Наполеона в Европе Англия высвободила огромные силы для ведения войны на Американском континенте. В последние месяцы 1814 г. Англия высадила три мощных десанта — в центре, на севере и на юге США (столицу сжег центральный десант 24–25 августа). В условиях, когда англичане контролировали и морские пути, по которым к ним прибывали новые подкрепления, положение заокеанской республики становилось все более критическим. Теперь американцам приходилось лишь надеяться на успех мирных переговоров, начавшихся в Генте 8 августа 1814 г. Мирный договор, заключенный 24 декабря 1814 г., вернул США к тому состоянию, в котором они находились перед началом войны. Ни одна из поставленных ими военных целей не была достигнута, но США должны были быть рады и тому, что им удалось сохранить прежние границы.

Годы войны с Англией ознаменовались острыми, подчас крайне драматичными коллизиями внутри страны. Мэдисон оказался первым американским президентом, столкнувшимся с реальной угрозой разрыва между Севером и Югом. Правда, во времена его правления инициатором расчленения государства выступили не плантаторы-рабовладельцы, как это имело место позднее, в 60-х годах XIX в., а торгово-финансовая буржуазия Севера.

Буржуазные круги северо-восточных штатов, руководствуясь собственной экономической выгодой, с самого начала не приняли войны против Англии, их главного торгового партнера. Федералисты, возглавлявшие, как и во времена Гамильтона, буржуазию, развернули яростную кампанию против «французского агента» Мэдисона и республиканцев. Один из лидеров федералистов в конгрессе, Д. Уэбстер, обвинял президента в том, что он действовал по указке Наполеона. В посланиях конгрессу и в письмах к политическим единомышленникам Мэдисон постоянно жаловался на губернаторов Массачусетса и Коннектикута, отказывавшихся выделять милицейские соединения в распоряжение главнокомандующего армией США, на северо-восточных финансистов, решительно отвергавших просьбы правительства о займах, на купцов Новой Англии, продолжавших, несмотря на все запреты, вести прибыльную торговлю с противником и даже снабжавших провиантом его войска. В конце концов президент был готов отнести все неудачи США в войне на счет антипатриотических действий северян. Хотя такое объяснение было явным преувеличением, имевшим целью оправдать многие собственные ошибки и просчеты Мэдисона, но в нем заключена и определенная доля истины.

В 1814 г. федералисты все настойчивее доказывали жителям северо-восточных штатов, что единственный способ освобождения от диктатуры монстров-рабовладельцев заключался в отделении от Юга и создании собственной конфедерации. Орудием осуществления своего замысла они надеялись сделать конвент штатов Новой Англии, созванный в декабре 1814 г. в Хартфорде (Коннектикут). До Мэдисона дошли слухи, что северо-восточные «братья» намерены создать собственную армию и заключить сепаратный мир с Англией. Президент, который в случае успеха федералистов вошел бы в историю, конечно, уже не как один из основателей нации, а как ее разрушитель, пребывал в те дни в подавленном состоянии духа. «Будем надеяться на лучшее, — писал он о перспективе борьбы с федералистами, — но надо иметь в виду и возможность самого худшего исхода»[155].

Сепаратистам не удалось добиться успеха на конвенте в Хартфорде. Его участники предъявили серьезные требования к правительству, но надеялись осуществить их в рамках союза. Угроза распада союза была ликвидирована, и республиканцы облегченно перевели дух. А внушительная победа американской армии у Нового Орлеана в конце войны и заключение Гентского мирного договора способствовали росту доверия к правительству и республиканцам со стороны широких масс американских избирателей. Республиканская пропаганда, умело обыграв тот факт, что последнее сражение войны было выиграно американцами, раструбила о ее «победоносном» исходе для США. Воспользовавшись благоприятным поворотом событий, Мэдисон и республиканцы припомнили федералистам в деталях все их проанглийские и антиправительственные акции. Престиж федералистов среди избирателей начал падать, их социальная база стала размываться, и партия Гамильтона вскоре вообще сошла с исторической сцены.

Хотя Мэдисону и республиканцам удалось предать федералистов анафеме, это отнюдь не означало отказа от капиталистического пути развития США, за который ратовали Гамильтон и его партия. Более того, став президентом, Мэдисон под давлением напряженной международной обстановки вынужден был обратиться ко многим из тех начинаний Гамильтона, которые он так усердно пытался похоронить в 90-е годы.

Когда в 1811 г. истек срок действия Национального банка, созданного за 20 лет до этого по настоянию Гамильтона, Мэдисон одним из первых стал выступать за воссоздание этого института. Острые финансовые затруднения правительства во время войны заставили президента еще настойчивей добиваться от конгресса принятия решения об учреждении второго Национального банка, который и был создан в 1816 г. В посланиях конгрессу в 1815 г. Мэдисон настаивал на необходимости поощрения мануфактур и указывал, что при рассмотрении вопроса о тарифах следует принимать во внимание потребности развития национальной промышленности. Страна, писал президент, крайне заинтересована в строительстве «дорог и каналов, что может быть лучше всего осуществлено под началом национальной власти». Администрация Мэдисона, комментировал эти усилия президента язвительный Дж. Рандольф, «переплюнула Александра Гамильтона». Федералисты заявляли, что президент «обокрал» платформу их партии. В последнем послании конгрессу Мэдисон, словно испугавшись того, что зашел слишком далеко в уступках преследовавшему его «духу» Гамильтона, отрекся от идеи государственных субсидий на строительство дорог и каналов.

Истечение в 1817 г. срока президентских полномочий Мэдисона стало и окончанием его активной политической деятельности. Оставшиеся 19 лет жизни он почти безвыездно провел в родовом имении в Орандже. В эти годы трещина в фундаменте американского государственного союза становилась все глубже. Буржуазии и плантаторам становилось тесно в одном здании. С грустью наблюдая за этой картиной, Мэдисон обращался к единственному «спасительному» средству, к которому можно было прибегнуть в его положении — давал советы насчет достижения возможных компромиссов. История доказала их полную иллюзорность. Непримиримые противоречия между буржуазией и плантаторами, объединившимися в период войны за независимость, дали знать о себе сразу после завершения образования США. Они углублялись на протяжении следующих десятилетий и через четверть века после смерти Мэдисона привели к жестокой схватке двух господствующих классов США за власть. Политический путь четвертого президента США как раз и отразил, причем много полнее в сравнении с политическими судьбами других «отцов-основателей», всю сложность и противоречивость взаимоотношений между двумя группировками правящего класса США.