1 Денежные потоки между центром и периферией

1

Денежные потоки между центром и периферией

СОЗДАНИЕ ЦЕНТРАЛЬНЫХ КАЗНАЧЕЙСТВ Османская империя обладала хорошо организованной финансовой системой, которая базировалась на разумных принципах и вековом опыте государств Ближнего Востока. Структура и организация финансового ведомства по своему характеру была типичной для аграрных империй. Так, с самого начала османской финансовой администрацией управлял один чиновник – defterdar (дефтердар). Он находился в подчинении у великого визиря. По мере расширения империи число дефтердаров возросло. Появились управления дефтердаров в Анатолии, Румелии (европейские территории), Египте и некоторых других важных провинциях. Однако, создание этих новых управлений никак не было связано с децентрализацией империи в XVIII веке и никоим образом не сказалось на денежных потоках между центром и периферией. Во все времена главный дефтердар, или ba§defterdar (баштерфердар), нес главную ответственность за все финансовые операции. В его обязанности входили подготовка годового бюджета и его представление, а также доклад о жаловании военным лично султану. Пост баштерфердара приобрел особенно большую значимость после XVIII века, когда он ограничил полномочия провинциальных дефтердаров, возможно для того, чтобы минимизировать отрицательные последствия процесса децентрализации1.

В период правления Селима III, который прославился серией реформ, известных как Nizam-i Cedid («новый порядок»), функции казначейства изменились. Увеличилось число казначейств в государственной финансовой системе. Главная их задача состояла в финансовом обеспечении заново создаваемой армии. Чтобы лучше понять систему налогообложения и экономической деятельности в плане распределения полномочий между центром и провинциями, пожалуй, достаточно назвать самые важные казначейства, которые появились в правление Селима III (1789–1808). Вплоть до последней четверти XVIII века в Османской империи было два казначейства: Hazine-i Amire (внешнее казначейство), в котором собирались доходы государства и из которого производились расходы; и резервное казначейство, Enderun Hazinesi (иначе называемое ic hazine или Hazine-I Hassa). Султаны Абдул-Хамид I и Селим III приняли серьезные решения по функциям казначейства. Первое радикальное изменение коснулось Монетного двора (Darphane). Начиная с 1773–1774 годов, в правление Абдул-Хамида I, он стал функционировать как резерв для Hazine-i Amire, в качестве Центрального банка. Доходы некоторых важных округов по сбору доходов (mukataa) Мекки и Медины поступали в Монетный двор2.

В период правления Селима III в финансовой политике империи были произведены более важные изменения. Прежде всего, учредили специальное казначейство irad-i cedid (буквально: новые источники дохода), с тем чтобы оплачивать расходы на заново созданную армию, а также военные кампании. Еще одно вновь созданное казначейство называлось Зерновым (zahire). Его обязанностью было обеспечивать более регулярное снабжение зерном столицы и армии. Еще одно казначейство, Терсейн (Tersane), официально начало функционировать в 1805 году. Оно занималось, главным образом, счетами государственных верфей. После упразднения в 1826 году корпуса янычар создавались новые казначейства с аналогичными функциями под другими названиями. Реформы Танзимата, проводившиеся после 1839 года, охватывали и управление казначейством. В мае 1840 года все казначейства были подчинены министерству финансов, и с того времени существовало уже только одно казначейство и единый бюджет. Доходы, поступавшие в казначейство Maliye, включали доходы, собираемые заново созданными конторами по сбору налогов (muhassillik), таможенные сборы, торговый налог, налог на алкогольные напитки, а также доходы от руд, карантинов и кофейных жаровен. Султан получал средства на личные расходы также из казначейства. Таким образом, можно сделать вывод, что Османская империя предпочитала иметь единое казначейство, пока государство было способно держать под своим контролем периферию.

ПРОБЛЕМЫ ДОЛГА И ФИНАНСИРОВАНИЕ ИМПЕРИИ Вследствие длительных войн и поражений Османская империя столкнулась с серьезными экономическими проблемами, особенно после поражения Османской армии во время второй осады Вены в 1683 году3. Однако было бы несправедливо считать это поражение началом «черных дней» и полного хаоса. Как утверждал Решат Касаба, несмотря на серьезные просчеты, – фальсификацию монет, широкомасштабные конфискации, увеличение налогов и т. д., – «на протяжении XIX века османская экономика не только не была в состоянии развала, а, напротив, продемонстрировала впечатляющие признаки жизнеспособности»4. Большинство исследователей упускали это обстоятельство из внимания. Я, как историк, занимающийся XVIII веком, также констатирую, хотя и с некоторой осторожностью, что этот век не был потерянным временем. Можно с уверенностью сказать, что уже в первой четверти XVIII века были видны признаки важных преобразований, и необходимость реформирования казначейства рассматривалась чиновниками финансового ведомства. Некоторые меры были предприняты: увеличение налогов, уменьшение расходов, сокращение численности янычарского войска и т. п., но они лишь доказали неэффективность методов сбора средств для оплаты расходов империи в эпоху реформ и роста внешних угроз.

Таким образом, возникла настоятельная необходимость поиска новых источников доходов. Одним из способов увеличения доходов стала продажа iltizam пожизненно. Использование системы iltizam, конечно, не было абсолютным новшеством. Она восходит еще к XIV веку, но Мехмед II (Завоеватель) систематизировал ее принципы. Подобно тому, как в наше время частный сектор управляет государственными предприятиями, система налоговых хозяйств ввела монополию на сбор государственных доходов, таких как таможенные сборы на море и суше, сборы на управление монетными дворами, рудниками и на закупку продукции. В этой системе источник дохода, продаваемый на аукционе, назывался mukataa (единица дохода), а предприниматели назывались m?ltezim (налоговый откупщик)5. Однако, продолжительность аренды (iltizam) в классическую эпоху ограничивалась максимум тремя годами. В XVIII веке эта система отличалась от более ранних эпох продолжительностью и условиями контракта. Казначейство внесло некоторые изменения в применение системы mukataa еще в начале века, особенно после Карловицкого договора 1699 года. С того времени mukataa не только продавались в пожизненное пользование тем, кто давал самую высокую цену на аукционе, но и земли mukataa раздавались казначейством некоторым солдатам и чиновникам центрального аппарата вместо жалованья. Конечно, участникам таких аукционов было важно, чтобы в контракте была указана продолжительность аренды. Как отмечает Мехмет Генч, эксперт по данному периоду и системе mukataa, государственное казначейство оказалось в большом выигрыше, так как ему не нужно было тратить деньги на выплату жалованья. С другой стороны, так как большинство покупателей (на аукционах) составляли правительственные чиновники, ростовщики и купцы, между ними всегда заключались секретные соглашения, чтобы держать цены на низком уровне. Несмотря на недостатки такого рода, эта практика, по утверждению М. Генча, давала подданным возможность самим, в своих собственных интересах заботиться об источнике прибыли, который становился для них пожизненным источником дохода. Во всяком случае, благодаря этой системе, государство получало платежи один раз в момент заключения контракта и затем ежегодно. Учитывая, что первый платеж представлял собой крупную сумму, выгода для казначейства очевидна6. Согласно исследованию Сезара, с 1775 по 1793 год казначейство выставило на продажу 29 mukataa и получило 13 312,5 акче (akge – серебряная монета). Самым прибыльным mukataa была Стамбульская табачная таможня, которая в первый год дала прибыль в 400 000 акче7. С другой стороны, согласно исследованию Генча, менее чем за 100 лет совокупная сумма полученных доходов показала, что рост составил 1400 %®.

Тем не менее, в системе вскоре обнаружились серьезные недочеты. После смерти владельца malikane (договоры о пожизненном праве сбора налогов) должны были расторгаться и вновь выставляться на аукцион. Однако со временем эти mukataa стали переходить из рук в руки еще при жизни владельца. В результате государство недополучало значительную часть доходов, так как в этом случае оно могло взимать налог в размере ю% от суммы malikane. Если бы malikane выставлялась на аукцион второй раз после смерти инвестора, то доход, безусловно, был бы выше. Во всяком случае, в плане сбора налогов эта система работала очень медленно, при том, что казначейство испытывало большую нужду в деньгах. Чтобы компенсировать недостатки системы, государственное финансовое ведомство разделило прибыльные malikane на определенное число долей (паев) и продавало свои паи по цене, в 5–6 раз превышающей их стоимость. Таким образом государство получало ежегодные прибыли от этих tnalikane заранее, но при этом, как прибыльный источник дохода, они продолжали оставаться государственной собственностью. Система была хороша тем, что переход собственности malikane привел к дифференциации граждан по богатству, чему всегда противился весь уклад Османской империи.

Начиная с XVII века, но особенно в XVIII, у казначейства появился еще один источник сбора денег. Все больше феодальных земель (timar) превращалось в поместья и выставлялось на продажу. По сути, это было скорее естественным процессом децентрализации, нежели сознательной государственной финансовой политикой. В XVIII веке число владельцев феодальных земель timar, которым удалось превратить свои земли в поместья, возросло. Суммируя вышесказанное, можно констатировать, что на начальном этапе осуществления этого процесса государство получило огромную прибыль, но позднее казначейство не смогло выплачивать проценты по mukataa, прибыль от которых резко упала в бурные годы турецко-австрийско-русских войн. Более того, казначейству оказалось трудно вернуть распыленные паи в казначейство, чтобы вновь выставить их на аукцион.

У государства был еще один способ создания новых источников доходов. Казначейство выпустило акции на надежные и стабильные источники своих доходов. Важным источником были налоговые поступления от земель mukataa. На практике это работало так: установленные налоговые поступления от mukataa делились на акции и продавались физическим лицам, которые получали пожизненные права в обмен на оплату наличными. Таким образом, чем дольше жил владелец акций, тем более прибыльным становилось это капиталовложение. После смерти данного лица земля возвращалась государству и вновь выставлялась на продажу. Однако, экономический кризис не был преодолен. Новые войны с Россией и Австро-Венгрией усугубили положение, и кризис продолжался и в XIX веке. Поскольку внутренние источники уже были исчерпаны, представлялось логичным заняться поиском иностранных займов. Но Голландия и Великобритания, к которым Османское государство обратилось в первую очередь, не дали положительного ответа. Позже Франция также отклонила просьбу султана. В результате казначейству пришлось выставить на продажу и другие прибыльные источники дохода.

По мере того, как положение казначейства ухудшалось, Абдул-Месиду I пришлось прибегнуть к выпуску бумажных денег, известных как kaime-i mutebere-i nakdiye (буквально: законное замещение наличных), чтобы как-то ослабить нагрузку на казначейство. В обращение были выпущены бумажные рукописные банкноты. Так как у казначейства не было золотого запаса для их обеспечения, они воспринимались не как настоящие деньги, а как разновидность казначейских облигаций. Тем не менее, эти банкноты были рукописными платежными 8-процентными поручениями, но принцип их применения состоял в том, что процент выплачивается через 8 лет.

Из-за того, что на рынке появились фальшивки, в 1842 году государство выпустило печатные банкноты. Однако, в этот период государственный бюджет все время был дефицитным. В 1845 году идея создания банка, поддерживаемого местным капиталом, представлялась удачным решением проблемы поддержания обменного курса для новых бумажных денег, напечатанных в соответствии с Актом Tashih-i Sikke 1844 года, а также предотвращения постоянного падения стоимости банкнот.

Когда в середине XIX века война с Россией стала неизбежной, Франция и Великобритания, как союзники империи в войне, согласились предоставить заем в размере 55 000 000 франков в 1850 году и в размере 2 500 500 фунтов стерлингов – в 1854 году. Поскольку этого оказалось недостаточно, казначейство ввело в обращение еще больше бумажных денег. Рост их числа в обороте способствовал распространению фальшивых банкнот. Проникновение на рынок 120000 фальшивок, отпечатанных в США, понизило обменный курс бумажных денег. В ходе войны было напечатано и пущено в обращение еще больше беспроцентных банкнот, называемых ordukaimesi (буквально: армейские облигации).

Возросшие долги ухудшили финансовое положение империи, и в 1855 году возникла острая необходимость во втором иностранном займе. В качестве гарантии государство предложило оставшуюся часть государственных доходов из Египта и доходы таможен Сирии и Смирны. После Крымской войны один заем следовал за другим. Некоторые займы использовались для выплат по предыдущим. В 1875 году государственное казначейство обанкротилось и объявило, что процентные выплаты и погашение займов будут сокращены на 50 % в течение 5 лет. В 1876 году и вплоть до декабря 1881 года были полностью прекращены ассигнования на выплаты по займам. Последовавшее в результате падение цен акций вызвало кризис в ряде банков.

Поражение в войне с Россией и необходимость выплачивать военные репарации, в свою очередь, ухудшили положение османского казначейства. Империи пришлось передать все важные и прибыльные источники доходов Администрации государственного долга, учрежденной иностранными кредиторами для управления внутренними и внешними долгами Османской империи и их погашения. Однако, займы продолжались вплоть до Первой мировой войны. Одновременно делались все новые финансовые и экономические уступки странам, предоставляющим займы. Вновь созданное государство Турецкая Республика сумело компенсировать долги Османской империи и упразднило Администрацию долга.

ПРЕВРАЩЕНИЕ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ В ПЕРИФЕРИЮ МИР-СИСТЕМЫ В Османской империи в последние два века ее существования происходили быстрые изменения социальной и экономической структуры. В этот период менялось отношение правящих групп к контролю над ресурсами вследствие воздействия внутренних и внешних факторов (те и другие были связаны с тенденциями в мировой экономике). Регионы, которые до сих пор оставались вне централизованных экономических отношений или капиталистического мира, быстрыми темпами включались в общемировой процесс. Происходило вхождение Османской империи в мировую капиталистическую экономику.

Процессы, происходившие в Османской империи, весьма схожи с процессами на периферии тогдашней Европы. Развитие денежно-кредитной экономики и децентрализация в империи так напоминают европейские, что сравнение напрашивается сразу. Два названных признака также сходны с «двойным процессом» включения в мировую экономику, описанным Кейдером9. Пожалуй, наряду с этим можно указать на возникновение местных центров производства, межрегиональной и международной торговли, что помогло установлению более тесных связей местных производителей с иностранными купцами. Османская империя включилась в этот процесс с XV века. Собственно говоря, она с самого начала не была государством, изолированным от остального мира. Но что отличает XVIII и XIX века, когда процесс присоединения к мировой экономике набирал силу, от ранних периодов – так это то, что эффективные силы мировой экономики стали действовать и в экономике империи. Представляется, что децентрализация Османской империи с появлением местной знати – аянов, бесспорно ускорила ее включение в мировую капиталистическую экономику. Как это происходило? Этот процесс, конечно, обсуждался историками с разных сторон. Согласно широко принятой точке зрения, политические перемены внутри империи следует рассматривать в качестве главного фактора.

Так, длительные войны, в которых участвовала Османская империя с самого конца XVI века, были причиной напряженности в отношениях между центром и периферией. Неудачные кампании вызывали обеспокоенность в региональных армиях и усиливали нежелание участвовать в новых войнах. Длительные войны в Европе, особенно последствия Венской кампании, ухудшили положение сельского населения. За эту политику пришлось расплачиваться ростом беспорядка в провинциях, начавшимся вслед за демобилизацией. Процесс децентрализации, ускоренный бесполезными и безуспешными кампаниями, набирал силу. В результате османская бюрократия утратила большую часть принципов служебной этики и в определенной степени свою обособленность от общества. В связи с тем, что было широко распространено использование личных агентов и союзов элит, власть перетекала от центра в провинции и обратно, обслуживая личные интересы10.

Характерной чертой того века был проводимый в центральных провинциях эксперимент: сбор налогов и набор солдат в войска передали провинциальным элитам. Закончился эксперимент непреднамеренным и полным изменением отношений между разными уровнями власти, и это сыграло почти роковую роль для государства и династии. Центр пытался контролировать местные группы, используя в качестве инструмента свое право распределения источников доходов в форме феодов. После каждой кампании все большее число феодалов лишалось своих источников доходов по той или иной причине. Чем чаще проводились военные кампании, тем больше налогов вводилось для крестьян, знати и элит. Непосредственным следствием этого стало то, что крестьяне просто бросали свои земли, чтобы начать новую жизнь в больших городах, особенно при покровительстве владельцев крупных хозяйств, которые образовывались по мере ухода крестьян. С другой стороны, требования наличных денег для восстановления армии и экономики со стороны центрального правительства не только не уменьшались, но и приобрели приказной характер. Новые армейские подразделения необходимо было держать в боевой готовности и вооружить более современным оружием. Это означало увеличение численности солдат-пехотинцев, получающих жалование, а также винтовок и пушек. Для этого требовался переход к денежно-кредитной экономике. Осуществить переход было возможно, только изменив методы налогообложения.

Важным моментом, который необходимо здесь осветить, является связь между изменением в методах сбора налогов и процессом превращения империи в периферию экономической мировой системы. С одной стороны, государство нуждалось в наличных деньгах немедленно, поэтому передача сбора налогов местным участникам торгов была обязательной процедурой. Но, с другой стороны, следовало избежать разделения властных полномочий между центром и местной знатью в провинциях, а это явление уже зарождалось. С введением системы налоговых хозяйств в начале XVIII века процесс децентрализации стал неизбежным. Численность proteges на сельскохозяйственных землях (или лучше будем называть их на османском жаргоне – malikane) возросла так же, как власть и влияние местной знати, которая теперь получила легитимность и как сборщик налогов, и как владелец крупных частных земельных участков11.

Также имелось в виду, что влияние провинциальных аянов не ограничивалось экономической деятельностью, но с административной точки зрения имело и политический вес. Не приходится сомневаться в том, что контроль местной знати (аянов) в сельской местности привел там к динамичному промышленному развитию, которое, что важно, не зависело от ограничений со стороны гильдий в городских районах. Однако, по моему мнению, ограниченные возможности производства в сельской местности служили интересам только иностранных капиталистов, для которых периферия служила лишь источником дешевого сырья и дешевой рабочей силы для их отрасли. Сумели ли капиталистические государства максимально воспользоваться такой ситуацией – вопрос спорный. Согласно Элдему, «какие бы формы [иностранного] господства ни существовали, они играли весьма поверхностную и второстепенную роль и не могли подорвать экономику Османской империи»12.

Укрепляя свои позиции, аяны наверняка делали все возможное, чтобы сохранить большую часть экономических доходов в своей местности в ущерб политическому центру. Прибылью, полученной в провинции, делились с иностранными купцами. Сотрудничество с европейскими деловыми кругами определенно усиливало влияние аянов в регионе, а также в глазах центрального правительства. Немногие из провинциальной знати были способны на это, вот почему существовала лишь небольшая группа семей аянов с большой властью. Большинство семей аянов в империи по размеру можно классифицировать как средние. Правомерно утверждение, что отделение от центра (здесь я сознательно избегаю слова «независимость») не было полным. По той же причине политический и экономический контроль центра над периферией оставался достаточно сильным, чтобы не допустить полномасштабного процесса «феодализации».

Это явление должно изменить наш взгляд на вхождение Османской империи в мировую экономику. Согласно прежнему взгляду на отношения между центром и периферией в Османской империи, участие местной знати в деле правления являлось доказательством «упадка Османской империи». Однако, в последние годы более правильной стала считаться иная интерпретация, которая в большей степени учитывает различия между провинциями и в то же время отмечает гибкую политику османской центральной администрации.

В XVIII веке османское правительство проявляло достаточную гибкость, допуская участие в правлении местной знати, когда это было желательно, и в то же время не утрачивая окончательно контроля. Гибкость центральной администрации следует расценивать как источник силы, а не слабости, стойкости, а не упадка. Однако, растущая потребность в новых источниках дохода вынудила центральное казначейство возложить дополнительные функции на администраторов в провинциях. Вследствие этого провинциальные администраторы тоже стали все больше нуждаться в источниках доходов; их реакцией было взимание специальных налогов с жителей своих провинций13. Характерным для налоговой политики Османской империи XVIII века было также то, что финансовое ведомство часто поручало сбор доходов номинальным губернаторам, редко посещавшим свои «провинции». Таких губернаторов, постоянно находившихся в кампаниях или оставленных в столице, представляли заместители (m?tesellim), которые собирали налоги. Заместителей выбирали из числа жителей провинций. Например, Karaosmanogullan, которым предстояло в XVIII веке господствовать в регионе Айдын, Измир и Маниса, поднялись на такие высокие должности из числа налоговых откупщиков и сборщиков налогов14. Рост влияния провинциального слоя с двойственными правами, которые эти посредники могли использовать либо в интересах династии, либо в своих собственных, типичен для XVIII века и тесно связан с его проблемами. Это подводит нас к обсуждению весьма распространенного вопроса:

БЫЛА ЛИ ПЕРИФЕРИЯ ОБУЗОЙ ДЛЯ ЦЕНТРА ИЛИ НЕТ? Существует сравнительно немного исследований, которые проливают свет на финансовое бремя некоторых провинций и на изменения в их политико-экономическом положении в эпоху децентрализации. Например, МакГован проанализировал имеющиеся налоговые архивы по региону Монастыр и сделал вывод, что в этом регионе центр был обузой для провинции15. Однако, для процесса периферизации Монастыр – не совсем удачный пример, поскольку у него не было крепких связей с внешним миром и он не находился под непосредственным воздействием мировой капиталистической экономики, во всяком случае, если сравнить его с городами западной Анатолии. Нам следует обратить внимание на те исследования, в которых рассматриваются либо регионы, открытые для международной торговли, либо провинции, в которых периферия с особым социальным слоем провинциальных подрядчиков не подчинялась власти центра.

В XVIII веке периферия могла удерживать у себя большую часть своих дополнительных доходов и пользовалась некоторой автономией, но нити, связывающие центр и периферию, никогда не обрывались. Однако, в начале XIX века судьба местной знати опять оказалась во власти центра, хотя это стоило жизни султану (Селиму III) и многим аянам. Рецентрализация империи в XIX веке свидетельствует о том, что вхождение Османской империи в мировую экономику осуществлялось по каналам, созданным и контролируемым центральной властью, а не через местных нотаблей. Централизованная система налогообложения в Османской империи привела к тому, что отношение государства к купцам формировалось в зависимости от интересов казначейства. Вот почему накопление капитала среди подданных Османской империи происходило только в пределах, допускаемых властями. В связи с этим ознакомление с политикой в сфере налогообложения в Османской империи также важно для понимания процесса провинциализации.

РЕФОРМЫ В ОБЛАСТИ НАЛОГОВОЙ ПОЛИТИКИ ИМПЕРИИ В XVIII–XIX ВЕКАХ Османская империя была аграрным государством. Поэтому ее налоговая система базировалась в основном на земельной собственности. Закон ислама, с другой стороны, делал необходимым введение некоторых других налогов, связанных с религиозной принадлежностью. Однако, эти налоги не отличались от налогов в других аграрных империях, где общество было поликонфессиональным. В методах сбора налогов в таких империях было тоже много общего: собирали их на местном уровне; собранные налоги частично тратились на местные нужды, передавались местным органам или добавлялись к жалованию местных чиновников. Естественно, что при этой системе налоги платились в основном натурой, а сбор налогов часто осуществлялся на контрактной основе. Но когда в начале XVII века начались военные преобразования, государство оказалось перед необходимостью модернизировать армию. Отличительной чертой армейских частей стало то, что они за свою службу получали жалованье, а не наделы (timar). Это означало, что казначейству требовалось больше и больше наличных. По мере увеличения числа армейских подразделений в течение XVII века эта потребность росла. Поэтому с XVIII века и далее Османская центральная администрация все чаще требовала наличные деньги.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.