3 Проблема распределения доходов и расходов между окраинами и центром

3

Проблема распределения доходов и расходов между окраинами и центром

Проблема распределения бремени общегосударственных и, прежде всего, военных расходов между окраинами и центром возникала практически с момента присоединения новых территорий, несмотря на то, что финансовые и экономические мотивы завоеваний всегда уступали место геополитическим интересам. В 1802 году, назначая на должность главнокомандующего Кавказской армии П.Д. Цицианова, император поручил ему «паче всего» обратить внимание «на состояние доходов Грузии» и не допустить, чтобы «тяжесть управления его (края) пала единственно на Россию»⁹.

Бюджет Закавказья, особенно до середины столетия, был, несомненно, убыточным для империи. Но и окончание Кавказской войны не принесло существенного облегчения государственному казначейству. По данным Государственного контроля, превышение совокупных расходов над доходами на Северном Кавказе и в Закавказье в 1881 году составляло 32 миллиона рублей. В среднем за 1868–1890 годы дефицит этого региона составлял более

24 миллионов в год (в 1877–1878 годах в связи с военными действиями эта цифра достигала соответственно 67 и 56 миллионов рублей)¹⁰. Доход Закавказья и Кавказа составлял 2,78 % общей суммы доходов империи, а расходы – 6,6 % общеимперских расходов, причем 5,287 % приходилось на Закавказье¹¹.

Эти цифры стали доступны для общества через публикацию бюджетов и отчетов Государственного контроля еще с начала 1860-х годов. С 1880-х годов в российской политике и публицистике весьма распространенным стал взгляд на Закавказье как на богатую провинцию империи, живущую за счет коренных жителей России. Укреплению этого взгляда способствовал начавшийся в 1880-х годах интенсивный рост нефтяной промышленности в Закавказье, приносивший достаточно высокие прибыли предпринимателям, но не дававший практически ничего государственной казне.

С другой стороны, местная администрация края всеми силами пыталась опровергнуть распространенное мнение о том, что «Кавказ есть страна, обременяющая государственный бюджет чрезвычайными расходами». Напротив, для разработки новых «неисчерпаемых источников богатств Кавказа» необходимы были дополнительные денежные затраты, которые «может быть, нигде, как на Кавказе» способны послужить «лишь к значительному умножению средств Государственного казначейства»¹².

Главенствующий в публицистике и в правительственных кругах взгляд на Закавказье как на обременительную для Империи колонию вполне вписывался в распространенную концепцию об эксплуатации окраинами российского центра. Едва ли не основным объектом критики в этом направлении являлась Польша. В период с 1815 по 1830 год Царство Польское, обладавшее полной финансовой автономией, вовсе не участвовало в общегосударственных расходах. Изданный после подавления восстания 1830 года Органический статут (1832) обязал Польшу вносить свою долю в имперский бюджет на военные расходы. В 1835 году эта доля была определена в размере 21 000 000 злотых (3 150 000 руб.)¹³. Для Польши эта сумма была весьма существенной – все доходы Царства в 1835 году составили 85 миллионов злотых. В то же время доля военных расходов в российском бюджете намного превышала 25 % – выплаты польского казначейства были каплей в море имперских военных затрат.

Размер участия Царства Польского в военных расходах империи, несмотря на все многочисленные попытки увеличить (со стороны военной и финансовой администрации империи) или уменьшить его (со стороны наместника), оставался неизменным в течение почти тридцати лет. Тем не менее, вопрос о распределении общегосударственных расходов между центром и регионом был одним из поводов перманентного конфликта между Министерством финансов в лице Е.Ф. Канкрина и польским наместником И.Ф. Паскевичем. Первый считал, что Россия неоправданно несет финансовое бремя содержания окраины, не проявившей лояльности по отношению к своей благодетельной метрополии. Паскевич же полагал, что участие Польши в общегосударственных расходах отнюдь не исчерпывалось отчислениями в бюджет: Польша вынуждена была заключать внешние займы для строительства крепостей и других стратегических объектов, необходимых империи, а не Царству¹⁴.

Объединения польского и российского бюджетов в 1866 году, рассматривавшееся как политический шаг, принесло все же немалые деньги в имперское казначейство. По сравнению с другими окраинами – Сибирью, Закавказьем и Туркестаном, составляющими в совокупности только одну двадцатую часть доходов, Польша выглядела весьма «выгодной» с экономической точки зрения. Но, несмотря на то, что Польша приносила прибыль казне (за 1868–1890 годы в среднем доходы ежегодно превышали расходы на 6 миллионов руб.), обращала на себя внимание значительность государственных расходов в польских губерниях (6,613 % суммы общеимперских расходов). По расчету средней суммы государственных расходов на одного жителя польские губернии находились на третьем месте после столиц и Закавказья.

В конце 1890-х годов весьма расхожим стало мнение о том, что именно Польша виновна в «оскудении центра» – хозяйственном кризисе центральных губерний. К такому выводу, например, пришло и правительственное Особое совещание для исследования экономического положения центрально-черноземных губерний 1899–1901 годов¹⁵.

Вопрос об убыточности или доходности окраин, на первый взгляд не требующий никаких дополнительных изысканий за исключением данных о полученных и отпущенных на местные нужды средствах Государственного казначейства, как оказалось, не имел однозначного ответа не только для Польши и Закавказья, но и для других регионов. Так, Туркестан – один из самых убыточных районов империи (согласно данным бюджета), по мнению местных властей, не только не приносил дефицита, но даже являлся весьма прибыльным для имперского бюджета. Дискуссия между местной администрацией генерал-губернаторства с Министерством финансов об убыточности или доходности края заключалась, собственно, в том, считать ли военные издержки, составлявшие от 2/3 до 3/4 расходов в Туркестане, местными или же сугубо имперскими расходами. В 1899 году по распоряжению генерал-губернатора была опубликована брошюра А. Стеткевича под названием «Убыточен ли Туркестан для России». Ее автор доказывал, что 132 миллиона дефицита, накопившиеся за период с 1869 по 1896 год, совершенно несправедливо рассматриваются как ущерб, приносимый империи. Напротив, за вычетом 174 миллионов военных расходов, оказывалось, что Туркестан принес России 42 млн руб. дохода, и эта сумма могла бы быть увеличена до 60 млн руб., если бы учитывалась экономия средств на содержание армии в ставших внутренними областях.

Вместе с тем Министерство финансов настойчиво требовало от местной администрации принятия мер для повышения доходов в крае за счет увеличения налогообложения. Стремление заставить Туркестан, доставшийся такой высокой во всех отношениях ценой, нести общие финансовые тяготы вполне объяснялось тем, что представление о богатейшем природном и экономическом потенциале края никак не соответствовало скудным доходам, получаемым Государственным казначейством. Таким образом, «драгоценная жемчужина в короне российского императора», каковой являлся Туркестан по мнению министра финансов И.А. Вышнеградского¹⁶, долгое время представляла собой, как считал министр внутренних дел Д.А. Толстой, «редкий в истории пример колонии, живущей за счет метрополии»¹⁷.

Участие в общеимперских расходах являлось одной из наиболее болезненных проблем во взаимоотношениях российского правительства и Финляндии. Пользуясь автономным статусом, Финляндия не участвовала в расходах имперского бюджета. Стремление заставить казну княжества платить за содержание российской армии и администрации стало причиной глубокого политического конфликта между сеймом и имперским правительством. Пик развития конфликтной ситуации относится к осени 1909 года, когда отказ сейма согласиться с навязываемыми ему правилами ассигнования средств в пользу государственного казначейства привел к роспуску представительства. Сейм стремился гарантировать свое право распоряжаться средствами финляндского бюджета в интересах края. Отказ от выплаты военного пособия был обусловлен не только демонстрацией протеста против незаконного лишения княжества национальной армии, но и нежеланием нести на себе бремя военных расходов России. В принципе, сторонники финляндской автономии не отрицали необходимости участия в общегосударственных расходах, но не могли согласиться с уравнительным принципом их распределения между центром и регионом, так как, по их мнению, окраина не была заинтересована в активной имперской политике.

Проблема убыточности окраин заставляла и правительство, и общество задумываться о финансовой целесообразности расширения империи. Причины убыточности окраин защитники центра видели в неравномерном распределении налогового бремени. Казалось бы, решение проблемы могло состоять в унификации налогообложения во всех областях. Однако в государстве, включавшем территории с чрезвычайно разнящимися хозяйственными укладами, социальной структурой, земельными отношениями и традициями финансового управления, введение единства налогообложения было почти невыполнимой задачей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.