АПОФЕОЗ ПАПСТВА: ИННОКЕНТИЙ III

АПОФЕОЗ ПАПСТВА: ИННОКЕНТИЙ III

Умирая, Целестин прочил в понтифики своего друга кардинала Колонну, но его не послушали. К этому времени курия была почти единодушна в выборе лидера — Джованни Лотарио Конти, известного в истории как Иннокентий III (ок. 1161–8.1.1198–16.7.1216).

Католическая церковь считает Иннокентия самым выдающимся папой Средневековья. Известный историк папства Леопольд Ранке писал, что истинным наследником завоевателя Генриха VI стал папа римский Иннокентий III.

Он родился в римском предместье Ананьи в знатном семействе Конти, известность которого уходила в баснословные времена. Предком нового папы был первый префект Рима Кресченций. Но впоследствии род Конти потеснили другие знаменитые римские фамилии: Орсини, Колонна, Франджипани, Савелли. Возвысить свой дом суждено было Джованни Лотарио. Умная и просвещенная мать Клариче из рода Скотта приходилась племянницей папе Клименту III. Она дала сыну возможность получить воспитание в школе Святого Иоанна Латеранского, которая в то время была центром подготовки католических проповедников. Лотарио продолжил образование в знаменитейших центрах средневековой культуры. Философско-богословское образование он получил в Париже, право изучал в Болонье. В 1187 г. при Григории VIII стал субдьяконом. Климент III в 1190 г., когда внучатому племяннику было 29 лет, назначил его кардиналом-настоятелем церкви в Риме. Лотарио много размышлял о принципах нравственности. Результатом раздумий явился морально-аскетический трактат «О ничтожестве человеческой судьбы и презрении к миру», написанный им в 1195 г.

Его таланты и склад характера вызывали такое восхищение, что, несмотря на то, что предшественник Целестин III[58] держал его в отдалении от дел, и он еще не был возведен в сан, кардиналы почти не колебались. Они избрали римским первосвященником Лотарио, самого молодого члена кардинальской коллегии, которому исполнилось всего 37 лет.

22 февраля в древней базилике Св. Петра Иннокентий был возведен на апостолическую кафедру. После избрания его епископская митра была заменена тиарой; старший кардинал-дьякон набросил на плечи нового папы пурпурную мантию, наименовав его Иннокентием III. Кардиналы вместе с певчими провозгласили «Те Deum», во время которого их избранник лежал, простершись ниц перед алтарем. Затем его посадили позади алтаря, где все кардиналы по очереди лобызали его ногу и уста.

Во внешности нового папы ничто не поражало воображения. Это был человек среднего роста, довольно слабого сложения. Отличительные черты округлого лица составляли ровный прямой нос и большие глаза, форму которых подчеркивали выразительные дугообразные брови. На старинном изображении[59] заметны оттопыренные уши и довольно высокомерное выражение молодого безбородого лица. На более поздних портретах Иннокентий вполне бородат и благообразен.

Едва вступив на папский трон, молодой понтифик, бодрый амбициозный прагматик, проявил себя как сторонник крайних притязаний папства. Он первый ввел новый титул папы — викарий Иисуса Христа. Ранее папа считался наместником св. Петра.

Не ограничившись заявлением с церковной кафедры в Риме, Иннокентий не замедлил оповестить о своих притязаниях на власть духовенство и мирян вне Рима. «Мы поставлены Господом, — говорил он, — над народами и царствами. Мы занимаем на земле место Христа и по Его примеру мы обязаны и хотим установить мир на земле». И в дальнейшем он твердо стоял на своем: «Римский первосвященник поистине называется наместником не простого человека, а истинного Бога. Ибо хотя мы и преемники главы апостолов, однако, мы не его и не какого-либо апостола или человека, но самого Иисуса Христа наместники».

Эти слова не остались бесплодной декларацией — всей своей жизнью Иннокентий утверждал господство Св. Престола над странами и коронами.

Чтобы папство могло истинно царить, оно должно было владеть столицей своего государства. Между тем в Риме соперничали две силы — префект города и коммуна. Уже через месяц после избрания Иннокентий с помощью тонкой дипломатии сумел подчинить их себе. Конечно, и в его правление в Риме вспыхивали мятежи, но в 1205 г. новое соглашение еще раз подтвердило права папы.

Первые шаги его папствования сулили Церкви большие надежды. Казалось, Иннокентий сможет воплотить в жизнь мечту папы Григория VII о мировом господстве Рима.

Действительно, он осуществил все его идеалы, кроме инвеституры, и осуществил с невиданным блеском. Сцена в Каноссе повторилась со всей Европой, и Св. Престол распоряжался королевскими коронами, как неотъемлемым достоянием, и облагал податями суверенные государства, как свои ленные владения.

Он сумел вытеснить из Италии наместников-немцев, поставленных Генрихом VI, и привлек на свою сторону города признанием их муниципальных вольностей. Флоренция, Сиена, Лукка, Волтерра, Ареццо, Прато и другие города образовали Лигу, дружественную папе и враждебную империи. Иннокентий одобрил ее; он вернул себе домены, которые принадлежали в этих областях графине Матильде, организовал их администрацию и обеспечил защиту.

Иннокентий утверждал, что таинства веры не должны быть разглашаемы, поскольку не все способны их постигнуть. Он приказал епископам очистить папские города от овладевших ими еретических настроений, и достиг в этом успеха. Но там, где он мог полагаться лишь на духовную власть, ему приходилось нелегко. В Италии его увещевания пали на добрую почву. Гораздо сложнее оказалась борьба с ересью в Южной Франции, где вся аристократия была привержена новому вероучению.

Для борьбы с альбигойской ересью он призвал французского короля: «… чтобы не напрасно носить меч, возьмись за оружие и щит и воспрянь на защиту Того, чей хитон на Юге разодран». Но, прибегнув к помощи светского меча, папа прояснял, что «желательно не истребление еретиков, а их обращение», и был склонен пользоваться насколько возможно мягкими средствами.

Его настроение решительно изменило убийство близ Тулузы папского легата Петра Кастельно. Понтифик твердо уверовал, что в этом преступлении виновен граф Раймунд Тулузский. Он предал его анафеме и, объясняя свой образ действий в патетических письмах к другим суверенам, был настолько взволнован, что использовал предложения, включающие от точки до точки 207 слов.

Впоследствии с благословения папы цветущий альбигойский край был разрушен и его уникальная цивилизация уничтожена. Увлекаемые своими грубыми страстями и алчностью, сеньеры и авантюристы беспощадно резали, жгли и грабили, так что сам Иннокентий отшатнулся от их «подвигов», и совесть мучила его за это море пролитой крови. Но к этому бесчеловечному делу оказался более причастен преемник Иннокентия, Григорий IX.

Иннокентий стал крупнейшим явлением в истории Европы. Он поставил перед собой три важнейшие задачи: искоренение альбигойской ереси, крестовый поход, уния с православным Востоком. Его деятельность осуществлялась не силой, а волей: сохранилось 3702 его письма и иных писаных документов. Ответы или решения Иннокентия свидетельствуют, насколько выше современных ему иерархов стоял он в широком понимании церковных правил и обычаев. Так, архиепископу Безансонскому он указывал, что каноническими правилами воспрещено применять кипяток для получения показаний, хотя церковная практика широко использовала это безотказное средство.

Иннокентия, как и всю Европу, поразила удручающая весть, что Иерусалим отвоеван магометанами. Завоеванное франками «Иерусалимское королевство» не продержалось и ста лет. Разрозненные владения христианских правителей в Палестине не могли устоять против мусульман без помощи с Запада. Молодой и энергичный папа стал самым горячим поборником крестового похода. Уже во второй год понтификата Иннокентий своим постановлением превратил добровольное участие в подобных предприятиях в обязательную повинность. Он обложил все церковные учреждения католической Европы подоходным сбором в пользу крестового похода — сороковой частью их дохода за год. Не церемонился он и со строптивыми монархами и обязал их выплачивать на благую цель пятидесятую часть дохода.

Содействие папы задуманному делу не ограничивалось материальными средствами. Его пламенные воззвания зажгли огонь веры во многих душах, и снова, как перед Первым крестовым походом, появились народные проповедники, одушевлявшие в пользу похода и толпу, и рыцарей. Лишь венецианцы, руководствующиеся исключительно практическими интересами, были начисто лишены религиозного рвения. Они не только выговорили себе громадную сумму за перевозку пилигримов морем в Святую землю, но задались целью использовать на пользу Республике Св. Марка силу крестоносного войска. Поскольку воины Христа не смогли выплатить оговоренную плату, дож Энрико Дандоло предложил им помочь покорить богатый торговый город Зару на далматинском побережье, счастливого соперника Венеции. И хотя жители христианской Зары вывесили на стенах распятия, город был принужден к сдаче и разграблен.

За это злодеяние Иннокентий предал венецианцев анафеме. Однако он не противился решению своих епископов, снявших с них отлучение, слишком дорожа самим предприятием, чтобы из-за досадного случая подвергнуть риску святую цель. Пожертвовав личным самолюбием, папа уступил в мало существенном, чтобы не нарушить планов, направленных на благо Церкви. Тем строже настаивал Иннокентий на необходимости отвоевания Святой земли.

Одновременно он делал попытки подчинить Риму Восточную церковь. В письмах к императору Алексею Ангелу папа доказывал целым рядом цитат из священных текстов, что тот может усилить свою державу лишь посредством объединения Восточной и Западной церквей. Он мягко пенял ему за то, что, во-первых, его государство не стремится к освобождению от неверных родины Христа; и, во-вторых, что вопреки словам символа веры «о единой святой католической и апостолической Церкви, греческие народы отступили от нее и сочинили себе другую Церковь, если только можно назвать Церковью то, что существует вне единой».

Ответ Алексея был очень обстоятелен, исполнен священных текстов, дипломатически любезен, но полон скрытых колкостей. Он напоминал о бесчинствах западных христиан в Византии во время Третьего крестового похода и выказывал скептическое отношение к унии. Призывая положиться во всем на волю Божью, он предлагал папе созвать Собор, уверяя, что Восточная церковь не преминет принять в нем участие. Еще более определенно высказался константинопольский патриарх. Он не скрывал недоумения по поводу того, что римляне считают свою Церковь общей матерью всех Церквей, тогда как по справедливости такой матерью следует считать Иерусалимскую церковь. В подтверждение сказанного он приводил главные события из жизни Христа и слова апостола Павла: «С Иерусалима начни и до Иллирии проповедуй Евангелие» (к Рим. XV. 15). Патриарх приводил еще один довод, и, может быть, главный к расколу между Церквами — преобладание на востоке светской власти над церковной.

Противоречия между Римом и Константинополем в мировоззренческих и богословских вопросах усугублялись династическими проблемами.

Алексей III Ангел получил престол, свергнув и ослепив брата, императора Исаака. Сын свергнутого, царевич Алексей, сумел бежать из Константинополя с помощью пизанских купцов, спрятавших его в бочку на своем корабле, и явился в Рим к Иннокентию. Как наследник императорского престола, он просил помощи для свержения дяди-узурпатора. К несчастью, узурпатор, предваряя претензии племянника, уже направил к папе послов с драгоценными дарами. Кроме того, родная сестра царевича Ирина была выдана за младшего сына Барбароссы, Филиппа Швабского. Усиление Гогенштауфенов не входило в планы папы. Поэтому он дал царевичу «надлежащий» ответ, и раздосадованный Алексей отправился к шурину в Германию. Там он был отлично принят и старался склонить вождей крестоносцев помочь ему занять византийский престол, обещая за это принять участие в крестовом походе, щедро отблагодарить их и всегда повиноваться Римской церкви. Князьям это предложение было по душе, однако они не решились взять на себя ответственность в таком сложном деле и обо всем доложили папе. Иннокентий же после совещания с кардиналами принял решение, «угодное» императору, хотя, как он писал Алексею, «многие настаивали на том, что следовало бы согласиться на желание вождей крестоносцев, ввиду того, что Греческая церковь недостаточно покорна и предана апостольскому престолу». Протестовавший против захвата Зары, папа решительно осуждал и намерение вождей вмешиваться в византийские дела.

Тем не менее династия Ангелов потеряла трон. Константинополь был захвачен крестоносцами и на 57 лет попал под власть латинян.

Завоевание Византии завершилось грандиозным пожаром греческой столицы, в котором погибли многие бесценные памятники древнего искусства. Божьи воины совершали ужасающие кощунства: превратили прекрасные православные храмы в конюшни, осквернили алтари, священные сосуды здесь же переплавлялись в слитки. Европейцы проявляли удивительную даже для того сурового времени жестокость. Грабежи, убийства и насилия над людьми всякого возраста и пола совершались в небывалых размерах. Производились повсеместные святотатства не только грабителями, но и благочестивыми паломниками, искавшими в церквях мощи и реликвии. Оправдывая свои зверства, крестоносцы ставили грекам в вину их мнение о латинянах: те считали их не людьми, а собаками[60], кровь которых проливать даже похвально. Их упрекали в том, что они дозволяли изображать Христа лишь посредством живописи; «не выносили самое упоминание о папе и не удостаивали считать однородною с греческой ту Церковь, которую Господь поставил во главе всех Церквей», и т.п.

Иннокентий оказался в сложном положении. Он пламенно желал победы над схизматиками — но не такой ценой! Человек весьма проницательный, он предвидел, что завоевание Константинополя, совершившееся вопреки его желанию, станет главным препятствием на пути к освобождению Иерусалима. В то же время его переполняло гордое сознание великого успеха, одержанного Римской церковью под его началом.

Вскоре после взятия Константинополя рыцари объявили его своей столицей и вскоре присоединили к нему земли, захваченные в Греции и на островах Эгейского моря. Императором нового государства — Латинской империи[61] — был провозглашен верный сын церкви Балдуин Фландрский. Ему как вассалы были подчинены король Фессалоники, герцоги Афинский и Ахейский. Из обломков Византии образовались две небольшие империи — Трапезундская и Никейская — и государство Эпир. В пределах бывшей великой державы возникло около десятка независимых или полунезависимых деспотий.

Однако, несмотря на грандиозный успех Четвертого крестового похода, его влияние на крестоносное движение в целом оказалось сугубо отрицательным. Большинство христианских рыцарей предпочитали бороться за веру не в отдаленной Палестине, а на гораздо более близком Балканском полуострове. Святая земля, остро нуждавшаяся в добровольцах, получала их все меньше и меньше. Сам дух «святого паломничества» сменился откровенной жаждой наживы.

Но пока в эйфории победы никто не желал просчитывать отдаленные последствия.

Греческие историки утверждали, может быть, не вполне справедливо, что Иннокентий поработил Грецию, и называли это деяние темной главой в истории выдающегося понтифика. Другие исследователи отмечали, что понтифик вел свою линию «с тонким тактом и ясным разумением достижимого». Именно в эту эпоху разделение Церквей перестало быть спором иерархов и богословов, и вошло в плоть и кровь народа. «Латинство» на Востоке и «греки» на Западе — эти слова стали синонимами ненависти и вражды.

Теперь враждовали уже не иерархи, а народные массы. И в их психологии разделение часто превращалось в стихийную ненависть, в которой верность своей вере, обиды за поругание своих святынь смешивались с элементарным отталкиванием от всего чужого без различения в нем хорошего и плохого.

Тем временем на юге Италии произошли перемены: последняя представительница нормандской династии королева Констанция Отвильская умерла, вверив папе опеку над сыном Фридрихом и его владениями. Этот ребенок по наследству от матери получил Сицилию и как единственный сын Генриха VI имел определенные права на немецкий престол. Но, чтобы обеспечить Фридриху сицилийскую корону, Констанция отказалась за него от Германии и империи.

В Германии образовались две партии: одна избрала королем Филиппа Швабского, брата Генриха VI, женатого на Ирине, дочери византийского императора, вдове сицилийского короля; другая — Отгона Брауншвейгского из дома Вельфов, сына Генриха Льва и английской принцессы Матильды. На стороне первого были воспоминания о его предках-императорах, их владения, поддержка большей части князей и короля Франции Филиппа Августа. Отгона поддерживал только его дядя Ричард Львиное Сердце. Филипп из-за принадлежности к дому Гогенштауфенов и своего характера внушал Иннокентию сильное недоверие. Двухпартийные выборы короля после смерти Генриха VI и обращение обеих партий к папе сделали Иннокентия протектором империи. Он приказал немцам признать королем Отгона. Одновременно папа освободил от клятвы верности приверженцев Филиппа. Оттон поклялся сохранять в целости «владения, регалии права Римской церкви, в том числе и наследство Матильды».

Имперские князья, сеньеры и некоторые архиепископы обратились с письмом к Иннокентию, спрашивая, «где он читал, чтобы его предшественники или их легаты вмешивались в избрание императора». Они напоминали ему, что, наоборот, «в силу старинной привилегии императорского престола» лишь ему принадлежит власть утверждать папские выборы. На этой новой стадии борьбы между папством и империей предметом спора являлся вопрос о самом происхождении той и другой власти.

В течение нескольких лет папа тщетно напрягал силы, поддерживая своего ставленника Вельфа. Но в 1206 г. Оттон потерпел поражение под Кёльном и потерял этот город, державший его сторону. Анархия в Германии достигла крайней степени, и вину за это возлагали на папу и на Церковь. Иннокентий III вынужден был уступить. В 1207 г. он заключил мир с Филиппом Швабским. Таким образом, брат Фридриха Барбароссы восторжествовал над папством. Но на вершине могущества он был убит пфальцграфом Виттельсбахом, которому отказал в руке своей дочери.

Если эта смерть стала торжеством Иннокентия III, то он был обязан этим случаю. Но папа умело воспользовался обстоятельствами. Он устроил брак Отгона с дочерью Филиппа, что привлекло на его сторону приверженцев Гогенштауфенов. Чтобы отблагодарить Иннокентия, Вельф сделал демонстративный жест: принял титул императора «милостью Божьей и папы».

Это не помешало ему нарушить все обещания и клятвы, данные своему благодетелю. Надев императорскую корону, Оттон превратился в гибеллина. Он овладел землями маркграфини Матильды и напал на владения сицилийской короны в Южной Италии.

В ноябре 1209 г. нормандско-апулийские бароны призвали императора Отгона, имевшего по линии матери нормандское происхождение, занять королевство, «так как на Сицилии имеет право царить лишь носящий императорскую корону». Оттон более не обращал внимания на папу и преследовал только собственную выгоду. Обманутый тем, на кого он возлагал такие надежды, Иннокентий признавал: «Многие поносят меня; они говорят, что я заслужил то, что терплю, что я собственными руками выковал меч, который теперь так жестоко ранит меня. Пусть ответит им за меня Всевышний, который знает чистоту моей души и который некогда сказал о самом себе: “Я раскаиваюсь в том, что создал человека”».

Лишенный своих светских владений, папа заключил союз с Филиппом Августом. «Не без стыда, — писал он французскому королю, — сообщаю я тебе о своих опасениях, ибо ты не раз предостерегал меня». С той же энергией, с какой раньше защищал Отгона, папа старался теперь создать коалицию против него.

На крайний случай Иннокентий хранил в запасе джокер — юного Фридриха Гогенштауфена.

Колебания в политике папы вызывали многочисленные нарекания. «Он, — говорили недовольные, — возбудил все эти раздоры, с чрезмерным жаром то поддерживая, то преследуя Оттона». Уже в 1211 г. папа вынужден был последовать совету короля Франции и направить свое выдающееся дипломатическое мастерство на достижение цели, которая несколько месяцев назад была воплощением его наихудших опасений: возведению на германский трон семнадцатилетнего Штауфена Фридриха.

Весной 1212 г. Фридрих явился в Рим и присягнул на верность Иннокентию III за Сицилийское королевство. Затем во главе небольшого отряда, счастливо избежав множество серьезных опасностей, он перешел Альпы и смело вступил в Германию. В Вокулере он подписал соглашение с Филиппом Августом против своего соперника Оттона и его дяди, английского короля Иоанна Безземельного. Затем, в декабре 1212 г., Фридрих Гогенштауфен был коронован в Майнце как король римлян.

Разбитый при Бувине Филиппом Августом, Отгон потерял последних своих приверженцев и умер в мае 1218 г.

Стремясь к власти, молодой Фридрих не скупился на обещания. Он подписал «Золотую буллу», в которой «во внимание к безграничным и неисчислимым благодеяниям своего защитника и благодетеля папы Иннокентия III», — обещал повиноваться Св. Престолу, подтверждал свободу церковных выборов и апелляций к папе, обязывался помогать понтифику против еретиков. Наконец, новый король признавал принадлежащими папскому престолу те земли в Центральной Италии, на которые тот изъявлял притязания. Чтобы не произошло объединения двух корон, германской и сицилийской, Фридрих издал декрет, согласно которому при венчании императорским венцом он должен передать корону сицилийского королевства сыну Генриху под протекторатом папы.

Иннокентий торжествовал, не подозревая, что через несколько лет этот питомец папства станет самым опасным его противником.

Пока же вырисовывалась перспектива собрать под эгидой Рима все страны христианского мира. Чувствуя себя господином Германии и Сицилии, папа сумел стать сувереном Скандинавских королевств, Португалии, подчинил своему политическому влиянию Венгрию, взял под свою руку Арагон, Каталонию и несколько южнофранцузских графств.

Нельзя сказать, что европейские монархи подчинялись Иннокентию безоговорочно. Когда он сделал попытку рассудить распрю Филиппа Августа с Иоанном Безземельным, французский суверен заявил, что папе «нет никакого дела до того, что происходит между королями». Тот же Филипп выговаривал Иннокентию за его неосмотрительную поддержку Отгона Брауншвейгского, угрожая «принять необходимые меры». В то же время папа успешно вмешивался в семейные дела французского короля и, когда тот отказался повиноваться, наложил интердикт на Францию. Английский король спорил с папой относительно замещения кентерберийской кафедры. И только в 1213 г., сломив Иоанна Безземельного, папа получил верховную власть над королевством Англия.

В Католической церкви того времени еще не был установлен догмат папской непогрешимости, и Иннокентий не только не предъявлял притязаний на нее, но в своих сочинениях прямо признавал себя «подлежащим суду Церкви в прегрешениях, касающихся веры, в прочих же грехах — ответственным перед судом Божьим».

Один из биографов Иннокентия, В. Герье, называет его «выдающимся представителем папского империализма, но с весьма симпатичными чертами».

Согласно укоренившейся традиции, историческая наука рассматривает Иннокентия скорее как символ, нежели живого человека с фамильными связями и родственными чувствами. Между тем он был любящим сыном и преданным братом. В то же время его разветвленное семейство всегда поддерживало своего главу. Так, в 1199 г. брат папы Рикардо дал денег для вербовки войска — у папы средств не было.

Во времена Иннокентия римские епископы, принадлежавшие к великим династиям Вечного города, неминуемо втягивались в междоусобия аристократии и не могли не прибегать к помощи своих родичей. Римские бароны жили в самом Риме, как на своих горах, в укрепленных замках, снабженных для защиты огромными башнями. Иннокентию пришлось немало испытать от партии независимости в городе, руководимом домами Пьерлеоне и Капаччи. Когда за провинности Иннокентий повелел опустошить их владения, Пьерлеоне и их сообщники взбунтовали римский народ. Папе пришлось всенародно объяснять причины своих действий на общем народном собрании, и он выиграл дело.

В другой раз произошла кровавая распря между Орсини, родственниками предшественника Иннокентия, и Скотта, родными папы со стороны матери. Распря сопровождалась убийствами и взаимным разорением замков. Иннокентий поддержал своего брата Риккардо и, чтобы иметь опору в городе, помог построить ему громадную башню, превосходящую высотой все другие. В начавшемся после кровопролития гражданском процессе Риккардо и его сторонники были объявлены вне закона, а башня — собственностью народа. Весной 1203 г. папа вынужден был покинуть Рим; его отсутствие продолжалось целый год. За это время раздоры в Риме приняли такие масштабы, что римляне упросили Иннокентия вернуться. Папа сделал ловкий дипломатический ход, переманив на свою сторону Пьерлеоне. Однако оставшийся в одиночестве Капаччи продолжал возмущать народ. В этот раз Иннокентию помог муж его сестры Аннибальди.

В начале 1204 г. Иннокентий оказал услугу пятерым сыновьям Оддо Франджипани, принудив общину Террачину уступить им замок Траверса, но зато самую Террачину он взял под свою защиту от притязаний на нее этих баронов, которые за это на него озлобились. Как только они увидали, что Анибальди, зять папы, хочет проникнуть в круг их укреплений, они напали на него и градом метательных снарядов, бросаемых с вершины Колизея, мешали постройке его башни.

Хороший родственник, папа никогда не забывал о близких. Он старался учредить для своего честолюбивого брата Рикардо герцогское земельное владение, что ему и удалось вполне. Брат папы стал родоначальником графского рода Конти. Иннокентий планировал брачный союз между своим племянником, сыном Риккардо, и дочерью короля Филиппа Швабского. Папа надеялся получить в приданое за невестой Тоскану, Сполето и Анкону. В 1205 г. такое соглашение было заключено, но Филипп, сколько мог, противился его исполнению.

Иннокентий приложил много усилий, чтобы устроить брак двоюродного брата Трасмондо де Сегни с княжной Еленой, наследницей части Сардинии. Она и ее мать уже дали согласие, и кузен папы, «человек весьма благородного происхождения, известный своей мудростью, мужеством и добрым нравом», прибыл на Сардинию. Но, к несчастью, невесту перехватили у папы пизанцы, имевшие благодаря своему сильному флоту большое влияние на острове.

Таким образом, Иннокентий выступал как благодетель своего семейства. Однако нет ни одного свидетельства, чтобы он принес интересы Церкви в жертву многочисленным племянникам.

Иннокентию, автору трактата о тщете мира, были далеко не чужды мирские стремления. Свои притязания в качестве главы Церкви господствовать над всем христианским миром Иннокентий высказывал без обиняков, не стесняясь в выражениях. Его идеалом было непосредственное владычество папы в мире.

По мнению Альберта Гаука, автора монументальной истории Церкви, многие присущие Иннокентию недостатки вытекали из его высокомерия. В политике правдивость ему была неизвестна, он руководствовался только целесообразностью. Гаук писал: «Лицемерие и обман не были ему противны, когда могли быть полезны. Он извращал факты, когда это было ему нужно, и не отступал даже перед откровенной ложью». Но другой исследователь жизни Иннокентия, Л. Ранке, свидетельствовал: «Ломимо некоторых дипломатических ухищрений, к которым его побуждал иерархо-политический интерес, в нем нельзя найти чего-нибудь мелочного». И далее Ранке утверждал: «Он был безупречен в своей личной жизни; он ничего не извлекал для себя из достояния Церкви, даже расходы на свои путешествия оплачивались его личными средствами». Один из современников характеризовал Иннокентия так: «Уму него был властный, а рука щедрая».

В одной из своих проповедей Иннокентий жаловался: «Нас захватывают и отвлекают большие, тяжелые и разнообразные дела — дал бы Господь, чтобы они не были тщетны!» В письме другу он писал: «Я подавлен скоплением стольких процессов, опутан узами стольких дел… Предаваться созерцанию мне не дозволено, ибо даже дышать мне не дают. Я так отдан другим, что почти перестал принадлежать самому себе». Действительно, Жака Витрийского, историка и богослова, известного проповедника, поразило, что при римском дворе «люди были так заняты мирскими заботами, королями, государствами и тяжбами, что не позволяли даже заговорить о духовных делах».

Те новые монашеские ордена, которыми позже была осуществлена церковная реформа, встречали глубокое недоверие со стороны Церкви. В правление Иннокентия начал проповедовать Франциск Ассизский, чьи последователи-францисканцы в середине XIII в. станут страстно проклинать Римскую церковь, какой ее сделало папство.

Надо полагать, что такой умный и проницательный человек, как Иннокентий III, не мог не видеть, что клерикальная идеология несколько извратилась. Последним крупным актом его папствования был созыв Вселенского собора в Латеране в ноябре 1215 г., призванного исправить то, что нуждалось в поправлении.

На Собор съехались 412 епископов и 800 аббатов или приоров. Прибыли послы от всех европейских дворов. Собор принял 70 постановлений (канонов), осудивших лжеучения Иоахима Флорского[62], катаров и альбигойцев, определил наказание, которому должны были подвергаться еретики, и способ их передачи в руки светской власти, установил порядок старшинства патриархов и их отношения к Риму, обязал митрополитов ежегодно собирать синоды. Были определены порядок церковной дисциплины, избрания клириков, их нравов, епископских выборов и пр.; приняты меры относительно церковной юрисдикции, поскольку Иннокентий являлся великим юристом, что единогласно подтверждается всеми современниками.

Многие из постановлений Собора свидетельствовали о благородном и смелом уме, высоком представлении относительно влияния Церкви на общество, искреннем желании очистить нравы духовенства и сделать его по благочестию и просвещенности достойным своей роли. Эти намерения делают честь Иннокентию, но большая часть злоупотреблений клириков пустила слишком глубокие корни, чтобы постановления одного собора могли искоренить их.

Трудность заключалась не в неумении повести за собой массы. Было у Иннокентия красноречие, была и способность увлечься религиозным чувством, хотя нельзя сказать, что он являлся великим проповедником, — ему было далеко до Урбана II или Бернара Клервосского. Просто время реформ еще не наступило.

На соборе была выработана обширная программа предстоящего крестового похода. Новые пилигримы должны были двинуться в путь в мае 1217 г. Но Иннокентию не суждено было это увидеть.

Свидетельства о причинах смерти Иннокентия разнятся. Одни источники утверждают, что он стал жертвой малярии. Согласно другим сведениям, находясь в Перудже, пятидесятипятилетний папа сильно простудился, но продолжал заниматься делами. Еще одна версия предполагает, что он съел слишком много апельсинов, которые очень любил. Однако все единодушны в том, что вместо врачей он советовался по поводу своей болезни с астрологом Амброджио Веризе, человеком, по убеждению Иннокентия, весьма сведущим в медицинских вопросах. Но на этот раз чудодейственные мази и порошки звездочета не помогали, и папе становилось все хуже. Временами он, обливаясь холодным потом, терял сознание. После того как к ступням больного приложили оловянные шары, наполненные горячей водой, он ненадолго пришел в себя. Примечательны его последние слова: «Я был достойным преемником святого Петра». После этого он окончательно впал в беспамятство и тихо отошел.

Большая часть первосвященников, даже гораздо более слабых, удостаивалась после смерти покоя и почитания. Тело же Иннокентия III было похищено неизвестными злоумышленниками и обнаружено только на следующий день, обнаженное и тронутое разложением. Его спешно погребли в небольшой местной церкви.

Так проходит мирская слава!